Глава 6 Босния и Герцеговина

Оккупационный режим. Международно-правовыми документами, регламентирующими статус Боснии и Герцеговины (БиГ) после 1878 г., являлась ст. 35 Берлинского трактата, определившая рамки австро-венгерского оккупационного мандата как право занятия и владения ее территорией, и так называемая Новипазарская конвенция (21 апреля 1879 г.), разрешавшая Австро-Венгрии разместить свои гарнизоны в Новипазарском санджаке.

В период от оккупации до аннексии (1878–1908) государственно-правовой статус БиГ был «правовой аномалией»: формально она оставалась османской провинцией, султан и далее являлся ее легитимным сюзереном, в то время как реальная власть принадлежала Австро-Венгрии. В формально-правовом поле Габсбургской монархии Босния и Герцеговина не вошла ни в состав Цислейтании (Австрии), ни в состав Транслейтании (Венгрии), а была выделена в особую, третью единицу империи, принадлежащую короне Габсбургов и управлявшуюся совместно правительствами Австрии и Венгрии (от их имени административные функции исполняло министерство финансов монархии). Правовая система БиГ не являлась ни австрийской, ни венгерской, жители также не стали ни австрийскими, ни венгерскими подданными. До принятия Конституции 1910 г. БиГ не располагала никакими правами автономии и не участвовала в исполнительной власти монархии¹.

В середине XIX в. население БиГ составляло около 1 070 000 чел., из них сербов православного вероисповедания – около 400 000, 328 000 мусульман, около 178 000 римо-католиков и 2 000 евреев-сефардов (проживающих, в основном, в Сараево)².

Ко времени австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины национальное сознание сербского народа, проживающего на этой территории, уже было оформлено в полной мере. У хорватов процесс национального становления проходил со значительным запозданием. Кроме сербов и хорватов, на территории БиГ после османского завоевания появился еще один тип национального сознания, сформировавшегося сначала как мусульманская религиозная общность, переросшая затем в этническую.

В конце XIX в. национально-культурная борьба сербского народа сконцентрировалась на требовании предоставления церковно-школьной автономии, она носила лояльный характер, ограничиваясь в основном меморандумами к императору (1896, 1897, 1901 и 1902 гг.). Однако на переломе веков культурно-просветительное направление получило новый импульс, когда после обучения в различных университетах империи в БиГ начали возвращаться выпускники – новая сербская интеллигенция. Привнесенные ею идеи получили распространение в сербском обществе, особенно они ощущались в Сараево. Кроме того, активно участвовал в основании различных национально-культурных обществ усиливавшийся торгово-предпринимательский слой сербского народа.

В начале XX в. сербское национальное движение охватило политическую, экономическую и просветительно-культурную сферы³.

Австрийские власти проводили политику, направленную на увеличение католического населения Боснии и Герцеговины. До 1914 г. было создано около 20 колоний католических переселенцев, прежде всего, из Германии и Галиции. Было переселено от 180

000 до 200 000 чел., что было особенно заметно на фоне отъезда местного, преимущественно мусульманского, населения (около 140 000 чел.). В результате переселений количество католического населения выросло с 1879 г. по 1910 г. с 18,08 % до 22,7 %, мусульман – уменьшилось с 38,73 % до 32,25 %, число православных, благодаря стабильности естественного прироста населения, возросло с 42,88 % до 43,49 %⁴. Сараево в результате переселений превратился в город-космополит: по переписи 1910 г. сербский или хорватский язык считали родным 36 400 жителей, немецкий – 5 246, испанский – 4 875, чешский – 1 702, венгерский – 1 393, словенский – 789, польский – 592, итальянский – 465, албанский – 103, цыганский – 100, румынский – 59, греческий – 39, словацкий – 35, русинский – 34, турецкий – 31, венгерский – 17, английский – 12, арабский – 1 и «иной» – 1 человек⁵. В школах не было редкостью, когда при общем числе учеников в 40–50 чел. они принадлежали к десяти национальностям и пяти конфессиям.

Еще одной важной мерой австрийской власти стал «закон об обороне» от 4 ноября 1881 г., по которому все мужское боснийско-герцеговинское население, достигшее 20 лет, обязывалось служить три года в регулярной армии[71]. Закон вызвал недовольство мусульманского и сербского населения.

