Глава 5 Возникновение новой югославской государственности

Военно-политическая ситуация на территории Югославии после капитуляции Италии и положение противоборствующих антиоккупационных движений. Рубеж лета – осени 1943 г. ознаменовался началом развала «оси»: из нее выпал главный европейский партнер нацистской Германии – итальянский фашистский режим. Успешный десант войск западных союзников 10 июля 1943 г. на Сицилии, целиком занятой ими к 17 августа, и придвинувшаяся вплотную перспектива перенесения их действий непосредственно на материковую часть Италии создали обстановку, при которой 25 июля Муссолини был отстранен от власти в результате верхушечного переворота. А 3 сентября, параллельно с развернувшейся высадкой британских и американских сил на юге самого Апеннинского полуострова, новое, пришедшее на смену режиму Муссолини итальянское правительство, возглавленное маршалом Пьетро Бадольо, подписало с командованием западных союзников соглашение о перемирии, фактически предусматривавшее капитуляцию Италии. Подписание произошло тайно, а объявлено о нем было 8 сентября. Условиями соглашения, в числе прочего, предписывалось, чтобы все итальянские вооруженные силы, находившиеся за пределами Италии, немедленно прекратили участие в войне и были отведены на родину¹. Это непосредственно касалось и той весьма большой части разделенного «югославского пространства», которая подверглась аннексии или прямой оккупации итальянскими захватчиками либо попала в упоминавшиеся выше две зоны их так называемой военной ответственности на территории НГХ (см. главу 3 части III).

Капитуляция Италии имела важнейшее значение для военной и политической ситуации во всех обширных югославских областях, где к тому времени находились итальянские войска. В качестве главных встали прежде всего вопросы о том, кто установит там контроль и кому достанутся вооружение итальянцев, их большие запасы военных материалов и продовольствия. На это претендовали четыре основные военно-политические силы: германские оккупанты; режим Павелича, ориентированный на гитлеровцев, но имевший свои специфические цели; и оба противоборствовавших антиоккупационных движения – четническое под главенством Михайловича (Югославская армия на родине) и партизанское под руководством КПЮ во главе с Тито (Народно-освободительная армия Югославии). Как только стало известно о капитуляции Италии, все эти четыре силы устремились к достижению желаемых целей.

Германские оккупанты, заинтересованные в том, чтобы как можно скорее заменить пришедший к концу контроль итальянских захватчиков своим собственным, начали готовиться к этому еще загодя, вслед за первым тревожным звонком – отстранением Муссолини от власти. Для предстоявшей операции немецкое командование приступило к концентрации значительных контингентов вермахта, перебрасывавшихся из других мест. И как только 8 сентября было объявлено о капитуляции его бывшей союзницы, гитлеровский рейх, наряду с быстрым занятием своими войсками большой части самой Италии и образованием фронта против продвигавшихся там британских и американских сил, стал срочно вводить приготовленные воинские соединения в находившиеся до того под итальянским управлением или военным контролем югославские области, равно как в Албанию и итальянскую оккупационную зону в Греции. В югославских областях, о которых идет речь, германское командование торопилось с помощью силы или угрозы ее применения разоружать итальянские дивизии и тем самым не допускать ни захвата у них оружия партизанами либо четниками, ни эвакуации итальянцев вооруженными на родину и какой-либо возможности их использования там западными союзниками против Германии. Перед лицом немецких действий различные итальянские соединения и отдельные части, которых капитуляция Италии застала на захваченном «югославском пространстве», вели себя неодинаково в зависимости от преобладавших в том либо ином месте настроений личного состава, позиции командиров и конкретной окружающей обстановки, складывавшейся для итальянцев. В одних случаях итальянские войска подчинялись германским требованиям о разоружении и даже сдаче немцам в плен. В других – пытались оказать противодействие и с оружием эвакуироваться на родину. Наконец, там, где оперировали партизаны либо четники, итальянцы нередко предпочитали положить оружие перед боевыми формированиями какого-то из этих движений, а то и присоединиться к нему, причем подчас переходили на сторону то одного из них, то другого. В свою очередь, немецкие операции сопровождались ударами как по партизанам, так и по четникам с целью воспрепятствовать тому, чтобы одни или другие установили где-либо собственный контроль взамен рухнувшего итальянского и могли захватить итальянское оружие и припасы².

В операциях, предпринятых гитлеровцами, частично принимали участие и вооруженные силы усташского режима³. Это происходило как на той территории НГХ, которая до капитуляции Италии находилась в обеих зонах итальянской «военной ответственности», так и в тех районах Хорватии, которые в 1941 г. подверглись прямой итальянской аннексии. Вслед за известием о капитуляции «фальшивого союзника», как усташский верх тут же стал называть Италию, Павелич, срочно заручившись германским согласием, уже 9 сентября 1943 г. публично объявил аннулированными римские договоры, подписанные 18 мая 1941 г. им же и Муссолини. Далмацию и некоторые другие части Хорватии, аннексия которых итальянским фашистским режимом была оформлена заключением этих договоров, «поглавник» провозгласил воссоединенными с родиной в лице НГХ. Аннулированием упомянутых договоров упразднялась и предусмотренная ими так называемая «вторая зона», чья территория, формально продолжая числиться за НГХ, напомним, фактически изымалась на некоторое время Римом из-под власти Загреба и ставилась под итальянское управление. Теперь Павелич декларировал восстановление там целиком всех властных прерогатив возглавляемого им режима⁴.

Но цель усташского руководства не ограничивалась полным включением в государственную систему НГХ тех территорий Хорватии, которые одним или другим способом были отторгнуты режимом Муссолини в 1941 г. Кроме этого Павелич стремился воспользоваться возникшей ситуацией и для присоединения к НГХ некоторых этнически или исторически хорватских земель, оказавшихся у Италии еще вслед за Первой мировой войной. Речь шла о значительной части Истрии с Риекой и с некоторыми из Кварнерских островов и о Задаре с окружающим районом⁵. Итальянское владение ими, как и в целом полуостровом Истрия, было оформлено заключенными между Италией и Югославией Рапалльским договором 1920 г. и соглашением о Риеке 1924 г.⁶ Публичные заявления «поглавника» и его сподвижников о том, что НГХ при поддержке Гитлера получает прежде от родины «отделенные хорватские земли на Адриатике», сопровождались назначениями руководителей администрации усташского режима, предназначенной для установления на территориях, попавших под итальянское управление не только в 1941 г., но и в первой половине 1920-х годов⁷. Наконец, правительство в Загребе хотело распространить свою власть еще и на Черногорское Приморье – Котор с районом Боки, тоже аннексированные Италией в 1941 г.⁸ Вооруженным силам НГХ была поставлена задача: вместе с германскими войсками занять все перечисленные, как они при этом именовались, «освобождаемые края».

Однако устремления Павелича и его окружения лишь частично совпали с намерениями Гитлера. Нацистский фюрер дал санкцию на включение в НГХ тех областей Хорватии, которые были аннексированы Италией в 1941 г. Тем более не возражал он против восстановления власти Загреба в бывшей итальянской «второй зоне». Во все – или почти во все – эти области и вошли вместе с немцами вооруженные формирования НГХ. Но попытки усташского режима установить свою власть также на упомянутых выше землях, присоединенных к Италии в первой половине 1920-х годов, потерпели наудачу: Гитлер после некоторых колебаний принял в итоге отрицательное решение. Соединения вермахта, занявшие указанные земли, не пустили туда силы Павелича, а установили там собственный контроль⁹. То же самое германские войска сделали и в отношении Боки с Котором, а заодно в отношении участка адриатического побережья Хорватии, расположенного между Далмацией и Бокой¹⁰.

При занятии немецкими вооруженными силами как самой Албании, так и югославских территорий, присоединенных итальянскими захватчиками к ее марионеточному режиму (напомним, это были подавляющая часть Косово и Метохии, западные районы Вардарской Македонии и некоторые местности на востоке Черногории), «третий рейх» сохранил установленный итальянцами статус названных территорий: они остались переданными под власть албанского режима. Однако этот режим посчитали в Берлине нужным реорганизовать в своих интересах, что стали осуществлять уже в сентябре – октябре 1943 г. Была отменена введенная при итальянской оккупации Албании в 1939 г. «личная уния», делавшая короля Италии одновременно и албанским королем. Взамен активных итальянских ставленников, к власти привели албанских деятелей, проявлявших готовность ориентироваться на Германию и провозгласивших под эгидой гитлеровцев «независимость» Албании. Но установленная в этой стране при итальянцах система квислинговской власти и управления, распространявшаяся и на упомянутые выше присоединенные территории, которые до 1941 г. были в составе Югославии, осталась фактически без существенных изменений. В отличие от положения в значительной части самой Албании, где развернулось сильное вооруженное Сопротивление как оккупантам – сначала итальянским, а затем немецким, – так и марионеточному квислинговскому режиму, в присоединенных районах, особенно в Косове и Метохии, подавляющее большинство албанского населения по-прежнему видело в этом режиме свою национальную государственность и, соответственно, продолжало поддерживать его. В историографии отмечалось довольно активное участие тамошних албанцев в квислинговских вооруженных формированиях и даже в некоторых германских воинских соединениях, которые стали набираться из местных албанских жителей¹¹.

В Люблянской провинции, которая была аннексирована Италией, и в Черногории с присоединенным к ней Санджаком, которые находились в итальянской оккупационной зоне, ввод контингентов вермахта и происходившая замена власти итальянских захватчиков властью немецких сопровождались политическими маневрами гитлеровцев при установлении своей системы управления. В этих регионах германские оккупанты, подобно итальянским предшественникам, а нередко и в еще меньшей степени, располагали силами, которых хватало на то, чтобы занять преимущественно лишь более значительные населенные пункты и отдельные, особенно важные участки – чаще даже только точки – на основных коммуникациях. Данное обстоятельство, тем более в обстановке усиления активности как партизан, так и четников, толкало к тому, чтобы в обоих названных регионах нацистская политика оказалась нацеленной на максимально возможное привлечение к сотрудничеству тех местных кругов, которые были бы готовы помогать поддержанию порядка, устанавливавшегося германским командованием, противодействовать антиоккупационным движениям, особенно народно-освободительному, руководимому компартией. Это совпадало со встречным стремлением и даже инициативами самих подобных кругов, надеявшихся, со своей стороны, что такое сотрудничество откроет перспективу приобретения определенной национальной автономии, а возможно, и государственности под немецким покровительством и вместе с тем позволит покончить с партизанско-коммунистической угрозой. В итоге, в отличие от курса, проводившегося «третьим рейхом» в аннексированной им северной части Словении, немецкие военно-оккупационные власти пошли в Люблянской провинции и в Черногории по пути создания подконтрольных себе местных национальных администраций, во многом подобных правительству Недича в Сербии и призванных выполнять аналогичные функции.

В конце сентября 1943 г. это произошло в Люблянской провинции, где гитлеровцы учредили пост ее главы и на него назначили уже упоминавшегося бывшего югославского генерала Леона Рупника, который до того времени продолжал быть градоначальником Любляны, поставленным еще итальянцами. Он стал руководить провинциальной управой, укомплектованной словенскими функционерами. Но при этом генералу определили двух германских советников: по административным и по политическим вопросам. А чуть позже, в начале ноября, в Черногории была под эгидой немецких оккупационных властей сформирована так называемая Народная управа, составленная в основном из бывших четнических деятелей, разошедшихся с местным руководством четников, и из черногорских сепаратистов. Председателем Народной управы сделали видного югославского чиновника довоенного времени Любо Вуксановича. В каждом из обоих вышеназванных регионов этим новым органам подчинялся уже существовавший там или вновь создававшийся локальный аппарат гражданского управления, в одном случае словенский, в другом – черногорский.

Параллельно с установлением указанных национальных администраций организовывались и соответствующие национальные военно-полицейские формирования, подконтрольные оккупантам. Задачами этих формирований были охрана порядка и в первую очередь борьба с антиоккупационными движениями, на практике – с партизанами и пропартизанским подпольем. В Люблянской провинции, кроме словенской полиции, которая находилась в ведении администрации Рупника и одновременно в фактическом подчинении германским службам безопасности, было образовано так называемое Словенское домобранство. Оно создавалось в качестве единого воинского соединения, насчитывавшего в конце 1943 г. до 3000 человек. Как и «белая гвардия» при итальянцах, о которой уже шла речь в предыдущих главах, домобранство находилось под непосредственным командованием бывших югославских офицеров, в подавляющем большинстве словенцев, возвращенных из плена, но было подчинено германским военным властям, которые его вооружали и оснащали. Его первоначальную основу преимущественно и составили реорганизованные силы «белой гвардии», перед тем понесшей очень значительный урон от партизан (об этом еще будет речь впереди). Затем Словенское домобранство пополнялось главным образом на добровольной основе, но вместе с тем немецкие оккупанты ввели в Люблянской провинции воинскую обязанность для мужчин призывного возраста, а призывник мог выбирать между службой в германских вооруженных силах или трудовых организациях и зачислением в домобранские части. В Черногории создавались, вначале тоже из добровольцев, «народная милиция» и жандармерия с командным составом из бывших офицеров. Но затем как для бывших офицеров, так и для мужского населения призывного возраста стала вводиться обязательная служба. Вооружение и оснащение этих формирований осуществляли оккупационные власти. У «народной милиции», численностью до полутора тысяч, не было своего единого командования, а в отдельных боевых акциях ее части действовали в подчинении у германских частей. Жандармерия, куда удалось набрать неполных 3000 человек, имела собственное общее командование, но оно практически подчинялось немецким военно-оккупационным властям. В ведении последних реально находилась и милиция, хотя формально над нею административно стояла Народная управа¹².

Между тем все эти военные и политико-административные действия «третьего рейха», частично с участием усташского режима, происходили в условиях, когда на территориях, где до того распоряжались итальянцы, резко возросла активность как партизан, так и четников. Там оба антиоккупационных движения спешили воспользоваться капитуляцией Италии для захвата итальянского вооружения и других припасов и вместе с тем для установления либо расширения зон своего контроля. А вводившиеся германские войска, как уже говорилось, стремились этому помешать, нанося удары и по партизанам, и по четникам. Со своей стороны, каждая из антиоккупационных сил в одних случаях вступала в борьбу с гитлеровским вермахтом, в других предпочитала уклониться от столкновения с ним. Хотя немцы обладали наибольшими военными возможностями, а потому смогли разоружить преобладающую часть итальянских войск, тем не менее военным формированиям как Тито, так и Михайловича тоже удавалось разоружать немалое число итальянских частей и соединений, а в ряде случаев привлекать некоторые из них на свою сторону. Но предпринимая подобные действия, и партизаны, и четники, если они оперировали в одних и тех же районах, одновременно продолжали по-прежнему вести ожесточенные бои между собой, захватывали друг у друга те или иные местности, населенные пункты. Устанавливая свой временный контроль в каком-то месте, каждое из антиоккупационных движений требовало от находившихся там итальянских частей капитуляции именно перед ним и передачи исключительно ему вооружения, боеприпасов, других военных и прочих запасов, имевшихся в распоряжении данных частей¹³.

В историографии – обширной югославской, опубликованной при коммунистическом правлении, и постюгославской – весьма неодинаково освещались роль и эффективность того и другого из названных движений в разоружении итальянских войск. В югославской исторической литературе, где силы Михайловича рисовались в основном либо даже исключительно как коллаборационистские, об их стремлении к разоружению итальянцев по большей части вообще умалчивалось. А если упоминалось, то, как правило, вскользь: в лучшем случае предельно скупо и лишь в самой общей форме отмечались практические действия, предпринимавшиеся в этой целью четниками, но чаще о самих этих действиях даже не говорилось. Речь велась только о подобных действиях партизан¹⁴. Для постюгославской историографии в одних случаях характерно в той или иной мере повторение подобного подхода, в других, наоборот, подчеркивание четнических усилий, направленных на разоружение итальянцев. Однако, указывая на такого рода усилия, некоторые современные сербские историки вместе с тем отмечают, что в разоружении итальянских войск партизаны были гораздо успешнее четников. Причину намного большей удачливости партизан эти историки усматривают в совершенно разных целях, к которым, по их мнению, стремились в связи с капитуляцией Италии движение, возглавлявшееся Михайловичем, и движение под руководством Тито. Первое строило всю свою стратегию на ожидании высадки западных союзников на югославском адриатическом побережье и восприняло произошедшую высадку в Италии и капитуляцию последней как прелюдию к подобной же операции в Югославии. А потому его главной целью было установление контроля над районами, прилегавшими к побережью, и частично на самом побережье, чтобы при десантировании там англо-американских войск объединиться с ними, получив, таким образом, возможность успешно приступить к изгнанию оккупантов и одновременно к ликвидации опасности со стороны коммунистического соперника. Между тем, пока четники были заняты в требовавших значительного времени и усилий операциях, направленных на занятие определенных территорий в направлении побережья, партизанское командование, отнюдь не заинтересованное в поддержке возможной западной высадки, предпочло, по мнению упомянутых сербских историков, куда более прагматичную и быстрее осуществимую акцию, сосредоточившись на разоружении итальянских войск. И за счет этого получило ощутимое преимущество перед силами Михайловича в вооружении и оснащении боеприпасами, что позволило затем партизанам успешно вытеснять четников из занятых теми районов¹⁵.

