Глава 4 Внешнеполитические ориентиры. Смена союзников и постановка новых задач

Поиски западной помощи. Вторая резолюция Информбюро, принятая в ноябре 1949 г., и процессы над «титоистами» в Болгарии и Венгрии, как и массированная антиюгославская кампания в мировом коммунистическом движении свидетельствовали о начале новой, и весьма опасной для Белграда, стадии конфликта. Вероятно, Сталин рассчитывал, что Тито и его соратники в результате предпринятых акций устрашения придут в Кремль-Каноссу, где их ждал бы показательный процесс, либо «высочайшее» помилование.

Осень 1949 г. стала для Югославии очередным рубежом в определении перспектив внешней политики. Возвращение в «лагерь» уже исключалось, а надеждой на спасение было восстановление отношений с западными странами и, возможно, частичное взаимодействие с европейскими оборонительными структурами. Откровенное обличение СССР как вдохновителя пропагандистской войны против Югославии, характеристика политики ВКП(б), содержащая формулировку «опасный ревизионистский отход от марксизма-ленинизма» в речах и интервью Тито того периода, обращение к державам Запада с просьбой выразить негативное отношение к возможной советской агрессии, как и разъяснение югославской общественности мотивов в пользу избрания ФНРЮ в Совет Безопасности ООН (членство в СБ могло предотвратить такое нападение) – все это говорило о ломке старых стереотипов и формировании новых внешнеполитических установок в югославском руководстве, несмотря на сохраняющуюся в пропагандистских целях антизападную риторику¹.

С усилением коминформовского давления на Белград во второй половине 1949 г. западные державы сообщили югославам о своей озабоченности безопасностью Югославии и готовности донести это до сведения СССР и европейской общественности. Однако югославское руководство отказалось от предложенного США, Британией и Францией демарша в СБ ООН или в Москве, опасаясь обвинений со стороны Кремля в полном альянсе с «западным империализмом».

Инициативу проявила британская дипломатия, и в конце августа Э. Бевин в одном из внутриведомственных документов подчеркнул, что, если Британия и США не предпримут каких-либо действий на вербальном уровне, то русские могут прибегнуть к оружию. Вскоре в британской прессе, в газете «Таймс» от 29 августа, появилась заметка, отражавшая мнение правительства. Британское посольство в Вашингтоне также получило инструкции обратиться в госдепартамент с просьбой сделать заявление в связи с угрозой ФНРЮ. В ответ на это 31 августа госсекретарь США Д. Ачесон сообщил на пресс-конференции, что Соединенные Штаты внимательно следят за передвижением советских войск в Венгрии и Румынии, особенно после резкой антиюгославской ноты Москвы².

Прагматический подход Соединенных Штатов к советско-югославскому конфликту, в позиции которых в тот период также происходил поворот от «внимательного наблюдения» к «заинтересованной поддержке», оказывал все большее влияние и на политику их союзников – Великобритании и Франции. Если до осени 1949 г. в дипломатических кругах Лондона и Парижа господствовало мнение о возможности возвращения Тито в советскую орбиту, поскольку он, что постоянно подчеркивалось, остается коммунистом, то теперь, отчасти под влиянием американских дипломатов, формировалась новая концепция. В ней делалось различие между глобальным коммунизмом, несущим с собой угрозу свободному миру, и коммунистическим режимом, играющим роль проводника советского империализма. Югославия к тому времени убедительно доказывала, что этой последней функции она уже не выполняет.

Позиция Англии определялась также и тем, что у власти находились лейбористы, среди которых доминировали идеи мягкого, ненасильственного вовлечения Белграда в содружество цивилизованных стран. Политическая поддержка и экономическая помощь не должны были обуславливаться какими-либо жесткими требованиями. На этом, в частности, настаивал британский посол в ФНРЮ Ч. Пик³.

Можно сказать, что в тот период английская и американская позиции достаточно сблизились и «пассивность и невмешательство» Лондона, характерные для его раннего восприятия советско-югославского конфликта, не противоречили, а дополняли выросшую из «внимательного ожидания» «заинтересованную поддержку» Вашингтона. Париж стоял несколько особняком, однако разделял многие положения югославской политики своих партнеров.

Позиция Рима в вопросе о конфликте Москвы и Белграда определялась состоянием итало-югославских отношений, на которые негативное влияние оказывал территориальный спор из-за Триеста. После англо-американского решения от 20 марта 1948 г. о передаче зоны «А» Свободной территории Триест Италии произошло обострение ее отношений с балканским соседом, но начало советско-югославского конфликта пробудило в итальянских правящих кругах надежды на благоприятный исход триестского спора.

Изменение на рубеже 1940-1950-х годов политики США и Британии по отношению к Югославии повлияло и на их подход к триестской проблеме: в столицах этих стран теперь склонялись к сбалансированному учету интересов, как Италии, так и Югославии, что не всегда устраивало итальянцев, рассчитывавших на приоритетное внимание союзников. Рим, вместе с тем, разделял общие установки западных держав о необходимости осторожной поддержки Тито и уже с конца 1949 г. стал по совету американцев оказывать в небольших размерах экономическую помощь Белграду, фактически передавая часть продовольствия, получаемого из США для собственных нужд. Также постепенно возобновлялись нормальные торговые связи между двумя странами⁴.

Со своей стороны, югославы проявили готовность к прямым контактам с итальянцами для решения главной проблемы двусторонних отношений, но позднее стали пользоваться нерешенностью вопроса о Триесте в качестве инструмента во внутренней политике с целью консолидации югославского общества, а также в отношениях с Западом в период создания Балканского пакта. Аппарат КПЮ активно использовал эту проблему в контексте пропагандистского лозунга об антиимпериалистической борьбе Югославии на два фронта – как против Востока, так и Запада.

Разрыв Советским Союзом и странами «народной демократии» отношений с Югославией и общее сближение Белграда с Западом оказали влияние и на характер югославо-греческих отношений. 13 октября 1949 г., вернувшись к проблемам греко-албанских и греко-югославских отношений, возобновила работу специальная Балканская комиссия ООН. Югославская делегация в новых условиях дала понять, что не собирается затруднять ее работу, учитывая также и договоренность на этот счет, достигнутую ранее между США и ФНРЮ в связи с избранием последней в Совет Безопасности. В кулуарах ООН югославы говорили, что СССР предал партизан в Греции, а США и Британия одержали моральную победу над Москвой⁵.

В то же время югославская делегация подчеркивала, что окончательное решение греческого вопроса зависит от позиции Албании и Болгарии, которые вместе с СССР продолжали настаивать на программе, выдвинутой еще весной 1949 г., и несмотря на изменение ситуации, включавшей требование всеобщей амнистии политических заключенных и проведения свободных выборов. Потерпевшие в августе военное поражение греческие коммунисты заявили 17 октября, что ДАГ временно сложила оружие, но не оставила борьбу за «демократическую Грецию»⁶. В обращении к греческому народу ВДПГ подчеркнуло, что решение прекратить кровопролитие было принято после того, как реакционные силы поставили задачу «при помощи изменника Тито уничтожить в Греции все прогрессивное». «Тито всадил нож в спину ДАГ», – говорилось в этом документе⁷.

В ходе переговоров, состоявшихся в январе 1950 г. в Кремле между Сталиным, Молотовым, Маленковым с советской стороны, Ходжей и Шеху – с албанской, Захариадисом и Парцалидисом – с греческой, были рассмотрены причины поражения греческих коммунистов. В ответ на реплику Захариадиса: если бы в 1946 г. они знали, что Тито станет изменником, то «не начинали бы борьбу против греческих монархо-фашистов», Сталин возразил, сказав о необходимости бороться за свободу народа и в окружении. «Впрочем надо учесть, что вы не были в окружении, – продолжил он, – ведь рядом с вами, с севера, находились Албания и Болгария, ваша справедливая борьба пользовалась всеобщей поддержкой. Мы так думаем»⁸.

Неудача греческих коммунистов, пытавшихся вооруженным путем захватить власть в стране, стала и первым провалом советской стратегии поэтапного коммунистического завоевания Европы, после которого Кремль в последующие годы воздерживался от открытой поддержки вооруженных прокоммунистических движений. Активность была перенесена в страны третьего мира с нарушенной экономической, социальной и политической стабильностью. Горечь поражения в Греции усиливалась для советского руководства и потерей Югославии, отказавшейся подчиниться сталинскому диктату.

Доктрина Трумэна осенью 1949 г. продолжала действовать, и для американской дипломатии одной из центральных задач оставалось обеспечение безопасности Греции с севера, что в новых условиях связывалось с установлением нормальных отношений с ФНРЮ. Эти планы были частью более широкой стратегической концепции, предполагавшей создание оборонительного союза в регионе. Первые югославо-греческие контакты состоялись в марте 1949 г. и носили секретный характер. Однако греческая сторона вскоре сообщила через средства массовой информации о нормализации в ближайшее время взаимных отношений, вызвав этим шагом в Белграде раздражение, поскольку там опасались обвинений Москвы⁹. Осенью того же года в Нью-Йорке на 4-й сессии ГА ООН американцы советовали югославской делегации начать переговоры с греческой стороной. Югославы ответили, что не могут так поступить по политическим причинам – из-за внутриполитического курса правительства Цалдариса, но в случае появления в Афинах демократической власти они готовы будут к установлению добрососедских отношений¹⁰.

Более того, югославская сторона в конце года подняла вопрос о положении Эгейских македонцев в Греции, подвергавшихся, как ей было известно, гонениям. Британская дипломатия расценила данное заявление как попытку Тито выступить в роли защитника всей македонской народности для того, чтобы снять обвинения болгарской пропаганды¹¹. Греки же обвинили югославов в том, что они продолжают удерживать на своей территории греческих детей, незаконно репатриированных в период гражданской войны в их стране. Речь шла о детях бойцов ДАГ и коммунистов, которых вывозили тогда не только в Югославию, но и в Чехословакию, Болгарию и СССР по примеру аналогичной акции в годы гражданской войны в Испании. Вместе с тем, Афины стремились к улучшению двусторонних отношений, понимая, что это позволит решить и существующие взаимные проблемы. Посол Греции в Британии Мелас просил в конце 1949 г. британский МИД разрешить английскому послу в Белграде выступить в роли посредника между двумя балканскими странами. 20 января 1950 г. греческое правительство выразило желание улучшить отношения с Югославией, а также установить дипломатические связи с Болгарией и Албанией¹².

Греческо-югославские отношения вступили в новый этап после смены в Греции кабинета Цалдариса и прихода к власти правительства Пипинелиса. Давление западной дипломатии на Афины и Белград имело успех, и 11 апреля 1950 г. состоялась конфиденциальная встреча Тито с одним из вероятных кандидатов на пост премьер-министра греческого правительства Пластирасом, результатом которой стало предложение о повышении ранга дипломатических представительств¹³. Однако македонская проблема, вновь поднятая югославской стороной, тормозила нормализацию отношений. Начало Корейской войны и значительные усилия британской дипломатии, оказавшей давление на руководство ФНРЮ, способствовали прогрессу переговоров. В ноябре 1950 г. югославские власти вернули Греции часть греческих детей, а греки объявили о предстоящем обмене послами между двумя странами¹⁴.

Начало Корейской войны летом 1950 г. внесло заметные коррективы во внешнеполитические установки югославского руководства. Уже с осени ФНРЮ практически отказывается, вплоть до смерти Сталина в 1953 г., от тактики «борьбы на два фронта» и в условиях растущей угрозы своей безопасности переходит к сотрудничеству с США и их союзниками, в частности в вопросах обслуживания стратегических интересов западных держав в регионе Восточного Средиземноморья. Характерно, что еще в известном американском плане «Дропшот» (январь 1949 г.) Югославия фигурировала как страна, единственная из коммунистических, которая может занять нейтральную позицию в случае конфликта между Востоком и Западом.

Северокорейская агрессия с китайско-советской поддержкой рассматривалась в Белграде и столицах западных стран как возможный вариант развития событий и на Балканах. По сообщениям, которые получал французский генштаб весной 1950 г. из венгерских военных кругов, на территории Венгрии велась подготовка к вторжению в ФНРЮ с примерными сроками: осень 1950 – весна 1951 г. В 1957 г. маршал Г.К. Жуков подтвердил в беседе с Тито, что Советский Союз вместе с Венгрией и Румынией планировал совершить нападение на Югославию в 1951 г., причем к двум последним должна была отойти значительная часть югославской территории.

Существовали в действительности подобные планы или нет, станет известно с открытием части российских архивов, содержащих материалы по этим проблемам. Не исключено, что Сталин хотел убрать «клику Тито» руками его соседей, но также возможно и другое – военные демонстрации на границах ФНРЮ должны были стимулировать «информбюровские» силы внутри страны (по терминологии резолюций Информбюро – «здоровые силы») на антититовский переворот, либо националистические, сепаратистские выступления в республиках Югославии.

В СССР и странах «народной демократии» политика по отношению к ФНРЮ, определяемая партийной верхушкой, все более ужесточалась. В пропаганде использовались штампы второй резолюции Информбюро и югославское руководство называлось «фашистско-гестаповской бандой Тито». К борьбе с ней активно привлекалась югославская политическая эмиграция, а в начале 1950 г. первый секретарь Венгерской партии трудящихся (ВПТ) М. Ракоши поставил перед советским руководством вопрос о создании единого центра югославской эмиграции, а также формировании нелегальной компартии в Югославии и необходимости «приступить к организации партизанской борьбы»¹⁵.

Корейская война изменила также и военно-стратегическую концепцию США, которая с 1947 г. строилась на постулате Дж. Кеннана о необходимости сдерживания СССР в жизненно важных для Запада геополитических регионах. Теперь же Америка начинает законодательно оформлять свое право на защиту любого государства, подвергшегося коммунистической агрессии в любом районе мира, либо испытывающего угрозу такого вторжения. Югославия, даже не отказывавшись от коммунистической перспективы, с учетом ее чрезвычайно выгодного геостратегического положения и возможного нейтралитета в эвентуальном конфликте Восток-Запад, вполне «вписывалась» в новую американскую стратегию. Это послужило импульсом для госдепартамента, который стал готовить администрацию и конгресс к принятию решения о широкомасштабной помощи ФНРЮ.

В 1950 г. сельское хозяйство Югославии испытало серьезные трудности в связи с поразившей ряд районов тяжелой засухой. Государство вынуждено было пойти на принудительные закупки зерна у крестьянства. Как указывает в своих мемуарах С. Вукманович-Темпо, бывший тогда министром в югославском правительстве, руководство ФНРЮ стояло в тот период перед дилеммой: либо отказаться от планов индустриализации и уменьшить напряженную ситуацию в снабжении, вызываемую избытком городского населения, либо искать экономическую помощь в других странах, готовых ее предоставить. «Мы выбрали второй путь и обратились к США», – пишет он¹⁶.

Решение югославских властей об обращении за помощью к США и другим западным странам явилось результатом сложного и противоречивого процесса оценки сложившейся ситуации. В конце 1940-х годов были нормализованы торговые отношения со многими государствами Западной Европы, однако существовала определенная сдержанность в вопросе о перспективах более широкого сотрудничества с Западом, главным образом по идеологическим причинам – поступаться принципами было весьма нелегко. Руководством Югославии взвешивались все аргументы «за» и «против». К середине 1950 г., возможно и под влиянием начавшейся Корейской войны, было принято однозначное решение – Й. Броз Тито и его ближайшие соратники выступили за получение иностранной помощи и займов¹⁷.

Между тем экономические отношения Югославии с США, Англией и другими западными странами медленно, но уверенно стали улучшаться и 1 марта 1950 г. экспортноимпортный банк США объявил о предоставлении второго займа ФНРЮ на сумму 20 млн долл., а в августе – третьего на 15 млн, что вместе с первым (в 1949 г.) составило, менее чем за год, сумму в 55 млн долл.¹⁸. В то же время, согласно взаимной югославоамериканской договоренности, США все еще оставались как бы на втором плане в общем сценарии сближения Югославии с Западом, а югославское руководство в выступлениях перед общественностью настойчиво повторяло, что ФНРЮ требует равноправного сотрудничества и не намерена поступаться своими принципами¹⁹. Двойственность политической линии Белграда, в которой с трудом определялись идеологическая и прагматическая части, при этом нередко переплетавшиеся, проявлялась в стремлении развивать отношения с государствами, стоявшими в какой-то степени на периферии центросилового конфликта. Большое значение придавалось экономическим связям с традиционным партнером – Британией. В прессе высоко оценивался по меркам того времени торговый договор, подписанный 25 декабря 1949 г.²⁰ В январе и сентябре 1950 г. в ФНРЮ побывали с визитами делегации лейбористской партии Англии²¹.

Югославское правительство устанавливало экономические связи и с другими некоммунистическими странами. Так, нормализовались отношения с Турцией в области торговли: в январе 1950 г. было заключено торговое соглашение на сумму 6,5 млн долл. В феврале Й. Броз Тито принимал помощника министра финансов Канады, находившегося в Югославии на переговорах об урегулировании взаимных финансовых претензий. После начала Корейской войны Западная Германия при поддержке США подписала с ФНРЮ крупный коммерческий договор объемом 147 млн марок, по условиям которого югославская сторона получала заем на пять лет в 126 млн марок²².