Наконец, австро-венгерские власти потеряли доверие к францисканскому ордену, поскольку тот действовал относительно независимо. В результате заключенного с Ватиканом конкордата францисканцы теряли привилегированное положение – исключительное право на католическую паству БиГ. Теперь на ее территории учреждалась католическая иерархия с архиепископом и кафедральным капитулом в Сараево. Первым сараевским (общебоснийским) архиепископом в 1881 г. император назначил Й. Штадлера, профессора теологического факультета в Загребе, иезуита. Штадлер прибыл в Сараево 14 июня 1882 г. и оставался там до своей смерти в 1918 г.⁶

Архиепископия, главой которой был назначен Штадлер, поначалу существовала только на бумаге, и первой мерой архиепископа было создание ее материального благосостояния, что и было с блеском выполнено: к 1918 г. она стала одной из богатейших на югославянском пространстве Балканского полуострова. Относительно поддержки властью католической церкви показателен пример распределения средств (в 1907 г.). Для трех религиозных объединений государство выделяло ежегодный бюджет в совокупности в 265 465 крон. Из этой суммы православные получили 78 765, мусульмане -48 000 (вместе – 126 765), а остаток в 138 700 крон предоставлялся католической церкви, в численном отношении значительно меньшей. В результате развития иезуитских и францисканских гимназий приток детей в государственные школы значительно снизился⁷. Штадлер ежегодно получал плату в 16 000 крон, однако он приобрел 17 зданий для развития общественной деятельности общей стоимостью в 91 783 крон. Средства для сараевской архиепископии, помимо австро-венгерского финансирования, поступали и от различных европейских католических организаций⁸.

Второй мерой, к осуществлению которой Штадлер приложил всю свою неукротимую энергию, была католицизация православного и мусульманского населения, что вызывало бурные протесты последних и многочисленные демарши Порты в защиту мусульманского населения, нимало, впрочем, боснийского архиепископа не смущавшие и не препятствовавшие ему в осуществлении поставленной задачи. Католическое духовенство в Боснии и Герцеговине, действовавшее совместно с иезуитами и францисканцами, проводило политику вытеснения чувства национальной принадлежности, особенно это относилось к сербам-католикам.

4 июня 1882 г. союзным министром финансов, принявшим непосредственное управление пространством Боснии и Герцеговины, был назначен Беньямин Каллай, на которого император Франц Иосиф возлагал особые надежды. Каллай, по сути, превратил оккупированную территорию в составную часть монархии. Одним из магистральных направлений его деятельности стала замена феодальной турецкой администрации на модернизированную австрийскую, отличавшуюся, прежде всего, развитой системой народного образования и бюрократии (в боснийском обществе сразу же появилось значительное количество учителей и чиновников). Бюрократическая абсолютистская система существовала независимо от населения. Управление, финансы и суд были организованы по австрийскому примеру, немецкий язык стал общеупотребительным как официальный язык системы внутреннего управления в БиГ. Население провинции общалось на «народном языке», определявшемся в официальных документах 1879 г. как «боснийский язык», «сербско-хорватский язык» или «хорватский язык» (последнее, по определению современного боснийского ученого Д. Юзбашича, являлось проявлением рецидива прохорватской агитации клерикальных кругов БиГ⁹).

Основным инструментом достижения поставленных целей Каллай считал высокообразованное и прошедшее строгий отбор чиновничество. Если османы в управлении Боснийского вилайета обходились 120-ю чиновниками, то у Австро-Венгрии в 1881 г. их было 600, в 1897–7379, во время аннексии их число достигло 9539¹⁰. Так новое владение Австро-Венгрии постепенно превращалось в колонию, в которой правили чиновники. Если до 1878 г. доминирующими представителями общественно-политической и культурной элиты всех национальных сообществ БиГ являлось духовенство, то после ее подчинения Австро-Венгрии и проникновения буржуазно-либеральных идей роль духовной иерархии начала падать: образованные чиновники и преподаватели занимали главные места в администрации и просветительно-образовательных учреждениях. В первую очередь вытеснялось мусульманское (ислам постепенно терял привилегированный статус) и православное духовенство. Католицизм, напротив, приобретал позиции государственного вероисповедания.

Внушительный слой бюрократии позволил Каллаю перейти к реализации концепции просвещенного абсолютизма: править без народа, одновременно, сообразуясь с интересами монархии и возможностями боснийских финансов, сближая социально-экономические условия БиГ с общеимперскими, подготавливая тем самым почву для перехода от оккупации к аннексии.

Тогда было определено новое направление деятельности, связанное с изменением самосознания местного населения. Сербов в БиГ насчитывалось явное большинство (первая австро-венгерской перепись 1879 г. показала, что из 1 158 164 чел., населяющих БиГ, православные сербы составляют большинство – 496 485 чел.¹¹), и под руководством Каллая все усилия австро-венгерской власти направлялись на создание интерконфессиональной «боснийской нации», которая бы под одним названием объединила все три религиозно-этнические группы БиГ. Единственным «успехом» на этом поприще можно отметить тот факт, что газета «Бошняк», редактором которой был Мехмед-бег Капетанович, в 1891 г. перешла на позиции отстаивания особой общебоснийской национальной идеи. Однако Капетанович встретил шквал критики со стороны сербских и хорватских печатных изданий не только в Боснии и Герцеговине, но и в Сербии, Воеводине, Хорватии и Далмации. Мусульманское население БиГ также не принимала идеи Капетановича, считая его «коллаборационистом», а молодая мусульманская интеллигенция и вовсе отказалась от какого бы то ни было сотрудничества с ним. Так бесславно в конце XIX в. закончилась попытка австрийской власти создать в Боснии альтернативу прежде всего сербскому национальному движению.