Было ли народно-освободительное движение более удачливым в разоружении итальянцев именно по вышеназванной причине или же по какой-то еще, в любом случае, для исторической реальности, последовавшей за капитуляцией Италии, ключевым являлся сам факт того преимущества в усилении своего арсенала, которое тогда оказалось у партизан¹⁶. Это чрезвычайно важное обстоятельство сочеталось с другим, не менее важным: новым значительным людским притоком в партизанские ряды. Он был тоже во многом вызван капитуляцией Италии, которая воспринималась большой частью населения, особенно в регионах, находившихся до того в итальянской сфере управления или контроля, как свидетельство начавшегося поражения «оси» и стимулировала готовность присоединиться к предполагаемому победителю. А таковым все сильнее выглядело народно-освободительное движение. В итоге, по сведениям, фигурировавшим в послевоенной югославской историографии, силы Тито получили чуть ли ни 80 тыс. новых бойцов. Их стало возможным снабжать вооружением, доставшимся от итальянцев¹⁷.

Большое значение имело то, что с капитуляцией Италии расширение партизанских рядов в некоторых областях Хорватии все больше шло за счет не только сербов, но и постепенно увеличивавшегося притока хорватов, а в Боснии и Герцеговине частично и мусульман. В частности, весьма заметным стало включение в народно-освободительное движение значительного слоя хорватского населения на тех территориях, особенно в Далмации, которые в 1941 г. аннексировала Италия, а вслед за ее капитуляцией Павелич провозгласил воссоединенными с НГХ. Массовым явилось и участие хорватов во вспыхнувшем в сентябре 1943 г. партизанском выступлении даже за пределами НГХ – в Истрии, которую, как уже говорилось, Гитлер тогда отказался передать под власть Загреба, а сделал частью зоны германского военного управления. События в Истрии и на землях, возвращенных из-под итальянской аннексии, демонстрировали, что среди тамошнего хорватского населения довольно сильно распространено негативное отношение к усташскому режиму. Этими событиями серьезно смазывался, подрывался эффект попытки Павелича воспользоваться капитуляцией Италии для того, чтобы поправить усташский имидж и укрепить свое влияние в хорватской среде, играя роль «отца нации», триумфально освобождающего отторгнутые от Хорватии области и объединяющего их с родиной¹⁸. К тому же позиции режима НГХ, который, целиком завися от «третьего рейха», должен был в итоге проглотить гитлеровский диктат, оставивший за пределами Хорватии Истрию с Риекой и островами и Задар с округой¹⁹, прямо противопоставлялись специальные решения по территориальной проблеме, провозглашенные в середине – второй половине сентябре 1943 г. Антифашистским вече народного освобождения Хорватии и созданным народно-освободительным комитетом Истрии. Данными решениями все заключенные как довоенными югославскими правительствами, так и Павеличем соглашения с режимом Муссолини о передаче Италии хорватских территорий объявлялись не имеющими силы, а сами эти территории, в том числе Истрия и район Задара, – присоединенными, как формулировалось, «к матери Хорватии» и «через нее к новому демократическому сообществу народов Югославии, за которое борются наши народы»²⁰. Названные решения активно распространялись и пропагандировались народно-освободительным движением. Оно становилось все сильнее ощутимым полюсом политического и военного притяжения внутри самого хорватского общества.

Капитуляция Италии способствовала и началу изменений в Вардарской Македонии. В предшествовавшие два года усилия КПЮ по организации там Сопротивления не получали отклика среди подавляющего большинства населения ни на той территории, что присоединили к Болгарии, ни на той, которая под итальянской оккупацией была присоединена к марионеточному режиму Албании. Создававшиеся время от времени из самого коммунистического актива единичные и крайне малочисленные партизанские группы быстро постигал крах. Теперь же, в условиях, когда в оккупированной итальянцами западной части Вардарской Македонии оккупационный режим, под крылом которого функционировала албанская квислинговская власть, рухнул, а германские войска только начали занимать эту зону, там произошел относительно заметный всплеск партизанского движения. Оно довольно быстро росло, вооружаясь путем разоружения итальянских войск. В определенной мере численность партизанских сил увеличивалась за счет местного населения данной зоны, особенно того, которое нередко обозначается в историографии как македонское или болгаро-македонское, но и некоторой части албанского. Вместе с тем важную роль играл значительный приток сюда кадров и даже уже организовывавшихся отрядов и групп с той территории Вардарской Македонии, которая была присоединена к Болгарии, а также партизанских формирований из Албании.

Участие последних осуществлялось в рамках предпринятых с лета 1943 г. усилий по налаживанию сотрудничества между находившимися под руководством коммунистов партизанскими силами Югославии, Албании и Греции. В итоге партизанская борьба в западной части Вардарской Македонии получила в сентябре – ноябре 1943 г. немалый размах, были заняты даже некоторые города, возникли временно освобожденные районы, где под коммунистическим главенством стали создаваться органы повстанческой власти²¹.

В целом концентрация относительно крупных сил, ставших вводиться германским командованием в различные югославские области, где до того находились итальянские войска, позволила немцам в итоге занять большую часть территории этих областей. Однако установление там германского контроля, происходившее нередко при весьма ощутимом сопротивлении со стороны как партизан, так отчасти и четников, в ряде случаев растянулось на довольно длительный срок – в течение сентября, а иногда и позже, вплоть до октября и даже ноября 1943 г. Да и сам контроль гитлеровцев и действовавших под их эгидой властей НГХ, словенской администрации Рупника, черногорской Народной управы и албанского квислинговского режима оказывался в этих областях, занятых теперь немцами, отнюдь не повсеместным. Почти везде там – пожалуй, за исключением Косово и Метохии – оставались районы, фактически являвшиеся преимущественно либо даже целиком подконтрольными одному или другому из антиоккупационных движений. Причем в значительно большей мере партизанскому, чем четническому. Ибо пока бывшая итальянская зона перенималась дивизиями вермахта, силы Тито в различных частях этой зоны сумели нанести серьезный урон силам Михайловича, расширить подконтрольные себе территории и ряд из них затем успешно удерживать в противостоянии как германским войскам и квислинговским формированиям, так и четникам.

Подобное происходило и в таких областях основного сосредоточения четнической активности в связи с капитуляцией Италии, как Герцеговина и Черногория, куда Тито направил свои ударные соединения. Не только собственно военное, но и политическое значение имели, в частности, уничтожение партизанами во второй половине октября 1943 г. ряда руководителей черногорских четников во главе с генералом Блажо Джукановичем и гибель тогда же полковника Байо Станишича. В упомянутых областях, как и в некоторых соседних, начал приобретать заметные очертания отлив из четнических рядов²².

Особым образом сложилось положение в Люблянской провинции. Там четники, как уже говорилось, были совсем малочисленны, но капитуляция Италии вызвала не только у них, но и у руководства «белой гвардии» большие надежды на скорую высадку англо-американских войск в районе Истрии и Триеста. Это привело к тому, что вместе с четническими отрядами в ожидании такой высадки стали концентрироваться формирования «белой гвардии», рассчитывавшие, что тоже смогут присоединиться к западным союзникам и с помощью последних воспрепятствовать угрозе установления коммунистической власти при освобождении Словении от оккупации. В ответ словенские партизанские силы предприняли в середине – второй половине сентября 1943 г. крупные операции против сосредоточений «белой гвардии» и четников, подвергнув тех и других жестокому разгрому. Он сопровождался масштабным уничтожением участников потерпевших поражение группировок, в том числе многих из тех, кто сдался партизанам в плен²³. Даже то небольшое четническое движение, которое имелось в Люблянской провинции, на время перестало фактически существовать. Остатки же «белой гвардии» были затем, как уже упоминалось, использованы немецкими оккупантами при создании Словенского домобранства.

Вместе с подконтрольными партизанам районами, существовавшими уже до того в центральной и западной Боснии, в Славонии и ряде других областей, в том числе тех, что находились в прежней, до капитуляции Италии, зоне германской «военной ответственности» на территории НГХ, новые такие районы, возникшие в связи с итальянской капитуляцией, образовывали осенью 1943 г. весьма обширное пространство. На всем этом пространстве действовала либо находилась в процессе становления повстанческая, революционная власть, создававшаяся при ведущей роли КПЮ.

Конституирование новой Югославии и реакция на него в антигитлеровской коалиции. В обстановке становившегося все более ощутимым приближения победы антигитлеровской коалиции и происходившего серьезного усиления военных и политических позиций народно-освободительного движения его коммунистическое руководство во главе с Йосипом Броз Тито пришло осенью 1943 г. к выводу о необходимости сделать решительный шаг по пути оформления создаваемой системы революционной власти в новую государственность. С этой целью было намечено созвать II сессию Антифашистского вече народного освобождения Югославии. Ее задачи были определены на расширенном заседании Политбюро ЦК КПЮ 16–18 октября 1943 г. Предусматривалось, что на сессии будет образован возглавляемый Тито Национальный комитет освобождения Югославии с прерогативами правительства и заявлено о неправомочности королевского эмигрантского правительства. Имелось также в виду выступить против возвращения короля в страну «до тех пор, пока народ через своих свободно избранных представителей сам не вынесет решение о форме правления»²⁴.

В отличие от I сессии АВНОЮ, состав которой формировался путем персональных приглашений, рассылавшихся Верховным штабом, участники II сессии должны были делегироваться из основных наиболее крупных национальных или исторических регионов, из которых реально состояла Югославия: в обиходе они нередко назывались «землями». Таких земель намечено было шесть: Сербия, Хорватия, Словения, Босния и Герцеговина, Черногория и Вардарская Македония, фигурировавшая, по уже сложившейся традиции, просто как Македония. Делегации от земель составлялись тамошними руководящими органами компартии и народно-освободительного движения. Делегаты подбирались из числа наиболее активных, политически видных и преданных людей как в рядах партизанских вооруженных сил, так и среди активистов народно-освободительного движения из местного гражданского населения. Решением упомянутого заседания руководства КПЮ, состоявшегося 16–18 октября 1943 г., предусматривалось избрать делегатами и тех членов ЦК КПЮ, которые еще не входили в состав АВНОЮ²⁵. Вместе с тем, чтобы придать АВНОЮ наибольшее реноме как внутри страны, так и особенно за рубежом, была продолжена линия на включение в него присоединившихся к народно-освободительному движению политических, общественных, культурных деятелей, пользовавшихся известностью в довоенной Югославии, в том числе, по возможности, представительных фигур из старых партий²⁶.

Предусматривалось, что полномочия делегатов от земель должны санкционироваться их антифашистскими вече или комитетами. Антифашистское вече народного освобождения Хорватии было, как уже говорилось, создано еще в середине 1943 г. А в начале октября 1943 г. на подконтрольной партизанам территории в Словении тамошнее руководство компартии и словенского Освободительного фронта (ОФ) организовало проведение так называемого Собрания делегатов словенского народа. На нем были сформированы новые высшие органы ОФ, провозглашенные одновременно высшими органами «народной власти» Словении. Затем центральное руководство КПЮ инициировало срочную организацию подобного рода собраний в Черногории и в Боснии и Герцеговине. Они состоялись в середине и второй половине ноября, и на них были конституированы антифашистские вече народного освобождения этих земель²⁷. Упомянутыми органами и оформлялись официально полномочия («выборы») делегатов на II сессию АВНОЮ от перечисленных четырех земель. Исключением были Сербия и Вардарская Македония, где подобные органы к тому времени не были созданы. И само делегирование от этих двух земель оказалось затруднительным. Делегаты из Вардарской Македонии не смогли своевременно прибыть на сессию АВНОЮ, лишь их имена были в последний момент сообщены в Верховный штаб по радиосвязи. А в Сербии, где народно-освободительное движение было тогда крайне слабым, вовсе не удалось сформировать делегацию. В качестве представителей Сербии во II сессии АВНОЮ участвовали те, кто выполнял эту функцию и на I сессии. В своем большинстве они были из частей, которые входили в состав основной группы партизанских дивизий, сосредоточенной в Боснии под непосредственным оперативным руководством Верховного штаба. Немало делегатов и из иных районов страны не смогли прибыть на II сессию АВНОЮ и замещались там другими ее участниками, имевшими поэтому нередко по несколько мандатов²⁸.

Сессия собралась вечером 29 ноября 1943 г. в старинном боснийском городе Яйце – он был тогда центром наиболее обширной территории, освобожденной партизанскими силами. Там находились руководство КПЮ и Верховный штаб во главе с Тито. Заседания продолжались с небольшими перерывами всю ночь и закончились ранним утром 30 ноября. За эти несколько часов были приняты предусмотренные руководством КПЮ решения, означавшие конституирование новой, революционной государственности, которая затем стала в политическом обиходе нередко обозначаться термином «новая Югославия».

В принятой II сессией АВНОЮ Декларации излагалась политико-пропагандистская позиция, призванная обосновать принимаемые решения. С одной стороны, заявлялось, что «народные массы Югославии решительно пошли по пути вооруженного сопротивления оккупантам, по пути, который указала нашим народам Коммунистическая партия Югославии». Утверждалось, что «подавляющее большинство народных масс Югославии включилось в ряды народно-освободительного движения и активно поддерживает свою Народно-освободительную армию». И говорилось, что «народы Югославии справедливо требуют признания и уважения за границей их органов народной власти, возникших в ходе освободительной борьбы». С другой стороны, в Декларации обличались как четники, так и югославское эмигрантское правительство вместе с «монархической кликой» во главе с королем. Движение, руководимое Михайловичем, как заявлялось в документе, решительно «связало себя с оккупантами и стало самой сильной опорой фашистских захватчиков в борьбе против наших народов». А правительство в эмиграции и король, поддерживавшие Михайловича, обвинялись в том, что помогают четническим преступлениям²⁹.

Опираясь на эту аргументацию, II сессия провозгласила АВНОЮ «верховным законодательным и исполнительным представительным органом Югославии». Вместо Исполнительного комитета АВНОЮ был избран Президиум АВНОЮ во главе с тем же председателем – Иваном Рибаром, чтобы действовать в период между сессиями. Одновременно с этим был создан Национальный комитет освобождения Югославии (НКОЮ) как «высший исполнительный и распорядительный орган народной власти в Югославии, через который Антифашистское вече народного освобождения Югославии осуществляет свою исполнительную функцию». НКОЮ, указывалось в постановлении II сессии АВНОЮ, «обладает всеми признаками народного правительства». Он состоял из «уполномоченных», фактически министров, каждый из которых отвечал за определенную сферу деятельности. Председателем НКОЮ и одновременно уполномоченным по делам народной обороны стал Тито, по-прежнему являвшийся также Верховным Главнокомандующим Народно-освободительной армии и партизанских отрядов Югославии. Во время сессии ему решением собравшегося тут же Президиума АВНОЮ присвоили учрежденное сессией звание маршала Югославии³⁰. В соответствии с упомянутой выше тактической линией руководства КПЮ, не только АВНОЮ и его Президиум, но и НКОЮ были составлены таким образом, что в них, наряду с коммунистическими функционерами, были и некоторые довольно известные лица, бывшие до войны активными в других политических партиях, а также видные общественные фигуры, деятели культуры, примкнувшие к народно-освободительному движению. Одни из них тесно сотрудничали с компартией, нередко переходя на весьма левые, во многом близкие коммунистам позиции. Другие, более критичные в отношении КПЮ, пытались занять позицию в той или иной мере независимого партнера коммунистов в народно-освободительном движении, что, однако, было иллюзией и обнаруживалось раньше или позже. Но до тех пор, пока эти некоммунистические деятели участвовали в народно-освободительном движении, они, как и те, кто был ближе к коммунистам, фактически использовались компартией, занимавшей монопольно-руководящее положение, в ее собственных политических целях.

Наряду с образованием НКОЮ и Президиума АВНОЮ, сессия приняла постановление о лишении югославского эмигрантского правительства «всех прав законного правительства Югославии» и о запрещении королю Петру II Карагеоргиевичу возвращаться в Югославию. Правда, по поводу Петра II в постановлении содержалась оговорка, что «вопрос о короле и монархии решит сам народ своей собственной волей после освобождения всей страны»³¹. Оговорка эта, отвечавшая демократическим нормам, носила, однако, чисто тактический характер и была в первую очередь предназначена западным союзникам³². На деле же решения, принятые в Яйце, означали разрыв с прежней югославской государственностью и ее институтами, были нацелены на утверждение новой государственно оформленной власти, практически противостоящей довоенному порядку.