Югославия обратилась к США за помощью, необходимой для преодоления последствий засухи осенью 1950 г., однако предварительное обсуждение этого вопроса состоялось еще в июле, во время встречи Тито с американским послом Дж. Алленом в Бледе²³. В конце сентября югославский посол В. Попович передал в Вашингтоне просьбу своего правительства о продовольственной помощи²⁴. Вскоре начались переговоры об условиях ее предоставления, и 13 октября Тито сообщил Дж. Аллену о том, что руководство ФНРЮ намерено обратиться к американской администрации с письменной просьбой²⁵. Э. Кардель, находившийся в это время в США, посетил накануне Д. Ачесона и получил от него заверения в том, что Белый дом готов оказать помощь Югославии²⁶. Через месяц между двумя странами было заключено соглашение о поставках ФНРЮ предварительно, до одобрения конгрессом, 100 тыс. тонн муки из американских фондов в ФРГ и Италии. В эти же дни английское правительство объявило о предоставлении Белграду на кредитной основе продовольствия и товаров на сумму в 3 млн фунтов стерлингов.

В конце октября документ о необходимости американской помощи ФНРЮ, подготовленный в госдепартаменте, был представлен на рассмотрение в Совет национальной безопасности. Участвуя здесь в его обсуждении, госсекретарь Д. Ачесон подчеркнул, что «Тито не должен быть оставлен в ситуации, когда советское давление приведет Югославию к гибели, поставив ее в один ряд с сателлитами». В его аргументации прозвучали два мотива, которые, по мнению госдепартамента, затрагивали жизненные интересы Америки в регионе, требуя ее участия в судьбе ФНРЮ. Во-первых, независимость югославского государства должна была оказывать деструктивное воздействие на систему социалистических стран, размывая ее идеологическую приверженность монолитному единству с СССР. Во-вторых – и это был стратегический аспект проблемы для американцев – независимый от Москвы Белград должен был способствовать уменьшению «коммунистического давления на Австрию, Италию, Грецию и Турцию». В перспективе, как отмечал Ачесон, можно было рассчитывать на либерализацию югославских политических структур, что также, в случае успеха подобной трансформации, оказало бы воздействие на коммунистический мир.

Тогда же документ госдепартамента (теперь в виде меморандума) о продовольственной помощи Югославии был разослан в различные комитеты конгресса. Чтобы получить у законодателей одобрение инициативы администрации, авторы меморандума подчеркивали, что помощь необходима Белграду и для поддержания сильной, боеспособной югославской армии, готовой для отражения агрессии на Балканах, а также способствующей сохранению здесь мира и безопасности²⁷.

24 ноября, за несколько дней до начала работы конгресса, президент США Г. Трумэн направил руководителям некоторых комитетов письмо с изложением аргументации Белого дома относительно помощи Югославии. В качестве основного мотива президент назвал важность геостратегического положения этой страны с точки зрения безопасности государств, входящих в НАТО, а также самих Соединенных Штатов. Американская помощь, по его мнению, укрепила бы позиции Югославии и содействовала бы стабилизации положения в Восточносредиземноморском регионе²⁸. Госдепартамент направил в конгресс помощника госсекретаря по европейским делам Дж. Перкинса, который в докладе 29 ноября 1950 г. повторил тезисы о заинтересованности США в том, чтобы советско-югославский конфликт не был улажен, поскольку это позволит им, а также Греции, Италии и Турции добиться успеха в решении ряда внешнеполитических проблем. Кроме того, содействие Белграду в повышении его способности защищать себя было бы, как отмечалось в выступлении, важным вкладом в обеспечение безопасности Североатлантического региона²⁹.

29 декабря 1950 г. конгресс одобрил Закон «О чрезвычайной помощи Югославии», а 6 января 1951 г. в Белграде было подписано соглашение об условиях его выполнения. ФНРЮ получала по этому закону 38 млн долл. По условиям соглашения США в пропагандистских целях потребовали от югославской стороны сообщить народу через прессу, радио и другие каналы о деталях американской программы помощи.

Программа продовольственной, а в действительности и финансово-экономической помощи Югославии превзошла одобренные конгрессом цифры и составила в общей сложности, с учетом неофициальных каналов, сумму, запрошенную югославской стороной. С 1 ноября 1950 по сентябрь 1951 г. США выплатили по вышеупомянутому закону о чрезвычайной помощи, включая расходы на технические нужды, 70 млн 639 тыс. долл. Частные лица и фонды также предоставили помощь. Так одно из филантропических обществ США сообщило в январе 1951 г., что в течение шести следующих месяцев оно поставит в Югославию продовольствие на сумму 35 млн долл.³⁰.

Несмотря на то, что принятие закона не сопровождалось постановкой условий политического характера, американская администрация сочла возможным сделать ряд замечаний, представлявших попытку скорректировать политику Белграда в области прав человека. Незадолго до завершения американо-югославских переговоров о продовольственной помощи посол США Дж. Аллен в беседе с Й. Броз Тито напомнил, что, хотя и принято решение правительства о предоставлении помощи, предстоит процедура его одобрения конгрессом, где открыто критикуются нарушения гражданских и религиозных свобод в Югославии³¹.

Одновременно американская дипломатия попыталась через С. Сульцбергера, тесно сотрудничавшего с госдепартаментом, воздействовать на югославское руководство с целью добиться освобождения из заключения хорватского архиепископа А. Степинаца³². Накануне обсуждения закона о помощи в конгрессе Дж. Аллен прямо потребовал освобождения Степинаца либо, как предлагал госдепартамент, немедленного его перевода в монастырь в качестве предварительного условия для благоприятного решения вопроса о помощи³³. Тито, касаясь этого вопроса, указывал, что со стороны Ватикана и некоторых католических кругов США предпринимались усилия «не дать нам ничего без условий, например, без освобождения Степинаца, но мы отвергли эти условия». «Степинаца мы освободили потому, что хотели выбить пропагандистское орудие из рук Ватикана», – подчеркнул он³⁴.

После одобрения закона конгрессом в телеграмме, посланной госдепартаментом 26 января 1951 г. в югославское посольство в Вашингтоне, вновь указывалось, что предоставление помощи Югославии «не должно рассматриваться как одобрение мер, предпринимаемых правительством ФНРЮ с целью подавления или уничтожения религиозных, политических или экономических свобод в стране»³⁵.

С началом Корейской войны усиливается вовлеченность в югославские дела Британии и Франции. Так, в октябре 1950 г. Бевин вместе с председателем Торговой палаты Вильсоном пытались убедить кабинет министров в необходимости предоставления Белграду еще одного кредита, чтобы предотвратить коллапс югославского режима из-за нехватки продовольствия³⁶. На Кэ д’Орсе с осени 1950 г. также предпринимали попытки кардинально изменить политику правительства в отношении Югославии. В октябре МИД рекомендовал оказать продовольственную помощь ФНРЮ в связи с засухой. Французские дипломаты считали, что у Четвертой республики больше возможностей в установлении доверительных отношений с Югославией, поскольку Париж, в отличие от Лондона и Вашингтона, не пытается оказывать на нее давление. В начале 1951 г. французский посол в Белграде П. Бодэ в беседе с югославским руководством выразил мнение, что Франция должна стать связующим звеном между новой Югославией и Западом, а заместитель директора восточноевропейского департамента МИД в мае этого же года заявил, что страна должна внести реальный, а не на словах, вклад в западную экономическую помощь ФНРЮ³⁷.

Весной 1951 г. США решили привлечь к проводимой ими программе экономической помощи Англию и Францию, что должно было продемонстрировать солидарность союзников в рамках НАТО, единство их взгляда на политику в отношении Югославии. В дополнение к двусторонним экономическим связям было решено оказать трехстороннюю финансово-экономическую помощь. Контакты по проблемам, связанным с предоставлением такой помощи, начались сразу же после подписания соглашения от 6 января 1951 г. между США и ФНРЮ.

В начале 1950-х годов в югославском руководстве стал формироваться определенный подход к отношениям с США и другими западными державами, в основе которого лежал расчет на частичное использование геостратегического положения Югославии, а также тех надежд, которые американская администрация питала в отношении дестабилизации советского блока. Это давало югославской стороне возможность рассчитывать на предъявление максимальных требований. Так, на переговорах с западными державами в начале 1951 г. югославы представили на обсуждение сумму в 450 млн долл., что не вызвало возражений американских и британских экспертов, согласившихся, что долгосрочный заем такого объема способен вывести экономику из стагнации³⁸.

Почти одновременно с переговорами об экономической помощи ФНРЮ происходили контакты по вопросу о поставке отдельных видов оружия. Впервые эта проблема обсуждалась еще в мае 1950 г. на встрече в Лондоне Э. Бевина, Д. Ачесона и их французского коллеги М. Шумана, когда американский госсекретарь поставил вопрос о совместной экономической помощи трех стран Белграду³⁹. Параллельно возможность предоставления Югославии вооружений рассматривалась в Совете национальной безопасности США. Вашингтон известил о намерениях трех стран также и канадское правительство. В ходе дискуссии французская сторона сообщила, что готова поставить легкое вооружение, но лишь после выяснения намерений Югославии относительно его использования. В случае югославского запроса о военной помощи предполагалось направить в страну секретную англо-американскую военную миссию для выяснения потребностей югославской армии⁴⁰.

Повторно вопрос обсуждался накануне принятия закона о чрезвычайной помощи ФНРЮ в ноябре 1950 г., когда речь шла об экспорте с Запада сырья для оборонных нужд⁴¹. Однако югославское правительство не решилось сделать в то время запрос о поставках вооружений. Официальное сообщение о намерении закупить оружие появилось только 11 апреля 1951 г. В заявлении заместителя министра иностранных дел В. Влаховича указывалось, что в связи с напряженной обстановкой на Балканах Югославия ищет возможности его приобретения по торговым каналам⁴². Оно было сделано незадолго до визита министра обороны ФНРЮ К. Поповича в США, где на переговорах с представителями американской администрации рассматривались все аспекты данной проблемы⁴³.

Югославская сторона стремилась подчеркнуть, что она не опасается агрессии извне, но желает модернизировать свою армию. Тогда США предпринимали попытки заключить с ФНРЮ какое-либо соглашение, чтобы иметь основание для военных поставок. Но в Белграде считали, что это ущемляло бы суверенитет страны. Этим и объясняется желание югославов получить требуемое по торговым каналам, хотя бы на первом этапе. 10 апреля Франция сообщила, что после консультаций с США и Англией, она, согласно новому торговому договору, вскоре вступающему в силу, предоставит ФНРЮ военное снаряжение⁴⁴. Между тем, несмотря на уже отмеченную двойственность югославской политики и кажущуюся противоречивость заявлений белградских лидеров, ситуация вокруг Югославии оставалась достаточно напряженной. Начало войны в Корее югославское руководство расценило как часть мирового межблокового конфликта, но признало, что война подготовлена русскими, которые пытаются внедриться там, где встречают слабое сопротивление. Э. Кардель, оценивая советские действия на заседании политбюро ЦК КПЮ 28 июля 1950 г., подчеркнул, что страна (Югославия. – АЛ.) должна занимать нейтральную позицию, но в то же время быть начеку, поскольку «неизвестно, готовы или нет русские, развязать третью мировую войну»⁴⁵.

Обстоятельства объективно подталкивали Белград к более тесному военно-политическому сотрудничеству с Западом, даже если часть руководства продолжала видеть в США и их союзниках империалистических монстров, готовых проглотить «социалистические завоевания югославского народа» и установить в стране капиталистические порядки. Сам Тито также вынужден был постоянно прибегать к пропагандистскому жонглированию в зависимости от ситуации. В советской прессе в 1950 г. целенаправленно распространялась провокационная информация о том, что США, Англия и Франция готовятся к агрессии против стран «народной демократии» через Югославию⁴⁶. В такой обстановке движение Югославии и Запада навстречу друг другу ускорялось. Уже в феврале 1951 г. американская разведка прогнозировала, что в случае глобального конфликта Восток – Запад Югославия не пропустит советские войска через свою территорию⁴⁷.

Осенью американские военные аналитики рекомендовали заключить с Югославией соглашение об обороне «Люблянского прохода» (на границе с Италией), а в середине 1952 г. Белград согласился выполнять эту задачу силами трех армейских корпусов. Никакого соглашения Югославия при этом не подписывала, поскольку в таком случае предполагался бы обмен военной информацией с Италией, к чему обе стороны, еще не решившие триестскую проблему, не были готовы⁴⁸. Подобное стратегическое координирование стало возможным лишь вследствие совпадения в тот период целей и задач как политики западных держав, опасавшихся возможной советской агрессии, вслед за Кореей, так и Югославии. При этом тогда уже очевидная готовность Белграда защищать свои восточные границы при любом развитии событий становилась предметом обсуждения в Вашингтоне, где полагали, что югославы должны быть за это вознаграждены, ибо вносят свой вклад в западную оборону.

15 мая 1951 г. в Вашингтоне начались югославо-американские переговоры о поставках современного оружия. Согласно принятой к этому времени практике, США поставляли его союзникам и другим странам, рассматриваемым ими в качестве таковых, на основе Закона «О взаимном обеспечении безопасности». Руководство ФНРЮ по многим причинам, в том числе отмеченным выше, не хотело связывать страну каким-либо соглашением, основанным на данном документе, чем и объяснялось стремление Югославии получить крупный заем на Западе: это позволило бы осуществить коммерческую закупку оружия. Но западные партнеры, в первую очередь США, пытаясь реализовать свои планы на проходивших в Лондоне переговорах, не торопились удовлетворить югославские финансовые требования. Все это вынуждало югославов согласиться на заключение договора с американцами на базе вышеназванного закона.

18 июня министр обороны К. Попович, находившийся в Вашингтоне, сообщил, что он обсуждал проблему с госсекретарем Д. Ачесоном и представителями Пентагона. Через десять дней, 28 июня, официальный югославский запрос о военной помощи был передан Д. Ачесону югославским послом В. Поповичем⁴⁹. В течение лета и осени происходили контакты между военными ведомствами двух стран. Обсуждались детали предстоящего соглашения и объемы военных поставок. В конце августа, прибывший в Югославию проездом из Ирана, А. Гарриман провел переговоры с Й. Броз Тито и членами политбюро – Э. Карделем, Б. Кидричем и А. Ранковичем. С американской стороны на встрече присутствовал посол США Дж. Аллен и военный атташе. Американцы поставили вопрос об организации, в условиях возрастающего югославского сотрудничества с США и их союзниками, военной миссии в Югославии. Тито заявил, что югославская армия нуждается только в модифицированном вооружении⁵⁰.

4 августа в Америку отправилась военная делегация ФНРЮ из 15 человек во главе с генерал-майорами М. Шимоня и П. Килибарда; ее принял Дж. Маршалл, тогда министр обороны США. В ходе состоявшихся переговоров была составлена программа на 1952 г. Много времени американцы потратили на объяснение югославам необходимости заключения двусторонних договоров в качестве легальной основы взаимоотношений, что включало и создание постоянной военной миссии в стране-получателе военно-технической помощи. В октябре в Югославию прибыли американские военные во главе с генералом Коллинзом. Во время встречи с югославским руководством рассматривались условия выполнения будущего договора. Югославская сторона пыталась выяснить возможность получения тяжелых типов вооружений⁵¹.

14 ноября 1951 г. в Белграде было подписано соглашение между ФНРЮ и США о военной помощи. Как уведомил конгресс президент Трумэн, американцы делали это на основании Закона «О взаимной помощи в обороне» от 1949 г. и Закона «О взаимном обеспечении безопасности» от 1951 г.⁵² Соглашение, скрепленное подписями Й. Броз Тито и американского посла Дж. Аллена, было заключено сроком на один год с условием продления на основе дополнительных переговоров⁵³. В первый год Югославия получила военно-техническую помощь на сумму 60 млн долл. Югославская сторона, тем не менее, стремилась дистанцироваться от предлагаемого Законом «О взаимном обеспечении безопасности» обязательства (как это понимали югославы) приходить друг другу на помощь в случае агрессии со стороны. Поэтому Белград, предугадывая намерения Вашингтона, заявил, что соглашение от 14 ноября не следует рассматривать как договоренность о взаимной помощи двух стран, но лишь как американскую военную помощь ФНРЮ⁵⁴.

Таким образом, дискуссия между госдепартаментом, ответственным за проведение политики в отношении Югославии, и Пентагоном по вопросу о военной помощи, возникшая еще в 1949 г., завершилась. Определяющим фактором в решении о предоставлении помощи явилась более внимательная американская геостратегическая оценка позиции Югославии, вызванная теми изменениями, которые произошли во внешней политике США после начала войны в Корее, когда трактовка «национальной безопасности» страны приобрела глобальный характер.

Развитие американо-югославских отношений, перешедших в 1952 г. в новую фазу, было отмечено заключением 8 января долгосрочного экономического соглашения. В соответствии с ним США брали на себя обязательство в течение следующих трех лет (до 30 июня 1955 г.) оказывать помощь Югославии в рамках принятых законов и с одобрения правительства. Ряд обязательств должна была выполнить югославская сторона, в частности способствовать развитию промышленного и сельскохозяйственного производства на «здоровой экономической основе» и сообщать американской стороне о разрабатываемых проектах. Среди мер, какие правительство ФНРЮ обязалось предпринять для стабилизации национальной экономики, были мероприятия по укреплению курса югославской валюты, общего финансового положения страны⁵⁵.

Согласно планам на экономическую переориентацию Югославии в договор был внесен пункт, по которому она должна была развивать связи в сфере экономики с другими странами, получающими от США помощь по Закону «Об экономическом сотрудничестве» от 1948 г. (план Маршалла), увеличивать с ними товарный обмен, уменьшая барьеры, препятствующие этой торговле. По договору предусматривалось создание специальной группы американского персонала при американском посольстве в Югославии, участвующей в его реализации⁵⁶.

В 1952–1953 гг. торгово-экономические отношения Белграда с Западом достигли высокого уровня. Были заключены коммерческие и финансовые соглашения с ведущими западными державами, со многими – на длительные сроки. Американская администрация, исходя из интересов своей политики и используя влияние в западном мире, способствовала расширению экономической помощи Югославии со стороны союзников США по НАТО, других западноевропейских стран, Организации Объединенных Наций и ее специализированных органов, Международного банка реконструкции и развития, американских банков, а также поощряла инвестиции частных компаний в югославскую экономику.