Несмотря на поражение, Каллай не уменьшил давление на сербов, продолжив наступление на права православной общины, унаследованные ею от османских времен. Сербы в БиГ, со своей стороны, в 1896 г. развернули движение за свою церковно-школьную автономию. Во главе движения стал неформальный комитет, членами которого были Г. Ефтанович, В. Шола, В. Радович, Л. Йованович, П. Дрляча и К. Куюнджич. В 1898 г. они составили проект устава церковной и школьной автономии сербского православного народа в БиГ и вручили его Каллаю и Вселенскому патриарху в Цариграде.

Однако лишь в августе 1905 г. церковно-школьная автономия сербов в БиГ стала законом. На этом завершился первый период национально-политического движения боснийских сербов. После этого политическая активность сербского народа в БиГ в основном сконцентрировалась вокруг начавших выходить, благодаря смягчению цензуры (после смерти Каллая в 1903 г.), газет «Српска реч», «Народ» и «Отаджбина». «Српска реч» акцентировала внимание на сербской политике, отстаивая идею автономии БиГ, выступала как против ультраклерикализма Штадлера, так и югославянского движения. «Народ», напротив, поддерживал югославянское направление (по сути, идею объединения БиГ с Сербией и Черногорией). «Отаджбина» (ярким лидером этой группы сербских интеллектуалов из Боснийской Крайны являлся Петар Кочич) выступала за справедливое решение аграрного вопроса и сотрудничество всех народов юга Балканского полуострова, отстаивая также идею принадлежности БиГ в историческом и этническом плане сербскому народу¹².

К этому времени сербское общество «Просвета» стало подлинным центром сербского просвещения. Оно включало сеть читален, благотворительных товариществ «Српкиня», сербские сельскохозяйственные артели, торговые и ремесленные общества, сербские организации «соколов» и др. Девизом общества было утверждение, что «народ тогда является культурным, когда культурны и образованы все его слои, когда все умеют солидарно работать в интересах народа»¹³.

После оккупации Боснии и Герцеговины боснийские мусульмане попали под власть европейской католической державы, потеряв прежнее привилегированное положение. Процессы европейской модернизации, привнесенные австро-венгерской властью, вызвали глубокие кризисные явления во всех слоях мусульманского общества и обусловили переселение части боснийских мусульман в Турцию, прежде всего малоимущих крестьян, а также пауперизированных ремесленников и торговцев¹⁴.

В 1895 г. императору и султану была подана коллективная жалоба мусульман округов Сараево и Травника, в которой они указывали на значительный материальный ущерб, причиняемый мусульманскому сообществу от австрийского управления вакуфами и меарифами. Австрийская власть на жалобы не реагировала. В 1899 г. поводом для недовольства послужила агрессивная католическая пропаганда, навязывающая мусульманам переход в католицизм. Возмущенные мусульмане этого города сформировали комитет во главе с муфтием Джабичем. Этот комитет потребовал, по сути, формирования автономных исламских институтов с широкими полномочиями¹⁵. Власть это требование отвергла, в 1900 г. сместила муфтия Джабича, закрыла мостарскую читальню как сборный пункт оппозиции, а ее секретаря – Ш. Арнаутовича – уволила со службы. Но последствия оказались более серьезными: недовольство мусульман распространилось на всю Боснию, в которой Травник стал центром волнений подобно герцеговинскому Мостару.

Весной 1900 г. в Будапешт для привлечения внимания австро-венгерского парламента к проблеме боснийских мусульман отправилась делегация во главе с Джабичем. Ей удалось установить связь с венгерскими оппозиционными кругами, игнорировать мусульманское движение за автономию далее было невозможно. В начале 1901 г. между Каллаем и комитетом Джабича начались переговоры, в ходе которых первый, впрочем, по ключевым вопросам отказался идти на уступки. Джабич принял решение отправиться в Стамбул с целью поиска поддержки на высшем исламском форуме. В ответ Вена объявила его эмигрантом, которому запрещено возвращаться.