II сессия АВНОЮ провозгласила преобразование Югославии в государство, построенное на федеративных принципах. Устанавливалось, что в федеративной Югославии будет обеспечено «полное равноправие» «народов Сербии, Хорватии, Словении, Македонии, Черногории и Боснии и Герцеговины»³³. Тем самым были обозначены те шесть составных частей, образующих федерацию, которые и были предварительно намечены. Как уже говорилось, эти части выделялись не только по национальному, но и по традиционно-историческому региональному принципу. Последнее особенно проявилось в факте вычленения Боснии и Герцеговины, которая была населена тремя основными этническими группами – мусульманами, сербами и хорватами. Сербский этнос в широком смысле, включая и черногорцев, неизбежно должен был оказаться в такой шестичленной федерации разделенным по крайней мере между четырьмя ее единицами (Сербией, Черногорией, Боснией и Герцеговиной и, наконец, Хорватией с ее широким поясом районов от Дуная до Адриатического побережья, в большей или меньшей степени населенных сербами), а хорватский этнос – между двумя (Хорватией и Боснией и Герцеговиной). Особо обстояло дело с выделением той единицы, которая в постановлении II сессии АВНОЮ о преобразовании Югославии в федерацию фигурировала под названием «Македония». Это название было употреблено без какого-либо уточнения, идет ли речь лишь о Вардарской Македонии, которая была и в составе довоенной Югославии, или обо всей Македонии, включая также те ее части, которые после Балканских войн 1912–1913 гг. оказались в составе Греции (Эгейская Македония) и Болгарии (Пиринская Македония). Поскольку, как уже отмечено выше, в тогдашних документах КПЮ и возглавлявшегося ею движения просто Македонией обычно именовалась Вардарская Македония, именно как ее обозначение выглядел термин, использованный II сессией АВНОЮ. Однако еще в период подготовки, а затем и непосредственно после проведения сессии вопрос о Македонии стал в рядах народно-освободительного движения связываться и с перспективой объединения всех ее частей. В частности, о подобной перспективе, хотя и весьма осторожно, упоминалось в манифесте, который в октябре 1943 г. был выпущен от имени главного штаба партизанских сил, действовавших в Вардарской Македонии. Но вместе с тем в манифесте речь велась о Македонии как части Югославии. Такая своего рода противоречивость была кажущейся. Уже вскоре, в начале весны 1944 г., в руководстве народно-освободительного движения как на региональном македонском, так и на общеюгославском уровне стала довольно откровенно выражаться идея о желательности и наиболее вероятной осуществимости объединения всех трех частей Македонии именно в рамках Югославии³⁴. Иными словами, речь шла фактически о замысле присоединить Эгейскую и Пиринскую Македонию к Вардарской, которая уже наделялась статусом одной из шести единиц федеративного югославского государства.

Вопрос о том, как шесть частей федеративной Югославии, обозначенные II сессией АВНОЮ, будут разграничиваться между собой, на сессии вовсе не затрагивался. И даже с простым перечислением основных югославских этносов в решении сессии дело тоже обстояло довольно своеобразно: наряду с сербами, хорватами, словенцами и – в противоположность довоенной Югославии – македонцами, указывались как особый народ и черногорцы, но о мусульманах вообще не упоминалось. Впрочем, как АВНОЮ и его президиум, так и НКОЮ были тщательно составлены с учетом того, чтобы в каждом из этих органов имелись фигуры, выступавшие в качестве представителей мусульман, так же как сербов, черногорцев, хорватов, словенцев, македонцев. Что же касалось весьма важной для Югославии проблемы национальных меньшинств, II сессия АВНОЮ декларировала обеспечение им «всех национальных прав»³⁵.

Фактической частью решений сессии стало принятое во время нее Президиумом АВНОЮ постановление, которым подтверждались упомянутое выше решение Антифашистского вече народного освобождения Хорватии о том, что Истрия с Риекой, Задар и другие хорватские земли, аннексированные в разное время Италией, присоединяются к «свободной Хорватии в федеративной Югославии», и аналогичное решение Словенского народного освободительного комитета (пленума ОФ Словении) о присоединении Словенского Приморья и всех аннексированных Италией словенских земель к «свободной Словении в федеративной Югославии»³⁶. Тем самым новая Югославия в момент своего конституирования выступала публично в роли поборника как общеюгославских территориальных интересов, так и этнотерриториальных устремлений отдельных народов страны по отношению к внешнему миру.

В соответствии с уже характеризовавшейся выше тактической линией, которой КПЮ продолжала придерживаться, в документах II сессии АВНОЮ отсутствовали открытые заявления об изменении социального строя, выдвижение «классово-социалистических» лозунгов. Эти цели оказывались в решениях АВНОЮ по-прежнему скрытыми под непосредственно провозглашавшимися антифашистско-освободительными задачами, а создание новой, фактически коммунистической власти связывалось с борьбой против эмигрантского правительства и четников как сил, которые обвинялись в политике проведения и поддержки коллаборационизма.

Постановления II сессии АВНОЮ активно распространялись и разъяснялись путем устной пропаганды, которую вело в разных частях страны народно-освободительное движение, через его печатные материалы, через вещание радио «Свободная Югославия» из СССР. Эти постановления встречались с одобрением и энтузиазмом в рядах партизанских частей, среди тех слоев населения, которые поддерживали народно-освободительное движение. Результаты II сессии АВНОЮ приветствовались и многими, кто стал поворачивать, склоняться к поддержке народно-освободительного движения, в чем немалую роль играло как раз воздействие того, что произошло в Яйце. И наоборот, в связи со II сессией АВНОЮ и созданием НКОЮ югославское эмигрантское правительство 5 декабря заявило в Каире, что народно-освободительное движение является «насильственным террористическим движением», которое «ни в чем не соответствует демократическим и социальным представлениям нашего народа». Оно, говорилось в заявлении, вносит «только путаницу в ряды югославского народа», дробит, как формулировалось, «его объединенное сопротивление оккупантам» и в итоге «все больше его ориентирует на междоусобную борьбу». А это «является основой политики наших врагов». Такое обвинение сопровождалось утверждением, что «в Югославии это движение является результатом пропаганды из-за границы»³⁷. Под «заграницей» достаточно ясно подразумевался СССР, который, хотя и не названный прямо, тем самым обвинялся в инспирировании того, что было сделано в Яйце.

Хотя не только эмигрантское правительство, но и западные союзники полагали, что шаг, осуществленный на II сессии АВНОЮ, был предварительно санкционирован, если даже не инспирирован, советской стороной, на самом деле коммунистическое руководство народно-освободительного движения действовало в данном случае самостоятельно. Более того, имея уже опыт, когда подобное же намерение накануне I сессии АВНОЮ вызвало «вето» со стороны Москвы, опасавшейся осложнения отношений с западными союзниками, Тито на сей раз лишь перед самым открытием II сессии сообщил Георгию Димитрову о ее созыве, о намерении преобразовать АВНОЮ и создать НКОЮ³⁸. Об остальных решениях, в том числе по поводу короля и эмигрантского правительства, глава КПЮ информировал Димитрова только вслед за окончанием сессии³⁹. Такой образ действий противоречил стремлению Кремля контролировать политику КПЮ (как и других компартий) и руководимого ею народно-освободительного движения. К тому же И.В. Сталин, полностью разделяя цели югославских коммунистов относительно создания новой власти и устранения королевского эмигрантского правительства, не был, однако, сторонником того, чтобы торопиться с таким шагом, как предпринятый в Яйце. В Москве по-прежнему опасались, что преждевременные действия могут повлечь серьезные осложнения между СССР и западными союзниками. Тем не менее советская сторона поддержала решения II сессии АВНОЮ, но придерживаясь осторожной тактики. Радио «Свободная Югославия», вещавшее из СССР, сообщило 4 декабря об итогах сессии, благодаря чему в мире и узнали о произошедшем. Однако чтобы сразу не пугать чрезмерно Лондон и Вашингтон, радио не упоминало о решении по поводу короля и эмигрантского правительства. Это решение стало передаваться по «Свободной Югославии» лишь начиная с 15 декабря 1943 г., когда Тито в шифротелеграмме, адресованной в Москву, выразил мнение о срочной необходимости такого шага⁴⁰.

Подобная тактика способствовала более мягкой первоначальной реакции США и особенно Великобритании. В официальных заявлениях, сделанных в течение первой половины декабря, в частности британским министром иностранных дел Антони Иденом и государственным секретарем США Корделом Хэллом, Лондон и Вашингтон, в отличие от югославского эмигрантского правительства, воздержались от прямого выступления против АВНОЮ и НКОЮ. В то же время они не хотели и признавать эти органы, заявили, что по-прежнему считают представителями югославской государственности только короля и его правительство в эмиграции и что вступили в контакт с партизанами лишь как с военной силой в рамках оказания помощи всем, кто сопротивляется оккупантам⁴¹.

Выждав эту реакцию, советская сторона сделала новый шаг, опубликовав 14 декабря сообщение Информбюро НКИД СССР «О событиях в Югославии». В нем не было никакой полемики с западными союзниками, наоборот, из тактических соображений нарочито утверждалось даже, что решения II сессии АВНОЮ «встретили сочувственные отклики в Англии и США». Но на деле позиция, изложенная в сообщении, была противоположна позиции западных держав. В документе выражалась поддержка обнародованным к тому времени решениям о преобразовании АВНОЮ в верховный законодательный и исполнительный орган, о создании НКОЮ в качестве временного правительства и о федеративном принципе устройства Югославии, заявлялось, что «эти события» «рассматриваются Правительством СССР как положительные факты». Решение по поводу короля и югославского эмигрантского правительства, о котором к тому моменту по радио «Свободная Югославия» никакой информации еще не давалось (напомним, она впервые была дана лишь 15 декабря), в сообщении Информбюро НКИД тоже не фигурировало. Зато о короле и эмигрантском правительстве в советском документе просто не упоминалось, что позволяло Москве фактически продемонстрировать их игнорирование и в то же время избежать в этом вопросе нежелательных осложнений с западными партнерами по антигитлеровской коалиции. Вместе с тем, в отличие от упомянутых выше заявлений западных союзников, в советском сообщении подчеркнуто осуждалась деятельность Михайловича как наносящая «вред делу борьбы югославского народа против немецких оккупантов»⁴².

Для западных союзников, прежде всего для Лондона, наиболее заангажированного в югославском вопросе, это советское заявление служило еще одним показателем все более настоятельной необходимости считаться в своей политике с усиливавшейся позицией народно-освободительного движения и с поддержкой, оказывавшейся ему со стороны Москвы.

Уже до того, в течение осени, среди британских дипломатов, работников разведки, военных, которые были заняты проблемами положения на югославском пространстве и английских действий там, велись обсуждения того, целесообразно ли сохранять прежние отношения с Михайловичем. В частности, продолжать ли англичанам деятельность своей военной миссии при его штабе и офицеров этой миссии при локальных четнических штабах. Особенно этот вопрос приобрел актуальность с начала декабря 1943 г., после согласованного на Тегеранской конференции (28 ноября – 1 декабря 1943 г.) решения руководителей трех ведущих держав антигитлеровской коалиции о военной поддержке партизан в Югославии. Среди упомянутых выше работников английских ведомств, связанных с политикой на югославском направлении, усиливалось мнение, что под руководством Михайловича четнические силы не способны на желательные британскому командованию активные действия против германских оккупантов, в частности диверсионные, а в то же время фигура Михайловича является препятствием для какого-либо примирения и соглашения как четников, так и королевского югославского правительства с движением, возглавляемым Тито. Ряд ответственных лиц, в том числе, например, посол Великобритании при югославском правительстве Ральф Стивенсон, все энергичнее высказывались за отзыв британской миссии при Михайловиче и налаживание более тесных отношений с партизанским руководством. Последнее, по оценке этих лиц, являлось на внутриюгославской сцене военно-политическим фактором, чье значение становилось намного большим как в борьбе против оккупантов и квислинговских режимов, так и с точки зрения обладания массовой поддержкой. К этому мнению во все возраставшей мере склонялся и британский премьер-министр Уинстон Черчилль. Одновременно имелось в виду, что если удастся путем нажима на короля Петра II и эмигрантское правительство сместить Михайловича с его постов министра и командующего четническими силами и назначить другого руководителя четников, то, возможно, Тито пойдет на какое-то сотрудничество с четническим движением. В этом отношении англичане стали оказывать давление на короля и правительство в эмиграции. Так или иначе, к середине декабря вопрос об отзыве британской миссии при Михайловиче и дистанцировании от него во многом оказывался почти предрешенным, и обсуждался способ, каким бы это следовало сделать⁴³.

На ход и результат данных обсуждений в немалой степени повлиял имевший место как раз тогда эпизод в отношениях между британской стороной и руководителем четников, ставший в глазах англичан своеобразным тестом позиции Михайловича. К концу первой декады декабря 1943 г. он через британскую миссию получил просьбу английского генерала Генри Вильсона, которому подчинялись средиземноморские силы западных союзников, срочно, не позднее 29 декабря, произвести диверсии, главное – взрывы двух мостов, на железнодорожных линиях в Сербии, связывавших Белград с Грецией⁴⁴. Руководителю четников, в соответствии с его тактикой, не улыбалось осуществление подобных акций, чреватых ответными репрессивными мерами оккупантов и режима Недича. К тому же в это время резко усилилось недовольство Михайловича британской политикой ввиду отсутствия нужной ему помощи оружием и боеприпасами и вследствие английской радиопропаганды, все больше положительной для партизан, нежели для четников. Недовольство находило выход в захлестывавших Михайловича эмоциях, и он нередко вел себя с англичанами скорее как обидчивый офицер, посчитавший униженной его честь, чем как ответственный политический лидер, осознающий необходимость неизменно руководствоваться трезвым расчетом. С середины ноября 1943 г. он предпринял шаги, серьезно обострявшие отношения с британской военной миссией: не только распорядился строго ограничить контакты личного состава своих вооруженных формирований с офицерами миссии, прикомандированными к этим формированиям на местах, но и сам отказывался от встреч с главой миссии бригадиром Чарльзом Армстронгом и стал общаться с ним только путем обмена письмами⁴⁵. А на упомянутое выше обращение генерала Вильсона Михайлович ответил лишь через две недели, 23 декабря, и то под воздействием телеграммы от эмигрантского премьера Божидара Пурича, подчеркивавшего, что прочное сотрудничество с англичанами должно являться неизменной основой, даже если «они несправедливы к нам». В ответе Вильсону содержалось обещание осуществить диверсии, о которых тот просил, но срок выполнения Михайлович требовал продлить: не раньше 15 января 1944 г.⁴⁶ Он действительно дал четническим командирам в районах, которые имелись в виду, задание подготовить и произвести диверсии между 1 и 15 января. Однако затем произошла обычная история: в этих районах были замечены передвижения партизанских сил, и Михайлович приказал намеченные диверсии временно отложить и сосредоточиться на уничтожении партизан, а британской миссии сообщить, будто дело отложено из-за партизанского нападения. Причем он требовал от местных четнических командиров принять меры, чтобы офицеры миссии не видели действий четников против партизан⁴⁷. В итоге диверсии так и не состоялись.

За этим последовало решение англичан об отказе от продолжения отношений с Михайловичем. В историографии высказывались разные мнения по поводу того, стало ли невыполнение просьбы Вильсона последней гирькой, окончательно склонившей чашу весов, на которых отмерялась британская позиция, к указанному решению. Ряд историков считает, что неосуществление диверсий ничего не меняло: будь они произведены, результат оказался бы тем же, ибо Лондону был нужен лишь тот или иной предлог, а свою позицию он все равно уже определил заранее. В качестве аргументов приводятся мнения, высказывавшиеся различными английскими ведомствами и должностными лицами, которые тогда представляли британскому руководству свои предложения о том, как решить проблему отношений с Михайловичем⁴⁸. Однако последнее слово было именно за руководством. И остается, естественно, под вопросом, как бы ему пришлось действовать, если бы Михайлович выполнил задание, данное англичанами и неожиданно сыгравшее роль теста. Поскольку же он тест не выдержал, у Лондона оказались вовсе свободные руки.

Тем не менее, на высшем британском уровне все еще продолжались размышления и дискуссии, главным образом между Черчиллем и занимавшим более осторожную позицию, колебавшимся Иденом. Только в середине февраля 1944 г. из Лондона было сообщено в Каир, а оттуда Армстронгу об окончательно принятом решении прекратить отношения с Михайловичем и отозвать британскую миссию. В марте все части миссии, находившиеся при локальных четнических штабах, были собраны в одном месте. И когда возникла возможность, на рубеже мая – июня, миссия была самолетами западных союзников эвакуирована с импровизированного аэродрома на контролировавшейся четниками территории⁴⁹.

В обстановке, когда события стали развиваться в таком направлении, осталось без каких-либо реальных последствий обращение Михайловича 23 декабря 1943 г. к Арметронгу с предложением о встрече четнических и партизанских представителей при посредничестве и присутствии британских делегатов с целью воспрепятствовать гражданской войне и направить усилия на борьбу против оккупантов. Речь шла о том, чтобы в случае достижения какого-то соглашения между четниками и партизанами англичане выступали гарантом его выполнения. Трудно сказать, каковы были при этом обращении истинные намерения Михайловича. Упомянутый выше посол Стивенсон считал данный шаг лишь тактическим жестом, призванным воздействовать на англичан, чтобы они отложили принятие решения об отзыве миссии. 13 января 1944 г. югославское эмигрантское правительство получило через Стивенсона ответ из Лондона, в котором говорилось, что «в нынешней ситуации» британская сторона не видит, каким образом англичане могли бы действовать в качестве посредников, а Михайловичу ничто не мешает «непосредственно обратиться к партизанскому штабу»⁵⁰.