Политическая поддержка ФНРЮ со стороны Соединенных Штатов, в частности с трибуны ООН, становилась все заметнее, даже, несмотря на то, что Югославия продолжала голосовать по ряду вопросов, сохраняя «классовые принципы», вместе с советским блоком. Американская дипломатия поддерживала, согласно ранее достигнутой договоренности с Белградом, его тактику в отношении Москвы – демонстрацию независимости, но также спокойно сносила и другие «коммунистические выходки» нового партнера, понимая, что Тито не может изменить своим убеждениям, как и его окружение, среди которого были и более жесткие ортодоксы. В частных беседах с югославским руководителем американцы все чаще получали заверения в том, что линия Белграда на сотрудничество с Западом является стабильной и долгосрочной.

В марте 1952 г. Тито в беседе с представителем организации американских евреев-ветеранов войны Гинзбургом, проходившей секретно, сказал, что реальной помощью Югославии Западу в случае войны станет защита того сектора, какой будет наиболее важным для западного стратегического плана. Между тем, через несколько дней, встречаясь со студентами-членами Союза молодежи Югославии, Тито говорил о необходимости очищения от чуждых влияний, что в американской прессе было расценено как попытка возврата Белграда к сталинизму⁵⁷. Достаточно органичная для своего времени югославская концепция строительства социализма с западной помощью, устраивавшая американских политиков, рассчитывавших, вместе с тем, на постепенную либерализацию белградского режима, стороннему западному наблюдателю казалась, лишенной нравственной основы, марксистской уловкой.

В октябре 1951 г. на заседании политбюро ЦК КПЮ была одобрена югославская линия на очередной осенней сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где Белград предполагал обнародовать данные об агрессивной политике СССР и стран «народной демократии» по отношению к ФНРЮ. В ноябре Э. Кардель в обширном докладе с трибуны этой международной организации констатировал угрожающий его стране и миру на Балканах характер политики Советского Союза⁵⁸. 29 ноября, в день национального праздника новой Югославии, глава американской делегации в ООН И. Купер сделал заявление о том, что американское правительство озабочено уже более трех лет оказываемым на Белград давлением со стороны государств коминформовского блока. Он подчеркнул, что это является угрозой миру на Балканах. Незадолго до его выступления на сессии, в кулуарах Организации Объединенных Наций о ситуации вокруг Югославии и на ее границах подробно рассказывал М. Джилас. Вскоре в ООН, при американской поддержке, прошла югославская резолюция, осудившая политику СССР и сателлитов в отношении ФНРЮ⁵⁹.

Балканский пакт и «триестский узел». Экономическая и военная помощь США и их союзников становилась все более весомым фактором в экономике Югославии, одновременно превращаясь в инструмент, который американская администрация активно использовала для оказания давления на ФНРЮ в нужном для нее направлении, а именно: с целью как можно более полного, с учетом советской угрозы Восточному Средиземноморью, включения Белграда в западные военно-политические структуры,

За фасадом проблемы западной помощи стояли не менее важные для США и их союзников вопросы стратегического взаимодействия югославской армии с натовскими структурами в регионе. Подготовка к переговорам на эту тему проходила летом-осенью 1952 г., и во время визита в Белград членов трехсторонней западной комиссии по военной помощи Югославии югославам было обещано двести танков, артиллерия для вооружения войск, дислоцированных в «Люблянских воротах», а также ускорены поставки реактивной авиации. Удовлетворенный Тито сказал, что можно будет приступить к переговорам с тремя западными державами по вопросам стратегического планирования⁶⁰.

К этому времени в Вашингтоне и Лондоне уже активно шла разработка планов по созданию в регионе оборонительного союза, одним из членов которого могла бы стать Югославия. Перед западной дипломатией стояла задача снять существовавшие разногласия между ней и ее соседями Грецией и Турцией и начать переговоры по оформлению трехстороннего пакта, косвенно связанного с НАТО. Все это предполагалось обсуждать в контексте совместного оборонительного планирования на Балканах.

Первые шаги в направлении югославо-греческого сближения Америка предприняла после заявления Тито 10 июля 1949 г. о закрытии границы для греческих партизан. Госсекретарь Д. Ачесон, через посла в Белграде К. Кеннона, сообщил югославам о том, что правительство США надеется на возобновление добрососедских отношений с Грецией, «традиционно дружественной страной»⁶¹. Акцент на традиционные связи двух стран был сделан и в ходе американо-югославского обсуждения проблемы восстановления железнодорожного сообщения ФНРЮ с Грецией, в частности с Салониками, где югославы, еще по довоенному договору, имели право на пользование портом. США в результате получили бы удобный путь для транспортировки в Югославию грузов – их объем должен был увеличиваться по мере расширения ее экономических контактов с Западом.

Между тем основным препятствием для нормализации югославо-греческих отношений, как пытались представить в Белграде, было неприятие, вплоть до весны 1950 г., греческого правительства, которое в Югославии считалось реакционным. Югославы при этом выступали в защиту эгейских македонцев, подвергавшихся в Греции репрессиям после поражения коммунистов в гражданской войне. Оставалась нерешенной и проблема возвращения в Грецию детей, отправленных коммунистами в Югославию в период военных действий, а также военнопленных, захваченных в разное время партизанами и находившихся на ее территории.

В марте 1950 г. в Грецию прибыл с визитом посол США в Югославии Дж. Аллен, сменивший незадолго до этого К. Кеннона. Он попытался выяснить перспективы нормализации греко-югославских отношений, устранения существующих в них проблем, а по возвращении в Белград обсудил греческие предложения с югославскими дипломатами. Заместитель министра иностранных дел ФНРЮ С. Прица сказал послу, что темпы восстановления связей будут зависеть от «прогрессивной направленности» нового греческого правительства, а уже 11 апреля состоялась встреча Тито с одним из возможных кандидатов на пост премьер-министра Н. Пластирасом, который вскоре после прошедших в стране выборов сформировал новый кабинет⁶². Приход к власти левоцентристского правительства (генерал Пластирас возглавлял партию ЭПЭК) дал некоторый толчок улучшению югославо-греческих отношений. Белград предложил обменяться посланниками.

Поворотным моментом в отношениях Югославии с Западом, а вслед за этим и в югославо-греческих, стало начало Корейской войны, поставившей перед США и всем западным миром новые задачи. Президент Трумэн на встрече с сотрудниками Совета национальной безопвсности 28 июня 1950 г. просил заново проанализировать все аспекты американской политики относительно государств, расположенных по периметру Советского Союза. В ходе этой беседы затрагивался вопрос о помощи Югославии в случае возможной агрессии.

В позиции ФНРЮ по вопросу о Греции происходят подвижки, в частности, 23 августа ответственный чиновник югославского МИД Л. Матес сообщил американскому послу Дж. Аллену о готовности югославской стороны к улучшению югославо-греческих отношений и подчеркнул, что Белград, до времени, снимает вопрос о македонцах⁶³. Активно содействовали сближению в тот период британские дипломаты и общественные деятели, подчеркивавшие необходимость преодоления разногласий перед лицом общей для обеих стран опасности агрессии со стороны советского блока.

Осенью 1950 г. в Вашингтоне велась работа по подготовке законодательной базы для принятия программ экономической, а затем и военной помощи ФНРЮ. В таком контексте госдепартаменту было легче убедить югославов снять оставшиеся в отношениях с Грецией нерешенные вопросы. В конце октября новый греческий премьер С. Венизелос (лидер Либеральной партии, кабинет которого до весны 1950 г. в Белграде считали недостаточно «прогрессивным») сообщил американцам, что сохраняется проблема возвращения на родину из Югославии 80 пленных греков. Уже 8 ноября ФНРЮ возвратила 57 человек из предъявленного списка, и спустя неделю греческое правительство объявило о готовности восстановить дипломатические отношения в полном объеме. В декабре стороны обменялись представителями в ранге посланников⁶⁴, а в Афинах было решено открыть порт в Салониках для поставок продовольствия в Югославию из США, согласно Закону «О чрезвычайной помощи»⁶⁵.

Сближение ФНРЮ с Западом, стимулированное Корейской войной, проходило на фоне постоянной дискуссии в американских правящих кругах о возможной агрессии со стороны СССР и его сателлитов против Югославии. Обсуждались разведданные и многочисленные слухи, говорящие о подготовке в Москве нападения, назначенного на различные сроки и впоследствии отмененного⁶⁶. События в Корее, по мнению американского руководства, открывшие новый этап во внешней политике Советского Союза, общая оценка его возможных действий на мировой арене сводилась к констатации того, что он в ближайшее время не планирует большой войны, но будет в возрастающей степени проводить агрессивную политику в ключевых периферических точках, которую Запад должен будет либо принимать, либо противопоставлять ей силу. Министры иностранных дел США и Великобритании Д. Ачесон и Э. Бевин, обсуждавшие эту проблему в Лондоне в середине 1950 г., отмечали также, что СССР весьма слабый в экономическом плане, но обладающий значительным экспансионистским потенциалом противник⁶⁷.

Югославы, со своей стороны, рассматривая советскую угрозу всерьез, действовали, исходя из своей амбивалентной тактики непровоцирования Москвы. В Вашингтоне они выступали с алармистскими заявлениями, рассчитывая на получение военной материальной помощи и дополнительные гарантии безопасности. Однако в публичных выступлениях, интервью и беседах югославские руководители подходили к этой проблеме достаточно взвешенно, стремясь не раздражать Сталина, не зная, правда, о том, что вся информация о секретных югославо-западных контактах поступала к нему вплоть до апреля 1951 г., когда заподозренному в шпионаже Д. Маклину-«Гомеру» перестали выдавать в британском посольстве секретные документы.

Й. Броз Тито, встречавшийся в октябре 1950 г. с американскими конгрессменами, назвал три причины, из-за которых, как он полагал, СССР не нападет на ФНРЮ. Во-первых, этого Москве не простит та часть мировой общественности, которая, как считают в Кремле, могла бы ее поддерживать. Во-вторых, Югославия имеет сильную армию, и она может сражаться долгие месяцы, пока будет мобилизовано мировое общественное мнение и не начнет поступать помощь. И, в третьих, советское нападение будет означать начало третьей мировой войны, которой «Советы не хотят»⁶⁸.

Данные Совета национальной безопасности и ЦРУ, сообщавшие осенью 1950 г. об угрозе странам Северного яруса от Афганистана до Греции и передвижениях войск сателлитов СССР на Балканах, вновь оживили в США, но в первую очередь в Афинах и Анкаре, идею военно-политического объединения этих балканских стран с Западом. Если судить по американским документам, то наиболее активную роль в тот период играла Турция, которая готова была к созданию Средиземноморского блока, но только после своего принятия в НАТО. Планы американцев, испытывавших давление со стороны скандинавов (Дании и Норвегии), не желавших расширения обязательств этого союза на новых членов, находившихся на европейской периферии, были несколько другими.

В Средиземноморский пакт могли бы войти США, Великобритания, Франция, Италия, Греция и Турция. Для двух последних это был бы временный субститут, связывавший их с организацией Североатлантического договора. В госдепартаменте, вместе с тем, указывали, что турецкая сторона будет расценивать такой вариант до известной степени как дискриминационный, свидетельствующий о нежелании Запада сотрудничать с Турцией во всех других сферах, кроме военной⁶⁹. В качестве участника Средиземноморского союза Югославия еще не фигурировала, поскольку, как отмечал С. Сульцбергер, в Вашингтоне тогда не было единого мнения относительно участия Белграда в том или ином блоке. Если госдепартамент отдавал приоритет региональному союзу, считая, что он будет предпочтительнее для ФНРЮ по идеологическим причинам, то военное министерство, принимая во внимание «вес» этой балканской страны в стратегическом балансе региона, было заинтересовано в прямом ее участии в НАТО⁷⁰.

Внутри югославского руководства также сталкивались различные точки зрения. В мемуарах Э. Кардель говорил о процессе выработки решения по этому вопросу. Он писал, что в ходе дискуссии некоторые члены политбюро высказывали мнение о возможном участии страны в НАТО, но большинство выступило в пользу регионального объединения⁷¹. На состоявшемся в начале декабря 1950 г. заседании политбюро Тито констатировал серьезность ситуации в мире и «просто капитулянтские» настроения в Западной Европе в связи с нападением Китая на Корею. Он не исключил, что русские могут что-то предпринять, и указал на важную задачу нормализации отношений с Грецией и Италией, «не привязываясь к мелочам». Рекомендации политбюро укрепить разведывательную службу, начать работы по созданию укрепленных районов в горах, увеличить инвестиции в строительство дорог говорили о том, что Югославия готовилась к обороне от возможной агрессии с Востока⁷².

Западные наблюдатели в Белграде, в частности посол Франции П. Бодэ, отправивший в октябре 1950 г. в Париж телеграмму с заметками на эту тему, отмечали, что внутри югославского руководства существуют две группы с несколько разными подходами к проблеме отношений с Западом. Посол считал, что руководство ФНРЮ едино во мнении о разрыве с Москвой, но одна его часть выступает за опору на собственные силы и подчеркивает опасность для существующего режима в слишком тесном сотрудничестве со странами Запада, в то время как другая, наоборот, считает, что за минимальные уступки можно получить от США, у которых нет агрессивных намерений по отношению к Югославии, изрядную помощь. Сложную экономическую ситуацию в стране, как полагают сторонники данного взгляда на проблему, невозможно решить без западной поддержки. Эта группа, по словам посла, была представлена в правительстве теми, кто отвечает за экономику, промышленность и оборону. Тито, не высказываясь определенно за ту или иную группу, делит свои симпатии со второй, показывая, время от времени, в каком направлении идут его мысли⁷³.

Другие материалы, в том числе и публичные выступления Тито того периода, подтверждают версию французского посла. Тщательно просчитанный прагматизм югославского руководителя, использовавшего американскую заинтересованность в разрыве Белграда с Москвой для укрепления безопасности своей страны и продолжения строительства социализма, но уже с югославской спецификой. Это находило поддержку в компартии и у значительной части общества. Зондаж морально-политического состояния югославянских народов, предпринятый английскими и американскими дипломатами в начале 1951 г., говорил о популярности Тито у югославов, даже среди антикоммунистов. Отмечалось, что его спокойствие и твердость в кризисной ситуации способствовали укреплению единства нации и уменьшению национальных и идеологических различий «перед лицом общего врага»⁷⁴.

Анализ ситуации в Югославии, проведенный госдепартаментом и британским МИД, и их оценка способности ее армии оказывать сопротивление внешней агрессии должны были дать политикам и специалистам по военному планированию дополнительный материал для выявления сильных и слабых сторон вероятного партнера Греции и Турции, и, конечно, западных держав, по формируемому региональному блоку. Югославская армия насчитывала в то время 32 дивизии численностью 400 тыс. человек, к которым, после частичной мобилизации, проведенной в декабре 1950 г., как о том оповестил госдепартамент МИД ФНРЮ, было добавлено еще 200 тыс. резервистов. Британский посол Ч. Пик отмечал в своем докладе в Лондон, что это позволит югославам защищаться в течение нескольких месяцев, учитывая, что три четверти территории их страны занимают горы⁷⁵.

Посол США Дж. Аллен на запрос госдепартамента о ситуации в наиболее угрожаемых районах Югославии сообщал о высоком моральном духе населения в Македонии, Воеводине и других приграничных районах. «Югославы не боятся нападения стран Информбюро и никогда не примут московской доминации», – отмечал посол. В его сообщении говорилось об уменьшении религиозной враждебности между сербами и хорватами. Касаясь Македонии, он подчеркивал особую удовлетворенность македонцев тем, что они получили республику и культурную автономию. Болгарская же пропаганда, преследующая цель подорвать преданность македонцев ФНРЮ обещаниями об объединении Македонии и ее суверенитете, как подчеркивал Аллен, не имела успеха⁷⁶.

Окончательное решение о членстве Греции и Турции в НАТО, как и начавшиеся программы экономической и военной помощи Югославии, побуждали западных дипломатов и военных ускорить разработку планов интеграции ФНРЮ в военно-политические структуры Запада. Процесс развивался параллельно в двух направлениях: США и Британия поощряли Грецию и Турцию выступать с собственными инициативами по сближению с Югославией, а сами весной-летом 1951 г. договорились предложить Тито начать переговоры о совместном стратегическом планировании. Британцы рекомендовали также привлечь и Францию, как это уже планировалось в связи с оказанием трехсторонней экономической и военной помощи. Форин Оффис, кроме того, просил своего посла в Вашингтоне посоветовать госдепартаменту стараться любой ценой избегать в переговорах с югославским руководством темы прямого включения Югославии в НАТО⁷⁷. Это позволяет предположить, что в Белграде тогда уже окончательно сложилось негативное отношение к участию в Североатлантическом блоке.