Еще перед отъездом Джабича в августе 1901 г. состоялось тайное совещание сербских и мусульманских лидеров в Киселяке с Ефтановичем и Джабичем во главе с целью заключения соглашения о сотрудничестве. В проекте договора содержались пункты о предоставлении БиГ автономии под сюзеренитетом султана. Мусульманская сторона договор не подписала в связи с несогласием по поводу решения аграрного вопроса, названия языка в Боснии и Герцеговине как «сербский» и планов по введению кириллицы в общественных и образовательных учреждениях. Проект так и остался проектом, однако определенное сербско-мусульманское сотрудничество продолжалось до 1910 г.

Взлет хорватской национальной политики в БиГ произошел в конце XIX в. и стал возможным благодаря поддержке оккупационного режима. Хорватское движение охватило многие слои католического городского населения – чиновников, торговцев, ремесленников. На развитие хорватского национального движения в БиГ, надолго определив путь его дальнейшего развития, большое влияние оказала деятельность боснийского архиепископа Й. Штадлера.

Штадлер являлся не только инициатором, разработчиком и организатором католического движения, но и его идеологом, создавшим идейную базу – основные теоретические постулаты и долгосрочную программу деятельности. Сам он называл эти принципы «акции католического движения» – «фундаментальными законами нашей организации», «являющимися обязательными для каждого ее члена» и которых «никто не смеет менять»¹⁶. Основание католического движения Штадлер расценивал как «начало великого дела», сцелью «пустить корни во всех сферах духовной и общественной жизни» Боснии¹⁷.

На Первом общехорватском католическом конгрессе пространство БиГ было включено в орбиту национальных хорватских интересов, и с этого времени целью религиозно-политической борьбы католической церкви стали хорватизация и католицизация ее населения. Решающая роль в выполнении стратегических задач, поставленных Св. престолом в Боснии и Герцеговине, принадлежала наднациональным структурам римско-католической церкви – орденам францисканцев и иезуитов.

После смерти Каллая союзный министр финансов Австро-Венгрии И. Буриан (1903–1912) инициировал новый национально-политический курс. Распоряжением правительства БиГ от 4 октября 1907 г. язык на пространстве БиГ получил наименование «сербско-хорватский», что вызвало бурные протесты со стороны Мусульманского населения. Распоряжение по языку было воспринято мусульманами как приказ «креститься, каким хотите крестом – православным или католическим»¹⁸.

Несмотря на то, что «бошняшство» так и не смогло утвердиться как национальная идеология мусульман в БиГ, они продолжали настаивать на названии языка как «боснийский». Проблема названия языка не была для власти столь актуальной, тем не менее, она 29 ноября 1907 г. «в устной форме» (неформально) разрешила мусульманам называть свой язык боснийским, но только в рамках мусульманских национально-просветительных институтов. На всех уровнях государственных учреждений язык оставался «сербско-хорватским». Мусульманские лидеры отмечали, что «ни тогда, ни в будущем» мусульмане не желают быть ни с сербами, ни с хорватами», но с сербами они «вынуждены в союзе бороться с властью, поскольку она с одинаковой жесткостью относится и к ним, и к мусульманам»¹⁹.

Партийное строительство. После 1903 г. национально-политические движения народов в БиГ приступили к организационному оформлению своих партий. Первой мусульманской партией стала Мусульманская народная организация (МНО), основанная 3 декабря 1906 г., ее председателем являлся Алибег Фирдус. Руководство партией состояло из крупных землевладельцев, получивших от муфтия Джабича документальные подтверждения своих полномочий. На первый план в новой фазе мусульманского движения выдвигался аграрный вопрос. Партия требовала вакуфной автономии и, в широком смысле, государственно-правовой автономии БиГ под сюзеренитетом султана. МНО пользовалась поддержкой подавляющего большинства мусульманского населения. До аннексионного кризиса организация несколько раз безрезультатно обращалась с меморандумами в Вену и Стамбул. После завершения кризиса вопрос религиозной автономии боснийских мусульман для австро-венгерской власти потерял остроту. В итоге 15 апреля 1909 г. был принят Статут об автономном управлении исламскими религиозными и вакуфно-меарифскими делами, по которому все религиозные и вакуфные органы получали самоуправление²⁰.

МНО противостояла группа, именовавшая себя «прогрессивные мусульмане», объединявшая прорежимно настроенных мусульман, интеллектуалов и государственных чиновников. Эта группа основала Мусульманскую прогрессивную партию (МПП) под руководством Адем-аги Мешича, крупного торговца. По основным пунктам программа МПП практически не отличалась от доктрины Мусульманской народной организации, но в национальном аспекте она придерживалась прохорватских позиций, в связи с чем не пользовалась поддержкой широких слоев населения. В 1910 г. руководство партии пересмотрело позиции в национальном вопросе, отказалось от прохорватских взглядов и изменило название партии на Мусульманскую независимую партию (МНП). В этом же году две указанные партии предприняли попытку объединения, но она оказалась безуспешной в связи с амбициозной и неуступчивой позицией партийных лидеров.