Но вернемся к середине декабря 1943 г., когда перед лицом решений II сессии АВ-НОЮ Лондон стал усиленно ориентироваться на то, чтобы ценой отказа от Михайловича добиться политического компромисса между народно-освободительным движением, с одной стороны, и королем и эмигрантским правительством – с другой. И с помощью такого компромисса устранить становившуюся все опаснее перспективу возможного поражения последних.

Рассматривая коммунистическое руководство народно-освободительного движения как в конечном счете управляемое Москвой, британское правительство 14 декабря 1943 г. передало правительству СССР датированный предыдущим днем меморандум, в котором выражалось стремление к тому, чтобы «в интересах югославского единства» оказалось возможным как для Тито, так и для короля и югославского правительства «найти базис для сотрудничества в общем деле освобождения Югославии от врага». В меморандуме подчеркивалось, что такое сотрудничество позволит «предоставить югославскому народу возможность, после освобождения, свободно сказать свое слово относительно формы правления», которую он «пожелает избрать после войны». Документ завершался указанием на то, что «Правительство Его Величества было бы радо узнать – разделяет ли Советский Союз эти взгляды»⁵¹. Советская сторона, придерживаясь все той же тактики, неделю спустя выразила англичанам формальное одобрение их плана, заявив, что правительство СССР разделяет позицию британского правительства о необходимости в интересах борьбы югославских народов против германских оккупантов создать основы для сотрудничества между, с одной стороны, Тито и НКОЮ, а с другой стороны – королем Петром и его правительством. Однако на деле в ответе Москвы Лондону лишь в общей форме говорилось о советской готовности «сделать все возможное» для достижения подобного компромисса, причем подчеркивалось, что советское правительство усматривает «большие трудности» в осуществлении этой задачи. От предложений же о каких-либо практических шагах по реализации цели компромисса советская сторона уклонилась⁵².

В итоге Лондону для реализации своих замыслов не оставалось ничего иного, как вступить в переговоры прямо с руководством новой Югославии. С этой целью была использована переписка, возникшая на рубеже 1943–1944 гг. по инициативе Тито между ним и Черчиллем. Начало переписке было положено телеграммой, которую Тито, воспользовавшись известиями о том, что премьер-министру Англии нездоровится, послал в конце декабря 1943 г. через британскую военную миссию Черчиллю с пожеланием выздоровления⁵³. Подобным шагом югославский коммунистический лидер, со своей стороны, стремился установить прямой контакт с главой британского правительства с целью дальнейших усилий, направленных на постепенное получение от западных союзников признания решений II сессии АВНОЮ и конституированных на ней органов революционной государственности. Таким образом, устремления Лондона и югославского коммунистического руководства к взаимному контакту совпали. И Черчилль тут же ухватился за инициативу Тито, продолжив переписку в целях осуществления своих планов. В посланиях, которые он направлял на протяжении января – марта 1944 г. в адрес Тито, премьер-министр Великобритании пытался получить согласие на объединение руководимого коммунистами движения с королем. В качестве платы за согласие на это Черчилль выражал готовность пожертвовать Михайловичем.

Уже в первом послании, датированном 8 января, глава английского правительства сообщил Тито о решении прекратить британскую военную помощь Михайловичу и оказывать ее «только вам». При этом Черчилль отметил, что Лондон был бы рад, если эмигрантское правительство уберет Михайловича из своего состава, но подчеркнул невозможность для англичан просто отшвырнуть короля Петра II. И в осторожной форме выразил надежду, что «с обеих сторон», т. е. партизанской и королевско-правительственной, будет прекращена полемика. Об этом своем послании Черчилль проинформировал Сталина, считая, что решение югославского коммунистического лидера в огромной мере зависит от хозяина Кремля⁵⁴. Тито, заинтересованный в налаживании отношений с Лондоном, дипломатично ответил 28 января, что будет, «насколько это позволяют интересы наших народов», «избегать ненужной полемики» и «не создавать в этом смысле неприятностей союзникам»⁵⁵. И тогда Черчилль сделал шаг дальше: 6 и 7 февраля Тито получил послания, в которых ему задавался вопрос, готов ли он к объединению с королем в деле совместного ведения войны при условии, что король отставит Михайловича с занимаемых постов⁵⁶.

Тито путем обмена радиотелеграммами с Георгием Димитровым тут же проконсультировался об английских предложениях с Москвой. Там решили, что целесообразно согласиться на сотрудничество с королем Петром II, однако при сохранении формулы, принятой на II сессии АВНОЮ: вопрос о монархии будет окончательно решен народом после освобождения Югославии. Но за такой компромисс с королем Сталин счел теперь необходимым добиваться от Лондона, чтобы эмигрантское правительство вообще было ликвидировано и НКОЮ признан в качестве единственного правительства Югославии, а Петр II подчинился бы законам АВНОЮ. Эта позиция, о которой Димитров сообщил 9 февраля 1944 г. Тито, встретила согласие последнего и была принята им к исполнению. В тот же день, 9 февраля, глава НКОЮ изложил ее в качестве своего ответа в послании Черчиллю⁵⁷. Но британский премьер в послании от 25 февраля (Тито получил его 9 марта), не вдаваясь в конкретное обсуждение данных требований, выразил по этому поводу пожелание, чтобы в обмен на увольнение Михайловича и «других плохих советчиков» король получил от Тито приглашение вернуться в страну и непосредственно принять участие в борьбе с оккупантами. Одновременно Черчилль уведомил о том, что англичане отзывают свою миссию при Михайловиче⁵⁸. Руководство новой Югославии сочло, однако, никак невозможным допустить возвращение Петра II. О чем Тито и известил 26 марта главу британского правительства⁵⁹. Английский план повис в воздухе, равно как и план СССР и Тито о признании НКОЮ в качестве единственного югославского правительства.

Югославское эмигрантское правительство после советского заявления в поддержку решений II сессии АВНОЮ, опубликованного 14 декабря 1943 г., попыталось для укрепления своего положения улучшить отношения с Советским Союзом. 18 декабря премьер-министр Божидар Пурич передал через посла СССР Н.В. Новикова предложение советскому правительству заключить двусторонний договор о взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве. Но уже четыре дня спустя был получен отказ Москвы. Советское правительство ответило, что пока не может принять сделанного предложения «виду неясности положения» в Югославии⁶⁰. Более того, в начале февраля 1944 г., когда Сталин посчитал, что Тито пора потребовать роспуска эмигрантского правительства, советская сторона нанесла этому правительству и публичный удар: в опубликованном ТАСС сообщении были преданы гласности как предложение Пурича, так и факт советского отказа. Причем на сей раз отказ был объяснен «профашистской ролью генерала Михайловича, до сих пор считающегося югославским военным министром», и – что еще важнее – образованием НКОЮ, «поддерживаемого широкими народными массами Югославии»⁶¹. Эта позиция пропагандировалась советскими средствами массовой информации, популярными изданиями⁶². А когда югославский посол в Москве Станое Симич и военный атташе подполковник Миодраг Лозич, уже длительное время все более критически относившиеся к политике Михайловича и эмигрантского правительства, обратились 10 марта 1944 г. к Тито с заявлениями, что порывают с этим правительством и отдают себя в распоряжение Тито, НКОЮ и АВНОЮ, указанные заявления были демонстративно обнародованы 11 марта в «Правде», и советская сторона отказалась принимать какого-либо нового эмигрантского посла. Вместе с тем взаимоотношения дипломатического представительства СССР в Каире с находившимся тогда там югославским эмигрантским правительством стали холодными и контакты между ними сходили на нет⁶³. Формально сохранявшиеся дипломатические отношения на деле оказались с состоянии замораживания.

Параллельно с этим произошел обмен первыми представительствами – военными миссиями – между СССР и возникшей революционной югославской государственностью. Вопрос о желательности того, чтобы Советский Союз прислал представителей командования Красной Армии или военную миссию, Тито не раз ставил в своих радиограммах Димитрову, в частности с лета 1943 г. в связи с прибытием в партизанский Верховный штаб британской военной миссии, а позже и американских представителей⁶⁴. Но Кремль не торопился, выжидая момента, тактически более удобного с учетом отношений между СССР и западными союзниками. Такой момент, по советской оценке, наступил осенью 1943 г., когда в ходе проведения Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, состоявшейся 19–30 октября, Молотов в качестве наркома иностранных дел СССР сообщил своему британскому коллеге Идену о советском намерении послать военную миссию в штаб Тито. И это намерение было месяц спустя подтверждено советской стороной на встрече «большой тройки» в Тегеране⁶⁵.

О советском решении направить военную миссию в Югославию было публично объявлено в упоминавшемся сообщении Информбюро НКИД СССР, опубликованном 14 декабря 1943 г.⁶⁶ Миссия во главе с генерал-лейтенантом Н.В. Корнеевым воздушным путем прибыла 24 февраля 1944 г. в расположение НКОЮ и партизанского Верховного штаба⁶⁷. В свою очередь, по договоренности между Тито и советской стороной, была отправлена в СССР югославская миссия. Она официально фигурировала как военная миссия НКОЮ. Возглавлявшаяся одним из ведущих партизанских военачальников генерал-лейтенантом Велимиром Терзичем, миссия прилетела в Москву 12 апреля 1944 г.⁶⁸

Через миссии впервые был осуществлен непосредственный – а не лишь по радиосвязи через Димитрова – политический контакт между Кремлем и руководством новой Югославии. В составе югославской миссии в Москве находился с апреля по июнь 1944 г. (а затем вернулся в Югославию) Милован Джилас, один из ближайших сподвижников Тито, входивший в руководящую четверку КПЮ. Он имел несколько бесед со Сталиным и Молотовым, во время которых обсуждались проблемы положения в Югославии, стратегии и тактики КПЮ и руководимого ею движения, отношений НКОЮ с западными союзниками, политико-дипломатической поддержки, которую Советский Союз в тогдашней ситуации мог оказать революционной югославской государственности, и той военной помощи, которую СССР был в состоянии предоставить ее вооруженным силам. По этим вопросам согласовывались позиции, принимались решения⁶⁹.

Основной повседневной задачей военных миссий стала практическая организация переброски в Югославию партизанским силам советской помощи вооружением, боеприпасами, различным снаряжением, о чем еще будет речь впереди. Важным явилось оказание советской финансовой поддержки. 16 июня 1944 г. с югославской миссией в Москве были подписаны два договора между правительством СССР и НКОЮ о предоставлении советских беспроцентных займов на 2 миллиона американских долларов и 1 миллион рублей. Эти деньги предназначались для представительских целей НКОЮ за границей⁷⁰.

Упрочение военно-политических и международных позиций новой Югославии. Период после II сессии АВНОЮ характеризовался дальнейшей жестокой борьбой в треугольнике, каким являлась югославская военно-политическая сцена: одной стороной треугольника все так же были оккупанты вместе с НГХ, квислинговскими администрациями и их вооруженными формированиями, другой стороной – партизаны как воинская сила теперь уже конституированной революционной государственности, третьей – четники, чья военная организация дополнялась политической структурой в виде равногорского движения.

Не спадающей ожесточенностью отличалась борьба между двумя первыми из указанных сторон. В декабре 1943 – январе 1944 г. ее стержнем оставалось их противоборство в ходе продолжения масштабных действий, начатых германскими войсками против партизан в связи с капитуляцией Италии. Упомянутые действия по-прежнему были направлены на ликвидацию пояса территорий, в той или иной мере освобожденных либо контролировавшихся партизанами. Продолжившись до января 1944 г., это гитлеровское наступление сменилось затем серией отдельных, сосредоточенных на наиболее важных направлениях операций против сил Тито, в частности особенно в Боснии и Северной Далмации. В итоге оккупанты и их пособники смогли вытеснить партизан из ряда районов в центральной, приморской, юго-восточной и северо-западной частях Югославии. Однако германскому командованию не удалось радикально переломить ситуацию в свою пользу, уничтожить крупные сосредоточения партизанских контингентов, в том числе оперативную группу дивизий во главе с Верховным штабом. Территория, подконтрольная партизанам, в большой своей части сохранилась, а затем вновь стала расширяться в ходе их активных контрдействий. Центром основного массива освобожденной партизанской территории стал город Дрвар в Западной Боснии, куда руководство новой Югославии перебралось из Яйце, занятого немцами в начале января 1944 г.⁷¹

Если на первых этапах германских действий, предпринятых вслед за капитуляцией Италии, в сентябре – октябре 1943 г., силы Михайловича в некоторых районах НГХ (главным образом в Восточной Боснии и Герцеговине), а также в Санджаке, как уже говорилось, приходили в ряде случаев в столкновение с вермахтом, то затем это стало сходить на нет. Ибо в обстановке, когда одновременно было нужно вести не прекращавшуюся и даже считавшуюся главной борьбу с партизанами, со своей стороны тоже наносившими ожесточенные удары по четникам, последние предпочитали вернуться к более привычной тактике лавирования в отношении оккупантов. Тем более, что нередко, понеся тяжелый урон от партизанских атак, подобно тому, как произошло, скажем, в Черногории, четнические командиры усматривали в немецких операциях против «красного противника» чуть ли ни единственное спасение от своего полного поражения. В итоге на той территории НГХ, где действовали четники, а также в Черногории с Санджаком конец осени 1943 г. и зима 1943/44 гг. полны четнических инициатив, чья цель – взамен прежнего сотрудничества с исчезнувшими теперь с югославской сцены итальянцами наладить взаимоотношения с гитлеровскими оккупантами, с их командованием на местах. А в Черногории – еще и с Народной управой и квислинговскими вооруженными формированиями. В свою очередь, германская сторона, в связи с капитуляцией Италии оказавшаяся перед необходимостью взять под свой контроль бывшую итальянскую зону, но располагавшая все более ограниченными силами, была вынуждена в немалой мере менять прежнюю позицию в отношении четников. Теперь немцы, не говоря уж об их упомянутых выше черногорских пособниках, были нередко заинтересованы в достижении с четниками соглашений, которые бы способствовали поддержанию гитлеровского контроля. На основе этого обоюдного устремления обеих сторон достигалось некоторое урегулирование отношений между ними, по крайней мере, на локальном уровне. Диапазон урегулирования мог быть достаточно широк: от достижения, в одних случаях, договоренностей о взаимном ненападении, распространявшихся на ту или иную местность, до осуществления, в других случаях, такого сотрудничества, как частичное снабжение немцами четников оружием и боеприпасами, которые предназначались для борьбы с партизанами, либо вообще проведение совместных антипартизанских операций.

Некоторые подобного рода соглашения между германским и четническим командованием на местах стали в конце осени 1943 г. и зимой 1943/44 гг. заключаться и в Сербии. Но их изображение в историографии различно. Одни авторы склонны писать о них как о преимущественно временных договоренностях по поводу взаимного ненападения в тех или иных районах Сербии. Другие же авторы трактуют соглашения как в большей мере направленные на фактическое сотрудничество с оккупантами – кроме немецких, еще и с болгарскими – в борьбе против партизан. Впрочем, в разные моменты и в разных районах Сербии линия поведения различных четнических частей, точнее – их командиров, нередко была весьма неодинаковой и могла быстро меняться: от больших или меньших локальных столкновений с немцами, равно как с квислинговскими формированиями, особенно подразделениями Сербского добровольческого корпуса, и до упомянутых временных соглашений с германскими военными властями на местах. Многое зависело и от немецких решений, которые тоже могли меняться. К примеру, если с ноября 1943 г. преобладает с германской стороны склонность к заключению этих соглашений в Сербии, то в феврале 1944 г. берет верх вывод об их нежелательности⁷².

Что, однако, оставалось неизменным, так это ожесточенная борьба между силами, находившимися под главенством Михайловича, и движением, которым руководила КПЮ. В плане военного противоборства такая борьба продолжала безжалостно вестись везде, где четнические и партизанские формирования могли оказаться в положении соприкосновения друг с другом. И по-прежнему, если одна из сторон находилась в боевом столкновении с войсками оккупантов, НГХ или военно-полицейскими соединениями прооккупационных администраций, другая нередко стремилась воспользоваться этим и нанести той, первой, дополнительно еще и свой удар, чтобы способствовать ее поражению или хотя бы большему ущербу. Так поступали и четники, и партизаны, причем каждая из сторон, оказываясь объектом подобного удара, обвиняла другую, что та действует заодно с оккупантами и квислинговцами. Эти обвинения усиленно использовались как народно-освободительным, так и равногорским движениями в их острой пропагандистской дуэли, сопровождавшей взаимную вооруженную борьбу.

Пропагандистская война между ними приобретала в период, последовавший за II сессией АВНОЮ, не только все больший накал, но и все большую значимость. Ибо во внутриполитическом плане для обоих непримиримо враждебных движений было в складывавшихся условиях крайне важно, насколько то или иное из них будет иметь опору в сербских массах в решающий момент, когда с очевидностью приближавшееся поражение нацистской Германии – а тем самым и освобождение от оккупации – станет реальностью. А во внешнеполитическом плане для каждого из движений оказывалось не менее важным максимально дискредитировать другое в глазах западных союзников, выставляя лишь себя единственной подлинно антиоккупационной силой, выражающей, как утверждалось, антифашистско-демократические устремления народа и, следовательно, заслуживающей того, чтобы союзники сотрудничали именно и даже исключительно с ней и помогали ей вооружением, боеприпасами, снаряжением, перебрасываемыми из Северной Африки и Италии.