Еще в марте 1951 г. М. Джилас в беседе с С. Сульцбергером, который в то время курсировал между Афинами, Белградом и Анкарой, сообщил от имени Тито, что югославская сторона готова к переговорам с Грецией по вопросам взаимной обороны, и просил передать это королю и главе правительства. Американский журналист вручил послание начальнику греческого генштаба генералу Григоропулосу, а не «болтливому», как он пишет в своих мемуарах, премьеру Венизелосу⁷⁸. Одновременно югославское руководство, следуя своей тактической линии, за несколько дней до встречи Джиласа с Сульцбергером, в интервью заместителя министра иностранных дел ФНРЮ Л. Матеса одной турецкой газете подчеркнуло, что пока рано говорить о греко-турецко-югославском договоре, поскольку мир невозможно обеспечить региональными союзами. Матес предлагал поэтапное решение вопроса, рассмотрев сначала возможность заключения экономических и культурных соглашений. Такую концепцию создания трехстороннего союза, акцент на его гуманитарных, а затем оборонительных аспектах, югославская сторона сохраняла на протяжении последующих лет, вплоть до подписания соглашения в Бледе в 1954 г.⁷⁹

В конце января 1952 г. Тито в беседе с послом США Дж. Алленом дал согласие на переговоры о совместном стратегическом планировании, но просил, чтобы они проходили в обстановке абсолютной секретности. Американцы хотели до начала переговоров максимально четко определить позиции Белграда и Рима в «триестском вопросе» с тем, чтобы затем всю проблематику совместного стратегического взаимодействия рассматривать в контексте региональных планов и задач НАТО⁸⁰. Зимой того же года в Югославии находился Ф. Мосли, сотрудник госдепартамента, сообщивший Тито об американской заинтересованности в скорейшей нормализации отношений между Югославией и Италией. В переданном им Тито письме Ачесона отмечалось, что Соединенные Штаты, не желая навязывать свое мнение, вместе с тем считают, что при определении будущей границы в районе Свободной территории Триест (СТТ) обеим странам следует жестко придерживаться этнического принципа. В то же время США хотели бы подчеркнуть, что и Рим, и Белград не располагают суверенитетом над зонами «А» и «Б» СТТ, но осуществляют только военное управление, в связи с чем им не следует считать потерей суверенных территорий возможное взаимное оставление тех или иных частей названных зон.

Очевидно, что такое существенное замечание, изложенное в письме Ачесона, должно было обратить внимание югославской стороны на эту международно-правовую ошибку, которая постоянно, в виде требования восстановления суверенитета над югославскими территориями, выдвигалась ФНРЮ на переговорах с итальянцами и, особенно, во внешнеполитической пропаганде. В письме госсекретарь подчеркивал, что Белграду необходимо договариваться с итальянцами как можно скорее, поскольку правительство А. де Гаспери – это лучшее из того, что может быть, но если придут правые или коммунисты-«информбюровцы», то ситуация для него кардинально изменится, и Югославия столкнется с новыми требованиями по Триесту.

Чтобы заставить Тито и его окружение ускорить переговорный процесс с Римом, Ачесон вынужден был прибегнуть к угрозам, напомнив, что если затягивать с решением «триестского вопроса», то конгресс США может отвергнуть предложение Трумэна о военной и экономической помощи Югославии либо внести в законопроект какую-нибудь оговорку. Он также напомнил, что в конгрессе проитальянское лобби обладает значительным влиянием. Посол Дж. Аллен, участвовавший в обсуждении письма Ачесона, попросил Тито передать американцам югославский план раздела СТТ, и если он окажется справедливым с этнической точки зрения, то США готовы оказать давление на итальянцев с целью его принятия.

Тито в ответ сообщил, что понимает мотивы Ачесона и напомнил, что в Париже уже идут секретные переговоры с итальянцами, на которых заметен определенный прогресс. Он также сказал, что если не будет выработан приемлемый для Югославии план раздела территорий, то она предложит вариант передачи СТТ под контроль ООН со статусом самоуправляемой территории при сменяющих друг друга итальянских и югославских губернаторах. Говоря о возможных территориальных уступках Италии, Тито подчеркнул, что, несмотря на предельно возможное их количество (речь шла о передаче пунктов Копер и, возможно, Пиран в зоне «Б» в обмен на исправление границы в зоне «А» в пользу ФНРЮ), югославская сторона готова пойти на компромисс, чтобы не позволить «русским вмешиваться в этот вопрос»⁸¹.

Москва периодически как держава, подписавшая мирный договор с Италией, пыталась контролировать ситуацию вокруг Триеста, сопровождая это «корректирующими» нотами. Весной 1950 г. СССР в одной из таких нот обвинил западные державы в затягивании вопроса о назначении губернатора СТТ и попытках создать военно-морскую базу в Триесте. США и Британия в ответной ноте отвергли советский анализ обстановки, складывавшейся в этом районе Восточного Средиземноморья⁸². Конфликт с Югославией также оказывал влияние на позицию Кремля в триестской проблеме. Опираясь на коммунистическую партию Свободной Территории Триест, связанную с компартией Италии, он активно противодействовал всем инициативам «шайки Тито», направленным на урегулирование проблемы.

Попытки США решить триестскую проблему в контексте задач, связанных с созданием Балканского пакта и последующим подключением к нему Италии, все чаще в те годы наталкивались на стремление Рима и Белграда извлечь из этого максимальную выгоду, что замедляло переговоры, нередко приводило к конфликтным ситуациям. В марте 1952 г. англо-американская администрация в зоне «А» разрешила итальянцам, после спровоцированных ирредентистскими кругами беспорядков в Триесте, взять на себя часть функций по управлению этой зоной. В югославской ноте это было оценено как привязывание указанной территории к Италии⁸³.

Подготовка к стратегическим переговорам с Югославией шла одновременно с усилиями американской дипломатии в Анкаре, Афинах, Белграде и Риме, направленными на расширение контактов четырех сторон через обсуждение, в первую очередь, вопросов взаимной обороны, взаимодействия с региональным командованием НАТО, и создание пакта. Эти проблемы, с разной степенью интенсивности, обсуждались турецкой и греческой сторонами в Анкаре в феврале 1952 г. во время визита Венизелоса и на состоявшейся там же встрече греческого премьер-министра с югославским послом в Турции. Греки и турки подчеркнули необходимость дальнейшего углубления отношений с Югославией, в том числе и в сфере обороны, имея в виду возможное нападение СССР.

Между тем, югославская сторона не только дала понять Америке, что не желает вступать в НАТО, но не хотела бы видеть в числе возможных участников Балканского пакта и Италию. Западные державы, наоборот, приступая к обсуждению оборонных проблем в Восточном Средиземноморье, собирались информировать об их ходе только Италию, но не двух других предполагаемых членов НАТО – Грецию и Турцию. Мотивы США и Британии, отдававших приоритет итальянцам, возможно, объяснялись расчетами воспользоваться сделанным жестом при урегулировании триестской проблемы.

В середине июля в столице ФНРЮ состоялись предварительные переговоры американских военных с главой республики. Посол США Дж. Аллен, участвовавший во встрече помощника секретаря по обороне Ф. Нэша с Тито, сообщал в госдепартамент, что югославский руководитель отрицательно отнесся к идее стратегических переговоров непосредственно с НАТО, но согласился на них при условии участия Британии и Франции. Он также добавил, что Югославия хотела бы, чтобы в связи с этим рассматривалось и участие Греции и Турции⁸⁴.

Югославская сторона, предлагая Западу рассмотреть возможность привлечения Греции и Турции к стратегическим переговорам, летом активизировала свою политику по отношению к последним, преследуя собственные цели, которые заключались в создании определенного противовеса, как рассчитывали в Белграде, западной и итальянской политике в регионе. Укрепив связи с Афинами и Анкарой, Белград повысил бы статус Югославии на предстоящих переговорах с тремя западными державами, а также при решении вопроса о Триесте. Вместе с тем, югославское руководство все еще сталкивалось с внутрипартийной оппозицией, противившейся развитию отношений с Грецией и Турцией, превращению их в югославо-греческо-турецкую Антанту.

Дж. Аллен в телеграмме в госдепартамент рекомендовал предоставить свободу действий этим балканским странам и не беспокоиться по поводу отсутствия той или иной информации о характере их взаимодействия. Как он подчеркивал, согласно полученным им достоверным сведениям, югославы озабочены проблемой прямых стратегических переговоров с великими державами, но не боятся переговоров с греками и турками, считая их равными себе. «Неравноправность югославо-советских отношений все еще свежа в югославском сознании», – писал Дж. Аллен⁸⁵.

Д. Ачесон, отвечая на телеграмму Дж. Аллена, указывал, что США вовсе не против трехстороннего сближения, но только, как подчеркивалось в ранее (7 мая) посланной депеше в Анкару, просили бы официальных лиц Турции и Греции (телеграмма была продублирована в Афины) отложить презентацию предложений о югославо-греческо-турецких оборонительных планах натовскому сообществу, проведя предварительно полные консультации на данную тему с Вашингтоном. Это было вызвано тем, что госдепартамент опасался встретить в НАТО сопротивление инициативе таких трехсторонних переговоров⁸⁶.

Очевидно, что разъяснения американских дипломатов руководству внешнеполитических ведомств Греции и Турции относительно контактов с Югославией, сняли некоторые вопросы и «процесс пошел», приобретя форму непрерывной череды взаимных визитов дипломатов и военных трех стран. В сентябре югославская военная делегация, возглавлявшаяся генералом П. Якшичем, посетила Афины и Анкару. В Белграде в конце ноября побывала делегация греческих военных, а 20 декабря прибыли представители военного министерства Турции. Характерно, что визиты греческой и турецкой делегаций состоялись уже после стратегических переговоров Югославии с западными державами. Программы всех визитов и проходившие переговоры в той или иной степени согласовывались и обсуждались с дипломатами США.

Переговоры о совместном стратегическом планировании начались 16 ноября 1952 г. С югославской стороны их возглавил начальник генштаба генерал П. Дапчевич, а с западной – генерал Т. Хэнди. Югославы показали американцам и их союзникам около десяти карт с дислокацией войск стран-сателлитов, насчитывавших от 700 до 900 тыс. солдат и офицеров. 71-я «информбюровская» дивизия была расположена в два эшелона вдоль югославских границ. Дапчевич показал западным коллегам карты и с указанием возможных направлений атаки с Востока на Югославию, Европу и Ближний Восток. Члены объединенной делегации трех западных держав задавали югославам вопросы относительно способности их вооруженных сил оборонять ФНРЮ на главных стратегических направлениях.

После двух дней переговоров западная делегация оценила югославскую позицию следующим образом. Югославы, как они считали, рассчитывают на сокрытие значительной части информации, в том числе и относящейся к оборонительным планам, что объясняется, во-первых, ожиданием от Запада гарантий нераспространения предоставляемой информации по каналам НАТО (Тито просил об этом генерала Хэнди накануне переговоров, упомянув особенно Италию), и, во-вторых, «балканским характером» югославов – только услуга за услугу (quid pro quo). 18 ноября Кардель получил от трех западных послов такие гарантии, и обмен информацией продолжился. Один из югославских участников переговоров, генерал М. Шимоня упомянул уже 80 дивизий, готовых к обороне Балкан: 50 – югославских, 20 – греческих и 10 – турецких.

По оценкам западной дипломатии первый раунд переговоров, несмотря на ряд возникших проблем, прошел успешно. Лондон считал, что если бы не Италия и триестская проблема, то переговоры следовало бы поднимать на уровень НАТО. Руководитель западной делегации Т. Хэнди, который, по мнению Дж. Аллена, провел переговоры блестяще, называл среди оставшихся вопросов следующие: готова ли будет Югославия в случае войны допустить западные войска на свою территорию, можно ли будет изменить позицию Белграда, который пока планирует только объявление всеобщей мобилизации на момент начала войны, но не автоматическое в нее вступление. Он также подчеркивал, что оперативная поддержка и помощь югославской армии в районе «Люблянских ворот» была бы эффективнее, если бы она была вооружена западным оружием⁸⁷.

На заседании политбюро ЦК Союза коммунистов Югославии (СКЮ) 27 ноября 1952 г. прошедшие переговоры получили негативную оценку. В выступлении Тито подчеркивалось, что, несмотря на его просьбы (он обращался к французским и британским участникам переговоров) рассматривать ФНРЮ как равноправного партнера, Запад вел «себя по отношению к нам как к зависимой стране». «Они хотели знать наши планы и ничего взамен!», – утверждал он. Как считал югославский руководитель, переговоры следовало продолжить, но также на политическом, а не только военном уровне. Тито возражал против вступления в НАТО (очевидно, противоположная точка зрения продолжала существовать в высшем партийном эшелоне!), но полагал, что нужно вести переговоры с Грецией и Турцией. Эту тему продолжил Кардель, предложивший выяснить политические позиции греков и турок, подумать о каких-то договорах, которые служили бы основой для военных переговоров «Это не заставило бы нас принимать обязательства перед НАТО», – сказал он. Касаясь отношений Югославии с Западом, Кардель высказал соображение, что важно использовать различия не только между западными державами, но и внутри правящих кругов США⁸⁸.

Решение о «субстанциональном» прорыве в отношениях с Грецией югославское руководство приняло еще до заседания политбюро ЦК. Греческий посланник в Белграде Капитанидес сообщил об этом Дж. Аллену 24 ноября, сославшись на свой разговор с югославами несколькими днями раньше. В эти дни в Югославию прибыла греческая военная делегация во главе с генералом Иоанну, и Дж. Аллен в телеграмме госдепартаменту отметил, что он приветствует прогресс в греко-югославских отношениях и считает возможным их оформление особыми взаимными обязательствами⁸⁹.

Позиция югославского руководства, изменившаяся после переговоров с западными державами, получила адекватную оценку в госдепартаменте. В Вашингтоне дали зеленый свет скорейшим югославо-греческим и турецко-югославским переговорам по военным проблемам, но при условии, как подчеркивал Д. Ачесон в своей телеграмме в Париж 5 декабря, учета интересов США, Британии и Франции, не реализованных во время стратегических переговоров Хэнди-Дапчевич в Белграде, и обязательного информирования Запада и НАТО о динамике этих «балканских» консультаций. «Мы предпочли, – отмечал Ачесон, – дать возможность грекам и югославам выбрать свой собственный тип и темп отношений»⁹⁰.

27 декабря 1952 г. прибывшая в Афины югославская военная делегация начала дискуссии со своими греческими коллегами. Как сообщал в госдепартамент посол США в Греции Дж. Перифой, югославы хотели бы заключить трехстороннее соглашение о взаимопомощи с отработкой детальных планов на случай агрессии против каждого из участников, включающих возможность оперативных действий греческих войск на территории Югославии, и наоборот (югославо-турецкие военные переговоры, на которых обсуждались эти планы, прошли несколькими днями раньше). Югославы также предложили провести следующую встречу на высоком уровне с тем, чтобы принять окончательное решение по обсуждаемым проблемам. По словам посла, греки были несколько удивлены таким напором югославов, еще в сентябре занимавших выжидательную позицию. Одним из объяснений такой метаморфозы могло бы быть, полагали греки, желание югославов укрепить свои позиции по отношению к Италии. На греческую делегацию произвело впечатление единодушие, с которым югославы говорили об «итальянских имперских амбициях»⁹¹.

Аллен, комментируя из Белграда телеграмму Дж. Перифоя из Афин, соглашался с тем, что стремление югославов укрепить свои позиции в отношении Италии является одной из причин «изменения югославской позиции», но главным считал логику развития событий, особенно после переговоров Хэнди-Дапчевич. Согласно мнению специалистов посольства США в Белграде, с того момента, как конфликт с Коминформом стал окончательно необратимым, логической целью внешней политики Тито было добиться военного союза с Западом. Если раньше перед Югославией стояли идеологические табу, отделявшие ее от стран НАТО, как и территориальный спор с Италией из-за Триеста, то теперь, как считали в посольстве, внутренние и внешние обстоятельства складываются благоприятно для Тито, и он готов пойти на заключение регионального союза с обязательствами военно-политического характера⁹².

Такое настроение югославского руководства положительно воспринимали в Афинах и Анкаре, о чем в госдепартамент докладывали американские послы, считавшие, что США не должны сдерживать участников переговоров, но использовать готовность Белграда к углубленному военному сотрудничеству с балканскими странами, входящими в НАТО, в интересах западной оборонной концепции в регионе.

На VI съезде КПЮ-СКЮ осенью 1952 г. Тито, касаясь проблемы сотрудничества с Грецией и Турцией, подчеркнул, что «могут говорить кто что хочет, но мы, со своей стороны, предпримем все для того, чтобы сотрудничество с этими странами в отношении совместной обороны от агрессии было как можно более продуктивным и эффективным, поскольку это в интересах нашей безопасности и мирного развития»⁹³.

В конце января 1953 г. в Югославии находился министр иностранных дел Турции Ф. Кепрулю, которому Тито предложил заключить трехстороннее соглашение о дружбе, вместе с Грецией. С точки зрения главы ФНРЮ, такой договор отвечал бы югославскому общественному мнению и произвел полезный психологический и пропагандистский эффект в отношении СССР. Кепрулю сообщил о готовности Турции подписать соглашение, если его условия не будут противоречить турецким обязательствам по НАТО. Он также выразил надежду, что подобное соглашение, возможно, будет служить промежуточной ступенью для эвентуального членства Югославии в пакте. (Тито оставил это без комментария.) Турецкий министр затронул вопрос о возможном в будущем присоединении Италии к договору. Тито после небольшой заминки сказал о возможном в дальнейшем согласовании этого момента, но, по его мнению, корень итальяно-югославского недоверия находился в латентном итальянском стремлении к югославским территориям вдоль побережья Далмации⁹⁴.

В феврале, накануне подписания трехстороннего договора, состоялся визит министра иностранных дел Греции С. Стефанопулоса в Югославию, в ходе которого стороны договорились провести в Анкаре 17–20 февраля встречу военных делегаций трех стран, а 20 февраля – политическую конференцию министров иностранных дел. Давление госдепартамента на участников формируемого пакта продолжалось до последнего момента. Американцы хотели избежать соглашения, по которому Турция и Греция обязаны были бы автоматически прийти на помощь Югославии в случае нападения, но стремились ограничить обязательства сторон в экстренных случаях консультациями.