В 1910 г. из МНО выделилось крыло просербски настроенных политиков, основавших газету «Самоуправа» и ориентировавшихся в большей степени на социальные и культурные проблемы мусульманского населения, прежде всего крестьян. Официально неоформленная в партию, эта группа называла себя «мусульманские демократы». Она имела также влияние на позицию журнала «Гайрет» (редактор – Осман Джикич), выступая за национальное определение мусульман «в сербском смысле». «Гайрет» до начала Первой мировой войны пропагандировал идеи равноправного использования двух написаний – кириллического и латинского, отдавая предпочтение кириллице²¹. На первые выборы в сабор БиГ группа выставила своего кандидата – О. Джикича, который, однако избран не был. Мусульманскими демократами, кроме Джикича, руководил Смаил-ага Чемалович из Мостара.

Сербская народная организация (СНО) была сформирована на скупщине сербских политических сил в Сараево 10–14 октября 1907 г. (Митровданская скупщина). Тогда произошло объединение всех сербских политических групп, существовавших в БиГ в единую организацию. В состав СНО вошла и группа под руководством Г. Ефтановича и В. Шолы (к ним присоединился сербский интеллектуал М. Сршкич), выступавшая за автономию БиГ. В 1905 г. «автономисты» основали газету «Српска реч», посвященную политическим, культурным и экономическим проблемам. «Автономистам» противостояла группа молодой сербской интеллигенции, требовавшая перейти от требований предоставления церковно-школьной автономии к политической борьбе. Своим центром молодые интеллектуалы избрали Мостар, где основали газету «Народ» под редакцией Р. Радуловича и В. Грджича. Мостарская группа пользовалась наибольшей поддержкой сербской интеллигенции на территории всей Боснии и Герцеговины. Третья группа объединялась вокруг П. Кочича и В. Груберовича, издававших газету «Отаджбина» в Боснийской Крайне и объединявших небольшую часть сербских интеллектуалов. Эта группа отбросила идею о самостоятельной роли интеллигенции, полагаясь в первую очередь на крестьянство и борясь в этой связи за решение аграрного вопроса²².

В мае 1907 г. сараевский врач Л. Димитриевич, с 1905 г. издававший журнал «Дан», основал Сербскую народную независимую партию (СННП), отстаивавшую идеи радикального решения аграрного вопроса. Партия остро критиковала руководителей «автономистского направления», полагая, что развитие БиГ должно проходить целиком в общемонархическом русле. Однако после провала на выборах 1910 г. СННП постепенно сошла с политической сцены.

По поводу названия языка и использования письменности сербская сторона бескомпромиссно настаивала на названии языка как «сербский» и кириллическом написании, что нашло отражение в Проекте договора между мусульманским и сербским руководством (1900–1901 гг.) и в программе сербских политиков в рамках подготовки издания газеты «Српска реч» (1904 г.), в которой требовалось «прекратить попытки искусственного разделения сербского народа на несколько национальностей»²³. Именно Сербская народная организация на Митровданской скупщине 1907 г. выдвинула программный тезис о введении сербского языка в сферу внешних связей и внутреннего управления[72]. Требования об исключительно сербском характере пространства БиГ и, соответственно, сербском названии языка, являлись реакцией на политику оккупационной австровенгерской власти в отношении сербского народа (в частности, запрета кириллицы). «Српска реч» считала, что в БиГ, кроме православных сербов и мусульман проживают католики различных национальностей (необязательно хорваты). В том же направлении писала и «Отаджбина», отмечая, что «сербское наименование в БиГ никому не навязывается» в отличие от хорватского, «которое является инструментом и творением австрийской политики»²⁴. Точку зрения о неизбежном растворении католиков в хорватской национальной среде и о необходимости поиска путей мирного сотрудничества со всеми, в том числе и с хорватами, выражала группа сербских интеллектуалов (Уроша Круля). В целом Сербская народная организация выступала за предоставление Боснии и Герцеговине полной автономии и поддерживала идею сотрудничества с МНО. По отношению к хорватам вопрос оставался открытым.

Перед аннексией сербская и мусульманская оппозиция выступила с совместным требованием введения конституции без изменения государственно-правового статуса Боснии и Герцеговины. Соответствующий совместный меморандум сербско-мусульманская делегация 7 сентября 1908 г. передала австро-венгерскому министру финансов И. Буриану. Автором меморандума, помимо сербских и мусульманских политиков БиГ, являлся Яша Томич, лидер Сербской народной радикальной партии в Воеводине, кроме того, меморандум был одобрен Б. Медаковичем, председателем хорватского сабора и Сербской самостоятельной партии в банской Хорватии и Й. Баняниным, редактором газеты «Нови Србобран» и депутатом от той же партии в саборе.