Между тем очевидное масштабное расширение массовой базы движения, возглавлявшегося КПЮ, впечатляющий численный рост его вооруженных формирований и политический эффект решений, декларированных II сессией АВНОЮ, а вместе с тем не только изменение британской политики и даже радиопропаганды в пользу партизан, поиск Лондоном компромисса с Тито, но и надвинувшаяся ситуация разрыва англичан с Михайловичем, – все это ставило четническое движение и его руководителя в более чем сложное положение. В историографии существуют разные мнения о том, насколько Михайлович осознавал возникшую сложность и был способен оценить возможную перспективу еще более грозных последствий. Во всяком случае, он предпринял попытку в какой-то мере противостоять опасности с помощью несвойственного ему шага: проведения широковещательной политико-пропагандистской акции, во многом напоминавшей II сессию АВНОЮ. Такой акцией стал состоявшийся в конце января 1944 г. так называемый Светосавский съезд, на котором было провозглашено создание Югославского демократического народного объединения (ЮДНО) как структуры, политически представляющей антиоккупационные силы, объединенные вокруг борьбы четников («югославской народной армии») за освобождение Югославии. На съезде была декларирована программа ЮДНО, включавшая в себя и пункты, касавшиеся основ послевоенного государственного и общественного устройства страны.

Об истории того, почему, когда и как стал готовиться этот съезд, существуют лишь очень фрагментарные и к тому же в значительной своей части мемуарные сведения.

Судя по ним, еще весной 1943 г. Михайлович, до этого не склонный к выступлению с какой-то более или менее четкой политической программой будущего устройства Югославии и стремившийся дистанцироваться от деятелей довоенных политических партий, пришел к мысли о необходимости изменить позицию. Через активистов действовавшего в Белграде четнического подполья он предпринял тогда попытку организовать выработку политической программы и привлечь некоторых прежних партийных лидеров к сотрудничеству с равногорским движением. Основной фигурой, с которой представители Михайловича в Белграде вступили с этой целью в тайный контакт, стал Живко Топалович, лидер Социалистической партии Югославии, созданной в 1923 г. и являвшейся участником Рабочего Социалистического Интернационала – международного объединения социал-демократических партий⁷³. Нет непосредственных документальных данных о том, почему руководитель четников остановил выбор на Топаловиче. В период существования независимой Югославии, до апреля 1941 г., Социалистическая партия отнюдь не входила в число наиболее влиятельных партий страны и была заметной лишь вследствие активной роли в профсоюзном движении. Однако, похоже, что важной, а возможно, и главной причиной обращения весной 1943 г. именно к довоенному лидеру социалистов были те расчеты на него, о которых, как следует из мемуаров Топаловича, при первой личной встрече с ним, состоявшейся много месяцев спустя, в середине декабря того же года, сразу стал говорить сам Михайлович. А говорил он о том, что в условиях наступившего осложнения отношений с англичанами, когда и югославское правительство в эмиграции, не имея нужного авторитета, мало чем может помочь урегулированию этих отношений, стало очень важным установить иную, более доверительную связь с британским правительством, через которую можно было бы убедить официальный Лондон в необходимости поддержки четников. Михайлович считал, что Топалович, знакомый с лидерами британских лейбористов, входивших в тогдашнее коалиционное с консерваторами правительство Черчилля, может стать такого рода связью. И через лейбористов, которые бы доверяли Топаловичу, удастся воздействовать на политику кабинета Черчилля в отношении югославских дел⁷⁴.

Не исключено, однако, что руководитель четников рассчитывал не только на знакомство лидера Социалистической партии Югославии с лейбористскими деятелями, но и на то, что к Топаловичу как представителю «демократических социалистов» и главе партии, носившей общеюгославский, а не обособленно национальный или региональный характер, у западных союзников будет куда большее доверие, нежели к каким бы то ни было представителям сербских партий, которые скорее могли бы восприниматься на Западе, в частности в Англии, как носители узконационалистических, а то и шовинистических устремлений и вызывать серьезные сомнения по части их приверженности демократическим целям. Показательно, что, согласно свидетельству Топаловича, во время уже упомянутой первой беседы с ним в середине декабря 1943 г. Михайлович довольно прямо сказал, насколько больше верили бы западные союзники, если бы перед ними с жалобами на коммунистов выступал социалист⁷⁵.

Если верить мемуарам Топаловича, еще со времени первого контакта, установленного с ним четническими представителями весной 1943 г., он догадывался о такого рода причинах обращения к нему Михайловича. Но решил воспользоваться этим обращением, чтобы политически повлиять на руководство четников в интересах послевоенного югославского будущего. Лидер социалистов, как он утверждал впоследствии, был озабочен опасностью того, что при предстоявшем поражении Гитлера и освобождении

Югославии от оккупации страна окажется в ситуации кровопролитной гражданской войны между силами партизан и четников. И в зависимости от исхода гражданской войны попадет под власть либо коммунистической диктатуры во главе с Тито, либо военной сербско-националистической диктатуры во главе с Михайловичем. А любая из двух диктатур прибегнет к подавлению как своих оппонентов, так и вообще любых демократических элементов. Стремясь воспрепятствовать подобному развитию событий, Топалович считал нужным толкнуть четнического руководителя на путь какого-то компромиссного соглашения с коммунистической верхушкой партизан и вместе с тем на позицию принятия определенных демократических принципов, которые бы были провозглашены целями Михайловича и затем реализовывались при освобождении страны от захватчиков.

Для осуществления своего плана Топалович в течение нескольких месяцев проводил тайные встречи с рядом живших тогда в оккупированной Сербии, главным образом в Белграде, руководящих деятелей прежних партий: сначала со своими коллегами-социалистами, а заручившись их согласием с упомянутым планом, стал затем обсуждать его и с представителями некоторых других партий, в основном тех сербских, которые при регентстве входили в Объединенную оппозицию. В итоге этим кругом довоенных политиков был создан нелегальный межпартийный комитет, чьим председателем стал Топалович. Ими была выработана совместная политическая платформа, одновременно представлявшая собой условия, на которых участники межпартийного комитета выражали готовность символизируемых ими партий сотрудничать с Михайловичем как руководителем четников и равногорского движения.

Эти условия и основные предложения о программных политических принципах, которые должны были стать базой сотрудничества, изложила Михайловичу переброшенная тайно в его штаб в середине декабря 1943 г. делегация из четырех представителей межпартийного комитета, возглавляемая Топаловичем. Четнический руководитель, хотя и с некоторыми оговорками, высказал согласие с позицией, представленной ему преимущественно главой делегации. Михайлович заявил, что отнюдь не стремится к тому, чтобы в Югославии после ее освобождения от оккупации установить диктатуру или просто воспроизвести довоенные недемократические порядки, а, наоборот, является безусловным сторонником демократических и социальных реформ, которые бы проводились путем свободно и законно выраженной воли народа. Он согласился с возможностью послевоенного преобразования государства на федеративной основе и, в отличие от своей прежде выражавшейся позиции, заверял, что он против «сербского мщения», основанием для которого выставлялась бы коллективная этническая ответственность хорватов, мусульман и других национальностей. Он также утверждал, что готов, если окажется возможным, пойти на взаимоприемлемое компромиссное соглашение с Тито для исключения гражданской войны и во имя целей восстановления независимости Югославии. Наконец, Михайлович принял сформулированное Топаловичем условие, чтобы, вопреки прежнему четническому предложению о присоединении лидеров демократических партий к равногорскому движению, была создана некая новая широкая общенародная политическая организация, в которой бы объединились представители партий, равногорского движения и самого народа. Ее предлагалось создать путем созыва широкого народного съезда, который явился бы своего рода парламентом, «народным вече», конституировал бы такую организацию и сформировал ее руководство. На той же встрече межпартийной делегации с Михайловичем и его ближайшими сотрудниками было решено провести съезд на контролировавшейся четниками территории во второй половине января 1944 г.⁷⁶

Он состоялся 27–28 января в горном селе Ба в Западной Сербии, сравнительно недалеко от района пребывания штаба Михайловича. Его стали обозначать как Светосавский съезд, поскольку открытие пришлось на день Святого Савы. Хотя организаторы съезда стремились, елико возможно, придать ему политически общеюгославский характер, состав его участников был почти целиком сербским, преимущественно из Сербии и частично из Черногории, Восточной Боснии, Герцеговины и некоторых других территорий с сербским населением, где действовали четники. Из общего числа делегатов, которых было, по разным данным, примерно от 270 до 300 человек, несербов насчитывалось меньше десятка. Насколько можно судить по имеющимся данным, участники съезда делегировались из активистов тех довоенных партий и организаций, которые были представлены в упомянутом выше межпартийном комитете, и из поддерживавшего четников актива среди населения на местах (равногорских активистов). Организация делегирования была возложена на четнических локальных командиров. Съезд проходил в соответствии с договоренностями, достигнутыми в середине декабря 1943 г. на встрече межпартийной делегации с Михайловичем. Попытка частично ревизовать эти договоренности и провести мероприятие в Ба как съезд исключительно равногорского движения, предпринятая в канун его открытия Стеваном Мольевичем, к тому времени занимавшим позицию главной фигуры в Центральном национальном комитете (ЦНК), потерпела неудачу ввиду того, что категорическое несогласие Топаловича со сценарием Мольевича Михайлович счел нужным поддержать. Топалович стал председательствующим на съезде, выступил с фактически главным репрезентативным докладом – о политической программе и создании ЮДНО. Сформулированные им основные положения, предварительно согласованные с Михайловичем, получили закрепление в решениях съезда, участники которого единогласно принимали то, что предлагалось его организаторами⁷⁷.

Политические решения Светосавского съезда содержались в его итоговой резолюции⁷⁸.

Ее исходным пунктом было провозглашение Михайловича «первым зачинателем народного сопротивления», а возглавляемые им четнические формирования – «подлинной народной армией», «истинным защитником народных свобод и залогом государственного будущего всех югославов». Сделанное на съезде, как предварительно и предусматривалось, заявление Михайловича, что он и армия под его командованием будут уважать право демократически избранного народного представительства организовывать государство конституционным путем, характеризовалось в резолюции как доказательство отсутствия недемократических и диктаторских устремлений у руководителя четников. А его же заявление о ложности «слухов», что армия будет вершить какую-то «коллективную месть», – подразумевалась месть сербов на этнической основе – фигурировало в резолюции как убедительное опровержение таких слухов. В резолюции указывалось, сколь «исторически важно и судьбоносно», чтобы сербы, хорваты и словенцы (ими в документе исчерпывалось перечисление народов Югославии) объединили «все свои силы и поистине дружно и братски оказали сопротивление врагу, так же как всем нападениям на их свободу и независимость, которые могут исходить с какой бы то ни было стороны».

С какой стороны, помимо «врага», т. е. оккупантов и квислинговских образований, исходит опасность, тут же разъяснялось. В резолюции «самым решительным образом» осуждалась КПЮ, «которая отделилась от общего народного объединения», как обозначались силы вокруг Михайловича, «создала свою партийную армию и предпринимает усилия, чтобы путем разрушения государственного конституционного порядка захватить и узурпировать власть и установить свою диктатуру в Югославии». При этом в резолюции заявлялось, что КПЮ «является исчезающим меньшинством, и ее попытки политической и социальной революции решительно отвергает и осуждает огромное большинство народа в Югославии». КПЮ обвинялась в том, что своими действиями вызывает гражданскую войну и «ослабляет силу сопротивления народа оккупантам». Партизанскому руководству инкриминировались военная некомпетентность и нежелание считаться с народными жертвами, из-за чего, как утверждалось, оно «в большой мере способствовало тому, что была погублена масса нашего народа, особенно его молодежи».

Как особенно возмутительная характеризовалась и осуждалась резолюцией Светосавского съезда «попытка коммунистического вече путем односторонних решений присвоить себе право изменять конституционный порядок Югославии». Имелись в виду решения II сессии АВНОЮ. Говорилось, что они «ничего не стоят» и органы, созданные сессией, «никаким народным правительством не являются, а представляют собой одностороннее творение коммунистической партии Югославии». Более того, резолюция съезда в Ба довольно прозрачно ставила конституирование новой Югославии в один ряд с провозглашением НГХ, формулируя протест «против известных решений усташско-коммунистического меньшинства, которое, стремясь навязать свои идеи переворота и осуществить политику совершившегося факта, предпринимает безуспешную попытку узурпации народных прав и предопределения народной воли». Утверждалось даже, что «коммунистическая акция» не только «все больше становится и усташской», но и «бывает поддержана германскими сателлитами и военными преступниками в этой войне». Но в чем это могло выражаться, не объяснялось.

В противовес решению II сессии АВНОЮ о запрещении королю Петру II возвращаться в страну, светосавская резолюция содержала тезис, что, согласно конституции и законам Югославии, король обязан выполнять свои функции, особенно как верховный главнокомандующий во время войны, и никто не имеет права лишить его их или повлиять на их осуществление. И даже он сам не может бросить их исполнение, «пока свободно избранное народное представительство не освободит его законным путем от исполнения этих функций».

Впрочем, «общенародная программа» самого Светосавского съезда, содержавшаяся в итоговой резолюции, предусматривала, что восстановленная Югославия должна быть устроена «в форме конституционной и парламентской наследственной монархии во главе с народной династией Карагеоргиевичей и с королем Петром Вторым». Согласно мемуарам Топаловича, накануне съезда он на заседании подготовительного комитета предлагал внести также пункт о проведении послевоенного народного плебисцита для окончательного решения вопроса о будущей форме власти. Топалович считал, что это нужно сделать лишь из чисто тактических соображений, чтобы была основа для вступления в переговоры с коммунистами. Но все остальные члены комитета воспротивились внесению в резолюцию пункта о плебисците, и замысел лидера социалистов остался нереализованным⁷⁹.

По поводу послевоенного государственного устройства резолюцией съезда провозглашалась также необходимость того, чтобы страна представляла собой федеративное государство из трех федеральных единиц – сербской, хорватской и словенской. Это являлось повторением все той же идеи, которая, как уже говорилось в предыдущих главах, активно обсуждалась в последний период существования довоенной Югославии, а в условиях оккупации, когда возникло четническое/равногорское движение, была продолжена в замыслах его верхушки во главе с Михайловичем. Топалович, если верить его свидетельству, на уже упомянутом заседании подготовительного комитета накануне Светосавского съезда предлагал, чтобы резолюция предусматривала федерацию из четырех федеральных единиц: в качестве четвертой он имел в виду Боснию. Но настроенные великосербски идеологи равногорства Драгиша Васич и Стеван Мольевич решительно выступили против, и в резолюции, представленной съезду, не было речи о четвертой единице⁸⁰. В резолюции ничего не говорилось о разграничении между тремя намеченными федеральными единицами. Была, однако, провозглашена необходимость того, чтобы сербская единица «объединила весь сербский народ на его территории», и добавлялось, что «тот же принцип должен иметь силу и для хорватов, и для словенцев». Это выглядело абсурдом, принимая во внимание наличие значительных территорий со смешанным сербским и хорватским, а к тому же еще и с не упоминавшимся в резолюции мусульманским населением. Гораздо большую практическую определенность имело положение резолюции, согласно которому, наряду со всеми территориальными переменами, произведенными при оккупации, объявлялось не признающимся и довоенное «разграничение между сербами и хорватами, осуществленное без легитимных представителей сербского народа», т. е. соглашение Цветковича – Мачека, учредившее бановину Хорватия и установившее ее границы.

Перечисленные принципы государственного устройства, которые должны были быть реализованы при восстановлении Югославии, дополнялись содержавшимися в резолюции общими заявлениями о послевоенном введении «широкого народного самоуправления», о «политических правах и свободах», которые будут гарантировать югославским гражданам «их решающее влияние на деятельность государства и органов самоуправления», об обеспечении «предпосылок для коренных реформ», направленных на то, «чтобы основные принципы демократии были проведены не только в политической, но и в хозяйственной, социальной и общекультурной областях».

Наконец, заявлялось и о том, что югославское государство должно быть восстановлено не только в своих довоенных границах, но и расширено за счет присоединения территорий с сербским, хорватским и словенским населением, которые при образовании Югославии остались за ее пределами. Указывалось, что в качестве минимальных следует предъявить те территориальные требования, которые были выдвинуты югославской делегацией на мирной конференции в Париже после Первой мировой войны.

Сформулированная программа восстановления и будущего устройства югославского государства провозглашалась в резолюции Светосавского съезда как программа ЮДНО. Декларировалось, что оно учреждается на этом съезде и объединяет «демократические партии» и равногорское движение, а также различные неполитические, национальные, социальные и другие группы и объединения, «согласные с этой народной акцией». Образованный съездом оргкомитет ЮДНО, состоявший из Топаловича, Мольевича и Васича, был уполномочен, по договоренности с представителями всех групп, вошедших в ЮДНО, расширить прежний состав ЦНК. Явно призванный в своем новом виде выступать в качестве противовеса АВНОЮ и НКОЮ, ЦНК объявлялся в светосавской резолюции «народным руководством и помощником королевского правительства и государственной вооруженной силы в выполнении их задач по освобождению народа и восстановлению государства».