Доступные исследователям документы не позволяют выявить все мотивы американской стороны, которыми она руководствовалась в данной ситуации. Известно, вместе с тем, что в этот же период госдепартамент изучал возможность проведения двусторонних итало-югославских переговоров на тему взаимного оборонительного планирования, что определялось логикой натовской стратегии в регионе – конфликт Италии и Югославии из-за Триеста не позволял замкнуть цепь западной обороны в Восточном Средиземноморье. Можно предположить, что итальянцы оказывали давление на Вашингтон с тем, чтобы он редуцировал уровень Балканского пакта до договора о дружбе, поскольку считали, что югославы могут воспользоваться статьями пакта о взаимопомощи, если таковые были бы в него включены, в случае перехода триестского конфликта в вооруженную фазу. Не исключено, что и в Белграде, который на военных переговорах с Афинами и Анкарой обсуждал вопросы взаимодействия при возможном нападении со стороны Советского Союза и Болгарии, имели в виду также и Италию. В пользу такой версии говорит тот факт, что югославы продолжили переговоры с греками и турками о военном сотрудничестве и после нормализации отношений с СССР и его сателлитами вплоть до подписания Лондонского меморандума по Триесту в 1954 г., когда интерес Белграда к пакту стал резко снижаться.

28 февраля 1953 г. в Анкаре был подписан Договор о дружбе и сотрудничестве между Югославией, Грецией и Турцией, ставший первым шагом к оформлению Балканского пакта. В его статьях предусматривались ежегодные встречи министров иностранных дел для обсуждения международной ситуации и вопросов трехстороннего сотрудничества. В договоре отсутствовал параграф, где бы содержались обязательства сторон об оказании взаимной помощи в случае внешней агрессии, но говорилось о консультациях представителей генеральных штабов стран-участниц с целью вынесения рекомендаций для своих правительств по проблемам обороны. Региональный статус союза трех стран был подчеркнут внесением в договор статьи, в которой оговаривалось, что данное соглашение не влияет на права и обязанности Греции и Турции, вытекающие из их участия в НАТО⁹⁵.

Накануне подписания договора, когда министры иностранных дел обсуждали окончательный текст проекта, С. Стефанопулос сообщил американскому послу Дж. Перифою о своей беседе с К. Поповичем, югославским министром иностранных дел. По словам Стефанопулоса, Попович был огорчен результатом полемики вокруг проекта и заявил, что Великие державы не понимают в полной мере значения этой части мира, как и необходимости организации обороны здесь на конкретной и прочной основе. Как указывал в своей телеграмме госдепартаменту американский посол, греки и турки, несомненно, дали понять Поповичу, что они вынуждены были пересмотреть «критические параграфы» договора под давлением США и Британии. Дж. Аллен сообщил 23 февраля в госдепартамент о своем заверении югославов в том, что снятие военных положений из проекта договора было рекомендовано по причинам временного характера, «из-за чувствительности некоторых членов НАТО», но не вследствие отказа Вашингтона от принципов военного сотрудничества на Балканах⁹⁶.

Таким образом, югославской стороне не удалось в полной мере реализовать свою концепцию трехстороннего пакта, которая преследовала цель обеспечить Югославии опосредованное прикрытие НАТО в случае агрессии с Востока, благоприятные условия урегулирования триестского спора и, что, вероятно, также входило в расчеты Белграда, дополнительные поставки военной техники как одному из участников обороны Запада в регионе. Поставленные задачи сохранили актуальность в последующий период, но потеряли отчасти остроту из-за начавшейся после смерти Сталина нормализации отношений с СССР и завершения войны в Корее. В свою очередь, американские и британские дипломатические круги рассматривали создание союза на Балканах как успех западных усилий по выводу Югославии из советской орбиты и постепенной интеграции ее в демократические структуры капиталистического мира.

Приход к власти в Соединенных Штатах Америки в 1953 г. республиканского кабинета Эйзенхауэра – Даллеса не привел к изменению американской политики в отношении ФНРЮ. Режим Тито в Вашингтоне продолжали считать тоталитарным, но главным было то, что он оставался вне советской орбиты, служа привлекательным примером для сателлитов Москвы. Модифицированная при Даллесе доктрина «сдерживания», получившая название «освобождение», отводила Югославии особую роль. Опасения американцев относительно возможности потери Белградом своего значения для западного мира после начала нормализации и сближения с Кремлем в значительной части не оправдались благодаря отработанной американской дипломатией тактике общения с югославами и гибкой политике югославской руководящей элиты, уже сполна вкусившей от западного финансового и экономического пирога⁹⁷ и научившейся успешно совмещать идеологические амбиции и прагматические императивы.

В марте 1953 г. состоялся визит Й. Броз Тито в Великобританию. Накануне его приезда в Лондон в Форин Оффис обсуждали различные аспекты новой британской политики по отношению к Югославии. Как считали англичане, Тито необходимо было дать понять, что с его режимом Запад сплачивают не какие-то сентиментальные идеи дружбы, но необходимость сообща противостоять общему врагу, что и должно их всех объединять. Один из высокопоставленных чиновников Форин Оффис отмечал, что югославский лидер хотел бы получать все преимущества от дружбы с Западом, «не отказываясь от своих тоталитарных привычек и практики». Он предлагал использовать в связи с этим «педагогические» приемы во время визита Тито в Лондон, преподать ему, насколько это будет возможно, урок европейской демократии⁹⁸.

В ходе встреч Черчилля и Тито затрагивались вопросы трехсторонних военных переговоров, Триеста, ситуации в СССР после смерти Сталина. Касаясь недавно заключенного Балканского пакта, посол США в Британии В. Элдрич сообщал в госдепартамент, что, англичане, одобрив его создание, в то же время во всех подробностях объясняли югославам необходимость поддерживать добрые отношения с Италией как в военном отношении, так и в вопросе территориального урегулирования, для того, чтобы сделать этот договор эффективным. И британцы, и югославы сошлись в том, что у них нет желания добиваться принятия Югославии в настоящее время в НАТО⁹⁹.

Дж. Даллес был известен как последовательный противник коммунизма и активный сторонник и проводник идеи создания блоков вдоль южных границ СССР. Возможно, что эти установки нового государственного секретаря оказали воздействие и на ситуацию вокруг военных переговоров участников Анкарского соглашения, договоренность о продолжении которых была достигнута еще в феврале 1953 г. На сессии НАТО в апреле Даллес убеждал греков в необходимости завершить как можно скорее военные переговоры с турками и югославами, создав прочную основу стратегического взаимодействия, которую не смогло бы разрушить «советское мирное наступление»¹⁰⁰. В мае-июне американский госсекретарь посетил Турцию, а затем Грецию, где эти вопросы также обсуждались, но уже в контексте замысла создания Ближневосточной оборонительной организации (MEDO), реализованного в 1955 г. в Багдадском пакте¹⁰¹.

Возможность опосредованного сотрудничества с Белградом рассматривалась в натовских кругах накануне июльской встречи в Афинах министров иностранных дел Греции, Турции и Югославии. Предполагалось вновь обсудить проблему взаимодействия трех армий в «зоне совместной оборонной ответственности» (речь шла о планах совместной защиты Фракии и тактики в районе Проливов)¹⁰².

Совещание министров проходило с 7 по 11 июля 1953 г. и выявило определенные разногласия между союзниками, несмотря на решение создать постоянный секретариат Анкарского договора и выраженное стремление укреплять сотрудничество трех стран. Один из оппонентов проюгославского курса американской дипломатии, посол США в Италии Клэр Б. Люс, попыталась проанализировать ситуацию, сложившуюся на переговорах. В телеграмме госдепартаменту она писала о провале усилий трех министров создать общий военный штаб, что неизбежно должно было затруднить совместное военное планирование, как это предусматривалось предшествующими штабными переговорами. Пытаясь драматизировать события, Люс указывала на озабоченность этим фактом главнокомандующего объединенными силами НАТО в Южной Европе (штаб которого находился в Италии), а также подчеркивала, что главные виновники происшедшего – югославы, возмутившиеся отказом турок в ходе совещания принять политическое обязательство рассматривать нападение на одного из членов блока как военные действия против всех участников союза. Как сообщала Люс далее, позиция Югославии в этом вопросе прямо противоречила инструкциям адмирала Р. Карни грекам и туркам относительно того, чтобы переговоры велись исключительно на национальном военном уровне, не вовлекая в этот процесс НАТО и не расширяя зону его ответственности. По мнению посла, такой подход Белграда к проблеме должен обратить на себя внимание в свете предстоящих в Вашингтоне четырехсторонних переговоров по военным вопросам¹⁰³.

Таким образом, спустя полгода позиции сторон не изменились: югославы хотели получить политические гарантии до распределения ролей на «оперативном пространстве», а американцы не хотели расширения обязательств НАТО, запрещая грекам и туркам, оказавшимся в неоднозначной ситуации, действовать вопреки указаниям своих западных патронов. Переговоры начинали принимать затяжной характер, что было вызвано, как отмечал Л. Матес, имевший к ним непосредственное отношение, необходимостью найти приемлемую для всех сторон формулу, которая бы четко разграничила взаимные обязательства ФНРЮ и двух других ее партнеров по пакту и их обязательства по отношению к Югославии от имеющихся у Греции и Турции натовских обязательств¹⁰⁴.

На четырехсторонних переговорах в Вашингтоне 24–28 августа была предложена на рассмотрение стратегическая концепция обороны Югославии во взаимодействии с силами западных держав, объединенными силами НАТО в регионе и югославскими союзниками по Балканскому пакту. В ней предусматривалось, что, в случае агрессии, в северо-западной части Югославии оборона сосредоточится в горных массивах на севере и востоке, с последующим отходом на оборонительные рубежи в районе Любляны. В задачу сил, обороняющих центральную часть Югославии, входила защита подходов к Адриатике от войск стран-сателлитов и предотвращение возможности их соединения с албанской армией. В юго-восточной Югославии следовало держать активную оборону как можно севернее и восточнее с тем, чтобы защитить долину Струмы и блокировать стратегический коридор вдоль Вардара – Моравы. В задачу югославской армии входило также остановить вторжение со стороны Албании, но все последующие действия в отношении этой страны Белград должен был согласовывать с Западом, который, как и раньше, продолжал выступать вместе с СССР гарантом албанской независимости. Американцы подтвердили свою готовность поддерживать в боеспособном состоянии девять югославских пехотных дивизий, расположенных в наиболее уязвимой точке западной обороны – «Люблянских воротах». Однако неизвестно, как был реализован этот план, поскольку в дальнейшем, после 1954 г., ФНРЮ сократила объем консультаций с западными державами по вопросам взаимного оборонного планирования, хотя и не отказалась от них¹⁰⁵.

Как и предполагали в американских правительственных кругах, Москва попыталась воспрепятствовать процессу расширения военного сотрудничества Югославии с Западом и балканскими «капиталистическими» соседями. Во время переговоров трех стран в июле 1953 г. в Афинах в «Правде» появился комментарий этой встречи, в котором говорилось о том, что Балканский пакт не имеет смысла, так как СССР никому не угрожает. Автор комментария предрекал распад блока из-за внутренних противоречий между его участниками – греко-турецкими (в связи с проблемой Кипра) и греко-югославскими (из-за Эгейской Македонии)¹⁰⁶.

Возможно, постоянные опасения американцев относительно «потери» Югославии в результате ее сближения с советским блоком оказывали влияние на характер взаимоотношений Вашингтона и Белграда. Югославское руководство, ощущая снижение опасности со стороны Востока, затягивало переговоры с западными державами, отстаивая свои позиции, а США и их союзники пытались в некоторых случаях оказывать давление на югославов, стремясь к скорейшему заключению соглашения по вопросам военной координации с Западом и связанной с этим триестской проблемы. На переговорах в Вашингтоне также был затронут вопрос о Триесте, и американцы обещали югославской стороне его урегулировать.

8 октября 1953 г. США и Великобритания через своих послов напомнили Тито, что во время встречи с Иденом 22 сентября 1952 г. он согласился на вариант раздела зон между Италией и Югославией и сейчас правительства США и Великобритании решили окончательно завершить спор вокруг Триеста и передать зону «А» под административное управление Италии, что должно, по их мнению, снизить напряжение между Римом и Белградом и сделать возможным более широкое сотрудничество между ними. В инструкции, посланной 6 октября в американское посольство в Югославии госдепартаментом за подписью Дж. Даллеса, отмечалось, что, передавая Тито это устное послание, следует подчеркнуть окончательный характер данного решения – de facto.

В одном из пунктов этого документа говорилось, что если первой реакцией Тито будет заявление об аннексии зоны «Б», то следует отметить, что западные правительства не выразят протеста, как и в том случае, если Италия решится на первую часть плана. При этом следовало напомнить Тито, что такое решение не требует каких-то военных действий, но только административных. Посольству также рекомендовалось подчеркнуть (если югославы решат аннексировать зону «Б»), что ФНРЮ должна дать гарантии относительно прав меньшинств и гражданских прав в зоне «Б», согласно параграфу 4 Временного статуса Свободной территории Триест, так же, как это должно будет сделано и итальянской стороной, как только ее «вклад» в западную оборону станет таким, что за столом переговоров Италия и Югославия встретятся почти как союзники – члены одного политического блока¹⁰⁷.

Тито отреагировал на акцию западных держав спокойно, но сообщил, что, по его мнению, такое решение не подходит Югославии, ибо ставит Италию в особое положение и не снимает триестскую проблему с повестки дня, поскольку является временным и поощряет Рим претендовать и на другие югославские территории. Он выразил сомнение в способности западных держав предотвратить ревизионистские устремления итальянского правительства в будущем¹⁰⁸.

В Югославии заявление западных держав от 8 октября вызвало бурную реакцию. В Белграде, при поддержке властей, прошли многотысячные демонстрации протеста под лозунгами: «Зона „А“ и зона „Б“ будут обе нашими», «Не знала Америка, что Тито из челика (стали. – А.А.)»[121]. Были разгромлены Информационные центры США и Великобритании. Как считает югославский историк Д. Бекич, именно в эти дни в руководстве ФНРЮ, ощутившем глубокую неприязнь югославов к Западу, стала окончательно оформляться идея поиска «нейтралистского» пути для югославской внешней политики, установления равной дистанции между двумя блоками¹⁰⁹.

В самом Триесте также вспыхнули волнения и прошли забастовки. Промосковская компартия СТТ выступила против раздела по зонам, настаивая на введении временной единой администрации для обеих зон, отмечая в своей резолюции, что сложившаяся невыносимая для жителей СТТ ситуация – результат безответственной атлантической политики правительства де Гаспери и «белградской шайки, которая предала югославские народы и отвергла мирный договор» (с Италией)¹¹⁰.

Москва в ноте от 12 октября 1953 г. заявила США и Британии протест в связи с их сепаратным решением передать зону «А» Италии, что расценивалось как грубое нарушение условий мирного договора с Италией, относившихся к созданию Свободной территории Триест. США в те дни, опасаясь вооруженного конфликта, подтянули к Адриатике часть кораблей 6-го флота, а СССР привел в состояние повышенной боеготовности отдельные воинские части на своих западных границах¹¹¹.

Резкая реакция Белграда на октябрьское заявление западных держав, решивших одним ударом разрубить триестский «узел», вызвала ответные действия американцев, прекративших поставки Белграду военной техники и материалов в наказание за столь бурные проявления югославами патриотизма и ксенофобии¹¹². Однако Запад продолжил поиски выхода из кризиса, и 13 ноября югославам и итальянцам предложено было провести пятистороннюю конференцию по Триесту, на что Белград и Рим, с некоторыми оговорками, дали согласие. В итоге, именно на этой конференции, спустя год, и был принят окончательный документ.

Во время встречи Тито с американским послом Дж. Риддлебергером (работал в Югославии с 16 ноября 1953 г. по 11 января 1958 г.) в начале декабря некоторые пункты позиции ФНРЮ по триестской проблеме были сообщены американцам. Тито, в предварительном порядке, сказал о готовности отказаться от претензий на сам город Триест, что должно было дать югославам возможность на конференции вести речь о том, какая часть зоны «А» отойдет к Югославии. Предполагалось, что зона «Б» практически вся будет югославской. На этой же встрече с послом США Тито сообщил о намерении отвести войска от границы. 5 декабря в Риме Пелла передал югославскому послу Грегоричу, что итальянцы также отводят свои войска из приграничных районов¹¹³.

В начале 1954 г. идея конференции пяти по Триесту (три западные державы плюс Италия и Югославия) трансформировалась в новую формулу – перманентное совещание трех стран – США, Великобритании и Югославии, которое должно подробно обсудить все югославские предложения по проблеме с тем, чтобы затем представить «утрясенный» вариант на рассмотрение итальянцев. Схема была приведена в действие в феврале в Лондоне, где за четыре месяца дискуссий искомый проект в общих деталях был принят, и началась следующая фаза – переговоры с итальянцами. В. Велебит, посол ФНРЮ в Британии, в одном из интервью еще в 1952 г. сказал, что ему, руководителю югославской делегации, были даны инструкции – требовать всю Свободную территорию Триест¹¹⁴.

Октябрьский кризис 1953 г. показал американцам, что югославское руководство готово отвечать на западное давление военными демонстрациями, толпами манифестантов и встречными угрозами¹¹⁵. Во время событий этого октября Тито предупредил западные державы, что в случае осуществления их планов по Триесту Югославия пересмотрит свою позицию в отношении Балканского пакта¹¹⁶.

Американской дипломатии приходилось, как и раньше, взвешивать и просеивать все заявления и действия югославов, отделяя в них реальное от пропагандистского. В действительности пропаганды в политике Белграда по отношению к Западу было очень много: угрозы «затянуть пояса» и пр., в условиях почти полной зависимости от экономической помощи США и их политической поддержки, выглядели неубедительно. Все же обе стороны вынуждены были корректировать свою линию по отношению друг к другу.