В первом десятилетии XX в. хорватское национально-политическое движение четко разделилось на два течения: либерально-буржуазное и клерикальное. С инициативой создания единой хорватской политической организации в БиГ выступило либерально-буржуазное движение, которое поддержали францисканцы. В начале 1908 г. было создано Хорватское народное содружество (ХНС) под председательством Н. Мандича, но главным организатором и идеологом Содружества являлся тузлинский адвокат Иво Пилар. Центральным утверждением программы ХНС являлся тезис о принадлежности БиГ по «государственному праву» хорватам, соответственно, самым естественным является присоединение края к хорватским территориям. В основе политической стратегии ХНС лежало убеждение в малочисленности хорватов в БиГ и уязвимости хорватского самосознания в связи со значительным количеством переселенцев-католиков разных национальностей. Содружество выдвинуло принцип интерконфессиональности, рассчитывая привлечь на сторону хорватской национальной идеи мусульман. В общем, для ХНС мусульмане также являлись хорватами, язык должен был именоваться «хорватским», а письменность быть исключительно латинской²⁵.

Сараевский архиепископ Штадлер, напротив, считал, что основная задача хорватской политики в БиГ – объединить всех католиков без учета национальности. Безуспешные попытки взять в свои руки руководство ХНС привели Штадлера к выводу о необходимости создания собственной партии, что и было сделано в начале 1910 г. Им было сформировано Хорватское католическое объединение (ХКО), проводившее, при поддержке австрийских социалистов и словенских клерикалов, ультраклерикальную политику. Хорватское католическое объединение утверждало, что Босния и Герцеговина является этническим и государственно-правовым пространством хорватского народа. Штадлер поддерживал идею триалистического переустройства монархии, в ходе которого «на основе принципа национальностей и государственного права» БиГ, наряду со словенскими землями, была бы присоединена к Хорватии. Отождествляя католицизм и хорватскую национальность, ХКО не являлась сторонником сотрудничества с боснийскими мусульманами. Как и ХНС, ХКО выступало за то, чтобы язык назвался «хорватским» и использовалось исключительно латинское письмо²⁶.

В начале XX в. в хорватской национальной политике в БиГ сильное влияние приобрела ультраклерикальная Чистая партия права Й. Франка, выдвигающая тезис об исключительно хорватском характере пространства БиГ, в котором проживает хорватский народ различных вероисповеданий. Встретив непримиримое сопротивление сербов, франковские лидеры сосредоточились на мусульманах, настаивая на их хорватской этнической принадлежности. Франковцы пропагандировали идею присоединения БиГ к Хорватии и объединения хорватских земель в монархии. Праваши БиГ сгруппировались вокруг «Гласа херцеговаца» в Мостаре и герцеговинских францисканцев, находясь в состоянии перманентного конфликта с иезуитами и кругом архиепископа Штадлера²⁷.

Если в XIX в. в политике францисканцев в БиГ можно было обнаружить югославянские мотивы, то после ее оккупации их курс изменился. Новая доктрина францисканцев включила в себя пункты, направленные на создание «единой Великой Хорватии», в состав которой должна была войти БиГ. Однако ХКО Штадлера, собирая всех католиков «под хорватский покров», добилось к тому времени значительных результатов по привлечению иностранцев, чиновников и переселенцев в БиГ, которые перенимали хорватскую национальную идею²⁸. В результате некогда влиятельный в БиГ орден францисканцев практически растворился в борьбе со Штадлером и иезуитами, часть его руководства впоследствии присоединились к правашам²⁹.

Тем не менее до Первой мировой войны, несмотря на междоусобную борьбу, обе организации – францисканское Хорватское народное содружество и штадлеровское Хорватское католическое объединение – в той или иной степени способствовали сохранению и развитию хорватской конфессиональной и этнической индивидуальности³⁰.

Каждая политическая партия, сформированная в БиГ в начале XX в., имела не только детальную национально-политическую программу, но и финансовое обеспечение. Практически каждая политическая организация имела свой собственный (иногда и не один) банк. Так, например, слияние Независимой мусульманской партии с Мусульманской народной организацией и создание Объединенной мусульманской организации в 1911 г. сопровождалось одновременным основанием Мусульманского центрального банка, в руководство которого вошли лидеры двух прежних организаций³¹. У сербов существовал Сербский народный банк и Сербский центральный банк. Основание Сербской народной партии в 1913 г. сопровождалось созданием Сербского экономбанка в марте 1914 г. Обе хорватские группы – Хорватское народное содружество и Хорватское народное объединение, несмотря на острые разногласия, нашли в себе силы основать в 1909 г. Хорватский кооперативный банк БиГ. Председателем банка был Н. Мандич – лидер ХНС, он же являлся председателем Хорватского центрального банка БиГ, основанного на год раньше, в 1908 г.³²