В резолюции демонстративно приветствовалось, что «демократические партии», вошедшие в ЮДНО, «добровольно подчинились народной дисциплине» и «до восстановления государства и нормализации положения в нем отказались от всякой особой партийной политической деятельности». И содержался пропагандистский призыв от имени съезда к КПЮ «прекратить свою вредную раскольническую акцию в военной и политической областях и подчиниться, как и все остальные народные группы, общей народной дисциплине в освободительной войне».

Одновременно в резолюции подчеркнуто указывалось на «сожаление» съезда, что из-за «недостаточной информированности» «некоторые из наших союзников придали незаслуженное значение обособленной коммунистической акции». Съезд, как говорилось, «выражает надежду, что эта ошибка будет исправлена», и ожидает, что «все союзники» будут «поступать по отношению к нашему народному государству и его законным представителям как по отношению к равноправным союзникам». Под «законными представителями» подразумевались, конечно, король, эмигрантское правительство, Михайлович с его штабом и, видимо, теперь также ЦНК.

Светосавский съезд готовился и проводился как широковещательная политико-пропагандистская акция, призванная укрепить как на внутриюгославской сцене, главным образом среди сербского населения, так и особенно перед западными союзниками политическое положение четников и всех сил, объединившихся вокруг фигуры Михайловича. И прежде всего стать действенным противовесом решениям II сессии АВНОЮ, которые конституировали новую Югославию и, помимо всего прочего, уже вызвали, при поддержке СССР, большой резонанс в Лондоне и в определенной мере в Вашингтоне. Но в реально сложившейся к тому времени ситуации сам съезд и его итоговая резолюция оказались на деле не более чем весьма запоздалой реакцией на произошедшее двумя месяцами раньше в Яйце. Хотя четническая пропаганда постаралась после съезда, елико возможно, превозносить его и популяризировать основные положения резолюции, однако это не дало особо ощутимого практического эффекта. Последующие события довольно быстро показали, что светосавские решения не привели к какому-то сдвигу в соотношении сил на внутриюгославской сцене, и даже среди сербского населения, в пользу четнического лагеря и в ущерб новой Югославии. А у западных союзников съезд и его резолюция не вызвали заметного отклика и фактически были оставлены без внимания. К тому же замыслы, с которыми было связано проведение Светосавского съезда, во многом не получили затем практической реализации со стороны самих его организаторов. Провозглашенное создание ЮДНО и декларированная роль обновленного ЦНК остались, в сущности, на бумаге. Никакого негласного контакта с Тито, чтобы попытаться вступить в тайные переговоры между ним и Михайловичем, установлено не было⁸¹. А Топалович для установления собственной связи с западными союзниками был послан в Италию, в штаб союзнического средиземноморского командования, лишь в самом конце мая 1944 г., когда решение Лондона разорвать с Михайловичем уже давно являлось окончательным: Топалович полетел в Италию вместе с британской военной миссией, покидавшей штаб четнического руководителя. В итоге все усилия, предпринятые Топаловичем во время последующего пребывания в Италии, оказались тщетными⁸².

Со своей стороны, коммунистическое руководство новой Югославии, опиравшееся на поддержку преимущественно в сербских массах вне Сербии, активно стремилось создать себе серьезные позиции и в Сербии, огромное, если ни ключевое значение которой для югославского будущего было очевидно. Как уже говорилось, партизанские силы в Сербии после поражения, понесенного в конце 1941 г., были крайне невелики и сохранились частично главным образом на некоторой южносербской территории. Поэтому уже с осени 1943 г. и затем зимой 1943/44 гг. постоянно организуются прорывы или просачивания партизанских групп из Санджака и Восточной Боснии в Сербию. Они наталкивались на контрудары как со стороны германских и болгарских оккупационных войск вместе с недичевской Сербской государственной стражей и лётичевским Сербским добровольческим корпусом, так и со стороны четников Михайловича. И в результате нередко отбрасывались назад⁸³.

В первой половине марта 1944 г. специальной ударной группой из двух усиленных партизанских дивизий была предпринята увенчавшаяся успехом в середине марта крупная операция по прорыву в Сербию. Ее важнейшей целью было создать в Южной Сербии, где, как отмечено выше, сохранялись некоторые партизанские силы, значительную опорную базу для планировавшегося Верховный штабом Тито последующего прорыва сюда еще более крупной партизанской группировки из Боснии и Санджака. В ожесточенную борьбу с прорвавшейся ударной группой вступили снова как оккупационные и квислинговские силы, так и четники. Всем вместе им удалось заблокировать партизанским дивизиям путь в Южную Сербию. Ударная партизанская группа с тяжелыми боями совершила рейд по Западной Сербии, откуда во второй половине мая была вынуждена вернуться в Санджак⁸⁴. Но в самой Сербии этот двухмесячный рейд вызвал среди части населения заметную волну пропартизанских настроений и неприязненное отношение к тому, что в борьбе с партизанами четники сплошь и рядом действовали на местах даже не просто параллельно, а в непосредственном взаимодействии с оккупантами и квислинговцами. В ряде мест получил распространение довольно значительный приток в партизаны, в результате чего в течение первой половины 1944 г. были сформированы 17 партизанских бригад, сведенных в мае – июне в пять дивизий, в южносербском регионе возникла относительно обширная территория под их частичным контролем⁸⁵.

Между тем в конце мая германское командование предприняло крупную операцию против основной партизанской территории в центральной части Югославии. Главной целью было уничтожение военного и политического руководства новой Югославии во главе с Тито, находившегося, как уже упоминалось выше, в городе Дрвар, в Западной Боснии. 25 мая на город был сброшен воздушный десант, а наземные войска начали наступать на контролировавшиеся партизанами районы по направлениям, сходящимся в Дрваре. Немцы захватили город, но Тито и другим членам руководства вместе с военными миссиями СССР и западных союзников в сопровождении ряда партизанских подразделений удалось уйти. Поскольку германские части шли по пятам, в ночь на 4 июня по радиовызову начальника военной миссии СССР генерал-лейтенанта Н.В. Корнеева в район Купрешко поле, куда вышла вся преследуемая группа, прилетел советский самолет, специально базировавшийся для воздушной связи с Корнеевым на союзническом аэродроме в Бари, в Италии. Он забрал Тито и его ближайших сотрудников, а затем самолеты западных союзников довершили эвакуацию⁸⁶. Таким образом, основная цель этой германской операции не была достигнута, а наступление наземных войск, встретив ожесточенное партизанское сопротивление, вслед за тем захлебнулось, и потерянная было партизанами территория была вскоре возвращена и даже расширена.

Дрварская операция стала последней попыткой гитлеровцев переломить развитие ситуации в Югославии в свою пользу. Больше не имея достаточных сил ввиду нараставшего поражения «третьего рейха» на основных фронтах войны в Европе – советско-германском и на «втором фронте», открытом в результате высадки войск западных союзников на атлантическом побережье Франции 6 июня 1944 г., германское командование окончательно утратило летом 1944 г. стратегическую инициативу на югославском военной театре. Это резко усиливало возможности военных действий партизанских формирований, ядро которых все больше превращалось в регулярную армию.

Эвакуировавшееся воздушным путем руководство новой Югославии было доставлено в Бари, откуда проследовало на югославский остров Вис в Адриатическом море. Он был освобожден от оккупации еще в октябре 1943 г. и охранялся партизанскими частями совместно с подразделениями западных союзников⁸⁷. Отсюда Политбюро ЦК КПЮ, НКОЮ и Верховный штаб продолжали до осени 1944 г., когда они вернулись на материк, руководить боевыми действиями партизанских сил на территории Югославии, системой органов революционной власти, политической структурой КПЮ и возглавлявшегося ею движения.

Тем временем британский премьер-министр Черчилль, исходя из оценки, что внутриюгославская ситуация развивается в пользу сил Тито⁸⁸, и принимая во внимание их поддержку Советским Союзом, тем более в условиях вступления Красной Армии в конце марта 1944 г. в Румынию и перспективы последующего советского наступления на Балканах, торопился в поисках компромисса между королем и эмигрантским правительством, с одной стороны, и новой Югославией – с другой. В апреле – мае Черчилль предложил правительству СССР и Тито очередной план: эмигрантский кабинет, включая Михайловича, будет целиком заменен другим, приемлемым для НКОЮ, который вступит с ним в переговоры. На сей раз предложение было принято. Под нажимом англичан Петр II, не хотевший этого и в своем противодействии пытавшийся заручиться поддержкой США, был, однако, вынужден на рубеже мая – июня отправить правительство Божидара Пурича в отставку и назначить новым премьером довоенного хорватского бана Ивана Шубашича⁸⁹. Выбор его кандидатуры на премьерский пост исходил непосредственно от британской стороны, которая принимала во внимание, что Шубашич, будучи не связанным с политикой поддержки Михайловича, а наоборот, причастный к кампании его осуждения и даже известный выступлениями в пользу сотрудничества с народно-освободительным движением, был, по имевшейся у англичан информации, приемлем для Тито⁹⁰. Вместе с тем в историографии представлены и исследования, в которых так или иначе подчеркивается, что эта кандидатура была англичанам в большей или меньшей степени подброшена, если ни навязана, со стороны. Самим Тито и Москвой с помощью закулисной игры, которая велась из расчета, что они смогут использовать Шубашича в своих целях. И Вашингтоном, поскольку Шубашич был связан со спецслужбами США и имели место американские усилия ввести его в британскую комбинацию замены правительства Пурича⁹¹.

Почти в последний момент перед назначением Шубашича король Петр II пытался все-таки дать мандат на премьерство кому-то из видных сербских политиков в эмиграции. В частности, он предложил занять этот пост Слободану Йовановичу, чего хотели ведущие эмигрантские сербские деятели большинства довоенных партий. По различным версиям в историографии, Йованович то ли вообще отверг мандат, ибо был против предварительных британских условий, прежде всего – не включать Михайловича в правительство, то ли соглашался на премьерство, но хотел оформить лишение Михайловича министерского поста совместным решением эмигрантских представителей всех сербских партий, а те предпочитали спихнуть это на Йовановича, от чего он отказался⁹². Так или иначе, из комбинации с его кандидатурой на пост премьера ничего не вышло.

Большинство сербских эмигрантских политиков, в сущности, не было готово к вступлению на путь соглашения с Тито. Ибо они относились к возглавляемому им движению не только как к заклятому политическому и идеологическому противнику, от которого исходит опасность захвата власти при освобождении страны от оккупации, но и как к антисербской силе, которая угрожает преимущественному положению сербов и их этнотерриториальным интересам в будущей, послевоенной Югославии.

Хорватский политик Шубашич не был, естественно, обременен страхами по поводу положения сербов и Сербии в послевоенной Югославии. Его, как и других эмигрантских хорватских деятелей, преимущественно заботило, каким будет в Югославии положение хорватов и Хорватии. Вместе с тем он стремился к обеспечению условий, необходимых, по его мнению, для восстановления югославского государства и для его последующего успешного существования на федеративной основе. За время эмиграции в США не чуждый контактов с левыми и прокоммунистическими кругами, он исходил из того, что в ситуации, когда, по его мнению, народно-освободительное движение превратилось в наиболее мощную югославскую антиоккупационную военно-политическую силу, обеспечить восстановление Югославии, хорватские интересы в ней, а одновременно и предотвратить установление односторонней власти коммунистов возможно лишь на путях соглашения и партнерства с Тито при поддержке западных союзников. Еще в сентябре 1943 г., ожидая, что англо-американские войска высадятся, наряду с Италией, и на югославском побережье, Шубашич предлагал властям США, в частности американским спецслужбам, план объединения сил в Хорватии для поддержки союзнических действий. План предусматривал координирующую политическую роль самого Шубашича, выступавшего бы в качестве хорватского бана, и роль «штаба Тито» как «единого командования» всеми «боевыми элементами»: партизанами, а кроме них – повстанцами, которых бы, по утверждениям автора плана, организовывала Хорватская крестьянская партия (ХКП), и домобранскими войсками, которые, как он полагал, повернули бы против режима Павелича⁹³. Теперь, когда Шубашичу предоставлялась возможность выступить не как хорватскому бану, а в качестве югославского эмигрантского премьер-министра, его идея партнерства с Тито не ограничивалась Хорватией, а касалась всей Югославии.

Еще в начале мая 1944 г., в преддверии увольнения правительства Пурича, Шубашич изложил американцам свой замысел на сей счет. Он предусматривал создание «сильного правительства» из лиц, которые были бы политически авторитетны в самой Югославии, обязательно включая наиболее влиятельных сербских деятелей. Задачей правительства, составленного таким образом, было поставить под свой политический контроль командующих антиоккупационными силами в стране, т. е. как Тито, так и Михайловича, которым следовало отказаться от самостоятельной политической роли и сосредоточиться на ведении вооруженной борьбы за освобождение. Именно такое правительство должно было стать единственным югославским партнером союзных держав, полностью контролировать программу союзнической помощи движениям Сопротивления и само принимать решения об объеме и динамике получения этой помощи каждым из движений⁹⁴.

Подобный замысел был абсолютно иллюзорен. К тому же, проявив уже раньше негативное отношение к Михайловичу, Шубашич перед своим назначением на пост премьера, стремясь получить поддержку сербских политиков в эмиграции и одновременно как-то решить на компромиссной основе проблему четнического движения, вместе со Слободаном Йовановичем и другим сербским эмигрантским деятелем, бывшим министром Миланом Гролом предложил англичанам, чтобы Михайлович, если не будет включен в новое правительство, остался, однако, в должности «начальника штаба Верховного командования» в стране, т. е. руководителя четников (Югославской армии на родине). А это предложение было негативно встречено британской стороной⁹⁵.

Тем не менее англичане согласились с главными предложениями Шубашича, введя их в контекст собственных устремлений. Имелось в виду, что главная цель нового правительства должна состоять в том, чтобы сделать возможным сотрудничество основных антиоккупационных движений с королем и законным королевским правительством. Правительство должно было связаться со всеми упомянутыми движениями, к числу которых Шубашич упорно пытался также подверстать будто бы существовавшее, по его утверждениям, движение во главе с Мачеком, и выяснить возможность вхождения их представителей в состав правительства⁹⁶. Конкретно планом, согласованным между британской стороной и Шубашичем, предусматривалось, что он, назначенный премьером, но не формируя пока своего правительства, должен встретиться с Тито и договориться, чтобы тот вслед за этим встретился с Петром II. На данном этапе максимальная цель встреч заключалась в двух основных пунктах. Один – добиться от Тито признания короля как номинального верховного главнокомандующего, который, в свою очередь, назначил бы Тито командующим «всеми югославскими силами», что подразумевало и четников при условии полного отстранения Михайловича от руководства ими. Другим пунктом было получить согласие Тито на формирование Шубашичем правительства, которое бы обладало политической и гражданской властью, выступало от имени «всех борющихся и сопротивляющихся групп» и включило в свой состав членов НКОЮ наряду с представителями ХКП, «сербов» и т. д. При этом имелось в виду, что вопросы послевоенного устройства Югославии будут заморожены до окончания войны⁹⁷.

В сущности, подобного рода замысел был, прежде всего, призван хотя бы до некоторой степени поставить народно-освободительное движение политически в положение лишь одного, пусть и наиболее важного, из нескольких, как это преподносилось, партнеров по восстановлению югославского государства при предстоявшем освобождении страны от оккупации. А королевскому правительству придать характер высшего государственного органа, признаваемого всеми партнерами и как бы стоящего над ними. Тем самым на деле ставился под сомнение статус новой Югославии, конституированной на II сессии АВНОЮ. Стремясь воздействовать на Тито в сторону большей сговорчивости, Шубашич, пославший ему просьбу о встрече, попытался усилить свои позиции путем сближения с Москвой, обратившись к Молотову с предложением об установлении сотрудничества эмигрантского правительства с СССР. А Черчилль, со своей стороны, при отправке Шубашича 10 июня на встречу с Тито адресовал последнему письмо, в котором всячески подчеркивал необходимость достижения соглашения с эмигрантским премьером и королем Петром II⁹⁸.