Югославы продолжили военные переговоры в рамках Анкарского договора – с 10 по 20 ноября в Белграде прошли встречи представителей генеральных штабов трех стран, а до их начала, 7 ноября, был создан постоянный секретариат Анкарского договора. Октябрьский кризис укрепил убеждение югославов в том, что военно-политическое сотрудничество с Грецией и Турцией позволит смягчить возможные последствия конфликта с Италией в будущем, а в случае осложнения обстановки, повысит безопасность страны¹¹⁷.

На военных переговорах в Белграде было достигнуто согласие об условиях реагирования каждой стороны в зоне «общих интересов», а именно: на югославской границе с Болгарией, в центральной и восточной частях греческой (Эгейской) Македонии и греческой и турецкой Фракии¹¹⁸. Стороны были готовы, как уверяли греки американцев, к подписанию соглашения, которое завершило бы процесс создания военно-политической структуры Балканского пакта. Однако США и Британия предприняли попытки убедить Афины и Анкару отложить окончательное оформление блока, ссылаясь на необходимость урегулирования триестской проблемы.

Еще 6 октября 1953 г. в инструкции госдепартамента посольству в Белграде говорилось о необходимости сообщить Тито о том, что военные отношения США с Югославией дошли до такой точки, когда «дальнейший прогресс в их планировании и программировании требует стабилизации ситуации вокруг Триеста»¹¹⁹. В ноябре Дж. Даллес в беседе с Сульцбергером сказал, что как только «триестский вопрос» получит решение, будут предприняты все усилия, чтобы добиться полного присоединения Италии к существующему договору между Грецией, Турцией и Югославией, как и максимального сотрудничества между Римом и Белградом. Даллес подчеркнул, что так будет установлено, политически и в военном отношении, подлинное связующее звено между регионом Восточного Средиземноморья и остальной частью НАТО¹²⁰.

В стратегическом плане было очевидно, что для натовского командования и американских военных гораздо важнее итало-югославское оперативное взаимодействие в районе «Люблянских ворот», закрывающих путь к центру Европы, чем греко-турецко-югославское в Проливах, на фракийском берегу. Второе теряло значительную часть смысла без первого. Особый интерес США и НАТО к обороне Северной Италии давал югославам возможность выдвигать максимальные требования на переговорах по Триесту и успешно маневрировать вокруг проблемы расширения Балканского пакта и придания ему военно-политической направленности.

Белград, исходя из своих установок в отношении триестского вопроса и Балканского пакта, стремился к скорейшему завершению переговоров по военной проблематике с Грецией и Турцией. В конце января 1954 г. на заседании Скупщины было сказано, что Югославия рассматривает дальнейшее развитие дружеских отношений с этими странами как одну из важнейших задач своей внешней политики¹²¹. В годовщину подписания Анкарского соглашения Белград сообщил о готовности заключить военный договор с Афинами и Анкарой¹²². Между тем США все еще не давали разрешения на заключительную акцию, ожидая исхода переговоров по Триесту в Лондоне.

Греки, опасаясь, что нормализация советско-югославских отношений сможет нарушить балканские стратегические планы, просили американцев пересмотреть свою позицию. Маршал Папагос подчеркивал в разговоре с американским послом Кенноном, что сотрудничество с Югославией является важным фактором для безопасности Греции. Американское посольство в Афинах также склонялось к необходимости пересмотра точки зрения США на ситуацию и в телеграмме от 13 февраля выражало надежду, что госдепартамент «придумает формулу, которая позволит странам Анкарского договора формализовать свои военные обязательства». Через три дня госдепартамент ответил, что все будет зависеть от прогресса на лондонских переговорах по Триесту. Касаясь беспокоившего греков вопроса нормализации, авторы телеграммы подчеркнули, что по всем признакам Тито отчетливо представляет, что его будущее неразрывно связано с Западом¹²³.

В начале апреля югославская делегация во главе с Й. Броз Тито, что было неожиданным для Запада, отправилась в Турцию. Визит проходил в период, когда югославы, зная о том, что американцы запретили грекам заключать соглашение с Белградом, ставили задачу убедить турецкое правительство в необходимости, вопреки давлению США, завершить оформление союза. Через месяц Тито в интервью Сульцбергеру заявил, что ни югославская, ни турецкая стороны не видят причин для отсрочки подписания военных приложений к пакту¹²⁴. Одновременно турецкое правительство попыталось заверить итальянское, что никакого соглашения не будет подписано до окончательного решения триестской проблемы, а греки убеждали итальянцев, что союз носит исключительно оборонительный характер¹²⁵.

Незадолго до завершения переговоров в Лондоне по Триесту США и Британия сообщили руководству трех балканских стран, что они не против заключения окончательного соглашения между ними, но, опасаясь резкой реакции со стороны Италии, рекомендуют не делать в ближайшее время никаких публичных заявлений и двигаться к намеченной цели в «замедленном» темпе, с учетом прогресса на втором этапе дискуссий по Триесту¹²⁶. 31 мая первая фаза секретных лондонских переговоров была завершена, и началась вторая, когда итальянской стороне был представлен вариант решения проблемы, одобренный ФНРЮ. Белград согласился на передачу территории зоны «А» с Триестом Италии, с небольшим участком в свою пользу, в обмен на сегмент из отходящей к Югославии зоны «Б». США и Англия обязались также дополнительно предоставить югославам 25,6 млн долларов для покрытия дефицита платежного баланса¹²⁷.

В начале июня в Афинах проходили переговоры по проблемам Балканского пакта, а в конце месяца там же начала работу трехсторонняя конференция, в задачу которой входило согласование текста дополнительного соглашения, превращавшего Анкарский договор о дружбе и сотрудничестве в военно-политический союз¹²⁸. Спустя месяц, проблема Балканского пакта уже обсуждалась в НАТО, и итальянцы подчеркнули, что этот пакт является важным для безопасности их страны, имея в виду югославскую границу и географическое расположение других государств – партнеров по альянсу. Греки и турки выразили итальянцам признательность за их позицию¹²⁹.

В Договоре о союзе, политическом сотрудничестве и взаимной помощи, подписанном 9 августа 1954 г. в Бледе между Грецией, Турцией и Югославией, стороны брали на себя обязательства оказывать друг другу помощь в случае агрессии против одного из членов пакта, а также содействовать усилению оборонных возможностей каждого участника. Для реализации этих задач было решено создать Постоянный совет Балканского пакта, в который входили бы министры иностранных дел, а также, в зависимости от характера рассматриваемых проблем, и другие члены правительств стран-участниц. Совет предполагалось созывать два раза в год, а в перерывах его функции должен был выполнять Постоянный секретариат союза. Постоянный совет заменял существовавшую ранее, по условиям Анкарского договора, конференцию министров иностранных дел¹³⁰.

Завершение сложного проекта по созданию Балканского пакта ставило перед американской администрацией задачу подключения к нему Италии. Но это можно было сделано только после окончания переговоров по Триесту, на которых итальянцы пытались добиться уступок по некоторым второстепенным аспектам проблемы. Вашингтон также рассчитывал связать решение триестского спора с вопросом о размещении военных баз на территории Италии. Между тем итальянские поправки на заключительном этапе переговоров вызвали возражения югославской стороны. Д. Эйзенхауэр, требуя от госдепартамента скорейшего решения проблемы, отмечал, что ее блокируют югославы¹³¹. Последние вопросы были сняты во время сентябрьского визита в Рим и Белград опытного американского дипломата Р. Мэрфи, который вручил главам обеих стран письма от американского президента. Югославам Мэрфи передал сообщение о готовности американского правительства поставить ФНРЮ дополнительно 400 тыс. тонн зерна¹³².

5 октября 1954 г. в Лондоне был подписан Меморандум о согласии между США, Великобританией, Италией и Югославией по Триесту. Соглашение предусматривало завершение функционирования англо-американской и югославской военных администраций в зонах «А» и «Б» СТТ и передачу этих районов под управление Италии и Югославии. Зона «А» с городом Триест переходила к Италии (около 200 кв. км с населением 290 тыс. чел.), а несколько увеличенная зона «Б» с населением 70 тыс. и площадью около 520 кв. км – к Югославии. Италия взяла обязательство сохранить свободный порт в Триесте и обеспечить либеральный приграничный режим. На переходящих территориях стороны обязались гарантировать права национальных меньшинств¹³³.

После подписания соглашения по Триесту американцы пытались поощрить итало-югославский диалог, сфокусировав его на проблеме военно-стратегического сотрудничества. Премьер-министр Италии М. Шельба в своем выступлении в начале ноября призвал Белград к более тесному взаимодействию в вопросах взаимной обороны. Накануне сессии министров иностранных дел стран Балканского пакта в феврале 1955 г. американская дипломатия попыталась поставить на обсуждение вопрос об участии Италии в этом союзе¹³⁴.

Балканский пакт, представлявший уникальную для тех лет комбинацию из коммунистической Югославии и двух ее капиталистических соседей, был создан, если иметь в виду и подготовительный этап, в период, когда воспринятая через призму угрозы основным ценностям западной цивилизации корейская авантюра СССР и его азиатских сателлитов ускорила процесс блокообразования на европейской периферии. Это было время, когда Греция, Турция и Югославия, ощущая реальную угрозу, исходящую от Советского Союза, стремились заручиться гарантиями своей безопасности со стороны НАТО и западных союзников. Созданный под патронатом США и Британии и тесно связанный с натовскими военными структурами, Балканский пакт предоставил Греции и Турции дополнительные возможности в обеспечении их безопасности, а ФНРЮ позволил еще и преодолеть внешнеполитическую изоляцию.

Важным моментом для всех участников, – а для Югославии, вероятно, особенно – явилось то обстоятельство, что США, поддерживая этот «филиал» НАТО в Восточном Средиземноморье, оказывали огромную финансовую и военную помощь всем участникам союза, фактически субсидируя значительную часть оборонного бюджета этих стран. Для Белграда это была также возможность получения новейших типов вооружений, что, насколько позволяют судить доступные источники, рассматривалось в качестве приоритетного момента в его отношениях с Америкой и ее союзниками.

Можно указать и на геополитический аспект недолгого функционирования Балканского пакта: в годы Корейской войны он служил на Балканах дополнительной сдерживающей силой по отношению к возможным ревизионистским импульсам со стороны Венгрии, Румынии и особенно Болгарии, как бы цементируя послевоенное status quo в регионе. Можно предположить, что эвентуальный успех советско-китайской агрессии в Корее мог подвигнуть Сталина на поиски слабых мест на балканском направлении, используя старые территориальные амбиции своих сателлитов.

Изменение ситуации в Европе после смерти Сталина, некоторое снижение напряженности усилили центробежные тенденции внутри пакта, что не было воспринято в Вашингтоне как провал стратегии США в регионе. Греция и Турция оставались в НАТО, а Югославия при Тито, как показывали многочисленные дипломатические «замеры», даже двигаясь в сторону политики неприсоединения, все равно являлась западным стратегическим барьером на Балканах.

Политика «неприсоединения» и основные этапы ее развития. Новая идеология внешней политики. Разрыв с Москвой заставил югославское руководство приступить к постепенной разработке новой внешнеполитической стратегии для страны. На первом этапе это была временная, вынужденная, скорее тактическая, установка, которая позволила бы Югославии выжить во враждебном окружении.

В 1948–1949 гг. ставилась задача снять напряжение в отношениях с США и их союзниками, возникшее в основном по причине захвата коммунистами власти в стране, проведения ими антидемократической внутренней политики, а также избыточной, интернациональной и «имперской» активности Югославии на Балканах в послевоенные годы. Запад ставил вопрос о необходимости прекращения поддержки греческих партизан, компромиссном решении проблемы Триеста с Италией, отказе от экспансии в Албании и пересмотре планов создания «большой» Югославии, включающей в себя всю Македонию, как болгарскую, так и греческую, с использованием в качестве инструмента Балканской федерации. Американцы и их союзники требовали от Белграда выполнения этих условий для восстановления нормальных межгосударственных отношений и предоставления Югославии экономической помощи.

Запад, оценивший советско-югославский конфликт как возможность для дезинтеграции советского блока, заявил о готовности поддержать Югославию, вначале с указанными выше условиями, но вслед затем стал предъявлять новые, подчас довольно жесткие, требования к внешнеполитическому курсу этой страны, рассчитывая привязать ее к своим военно-политическим структурам. Добиться от югославов такой быстрой трансформации было сложно в виду политико-идеологических различий.

Правящая югославская политическая элита послевоенного периода во главе с Тито была национально ориентирована, и ее целью было построение идеального коммунистического общества в первую очередь в собственной стране, а лишь затем во всем мире. Коммунисты у руля власти были убежденными последователями марксистской доктрины во всей ее полноте, но пока еще в ее ленинско-сталинском варианте. Можно предположить, что некоторые из них могли с симпатией относиться к западным социал-демократическим идеям и критически оценивали большевистскую модель советского социализма. Нельзя исключать, что какая-то часть партийной верхушки, возможно и сам Тито, были знакомы с троцкистской критикой 1930-х годов сталинской внутренней политики и критически ее воспринимали. Отдельной проблемой было восприятие югославской партийной верхушкой советской действительности того времени. Их идеализированные представления не совпадали с реальной картиной функционирования общества, взаимодействием его различных слоев и групп, жизнью и бытом простого народа, отношением к нему власти, вызывая, если судить по литературе, отчетливо негативную реакцию. Возможно, что этот фактор также мог оказать определенное влияние на процесс отчуждения от Москвы. Многое в СССР казалось европейски ориентированным югославам, выросшим в Австро-Венгрии и королевской Югославии, откровенно азиатским.

Совокупность этих факторов явилась основой, которая определила возможность медленной эволюции внутренней и внешней политики страны, но без резкой смены социалистических ориентиров. Белград к концу 1940-х годов стал испытывать сильнейшее политико-идеологическое и, что не менее важно, экономическое давление со стороны Кремля, но, несмотря на это, югославское руководство продолжало постоянно в своей пропаганде заявлять о солидарности с интернациональными целями мирового коммунизма, международными позициями Советского Союза, осуждало американский империализм¹³⁵.

Постепенный процесс поиска собственной, в чем-то альтернативной советской, модели социалистического развития, в которой свое место должны были занять и новые принципы внешней политики отражал специфику первого этапа становления югославского социализма, в котором главной задачей была легитимация собственных теорий его реализации. Эти явления стали набирать силу в начале 1950-х годов, по мере усиления конфликта с Востоком и расширения контактов с Западом. Так, уже на 3-м пленуме ЦК КПЮ в конце декабря 1949 г. была принята новая «теоретическая» формула, согласно которой сотрудничество с Западом, если оно способствует сохранению социалистической Югославии, не означало предательства марксистских принципов¹³⁶.

Внешняя политика социалистической Югославии, известная с начала 1960-х годов как политика «неприсоединения» прошла несколько этапов. Сама идея развития недавно освободившихся от колониальной зависимости афро-азиатских стран в пространстве между двумя мировыми блоками, «неприсоединения» к ним, оформилась в Индии. В 1946–1947 гг. Дж. Неру неоднократно высказывался по проблеме внешней политики своей страны. Квинтэссенцией его представлений о том, на какой основе она должна строиться, можно считать такое определение: «Индия хочет остаться независимой и свободной от… блоков и сотрудничать на равноправной основе со всеми странами»¹³⁷. Почти теми же словами определяли югославскую политику руководители ФНРЮ в середине 1950-х годов.

В 1947 и 1949 гг. на проходивших в Дели международных афро-азиатских конференциях было признано необходимым и естественным стремление этих государств к формированию общего движения, отражающего их интересы в условиях биполярного разделения мира тех лет. На 5-ой сессии Генеральной ассамблеи ООН в 1949 г. постоянный представитель Индии в ООН, выполняя поручение своего правительства, основанного на решениях, принятых на данных конференциях, собрал группу африканских и азиатских государств, которая стала вскоре функционировать на постоянной основе.

Югославское руководство после конфликта с СССР стало пересматривать прежнее отношение к ООН, считая, что, несмотря на известную слабость, она вносит значительный вклад в дело сохранения мира на планете¹³⁸. Вскоре делегация ФНРЮ в ООН расширила контакты с представителями ведущих стран Азии и Африки, а с начала 1950-х годов стала выступать вместе с ними в рамках одной группы с общими инициативами в области международной политики. В тот период ее основные усилия были направлены на достижение мирного урегулирования войны в Корее. Работа этой группы была отражением, по словам премьер-министром Индии Дж. Неру, политики «позитивного нейтралитета».

Югославское партийное руководство, тогда же приступило к разработке новой внешнеполитической доктрины, опираясь на получаемую аналитическую информацию от своих дипломатов, работавших в этих странах. Антиколониальные принципы и установки государств Азии и Африки стали рассматриваться в качестве пригодного и возможного для идеологической адаптации материала в процессе формирования собственной концепции, призванной, в первую очередь, способствовать выходу из международной изоляции, а со временем стать и теоретическим фундаментом новой внешней политики страны. Югославский посол в Индии И. Джерджа был одним из тех, кто, вместе с министром иностранных дел Э. Карделем в начале 1950-х годов, первым выступил с предложением о реализации этого проекта¹³⁹.

Сменивший его на этом посту И.Вильфан продолжил работу по укреплению связей с Индией, Бирмой и Индонезией. В Индии, как и в других странах, где компартии присоединились к резолюции Информбюро и осудили КПЮ, югославы начали устанавливать контакты с местными социалистами, которые положительно воспринимали отход Югославии от советской теории и рекомендовали своему правительству расширять контакты с Белградом. Происходило это, как отмечал югославский посол, под значительным влиянием американцев, которые подталкивали социалистов «к популяризации югославского случая» и нередко оказывались подлинными инициаторами отдельных шагов социалистов в этих вопросах¹⁴⁰. В свою очередь, для социалистов Югославия становилась важным инструментом в борьбе с индийской компартией.