Партийную мозаику дополняла Социал-демократическая партия Боснии и Герцеговины. Она выросла из профсоюзного движения и была организационно оформлена на съезде в Сараево в июне 1909 г. Ее официальным рупором стала выходившая в боснийской столице газета «Глас слободе». В период балканских войн 1912–1913 гг. малочисленная группа членов СДП в Сараево и Мостаре откололась от партии и основала газету «Звоно», сторонники которой именовались «звонаши» и настаивали на установление более прочной связи с группой Кочича. Они связывали интересы рабочего класса в БиГ с сербскими национальными интересами.

Аннексия. Аннексия Боснии и Герцеговины была объявлена Австро-Венгрией 7 октября 1908 г. и вызвала европейский дипломатический кризис. Великобритания и Франция ограничились риторическими протестами против изменения Берлинского трактата. Италия, Россия, Сербия, Черногория и Турция отреагировали крайне негативно и резко. Решающей была позиция Германии, поддержавшей Австро-Венгрию. В результате действий германской дипломатии Турция 26 февраля 1909 г. признала аннексию. Одновременно Австро-Венгрия отказалась от размещения своих гарнизонов в Новипазарском санджаке, выплатила Порте 2,5 млн фунтов стерлингов компенсации, обязалась предоставить ей концессии и обеспечить полную религиозную свободу мусульманам в БиГ. Германия 21 марта 1909 г. передала российскому правительству в Петрограде ультиматум с требованием незамедлительного признания аннексии (что Россия и сделала). 5 апреля 1909 г. Сербия и Черногория также были вынуждены согласиться со свершившимся фактом.

В период аннексионного кризиса габсбургские власти приступили к созданию отрядов, сформированных на добровольческой основе, состоящих из местных католиков и мусульман («Schutzcorps»), необходимых для подавления возможного восстания сербского населения. Именно тогда возникло выражение «Хорватские народные усташи», а одна из добровольческих единиц называлась «Черный легион».

Хорватские политические круги в БиГ аннексию поддержали сразу же, сербские и мусульманские организации упорно отказывались последовать их примеру. Дольше всех держались мусульмане, кроме всего прочего выразившие свой протест массовым переселением в Турцию. Мусульманская народная организация признала аннексию 8 февраля 1910 г., перед самым принятием конституции, и то лишь потому, что мусульманам, как и всем остальным политическим силам, было необходимо легитимное основание для продолжения политической деятельности.

Аннексия БиГ стала поводом для укрепления, прежде всего в Хорватии, надежд на триалистическое переустройство монархии. Хорватская общественность после аннексии требовала «объединения Боснии и Герцеговины с Хорватией, Славонией и Далмацией в единую государственно-правовую единицу». Хорватское католическое объединение и Чистая партия права под руководством Франка в свои программы в качестве главной цели включили положения о воспрепятствовании росту и влиянию сербского национального движения в БиГ. Однако планы хорватских кругов на триалистическую трансформацию были лишены каких бы то ни было оснований: император Франц Иосиф оставался непоколебимым сторонником дуалистической системы. В послеаннексионный период БиГ превратилась в corpus separatum короны Габсбургов с собственной конституцией и сабором³³.

17 февраля 1910 г. Франц Иосиф провозгласил конституцию Боснии и Герцеговины (октроированная конституция). Гражданам предоставлялись минимальные конституционные права с законодательной гарантией их постепенного расширения. Концепция «ограниченной конституционности» являлась, по мысли австро-венгерской власти, «логичным следствием культурной отсталости народов Боснии и Герцеговины». Верховное управление, тем не менее, оставалось в компетенции министерства финансов Австро-Венгрии и прежней имперской администрации в Сараево. Конституция, по сути, лишь узаконила уже существовавшие гражданские права и то с оговорками, что в чрезвычайной ситуации они могут быть ограничены или отменены. Однако, несмотря на все ограничения боснийско-герцеговинской автономии, она ввела в обиход политической жизни БиГ три новых института: сабор, правительственный совет и котарские (областные) веча.

Сабор не имел никакого влияния на исполнительную власть, не мог даже ставить вопросы и обсуждать ее деятельность. Законодательная власть и далее оставалась у императора и правительства в Вене и Будапеште. Законодательная функция сабора в БиГ ограничивалась исключительно местными вопросами³⁴.