Однако на острове Вис, где находился Тито, Шубашича, прибывшего вместе с британским послом при эмигрантском правительстве Стивенсоном, ждал холодный душ. Ибо на состоявшихся 15–16 июня переговорах между ним и делегацией новой Югославии во главе с Тито основные предложения Шубашича были отвергнуты. А одновременно эмигрантский премьер получил от находившегося на Висе начальника советской военной миссии генерала Корнеева ответ Молотова, что Москва поддержит правительство Шубашича, только если оно будет создано на основе соглашения с Тито. В этой ситуации и перед угрозой провала переговоров Шубашич был вынужден принять условия, выдвинутые новой Югославией“. Соглашение, подписанное 16 июня Тито и Шубашичем, предусматривало сохранение НКОЮ независимо от эмигрантского кабинета, который следовало составить «из прогрессивных демократических элементов, не скомпрометированных в борьбе против народно-освободительного движения». Правительство Шубашича обязывалось выразить большое признание «боевым народным силам, организованным в Народно-освободительной армии под командованием маршала Югославии Йосипа Броз Тито», и призвать весь народ объединиться с этой армией «в единый фронт». Оно должно было осудить «всех предателей народа, открыто или скрытно сотрудничавших с врагом». Подобная формулировка, принимая во внимание исходившие от руководства новой Югославии обвинения Михайловича в коллаборационизме, оказывалась направленной и против четников. Предусматривалось, что правительство заявит о признании завоеванных в трехлетней борьбе «основ демократического федеративного устройства» Югославии и органов «временного управления страной» в лице АВНОЮ и НКОЮ. Функции же самого правительства Шубашича сводились в основном к «организации помощи Народно-освободительной армии» и защите югославских интересов за рубежом. В обмен НКОЮ согласился не поднимать вопроса о короле и монархии до освобождения страны и сотрудничать с эмигрантским правительством на указанных выше условиях¹⁰⁰. От встречи, а тем более соглашения с королем Тито уклонился, отделавшись лишь ни к чему не обязывавшей ссылкой на то, что не исключает возможность встречи в будущем. А объединения НКОЮ с эмигрантским правительством, чего хотел Шубашич, Тито тоже не исключил, но опять-таки отложил возможность такого шага лишь на будущее¹⁰¹.

Будучи по форме компромиссом, Висское соглашение Тито – Шубашича оказывалось на деле крупным успехом для новой Югославии. Поэтому оно вызвало недовольство Лондона, попытавшегося, в том числе и с участием Шубашича, добиться от НКОЮ пересмотра соглашения в сторону непосредственного компромисса Тито с королем и – при условии отстранения Михайловича – партнерства партизан с четниками¹⁰². На это были направлены и усилия Черчилля, когда во время посещения Италии он встретился 12–13 августа 1944 г. в Неаполе с Тито, который в это время прибыл туда для переговоров с командующим союзными силами на Средиземноморье генералом Вильсоном по вопросам расширения помощи партизанским силам и координации военных действий. Но британские попытки ревизии Висского соглашения не имели успеха. Единственное, чего удалось добиться Черчиллю от Тито во время их встречи, – это согласия публично заявить, что руководство народно-освободительного движения не ставит своей целью «установление коммунизма» в стране. Такой тезис был внесен в опубликованное заявление Тито от 17 августа по поводу заключенного в июне соглашения с Шубашичем¹⁰³.

Обнародование подобного тезиса было не больше, чем чисто тактическим жестом со стороны югославского коммунистического лидера. Но британский премьер-министр был вынужден довольствоваться хотя бы таким публичным заявлением Тито. Ибо в сложившейся к тому времени обстановке не видел иного выхода, кроме продолжения усилий по достижению какого-то компромисса между югославским королевским правительством и руководством новой Югославии. Помимо уже упоминавшейся уверенности Черчилля в значительном превосходстве партизанских сил над четниками и в том, что Михайлович скомпрометирован как пособник оккупантов, глава британского правительства не мог не принимать во внимание также другое: стремительно таяли виды на какое-либо военное вмешательство англичан, как и вообще западных союзников, в Югославии, а наоборот, возрастала возможность прихода туда советских войск.

Еще в мае 1944 г., перед лицом все более вероятной перспективы продвижения Красной Армии на Балканы и, соответственно, распространения советского контроля в странах полуострова, британское правительство попыталось хотя бы частично ограничить там заранее зону действий советских войск. С этой целью Москве было сделано предложение о разграничении сфер «инициативы» (или «ответственности») между СССР и Англией в предстоявших военных операциях на Балканах: к советской сфере была бы отнесена Румыния, а к британской – Греция. Лондон рассчитывал затем расширить проектируемое разграничение и на другие балканские страны, чтобы английская сфера охватила вместе с Грецией Югославию, а в обмен советская сфера – вместе с Румынией Болгарию. Москва ответила, что готова к разграничению «зон ответственности», однако обусловила его тем, чтобы это одобрили США. Между тем Вашингтон с подозрением относился к возможному англо-советскому сговору о фактических сферах влияния, и Черчиллю с большим трудом удалось убедить президента Рузвельта согласиться на предлагаемое разделение «зон ответственности», хотя бы на ближайший трехмесячный срок. Но, несмотря на американское согласие, советская сторона в переговорах по этому поводу с англичанами, тянувшихся в течение мая – июля 1944 г., продолжала ссылаться на сомнения Вашингтона. В результате, вопреки усилиям Лондона, весь вопрос о реализации британского плана фактически повис в воздухе¹⁰⁴.

Так как все еще недоступны относящиеся к этому документы из российских архивов, остается не совсем ясным, насколько советская ссылка на США была обусловлена нежеланием Кремля вступать в соглашение, вызывавшее американскую настороженность, а насколько данная ссылка была лишь предлогом, чтобы дипломатично уклониться от английского предложения. Но так или иначе, избранная Кремлем линия поведения позволяла ему не отвергать упомянутого предложения, а вместе с тем не связывать себя пока ограничениями относительно вступления советских войск в те или иные балканские страны. И в том числе в Югославию.

Это весьма заботило Лондон, опасавшийся подобного развития событий, которому он тогда не был в состоянии противостоять путем своего собственного быстрого и эффективного военного вмешательства на Балканах. Для такого вмешательства, в частности в Югославии, англичане в тот момент не располагали необходимыми весьма значительными силами, поскольку были заняты в масштабных военных операциях западных союзников как во Франции, где высадкой в Нормандии 6 июня 1944 г. был открыт «второй фронт», дополненный 15 августа крупной высадкой на французском средиземноморском побережье, так и в Италии, где союзные войска продвигались крайне медленно и с большим трудом ввиду сильнейшего сопротивления гитлеровцев. Британская озабоченность перспективами ситуации на Балканах, включая и Югославию, тем более усилилась, когда в начале августа 1944 г. англичане получили сведения о тайном прибытии советской военной миссии в район Греции, контролировавшийся партизанским движением, которое действовало под руководством греческой компартии. Это было воспринято Лондоном как знак фактического отказа Москвы от плана, предложенного британской стороной, и как свидетельство, наоборот, советского намерения осуществить вмешательство и в тех балканских странах, в отношении которых англичане проявляли особую заинтересованность¹⁰⁵.

Такова была ситуация, когда происходили встреча Черчилля и Тито в Неаполе, а также состоявшиеся там и сразу затем на Висе новые переговоры между Тито и Шубашичем. В итоге они завершились подтверждением соглашения, заключенного на Висе в июне. Были опубликованы предусмотренные этим соглашением уже упомянутое заявление Тито от 17 августа и датированная 8 августа декларация правительства, сформированного Шубашичем и утвержденного королевским указом 7 июля. В правительстве, состоявшем всего из 6 человек, четверо были из эмиграции: двое из верхушки ХКП – сам Шубашич и Юрай Шутей, а двое других – политик из пречанских сербов (Сава Косанович) и словенский деятель (Изидор Цанкар), уже раньше солидаризировавшиеся с народно-освободительным движением. Кроме того, по договоренности с Тито, в правительство были также включены две репрезентативные фигуры из некоммунистических участников народно-освободительного движения в стране, деятелей, известных еще с довоенных времен (серб Сретен Вукосавлевич и словенец Драго Марушич)¹⁰⁶. Не были представлены в правительстве основные довоенные политические партии Сербии, чьи эмигрантские лидеры отказались в нем участвовать. Проявился раскол в эмигрантской верхушке ХКП: ее генеральный секретарь Юрай Крневич, вначале не отвергавший намерения Шубашича достигнуть компромисса с Тито, хотя и довольно скептически смотревший на такую возможность, затем резко отрицательно оценил соглашение, заключенное на Висе, и образование правительства Шубашича, в котором участвовал и Шутей¹⁰⁷.

Обнародование декларации правительства, составленной в соответствии с изложенными выше обязательствами, принятыми Шубашичем по июньскому соглашению на Висе, представляло собой серьезный политический удар по Михайловичу. Тем более, что тот, не будучи включенным в состав кабинета Шубашича, теперь больше не обладал статусом министра. Михайлович, ЦНК и четническая пропаганда публично выразили осуждение и непризнание правительства Шубашича¹⁰⁸. Но четников ждал еще более жестокий политический удар: вынужденный, ставший следствием соглашения Тито – Шубашича, указ короля Петра II от 29 августа 1944 г. об освобождении Михайловича и от должности «начальника штаба Верховного командования в оккупированном Отечестве»¹⁰⁹. Тем самым четническое руководство полностью лишалось своего официального положения. Хотя обнародованный указ, ставший известным в Югославии из союзнических радиопередач, не был выполнен Михайловичем, и тот явочным порядком остался – вместе со своим окружением – во главе четнического движения, однако он теперь вообще больше не имел той формальной основы, которая делала его в глазах значительных масс сербского населения, главным образом в самой Сербии, легитимным представителем довоенной югославской государственности и традиционной монархии. Между тем это произошло в условиях, когда между партизанскими и четническими силами стала развертываться решающая схватка на территории Сербии.

Примечания

1 Соглашение см.: Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы. Т. I: 22 июня 1941 г. – 31 декабря 1943 г. М., 1946. С. 403–405.

2 Об операциях немецких и поведении итальянских войск, а также отношении последних к антиоккупационным формированиям в ходе этих событий см., например: Das Deutsche Reih und der Zweite Weltkrieg. Bd. 8. Die Ostfront 1943/1944: Der Krieg im Osten und an den Nebenfronten. Miinchen, 2007. S. 1025–1029; Oslobodila?ki rat naroda Jugoslavije 1941–1945. Drugo prepravljeno i dopunjeno izdanje. Књ.1: Od sloma Kraljevine Jugoslavije do Drugog zasedanja AVNOJ-a. Beograd, 1963. S. 568–597, 632–638; Iveti? V. Vojne formacije u Jugoslaviji i razoru?anje italijanskih jedinica septembra 1943 // Istorija 20. veka. 1996. Br. 1. S. 132–139.

3 См., в частности: Iveti? V. Op. cit. S. 139–140.

4 О заявлениях Павелича, сделанных 9 сентября и дополненных некоторыми юридическими актами 9, 10 и 20 сентября 1943 г., см.: Kisi? Kolanovi? N. NDH i Italija: Politi?ke veze i diplomatski odnosi. Zagreb, 2001. S. 378–381, 383. См. также: Kisi? Kolanovi? N. Mladen Lorkovi?: Ministar urotnik. Zagreb, 1998. S. 304–306.

5 Kisi? Kolanovi? N. Mladen Lorkovi?. S. 306–308. При этом Павелич ставил перед Гитлером вопрос о присоединении к НГХ восточной части Истрии, где хорваты составляли большинство жителей, но указывал, что не претендует на западную и северную части полуострова с их, соответственно, итальянским и словенским большинством населения.

6 См.: Petranovi? В., Ze?evi? M. Jugoslavija 1918–1988: Tematska zbirka dokumenata. Beograd, 1988. S. 169–172,175-176.

7Jeli?-Buti? F. Usta?e i Nezavisna Dr?ava Hrvatska 1941–1945. Zagreb, 1977. S. 269, 270; Kisi? Kolanovi? N. NDH i Italija. S. 380, 396, 401–402.

8 Kisi? Kolanovi? N. NDH i Italija. S. 383.

9 Ibid. S. 396–398, 401–403; Kisi? Kolanovi? N. Mladen Lorkovi?. S. 306, 308.

10 Kisi? Kolanovi? N. NDH i Italija. S. 389.

11 См., например: Смирнова H.Д. История Албании в XX веке. М., 2003. С. 230–231; Avramovski ?. Nema?ka politika prema Albaniji posle kapitulacije Italije (1943–1944) // Istorija 20 veka. 1983. Br. 1. S. 79–85; Hadri A. Okupacioni sistem na Kosovu i Metohiji 1941–1944.// Jugoslovenski istorijski ?asopis. 1965. Br. 2. S. 57–58; Ивановски В. Ослободителната војна во Западна Македонка 1941–1944. Скопjе, 1973. С. 215–217; Petranovi? В. Srbija u drugom svetskom ratu 1939–1945. Beograd, 1992. S. 552.

12 О создании подконтрольных германским оккупантам национальных администраций и военно-полицейских формирований в Люблянской провинции и Черногории см.: Mlakar В. Slovensko domobranstvo 1943–1945: Ustanovitev, organizacija, idejno ozadje. Ljubljana, 2003. S. 90–93, 95–96, 98–99, 101–145 etc.; Пајовић Р. Контрареволуција у Црној Гори: четнички и федералистички покрет 1941–1945. Цетиње, 1977. С. 417–428.

13 Об этом развитии военной ситуации, связанном с капитуляцией Италии, см., например: Oslobodila?ki rat naroda Jugoslavije 1941–1945. Књ.1. S. 540–543, 546–567; Petranovi? B. Istorija Jugoslavije 1918–1988. Beograd, 1988. Књ.2: Narodnooslobodila?ki rat i revolucija 1941–1945. S. 258–260, 261–271 etc.; Iveti? V. Op. cit. S. 135–139; Николић К. Историја равногорског покрета 1941–1945. Београд, 1999. Књ. 1. C. 404–413; Mlakar В. Op. cit. S. 39–81, 104–112 etc.

14 Например: Milovanovi? N. Kontrarevolucionarni pokret Dra?e Mihailovi?a. Beograd, 1983. [T.] 3: Rasulo. S. 115–116; Petranovi? B. Istorija Jugoslavije 1918–1988. Књ.2. S. 258–259.

15 Димитријевић Б., Николић К. Ђенерал Михаиловић – биографија. Београд, 2004. С. 314–319, и др.; Dimitrijevi? В. Jugoslovenska armija 1945–1954. Beograd, 2006. S. 25. По мнению упомянутых авторов, разоружению итальянцев четниками мешал также глава британской военной миссии при штабе Михайловича полковник Бейли. Ибо в ряде случаев итальянские воинские части, в соприкосновение с которыми входили четнические силы, формально сдавались этому британскому офицеру как представителю средиземноморского командования западных союзников, и оружие у них четники забрать не могли (Николић К. Историја равногорског покрета. Књ. 1. С. 407–408; Димитрщевић Б., Николић К. Указ. соч. С. 316).

16 Если верить данным послевоенной югославской историографии, к партизанам попало почти полностью вооружение около 12 итальянских дивизий. См.: Ani? N., Joksimovi? S., Guti? M. Narodnooslobodila?ka vojska Jugoslavije: Pregled razvoja oru?anih snaga narodnooslobodila?kog pokreta 1941–1945. Beograd, 1982. S. 280.

17 Ibidem.

18 В частности, см.: Kisi? Kolanovi? N. NDH i Italija. S. 386–390; Goldstein I. Hrvatska povijest. Zagreb, 2003. S. 296.

19 Формально эти земли были объявлены находящимися под властью Итальянской социальной республики – полностью зависимого от гитлеровцев режима во главе с Муссолини, установленного на той части территории Италии, которую заняли германские войска.

20 Ne?ovi? S., Petranovi? B. AVNOJ i revolucija: Tematska zbirka dokumenata, 1941–1945. Beograd, 1983. S. 418–419.

21 Подробнее о событийной канве происходившего в Вардарской Македонии см., например: Слободните територии во Македонка 1943. Скопjе, 1975; Ивановски В. Указ. соч. С. 154–215. Об усилиях по налаживанию сотрудничества партизан этого региона с находившимися под руководством коммунистов партизанскими движениями в Албании и Греции см.: Dokumenti о spoljnoj politic! Socijalisti?ke Federativne Republike Jugoslavije 1941–1945 (далее DSP SFRJ, 1941–1945). T. I. Beograd, 1988. Dok. 224. S. 347–349; Dok. 228. S. 353–355; Dok. 233. S. 361–363; Dok. 234. S. 367–368.

22 Изображения этих событий, характерные, с одной стороны, для югославской, а с другой – для постюгославской историографии см., например, в: Tlajoeuti Р. Указ. соч. С. 381–412; Николић К. Историја равногорског покрета. Књ. 1. С. 404–413; Књ. 2. С. 141–142.

23 Mlakar В. Op. cit. S. 41–81; Ferenc Т. Dies irae: ?etniki, va?ki stra?arji in njihova usoda jeseni 1943. Ljubljana, 2002. S. 120–652.

24 Izvori za istoriju SKJ. Serija A. T. II. Dokumenti centralnih organa KPJ: NOR i revolucija (1941–1945) (далее DCO KPJ). Књ.13 (septembar – oktobar 1943). Beograd, 1990. Dok. 205. S. 454. См. также: ?ilas M. Revolucionarni rat. Beograd, 1990. S. 353–354.

25 DCO KPJ. Књ.13. Dok. 205. S. 454.

26 В упомянутом решении Политбюро ЦК КПЮ эта линия была выражена формулой, что характер АВНОЮ «должен стать общерепрезентативным». DCO KPJ. Књ.13. Dok. 205. S. 454. См. также: ?ilas M. Op. cit. S. 355.

27 Ne?ovi? S., Petranovi? B. AVNOJ i revolucija. S. 412–417, 432–435; Зематско вијеће народног ослобођења Црне Горе и Боке: Збирка докумената / одабр. и уред. 3. ЛакиЬ. Титоград, 1963. Док. бр. 8-21. С. 27–94.