Возможно, что назначение Вильфана было неким знаком, демонстрацией готовности югославского руководства к ведению открытого диалога с азиатскими странами и, что не исключено, под определенным патронатом Америки. Влияние США в Индии усилилось после воспринятого как угроза захвата Китаем Тибета, что и вызвало естественное сближение индийцев с американцами. В этих событиях югославы возможно видели известную типологическую близость с ситуацией вокруг своей страны, которая испытывала враждебность со стороны СССР. Так, по сообщению югославского посла в Вашингтоне В. Поповича, его индийские коллеги-дипломаты рассматривали с одобрением приезд в Дели нового югославского посла, подчеркивая, что это также было положительно встречено в правительственных кругах их страны. Попович полагал, что данное обстоятельство создает благоприятные условия для укрепления и расширения югославского влияния в Индии. Он также указывал на благосклонное восприятие этого события в вашингтонской прессе¹⁴¹.

В октябре 1952 г. Вильфан отправил в Белград записку с анализом внешней политики Индии. В ней он отмечал определенную трансформацию внешнеполитического курса этой страны, связанную в значительной степени с тем, что индийское руководство все больше склонялось к выводу о неизбежности третьей мировой войны. Посол указывал на сближение с «коминформовским блоком» в оценках общих вопросов мировой политики, что, как он считал, было скорее дистанцированием от Запада, чем идентификацией с позицией СССР и Китая. Как считал Вильфан, это было связано с тем, что Индия хотела бы остаться в случае начала войны в положении нейтрального государства. Он цитировал выступление заместителя премьер-министра страны Радхакришнана в парламенте, в котором содержались призывы к западным державам отказаться от фанатичной, по его словам, идеи раздробления СССР, но попытаться достичь взаимопонимания между всеми членами международного сообщества¹⁴².

Очевидно, что югославский дипломат постарался обратить внимание своего руководства на ряд элементов во внешней политике Индии, которые могли бы быть учтены и при формулировании нового югославского курса. Индийские дипломаты, со своей стороны, объясняя желание лучше узнать Югославию, указывали на важность для их страны ее социалистического опыта, поскольку Индия также ориентировалась в своей внутренней политике на социалистические идеи¹⁴³.

В югославских планах «завоевания» Азии кроме Индии фигурировали и другие страны. Так, по мнению югославского посла, важным было усиление югославских позиций в Бирме, где происходил процесс внутренней консолидации, и столица которой Рангун должна была стать центром региональной организации азиатских социалистов. Он указывал также на географическое положение этой страны, ее соседство с Индией, Китаем, Вьетнамом, Индонезией и другими странами, что, как считал посол, усиливало все возможные влияния в этой точке¹⁴⁴. Он полагал, что именно эта страна, а не Индия, должна стать для Югославии опорным центром в Юго-Восточной Азии, отмечая попутно в своей телеграмме, что от бирманского правительства «мы получали, гораздо большую помощь, чем от нынешнего индийского». Кроме того, как указывал посол, и в рейтинге публикаций в бирманской прессе Югославия занимала пятое место после США, Англии, СССР и Китая¹⁴⁵. Вероятно, он видел в этом обстоятельстве перспективу эффективного проведения югославской внешней политики в регионе, где имелись условия для объединения ряда стран, ориентированных на внеблоковую политику, к которому могла бы присоединиться и Югославия.

Бирма была близка югославам еще и потому, что в это время ее власти вели активную борьбу с коммунистическими повстанцами, или, как писал в серии писем Вильфан с очевидным одобрением, подавляли восстание местных коминформовцев¹⁴⁶. Помимо этого основные характеристики революционного развития государства и постколониальной бирманской экономики, требовавшей иностранной помощи и заемных средств, в чем-то совпадали с подобными параметрами в СФРЮ, что, несомненно, должно было привлекать Белград. Данная внутриполитическая специфика страны определяла, как считал югославский посол, и ее независимую внешнюю политику строгого нейтралитета и добрых отношений с Индией и Китаем, которая учитывала также и британские интересы в регионе¹⁴⁷. Югославы, как казалось, искали вдали от Балкан типологически близкие режимы, с которыми позднее они могли бы совместно разработать и общую внешнеполитическую доктрину.

Контакты с азиатскими странами становились все более частыми. В 1953 г. в Конференции азиатских социалистов в Рангуне принял участие известный югославский дипломат, представитель ФНРЮ в ООН, А. Беблер, который на обратном пути встречался в Дели с Дж. Неру¹⁴⁸. В том же году между двумя странами были установлены прямые дипломатические отношения, и югославским послом в Бирму был назначен Д. Видич. В 1954 г. велась подготовка к визиту Тито в эту страну. В марте этого года в Югославии находился министр иностранных дел Бирмы С. Нкун Нкио, а в мае в Рангун отправился М. Попович, председатель Исполнительного комитета Социалистического союза трудового народа Югославии¹⁴⁹.

Постепенно готовилась почва к непосредственным контактам Тито с руководителями других ведущих государств Юго-Восточной Азии. В то же время, как упоминалось, 1953–1954 годы стали временем сближения с Грецией и Турцией и подписанием Балканского пакта, который Белград попытался уже тогда интерпретировать как документ, где были отражены основные принципы югославской внеблоковой политики, устанавливавший новые добрососедские отношения в регионе, несмотря на принадлежность двух стран, входящих в пакт, к НАТО. Это были годы, когда была прервана международная изоляция Югославии и Тито совершил первые визиты в Грецию и Турцию, а весной 1953 г. в Лондон.

Летом 1954 г. в Югославию был приглашен король Эфиопии Хайле Силасие, который рассматривался югославским руководством как выдающийся организатор борьбы своего народа с итальянским фашизмом¹⁵⁰. В 1954 г. югославская дипломатия сумела подготовить визит Тито в Индию и Бирму, который был необходим югославам накануне встречи с советским руководством летом следующего года. В Белграде теперь могли бы сказать Хрущеву, что их страна практически определила свою внешнеполитическую линию, и попытки вернуть Югославию в социалистический лагерь бесполезны.

Почти двухмесячное путешествие Тито в Азию имело большое значение для становления югославской внешней политики. Проплывая по Суэцкому каналу югославский лидер встретился в Каире с президентом Египта Г. Насером, в Индии вел переговоры с Дж. Неру, а в Бирме с У Ну. В дискуссиях о путях развития третьего мира в условиях биполярности, вырабатывались подходы к определению будущего совместного курса. Тогда это имело название «миролюбивое сосуществование». Лишь после встречи Тито с Неру и Насером в 1956 г. и договоренности о проведении в 1961 году встречи неприсоединившихся стран в Белграде югославская политика, оказавшись в контексте единого балканского и афро-азиатского замысла, стала приобретать отчетливые формы, чтобы вскоре получить название «неприсоединение».

Избрание Югославии временным членом Совета Безопасности ООН в 1949 г. позволило югославским дипломатам установить первые контакты с коллегами из новых государств Азии и Африки, которые носили «внутриведомственный» характер и были связаны с обсуждением тех или иных вопросов, связанных с работой этой международной организации в сложных условиях того периода. Начало войны в Корее и опасения югославского руководства относительно безопасности государства заставили его не только вступить в переговоры с Западом, но и начать постепенную работу со странами «третьего мира». Пытаясь идеологически отождествить свои внешнеполитические цели с целями и задачами этих государств, югославы пытаются с трибуны ООН заявить о своем несогласии с разделением мира на блоки. Об этом на 5-ой ежегодной сессии в сентябре 1950 г. сказал министр иностранных дел Югославии Э. Кардель.¹⁵¹

Югославское руководство, двигаясь в сторону внеблокового пространства, помимо попыток найти удобную нишу для себя как коммунистической диктатуры, серьезно опасалось, что СССР и США смогут договориться о решении каких-то своих проблем в регионе за счет Югославии и тогда она окажется один на один с Москвой с весьма тревожной перспективой. Отсюда и преувеличенная надежда на помощь ООН в случае развития серьезных событий на Балканах подобных тем, которые происходили на Корейском полуострове.

Задаче выхода из международной изоляции и обеспечения безопасности страны должно было служить и установление тесных отношений со становившейся идеологически близкой с начала 1950-х годов европейской социал-демократией, в первую очередь с германской, а также скандинавской, французской и бельгийской. Активное участие в установлении связей с немецкими социал-демократами принимал В. Дедиер, глава внешнеполитического комитета Скупщины, который 12 марта 1952 г. встречался с председателем СПГ Э. Олленхауером, а также югославский посол в Бонне М. Ивекович, служивший посредником в контактах между руководством югославской компартии и германской социалистической партии. В феврале 1953 г. социалистические и социал-демократические партии со всего мира были приглашены на 4-ый съезд Народного фронта Югославии. Э. Кардель, выступая на съезде, призвал социалистов принять Югославию такой какая она есть, а В. Дедиер, уже в духе неприсоединения, убеждал отказаться от поддержки сверхдержав¹⁵².

Новым фактором в формировании югославской политики стало изменение советской позиции по отношению к Югославии после смерти Сталина. Белград продолжал пропагандистскую линию на обличение негативных сторон блоковой политики США и СССР, но теперь появился существенный элемент, связанный с нормализацией советско-югославских отношений и стремлением Москвы вновь вернуть Югославию в лоно советского блока. Белград в ходе контактов с советской стороной с весны 1953 г. постепенно пришел к выводу, что лавирование между двух блоков, каждый из которых хотел бы удержать Югославию в своей сфере влияния можно выгодно использовать в собственных интересах.

Последующие шаги югославов в направлении нормализации были своего рода попыткой определить баланс отношений между Востоком и Западом. Белград хотел бы восстановить с СССР и странами «народной демократии» примерно такой же, как с западными государствами объем политических и экономических связей, чтобы всегда иметь, согласно своей теории, поле для маневра. Однако достижение идеологического консенсуса, «восстановление единства», как его понимали в Кремле, ни в теории, ни в практике, по той же причине, было невозможно. Платой Белграда своим партнерам, как с той, так и с другой стороны могла бы стать определенная прозрачность югославской политики, готовность всегда объяснять мотивы внешнеполитических действий, что позволило бы, по мысли югославского руководства, избегать конфликтов в отношениях с ними. Однако эта транспарентность не означала полной откровенности, но должна была быть строго дозированной, тонко и умело управляемой, в балканском стиле.

Примером подобной тактики явилось предоставление заместителем госсекретаря по иностранным делам ФНРЮ С. Прицей советскому послу Валькову информации о результатах переговоров югославов с послами США. Великобритании и Франции, которые прошли в Белграде 24–27 июня 1955 г. и договоренность о чем была достигнута еще ранее. Перечень поднятых югославской стороной вопросов и подход к их обсуждению должны были показать Москве формирующийся внеблоковый характер внешнеполитического курса Югославии. По словам Прицы, югославское правительство в ходе встречи с западными дипломатами указало на «необходимость решать все спорные вопросы путем переговоров, а также подчеркнуло, что ФНРЮ не одобряет политики сколачивания блоков, и готова участвовать во всех мероприятиях, способствующих укреплению дела мира». Как отметил югославский дипломат, его правительство заявило, что «если Югославия в тяжелое для нее время выступала против участия и сотрудничества с группировками типа НАТО, то теперь вовсе нет причин для такого сотрудничества»¹⁵³.

Накануне визита советских руководителей в ФНРЮ, запланированного на конец мая 1955 г., западных дипломатов в Белграде беспокоил вопрос о возможности реализации СССР планов по нейтрализации Югославии и включению ее в некий, пока «виртуальный» блок нейтральных стран, простирающийся от Финляндии, через эвентуально нейтральную Германию и Австрию до Балкан. Тито в беседе с французским послом Куле 23 мая 1955 г., отвечая на его вопросы, вызванные также и недавним заявлением В.Молотова о необходимости создания в Европе по примеру Австрии пояса нейтральных государств, сказал, что Югославия не Австрия и ее внешняя политика не может следовать австрийской¹⁵⁴.

Представление о том, что одной из главных задач советской делегации в ходе визита в Белград, если вариант убедить югославов вернуться в социалистический лагерь окажется невыполнимым, будет намерение добиться нейтрализации Югославии, было доминирующим на Западе¹⁵⁵. Возможно, что этому способствовала информация о проекте нового советско-югославского договора, вероятно подброшенная в западные СМИ разведслужбами. Его положения формулировались таким образом, что напоминали компиляцию из советско-югославского межгосударственного договора 1945 г., договора о правовом оформлении Организации стран Варшавского договора 1955 г., а также принципов, на которых был создан в 1953-54 гг. Балканский пакт. Позже, заключенные в этом проекте тенденции, характеризовались в дипломатических кругах как попытка «финляндизации» Югославии¹⁵⁶.

Политика Югославии в 1954–1956 гг. прошла через серьезные испытания. Югославскому руководству в этот период предстояло твердо выдерживать курс на внеблоковое существование, курс к этому времени большинством одобренный, но еще не принятый и не понятый, ни Москвой, ни Вашингтоном, и главное, не закрепленный еще документально на каких-либо международных форумах стран с подобной ориентацией при участии Югославии. Этим обстоятельством объясняется тактика перманентных встреч, совещаний и конференций югославов с советскими и западными дипломатами разных уровней накануне визита советской делегации в Югославию в мае-июне 1955 г. Западным державам они обещали, что нормализация отношении с СССР не приведет к их возвращению в социалистический лагерь и отказу от продолжения сотрудничества с ними. Московским «товарищам» югославские коммунисты говорили о своем твердом намерении сохранять равную дистанцию между двумя блоками, развивая взаимовыгодные отношения, как с Западом, так и с Востоком.

Не случайно, что именно в те годы, когда Белград «центрировал» свой курс в отношениях с русскими и американцами, пока полемически, а не конституционально, ортодоксы в КПСС, говорили, что Югославия уже стала капиталистической страной, тесно связанной с США и НАТО и заслужила соответствующего к ней отношения. В то же время консерваторы в Вашингтоне уверяли всех, что они всегда напоминали властям, что Тито троянский конь мирового коммунизма и ему нельзя верить. В этих обстоятельствах югославы должны были как можно скорее показать и Москве и Вашингтону, что их политика не только наполненная прагматическими комбинациями инструментально-тактическая линия, а сознательно избранная долгосрочная стратегия, теоретически сформулированная ведущими государствами третьего мира – Индией, Бирмой, Индонезией и Египтом, с ними и Югославией, и воплотившаяся в их совместной практической политике под названием «миролюбивое сосуществование» или «неприсоединение».

Сразу же после июньских переговоров 1956 г. в Москве, Тито встречается 18–19 июля в своей резиденции на Бриони с Неру и Насером. Они продолжили обсуждение проблем мировой политики в контексте задач, стоявших перед формирующимся движением неприсоединения, а также, возможно, вопросов по его консолидации и созданию некоего руководящего центра. Переговоры проходили трудно, поскольку югославы не могли согласовать с Неру и Насером итоговое коммюнике встречи. Неру вообще сначала отказывался от идеи такого документа, говоря, что в мире сейчас происходит инфляция деклараций¹⁵⁷.

Вероятно, индийская сторона еще не была готова к принятию какого-либо конкретного документа, фиксировавшего четкие организационные намерения всех сторон и пошла на подписание совместного заявления руководителей трех стран (Брионской декларации), в которой в общей форме излагались позиции трех лидеров по международным проблемам, подчеркивалась необходимость прекращения ядерных испытаний, а также была сформулирована единая точка зрения относительно положения в Алжире. Югославия в это время начала активно поддерживать антиколониальную борьбу алжирского народа, что привело к осложнению отношений с Францией, но поднимало престиж в глазах руководителей стран третьего мира. Стороны подчеркнули концептуальную преемственность этой встречи с оценками ситуации в мире, сделанными на конференции афро-азиатских стран в Бандунге¹⁵⁸. Югославская сторона, не участвовавшая в форуме, подтвердила в этом документе свою приверженность десяти принципам, принятым на конференции в бирманской столице, которыми следовало руководствоваться в международных отношениях, чем обозначила еще раз причастность европейской Югославии к движению, возникшему в Азии.

Встреча на Бриони стала для югославов попыткой привлечь афро-азиатских лидеров на балканское, европейское пространство и доказать им, что Югославия является не только социалистической страной вне советского блока, но и опытным партнером в строительстве нового здания мировой политики. Вероятно, Тито не рассчитывал, что ему с первого раза удастся убедить Неру и Насера в необходимости соединить азиатский и африканский центры неприсоединения с одной из европейских социалистических стран, настойчиво стремившейся не только стать ее членом, но и претендовавшую на лидерство в нем. Важным аспектом в югославской стратегии этого периода становится экономика: Белград рассчитывал, что ему удастся сбалансировать свои торговые отношения с западными странами, продавая в аграрные афро-азиатские страны изделия своей промышленности, в том числе военной. Вырученные таким образом валютные средства могли идти на закупки высокотехнологичного оборудования на Западе и расчеты по займам. Однако в основном клиринговый принцип обмена с бедными странами, как показали уже 1960-е годы, не позволил югославам реализовать их амбициозные, но по сути визионистские, иллюзорные планы¹⁵⁹.

Что касается позиции египтян на июльских переговорах в Югославии, то Насер, спустя две недели после их завершения, объявил о национализации Суэцкого канала, чем вызвал военный кризис в отношениях с западными державами, хотя в Югославии о своих намерениях он не сказал ни слова¹⁶⁰. Встреча Тито с Насером годом раньше, 5 февраля 1955 г. на обратном пути из Индии, показала значительный интерес египетского лидера к югославскому революционному опыту, проводимым в стране социальным реформам, строительству вооруженных сил, внешней политике. Информируя Насера о своей поездке, Тито смог убедиться в совпадении их взглядов на вопросы деколонизации, мировой и внеблоковой политики¹⁶¹.