28 См.: ?ilas M. Op. cit. S. 355; Ne?ovi? S., Petranovi? В. AVNOJ i revolucija. S. 466–467; Temelji nove Jugoslavije / Istra?io, dao obja?njenja i pripremio za ?tampu S. Ne?ovi?. Beograd, 1973. S. 265–266.

29 Конституция и основные законодательные акты Федеративной Народной Республики Югославии / пер. с сербск. М., 1956. С. 91–95.

30 Там же. С. 97, 98–99; Temelji nove Jugoslavije. S. 120.

31 Конституция и основные законодательные акты Федеративной Народной Республики Югославии. С. 97, 100–102.

32 ?ilas M. Op. cit. S. 353–354.

33 Конституция и основные законодательные акты Федеративной Народной Республики Югославии. С. 103–104.

34 См: Документи за борбата на македонскиот народ за самостојност и за национална држава / уред. Х. Андонов-Полјански. Скопје, 1981. Т. 2: Од крајот на Првата светска војна до создавањето на национална држава. Док. 205. С. 406–411; Док. 214. С. 439–440; Док. 215. С. 443–446; Нова Југославија. 1944. № 2. Март.

35 Конституция и основные законодательные акты Федеративной Народной Республики Югославии. С. 104.

36 Temelji nove Jugoslavije. S. 129–130.

37 Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945: Dokumenti / prired. B. Petranovi?. Beograd; Zagreb, 1981. Dok. 152. S. 255.

38 DCO KPJ. Књ.14 (novembar – decembar 1943) Beograd, 1990. Dok. 100. S. 304; Отношения России (СССР) c Югославией 1941–1945 гг.: Документы и материалы. М., 1998 (далее ОРЮ). № 253. С. 204.

39 DCO KPJ. Књ.14. Dok. 109. S. 328–329; ОРЮ. № 256. C. 206; ?ilas M. Op. cit. S. 354.

4 °Cм.: Государственный архив Российской Федерации. Ф. 4459. On. 27/1. Д. 2461. Л. 22; Д. 2465. Л. 82, 97,128–129, 147–149; Российский государственный архив социально-политической истории (далее РГАСПИ). Ф. 82. Оп. 2. Д. 1369. Л. 41; Архив Југославијe. Фонд радио «Слободна Југославија». Ем. 15 XII1943; Tito – Churchill: strogo tajno / Izabrao i uredio D. Biber. Beograd; Zagreb, 1981. S. 46.

41 Parliamentary Debates (Hansard). House of Commons: Official Report. 5^th Ser. Vol. 395. London, 1943. Col. 945,1433–1435; The New York Times, 1943,10 Dec.

42 Сообщение Информбюро НКИД СССР «О событиях в Югославии» см.: ОРЮ. № 260. С. 208.

43 В тегеранском решении о Югославии говорилось лишь о помощи партизанам, которые, таким образом, фигурировали как союзническая военная сила. О четниках же не упоминалось вообще (Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Сборник документов. Т. II: Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (28 ноября – 1 декабря 1943 г.). М., 1978. Док. № 64. С. 173). О британских обсуждениях вопроса относительно Михайловича см., например: Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodla?kom ratu naroda Jugoslavje (далее ZDP NOR). T. XIV. Књ.3: Dokumenti jedinica, komandi i ustanova ?etni?kog pokreta Dra?e Mihailovi?a. Septembar 1943 – jul 1944. Beograd, 1983. Prilog II. Br. 1–4. S. 895–902; Br. 8. S. 911–912; Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945. Dok. 183. S. 291–292; Tito – Churchill. S. 42–44,47-49, 52–54.

44 Николић K. McTOpnja равногорског покрета. Књ. 3. C. 206.

45 Там же. C. 191–193,196-197.

46 Там же. C. 208–210.

47 ZDP NOR. T. XIV. Књ.3. Br. 64. S. 259–262, 265–266; Br. 69. S. 319.

48 См., напр.: Tomasevich J. War and Revolution in Yugoslavia, 1941–1945: The Chetniks. Stanford (Cal.), 1975. P. 367–368; Николић K. Историја равногорског покрета. Књ. 3. C. 205, 207.

49 Николић K. Историја равногорског покрета. Књ. 3. C. 231–232. Вместе с миссией была эвакуирована большая группа спасенных четниками военнослужащих ВВС западных союзников, чьи самолеты в различное время были сбиты над Югославией.

50 Николић К. Историја равногорског покрета. Књ. 3. С. 210–211; ZDP NOR. T. XIV. Књ.3. Prilog II. Br. 9. S. 913–914; Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945. Dok. 177. S. 285.

51 ОРЮ. № 259. C. 207–208.

52 Tito – Churchill. S. 50.

53 Ibid. S. 64.

54 Ibid. S. 75; Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Изд. 2-е. М., 1976 (далее Переписка…). Т. 1: Переписка с У. Черчиллем и К. Эттли (июль 1941 г. – ноябрь 1945 г.). Док. № 223. С. 218–219.

55 DSP SFRJ, 1941–1945. Т. II. Beograd, 1989. Dok. 22. S. 36–37.

56 Ibid. Dok. 26–27. S. 43–44.

57 РГАСПИ. Ф. 82. On. 2. Д. 1369. JI. 53, 56–64 (c неточностями опубликовано в: ОРЮ. № 273. C. 219); DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 28–29. S. 44–46.

58 Tito – Churchill. S. 96; DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 36. S. 52.

59 ?ilas M. Op. cit. S. 370–371; DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 48. S. 71.

60 ОРЮ. № 261–263, 266. C. 208–212, 213–214.

61 Там же. № 271. C. 218.

62 См.: Гибианский Я.Я. Советский Союз и новая Югославия. 1941–1947 гг. М., 1987. С. 84.

63 Об этих взаимоотношениях см., в частности: Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг. T. I: 1944–1948 гг. / отв. ред. Г.П. Мурашко. М.; Новосибирск, 1997. Док. № 2. С. 29; Новиков Н.В. Воспоминания дипломата: Записки 1938–1947 гг. М., 1989. С. 204–205.

64 ОРЮ. № 229. С. 188; № 231. С. 189.

65 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. T. I: Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19–30 октября 1943 г.). М., 1978. Док. № 55. С. 258–259; T. II: Тегеранская конференция. Док. № 60. С. 149; Ржешевский О.А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: Документы, комментарии, 1941–1945. М., 2004. Док. № 159. С. 397.

66 ОРЮ. № 260. С. 208.

67 Там же. № 278. С. 222; № 280–281. С. 224–226.

68 Там же. № 292. С. 232; № 294. С. 233.

69 Восточная Европа в документах российских архивов. T. I. Док. № 2. С. 28–35; ОРЮ. № 309. С. 247; № 311. С. 247–248; № 323. С. 265. См. также: Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С. 50–53, 55, 57–59.

70 ОРЮ. № 311. С. 247–248; № 330–332. С. 271–272; РГАСПИ. Ф. 82. Он. 2. Д. 1369. Л. 78,106.

71 О развитии ситуации в ходе этих военных действий зимой 1943/44 гг. см.: Oslobodila?ki rat naroda Jugoslavije 1941–1945. Drugo prepravljeno i dopunjeno izdanje. Књ.2: Od Drugog zasedanja AVNOJ-a do kona?ne pobede. Beograd, 1965. S. 11–69.

72 Различные интерпретации состояния и изменения взаимоотношений четников с оккупантами и квислинговскими администрациями в Сербии и вне ее с рубежа лета – осени 1943 и до конца зимы 1944 г. см., например, в: TomasevichJ. Op. cit. P. 317–332, 334–337; Jeli?-Buti? F. ?etnici u Hrvatskoj 1941–1945. Zagreb, 1986. S. 215–226, 228–232; Пајовић Р. Указ. соч. C. 437–445, 462–465; Николић K. Историја равногорског покрета. Књ. 1. С. 418–426; Књ. 2. С. 187–194,199;Јовановић Ж. Неостварени ратни циљеви Драже Михаиловића у Србији 1941–1945. Београд, 2001. С. 260 и след.

73 О первых контактах четнических представителей с Топаловичем весной 1943 г. (более подробной даты он не указывает) и о его ознакомлении с начатой выработкой политической программы см.: Топаловић Ж. На PaBHoj Гори. Крагу)евац, 1999. С. 41–69.

74 Топаловић Ж. Указ. соч. С. 131. При этом Михайлович отметил, что никаких связей ни с английскими консерваторами, ни с лейбористами нет ни у одной другой «нашей политической партии», имея в виду, очевидно, тех из лидеров довоенных партий, которые во время оккупации оставались в Сербии.

75 Топаловић Ж. Указ. соч. С. 131.

76 О замысле Топаловича, организованных им переговорах представителей довоенных партий и встрече межпартийной делегации с Михайловичем см.: Топаловић Ж. Указ. соч. С. 71–80, 101–105, 128–149. Совсем иная версия того, каковы были побудительные мотивы Топаловича и его роль в межпартийных переговорах, как шли эти переговоры и затем встреча межпартийной делегации с Михайловичем, содержалась в тех югославских изданиях, выходивших при коммунистической власти, в которых данной теме специально уделялось внимание. В этих изданиях, чья политико-пропагандистская направленность была противоположна политической направленности мемуаров Топаловича, все упомянутые события рисовались исключительно как сговор реакционеров, коллаборационистов и лично нечистоплотных людей, преследовавших антинародные цели. Причем приводившиеся данные и датировка событий нередко не совпадали с теми сведениями, которые излагались в мемуарах Топаловича. Характерным примером такого издания была получившая известность книга, написанная высокопоставленным сотрудником югославских спецслужб: Milovanovi? N. Op. cit. [Т.] 3. S. 200–208. Любопытно, что еще 21 октября 1943 г. эмигрантский премьер Пурич утверждал, что Топалович через Михайловича «и английские власти» прислал письма, адресованные некоторым деятелям западноевропейских социалистических партий, в том числе лидерам британских лейбористов Клементу Эттли и Эрнсту Бевину, с обращением, осуждающим действия югославских коммунистов (Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945. Dok. 130. S. 233).

77 О ходе съезда, его публичной и закулисной сторонах см. мемуарные свидетельства: Топаловић Ж. Указ. соч. С. 192–234; ВучковиИ 3. СеЬанш из рата. Крагујевац, 2001. С. 345–348. Официозная версия югославской исторической публицистики изложена в: Milovanovi? N. Op. cit. [Т.] 3. S. 208–218. Из постюгославской сербской историографии см., например: Весовић М., Николић К. Уједињене српске земле: Равногорски национални програм. Београд, 1996. С. 56–71; Николић К. Историја равногорског покрета. Књ. 2. С. 425–434.

78 Резолюцию см.: Топаловић Ж. Указ. соч. С. 229–234; Весовић М., Николић К. Указ. соч. Други део: Документи. Док. 23. С. 223–227. Обе публикации содержат один и тот же документ, однако, с той разницей, что во второй из них отсутствует небольшая преамбула, имеющаяся в первой, и в основном тексте резолюции переставлены местами некоторые абзацы, которые в первой из публикаций выглядят куда больше на своем месте.

79 Топаловић Ж. Указ. соч. С. 194.

80 Там же. С. 194–195.

81 По утверждению Топаловича, были, по согласованию с Михайловичем, предприняты сугубо тайные усилия отдельных отряженных для этого эмиссаров установить в качестве первого шага контакт с коммунистическо-партизанским подпольем в Сербии, чтобы через него связаться с Тито, но ни в какие отношения с коммунистами в Сербии вступить так и не удалось. Топаловић Ж. Указ. соч. С. 300–302.

82 См.: Топаловић Ж. Указ. соч. С. 441–445, 454–470, 477–481, и др.

83 Николић К. Историја равногорског покрета. Књ. 2. С. 196–203, 213–218.

84 См., например: Oslobodila?ki rat naroda Jugoslavije 1941–1945. Књ.2. S. 227–235; Николић K. Историја равногорског покрета. Кш. 2. C. 219–226.

85 Николић K. Историја равногорског покрета. Књ. 2. С. 223–224; Ani? N., Joksimovi? S., Guti? M. Op. cit. S. 370–374.

86 Зеленин В.В. Операция «Ход конем» // Советское славяноведение. 1974. № 3; Шорников А.С. Наши полеты в Югославию // Советские Вооруженные Силы в борьбе за освобождение народов Югославии. М., 1960. С. 217–218; Tito – Churchill. S. 171–173,174,180–181.

87 Tito – Churchill. S. 170–171,173-176.

88 Так, в начале мая 1944 г. Черчилль оценивал «соотношение партизан и остальных сил в стране» как 75 % к 25 % (Tito – Churchill. S. 144).

89 См.: ОРЮ. № 296. С. 233–234; № 298. С. 235; № 301. С. 240; DSP SFRJ, 1941–1945. Т. II. Dok. 79. S. 111–112; Dok. 81. S. 113; Dok. 84. S. 115–116; Dok. 87. S. 118; Tito – Churchill. S. 144; Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945. Dok. 227. S. 330–331.

90 Tito – Churchill. S. 97,101,104,118.

91 ?ureti? V. Saveznici i jugoslovenska ratna drama. Beograd, 1985. Knj. II. S. 117–118 еtс.; Павловић В. Од монархије до републике: САД и Југославија (1941–1945). Београд, 1998. С. 314–351.

92 Противоречивые сведения об этом см.: ?ureti? V. Vlada na bespu?u: Internacionalizacija jugoslovenskih protivrje?nosti na politi?koj pozornici drugog svjetskog rata. Beograd, 1982. S. 282; .А. Поповић Н Слободан Јовановић и југословенска држава. Београд, 2003. С. 314–315; Глигоријевић Б. Краљ Петар II Карађорђевић у вртлогу британске политике или како је укинута монархија у Југославији. Београд, 2005. С. 121–125.

93 Jeli?-Buti? F. Hrvatska selja?ka stranka. Zagreb, 1983. S. 125–126; Павлович В. Указ. соч. C. 274–275.

94 Павлович В. Указ. соч. С. 340, 341, 343.

95 Глигоријевић Б. Указ. соч. С. 123–125; Поповић Н.А. Указ. соч. С. 315; ?ureti? V. Saveznici i jugoslovenska ratna drama. Knj. II. S. 132–134.

96 Павлович В. Указ. соч. C. 349–350.

97 См., например: Tito – Churchill. S. 176, 179–180, 181, 183–185, 187, 189–191; Гибианский Л.Я. Дипломатическая история Висского соглашения Тито-Шубашича // Балканские исследования. Вып. 3: Освободительные движения на Балканах. М., 1978. С. 223–226; Dureti? V. Saveznici i jugoslovenska ratna drama. Књ.II. S. 136–138.

98 Tito – Churchill. S. 179; DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 93. S. 141–142; Dok. 95. S. 143–144 (неудачный перевод на русский язык: ОРЮ. № 324. С. 265–266).

99 DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 98–99. S. 146–153; ОРЮ. № 329. C. 270; Tito – Churchill. S. 213–214.

100 DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 100. S. 153–154.

101 Tito – Churchill. S. 213–214.

102 Ibid. S. 201–202, 208–209, 209–210, 220–221; DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 108. S. 165.

103 DSP SFRJ, 1941–1945. T. II. Dok. 133. S. 210–211; Dok. 134. S. 215–218; Dok. 138. S. 223; Dok. 140. S. 230–231; Dok. 141. S. 235; Dok. 144. S. 241.

104 См.: Переписка… Т. 1. Док. № 294. С. 280–281; Док. 297. С. 283; Churchill W.S. The Second World War. Vol. V. London, 1952. P. 623; Vol. VI. London, 1954. P. 63–71; The Eden Memoirs: The Reckoning. London, 1965. P. 459; Foreign Relations of the United States: Diplomatic Papers (далее FRUS). 1944. Vol. V. Wash., 1965. P. 112–115, 117–121, 123–127, 130–131; Woodward L. British Foreign Policy in the Second World War. Vol. III. London, 1971. P. 116–118, 121–123. См. также: Гибианский Л.Я. Дипломатическая история Висского соглашения. С. 208–209, 215–217.

105 См.: Churchill W.S. Op. cit. Vol. VI. P. 71; Woodward L. Op. cit. Vol. III. P. 123.

106 Декларацию правительства Шубашича см.: DSP SFRJ, 1941–1945. Т. II. Dok. 130. S. 196–198; состав правительства см.: Jugoslovenske vlade u izbegli?tvu 1943–1945. Dok. 246. S. 350.

107 См.: Radeli? Z. Hrvatska selja?ka stranka 1941–1950. Zagreb, 1996. S. 29–30; ?ureti? V. Saveznici i jugoslovenska ratna drama. Knj. II. S. 176.

108 Весовић M., Николић К. Указ. соч. Други део: Документи. Док. 40. С. 287–289; Mamuti М. Равногорска идеја у штампи и пропаганди четничког покрета у Србији 1941–1944 / приред. М. Весовић, К. Николић. Београд, 1995. Гл. четврта: Прилози. Избор чланака из четничке штампе. [Деој 3. Док. 34. С. 233–235; Док. 36. С. 238–239.

109 Petranovi? B., Ze?evi? M. Jugoslavija 1918–1988. S. 690.