Таким образом, можно говорить о том, что середина 1950-х годов стала важным этапом в становлении движения неприсоединения. Активная роль Тито, который в эти годы многократно встречался с лидерами «третьего мира», стремясь оформить организационно сторонников межблоковой политики, оказывалась плодотворной. Контакты между руководителями крупнейших стран становились регулярными и в движение постепенно вовлекались новые участники, заявлявшие о своей поддержке принципов межблокового, миролюбивого существования. Формировалось ядро, состоящее из ведущих афро-азиатских стран и Югославии, которое, как представляется, под воздействием личных усилий Тито, смогло в начале 1960-х годов приступить к организационному оформлению неприсоединения, к подготовке конференции всех стран, готовых отождествить свою внешнеполитическую линию с новым мировым феноменом.

Тито еще раз, предстояло, в 1958–1959 гг. отправиться в длительное турне по странам Азии и Африки, рекрутируя новых членов сообщества и договариваясь об условиях объединения. Решающим событием в процессе консолидации была 15-я сессия ГА ООН осенью 1960 г., на которой лидеры Югославии, Ганы, Индонезии, Египта и Индии выступили с инициативой принятия антиколониальной резолюции. Югославия в этот период вновь вступила в полосу охлаждения отношений с Москвой и их стабилизации с Западом. Уверенное движение в сторону политики неприсоединения должно было показать и тем и другим, что окончательный выбор сделан.

Примечания

1 Броз Тито Й. Говори и чланци. Загреб, 1959. Т. 4. С. 295, 365.

2 FRUS, 1949. Washington, 1976. Vol. V. P. 939–941.

3 Tripkovi? D. Prilike u Jugoslavije I Velika Britanija. 1945–1948. Beograd.1990. S. 272.

4 Jugoslovenski pregled. 1958. № 11. S. 417; FRUS. 1949. Washington, 1976. Vol. IV. P. 522–523; FRUS. 1950. Washington, 1977. Vol. VIII. P. 1312.

5 Howard H.N. Greece and its Balkan Neighbours (1948–1949)/ The United Nations attempts at Conciliation // Balkan Studies. 1966. Vol.7. № 1. P. 21–22.

6 Ibid.

7 Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Ф. 4425. Оп. 24. Д. 646. Л. 72.

8 Ходжа 3. Со Сталиным. Воспоминания. Тирана, 1984. С. 207–211.

9 Heuser В. Western «Containment» Policies in the Cold War. The Yugoslav Case, 1948–1953. London; New York, 1989. P. 91.

10 Sednice Centralnog Komiteta KPJ (1948–1952). Beograd, 1985. S. 477.

11 Heuser B. Op. cit. P. 92.

12 Howard H.N. Op. cit. P. 26. В Югославию в тот период было переправлено около 11 тыс. детей, которые были размещены в семьях по всей стране. Греческое правительство обвиняло КПГ и НОФ в том, что они используют детей в качестве объекта идеологической индоктринации. В то же время, Захариадис к концу гражданской войны требовал возвращения всех детей в Грецию, с тем, чтобы самые взрослые из них, уже способные держать оружие в руках, включились в борьбу. Их судьба была еще несколько лет предметом переговоров между Белградом и Афинами (см. Ristovi? M. Jugoslavija i graljanski rat u Gr?koj (1945–1950) // Balkan posle Drugog svetskog rata. Beograd, 1996. S. 76).

13 Heuser B. Op. cit. P. 94.

14 Pirjavec J. Tito-Stalin Split and the End of the Civil War in Greece // Studies in the History of the Greek Civil War 1945–1949. Copenhagen, 1987. S. 313–316.

15 Восточная Европа в документах российских архивов 1944–1953 гг. М., 1998. Т. II1949-1953 гг. С. 297–299.

16 Vukmanovi?– Tempo S. Revolucija koja te?e. Memoari. Beograd. 1971. Књ.2. S. 127–129; Bop-6a. 1950.17. VIII.

17 Vukmanovi? – Tempo S. Op. cit. Књ.2. P. 129.

18 Survey of International Affairs. 1949-950. London; New York. 1953. P. 279.

19 В речи в Титово-Ужице югославский руководитель подчеркнул, что Югославия строит социализм и «никаких концессий во внешней политике быть не может». «Мы ни в каком лагере, ни в каком блоке», – отметил Тито. (Борба. 1950.19. II).

20 Там же. 1950.1 и 9 I.

21 Там же. 24. IX.

22 The New York Times. 1950. 3. VIL

23 Documents on American Foreign Relations (далее DAFR). 1950. Washington, 1951. Vol. XII. P. 623.

24 Борба. 1950.14. X.

25 FRUS. 1950. Washington, 1980. Vol. IV. P. 1474; The New York Times. 1950.10. XI.

26 Larson D. United States Foreign Policy toward Yugoslavia. 1943–1963. Washington, 1979. P. 218–220.

27 DAFR.1950. Vol. XII. P. 624.

28 Keesing’s Contemporary Archives (далее – Keesing’s) 1950–1952. London, 1953. P. 11166.

29 DAFR. 1951. Princeton. Vol. XIII. P. 568–569.

30 Keesing’s 1950–1952. P. 11282.

31 McVicker Ch. Titoism – Pattern for International Communism. New York, 1957. P. 24.

32 Sulzberger C. L. A Long Row of Candles. Memories and Diaries (1934–1954). New York, 1969. P. 583.

33 Ibid. P. 593.

34 Броз Тито И. Указ. соч. Загреб, 1959. Т. 7. С. 22.

35 DAFR. 1951. Vol. XIII. Р. 567.

36 Heuser B. Op. cit. P. 187.

37 Ibid. P. 188–189.

38 Survey of International Affairs. 1951. London; New York, 1954. P. 242.

39 FRUS. 1950. Washington, 1980. Vol. IV. P. 1415.

40 Ibid. P. 1418–1419.

41 Ibid. P. 1480–1487.

42 Survey… 1951. P. 246.

43 Ibid.

44 Ibid. P. 247; The New York Times. 1951. 9. IV.

45 Beki? D. Jugoslavija u hladnom ratu: odnosi s velikim silama 1949–1955. Zagreb. 1988. P. 164.

46 Ibid. S. 202–203.

47 Heuser B. Op. cit. P. 156.

48 Ibid. P. 157.

49 Survey…l951. P. 249–250.

50 Beki? D. Op. cit. S. 303.

51 Ibid. S. 300; Survey… 1951. P. 249–250.

52 Survey…l951. P. 251.

53 Sporazum izmeti u vlade FNRJ i vlade SAD u vojnoj pomo?i od 14 novembra 1951 godine // Meljunarodni ugovori FNRJ. Beograd. 1952.

54 Petranovi? B., ?trbacC., Stojanovi? S. Jugoslavija u mefjunarodnom radni?kom pokretu. Beograd, 1973. S. 153; Beki? D. Op. cit. P. 417–418.

55 Sporazum o privrednoj saradnij izmefju FNRJ i SAD // Meljunarodni ugovori FNRJ. S. 6.

56 Ibid.

57 Beki? D. Op.cit. S. 354.

58 Ibid. S. 307.

59 Tiilas M. Rise and Fali. London, 1985. P. 28.

60 Beki? D. P. 417–418.

61 FRUS. 1949. Washington, 1976. Vol. VI. P. 369.

62 Heuser B. Op. cit. P. 94.

63 FRUS. 1950. Vol. P.1440.

64 FRUS. 1950. Vol. IV. P. 1492–1493.

65 Survey…l949-1950.London.1953. P. 272.

66 Heuser B. Op. cit. P. 128–129.

67 Ibid. P. 132; FRUS. 1950. Washington, 1977. Vol. I. P. 377, 385.

68 FRUS. 1950. Vol. P.1479.

69 Heuser B. Op. cit. P. 51–152; FRUS. 1951. Washington, 1981. Vol. III. Pt. 1. P. 661–662.

70 Sulzberger C. Op. cit. P. 626, 644–645.

71 Kardelj E. Borba za priznanje i nezavisnost nove Jugoslavije. 1944–1957. Sedanja. Ljubljana.1980. S. 144–145.

72 Beki? D. Op. cit. S. 193–194. В донесениях из советского посольства в Лондоне летом 1950 года отмечалась возросшая активность США и Британии на Балканах, указывалось на их намерение «сколотить военный союз» таких стран как Югославия, Италия, Греция и Турция, который даст возможность подключить Югославию к НАТО. Подчеркивалось, что «на пути создания такого союза стоят противоречия между этими странами по вопросам Триеста, Албании и Эгейской Македонии в Греции». Сближение «титовцев и англо-американских империалистов», интерпретировалось советскими дипломатами как угроза Советскому Союзу. Так, в справке из посольства делался вывод о том, что предоставление США и Британией гарантий Югославии фактически включало ее в западный военный союз, а начало поставок «титовской армии» вооружений превращает Югославию в «базу агрессии против СССР и стран народной демократии» (АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 35. Д. 41. П. 146. Л. 99).

73 Beki? D. S. 227.

74 Ibid. S. 256–257.

75 Ibid. S. 258–259.

76 Ibid.

77 Ibid. S. 363–364.

78 Sulzberger C. Op. cit. P. 623–625.

79 Броз Tumo Й. Указ. соч. Т. 7. С. 191.

80 Beki? D. Op. cit. S. 365.

81 Ibid. S. 365–366.

82 FRUS. 1950. Washington, 1977. Vol. III. P. 1318–1320.

83 The U.S. in World Affairs. 1953. New York. 1955. P. 205.

84 FRUS. 1952–1954. Washington, 1988. Vol. VIII. P. 1298.

85 Ibid. P. 594.

86 Ibid. P. 595.

87 Beki? D. Op. cit. S. 439–443; FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 1320–1322.

88 Beki? D. Op. cit. S. 444-445

89 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 597.

90 Ibid. P. 598–600.

91 Ibid. P. 600–602.

92 Ibid. P. 603.

93 Борба коммуниста Југославије за социjалистичку демократиjу. VI Конгресс КПJ (Савеза коммуниста Југославије). Београд, 1953. С. 34.

94 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 613.

95 Ugovor o prijatelstvu i saradnji izmehu Federativne Narodne Republike Jugoslavije, Kraljevine Gr?ke I Republike Turske od 28 feb.1953 // Metjunarodne ugovori FNRJ. Beograd, 1956.

96 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 625–626.

97 Югославия, по предварительной смете, в 1953 г. только от США должна была получить от 400 до 500 млн долл, в виде помощи и займов (См.: Heuser B. Op. cit. P. 164).

98 Heuser B. Op. cit. P. 198.

99 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 1346–1347.

100 Sulzberger C. Op. cit. P. 867.

101 The New York Times. 1953. 28 V; FRUS. 1952–1954. Wash. 1986. Vol. IX. Pt. 2. P. 137, 144.

102 The New York Times. 1953.19IV; Sulzberger C. Op. cit. P. 860.

103 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 633.

104 Mates L. Metjunarodni odnosi socijalisti?ke Jugoslavije. Beograd, 1976. S. 256.

105 Heuser B. Op. cit. P. 175, 204.

106 Правда. 1953.16 VII.

107 The U.S. in World Affairs. 1953. P. 207.

108 Ibid. P. 298.

109 Beki? D. Op. cit. S. 557.

110 РГАСПИ. Ф. 676. On. 1. Д. 275. Л. 117–119.

111 Правда. 1953.13 X.

112 Heuser B. Op. cit. P. 203.

113 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 313–314.

114 Ibid. P. 343–344.

115 Ibid. P. 365–366.

116 Vukmanovi?-Tempo S. Op.cit. Књ.II. S. 179.

117 Броз Tumo Й. Указ. соч. T. 8. C. 324.

118 Gavranov V., Stojkovi? M. Mednarodni odnosi I spoljna politika Jugoslavije. Beograd, 1972. S. 217.

119 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. 634–635.

120 Sulzberger S. Op. cit. P. 1006.

121 Броз Tumo Й. Указ. соч. T. 9. C. 80.

122 The New York Times. 1954. 28 II.

123 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 639–641. В контексте начавшейся нормализации югославская сторона пыталась обосновать перед Москвой свое участие в Балканском пакте рядом аргументов. Югославский посол в Москве Д. Видич в беседе с заведующим 4-м Европейским отделом МИД М. Зимяниным в ответ на замечание советского дипломата о том, что вряд ли Балканский пакт может содействовать нормализации и улучшению отношений между СССР и Югославией, указал на три важных, с его точки зрения, момента. Он отметил, что, во-первых, Югославия заключила этот договор задолго до заявления Маленкова о нормализации отношений с Югославией (на сессии Верховного Совета СССР 8 августа 1953 г.). Во-вторых, вступление Югославии в этот блок было вызвано существовавшей тогда политической обстановкой, другого выхода у нее не было. И, в-третьих, что было особо подчеркнуто, пока Югославия находится в этом союзе, Балканский пакт никогда не сможет быть использован в агрессивных целях против СССР и стран народной демократии (См. АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 37. Д. 6. П. 150. Л. 12–14.).

124 Sulzberger S. Op. cit. P. 1006.

125 Jatrides J. Balkan Triangle. Birth and Decline of an Alliance across Ideological Boundaries. Hugue-Mouton, 1968. P. 133.

126 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 643–646.

127 Ibid. P. 434–439.

128 Борба. 1954.1,2, 5, 28 VI.

129 FRUS. 1952–1954. Vol. VIII. P. 671–673.

130 Ugovor o saveze, politi?koj saradnnji I uzajamnoj pomo?i izmeti FNRJ, Kraljevine Gr?ke i Republike Turske // Mednarodne ugovori FNRJ. Beograd. 1956.

131 Eisenhower D. The White House Years. New York, 1963. Vol. 1.1953–1956. P. 417–419.

132 Murphy R. Diplomat among Warriors. New York, 1965. P. 472.

133 Jugoslovenski pregled. 1958. № 11. S. 468.

134 The New York Times. 1954. 5 XI; 1955. 28 I.

135 Э. Кардель осенью 1948 г., выступая на очередной сессии ООН придерживался обычной антизападной пропагандистской риторики, не сказав ни слова о начавшемся конфликте с СССР и странами советского блока. Однако осенью 1949 г., 26 сентября, он остро критиковал советскую политику давления на Югославию (E. Kardelj. Borba za priznanje i nezavisnost nove Jugoslavije. Sedanja. Beograd. 1980. S. 142).

136 Rajak S. In Search of a Life outside the two Blocs: Yugoslavia’s Road to Non-Alignment // Velike sile i male dr?ave u hladnom ratu. 1945–1955. Slu?aj Jugoslavije. Beograd. 2005. S. 87; Алимов Ю. Неприсоединение: история, теория проблемы. М., 1990. С. 59.

137 Там же.

138 Борба. 1948. 30 XII. Интервью Э. Карделя газете.

139 Dedijer V. Novi prilo?i za biografiji! I. Broz-Tito. Beograd, 1984. T. 3. S. 554.

140 Diplomatski arhiv Saveznog ministarstva za inostrane poslove (далее DASMIP). Politi?ka arhiva (PA), 1952, Indija, f-34, 412414).

141 DASMIP. PA. 1952, Indija, f-35, 42546.

142 Ibid. 1952, Indija, f-34, 413769. S. 1–2. Индийская делегация в ООН выступила осенью 1952 г. с предложением к Великим державам начать переговоры с целью преодоления международной напряженности (Ibid. F-34, 413091).

143 DASMIP. PA. 1952. Indija, f-34, 43654.

144 Ibid. 1952, f-14, 46117.

145 Ibid. 1952, f-14, pov. Br. 417650.

146 Ibid. 1952, f-14, 412401.

147 Ibid. 1952, f-14, 412419.

148 Bebler A. Kako sam hitao. Sedanja. Beograd, 1982. S. 298.

149 Bogeti? D. Nova strategija spoljne politike Jugoslavije 1956–1961. Beograd., 2006. S. 175. Богетич пишет, что уже во второй половине 1950-х годов Бирма, несоразмерно с ее экономическим потенциалом и политическим влиянием в Азии, становится одним из главных югославских союзников в деле практического утверждения «концепции миролюбивого сосуществования и институциализации сотрудничества внеблоковых государств». С. 174.

150 Mates L. Meljunarodni odnosi socijalisti?ke Jugoslavije. Beograd, 1976. S. 127.

151 Ibid. S. 216

152 Rajak S. Op. cit. S. 91.

153 АВП РФ. Ф. 0144. On. 39. Д. 7. П. 157. JI. 120–122.

154 Bogeti? D. Jugoslavija I Zapad. 1952–1955. Beograd, 2000. S. 203.

155 Ibid. S. 203–204. Югославский посол в США Л. Матес встречался 24 мая с Дж. Даллесом и убеждал его, что основные ориентиры югославской независимой политики, как и отношения с США не изменятся после переговоров с русскими в Белграде.

156 Едемский А.Б. От конфликта к нормализации. Советско-югославские отношения в 1953–1956 годах. М., 2008. С. 407.

157 Bogeti? D. Nova strategija… Op. cit. S. 160.

158 Gavranov V., Stojkovi? M. Medunarodni odnosi i spoljna politika Jugoslavije. Beograd, 1972. S. 385.

159 Bogeti? D. Nova strategija… Op. cit. S. 154–155; Животић A. Југославија и Суецка криза 1956–1957. C. 67–68.

160 Bogeti? O. Nova strategija… Op. cit. S. 161

161 Животић А. Указ. соч. C. 70–71. C Г. Насером Тито встречался в Египте (28.12. 1955-6.01.1956 г.) после визита в Эфиопию (10–24.12.1955 г.).