Сабор состоял из 92 человек, из которых 20 человек (одна пятая часть) входили в него «по положению» (так называемые «вирилисты»). Они состояли из церковных и светских «высоких представителей»: рейс-ул-улема (главный муфтий), вакуфно-меарифский управляющий, сараевский, мостарский и другие наиболее авторитетные муфтии, четыре сербско-православных епископа, митрополит и заместитель председателя Совета сербской православной церкви, римско-католический архиепископ, два провинциала францисканского ордена, сефардийский раввин, председатель Верховного суда, председатель Коллегии адвокатов Сараево, городской глава Сараево, председатель Торгово-ремесленной коллегии Сараево. Из 72-х избранных на пять лет депутатов 16 были католиками, 24 – мусульманами, 31 – православными и один мандат предоставлялся евреям. Избиратели не могли отзывать своих депутатов. Председателя и заместителя председателя сабора назначал император. Выборы проходили на основе куриальной системы: граждане в зависимости от конфессиональной принадлежности делились на три курии, в каждой выделялись социальные группы – городская, сельская, крупных землевладельцев и интеллигенции. Депутатские места в саборе предоставлялись пропорционально национально-конфессиональному соотношению³⁵.

Первые выборы в сабор прошли в мае 1910 г., на которых Сербская народная организация получила из 31 возможных 31 мандат, Мусульманская народная организация – также из 24 возможных – 24, из имеющихся 16 католических мандатов Хорватское народное содружество получило 12, а Хорватское католическое объединение – 4.

Социал-демократическая партия не получила ни одного мандата. Индустриальное развитие БиГ находилось на низком уровне, концентрация рабочего класса была небольшой, а на крестьянские массы основное влияние оказывало духовенство. В результате ни один представитель социал-демократии не вошел не только в состав сабора, но даже и в общинные органы самоуправления городов.

В функции правительственного совета входило сообщение сабора с остальными органами власти.

Котарские веча представляли собой выборные органы местного самоуправления, избиравшиеся также на основе конфессионального соотношения населения БиГ, но их компетенция строго ограничивалась местными, преимущественно, хозяйственными, вопросами, не оставляя места для общественно-политической деятельности. Гражданские права, предоставленные конституцией, означали введение всеобщего равенства перед законом, гарантировались свобода веры и совести, неприкосновенность имущества (в том числе запрещалась его конфискация), тайна переписки, свобода печати, собраний и организаций, не противоречащих существующему законодательству. Всем гражданам гарантировалось сохранение национальных особенностей и языка³⁶.

В саборе сложилось конструктивное сотрудничество между Сербским клубом (фракцией) депутатов и Хорватским народным содружеством, которое представителям Хорватского католического объединения не удалось разрушить в течение 1910 г. Однако дискуссии по поводу агарного вопроса изменили существовавший расклад политических сил. Сербско-хорватский союз распался, уступив место мусульманско-хорватскому блоку (ставшему проправительственным большинством). Мусульманская и хорватская часть депутатов договорились о совместном голосовании (мусульмано-хорватский пакт) за исключением пятерых депутатов МНО, сформировавших в саборе собственную фракцию. Накануне заключения пакта две мусульманские партии – МНО и МСС создали Объединенную мусульманскую организацию.

Клуб (фракция) депутатов-мусульман (его председателем стал Рифатбег Сулейман-пашич), совместно с руководством Мусульманской народной организации с одной стороны, и Хорватским народным содружеством и Хорватским католическим объединением, с другой, 31 марта 1911 г. заключили пакт о политическом сотрудничестве. Первыми пунктами договора указывалось стремление мусульман добиваться предоставления БиГ автономии в государственно-правовом союзе монархии в любом виде (это означало, что мусульмане не возражают против хорватского тезиса о триалистическом переустройстве империи Габсбургов) и обязывались поддержать хорватский проект относительно названия языка. Хорваты, со своей стороны, обязывались голосовать за правительственное предложение о предоставлении займов для добровольного выкупа кметов³⁷. Однако уже тогда шесть мусульманских депутатов отказались от сотрудничества с хорватами, заявив, что они не желают делать из сербов врагов (поскольку это может настроить против мусульман кметов) и вышли в знак протеста из клуба депутатов-мусульман. Эта группа, во главе с Дервиш-бегом Миралемом, состоявшая из видных мусульманских политиков, продолжила политическое сотрудничество с сербами. Группа Миралема в отношении официального названия языка предлагала просто присоединиться к тому, о чем договорятся сербы и хорваты³⁸.

Выделение группы Миралема привело к сближению двух партий – Мусульманской народной организации и Мусульманской независимой (прежде прогрессивной) партии. Их объединение произошло в августе 1911 г. под названием Объединенная мусульманская организация (ОМО). При этом из МНП в знак протеста вышла группа Кулович-Храсницы, продолжавшая (без особого успеха) функционировать под названием Мусульманская независимая партия. Программа ОМО по-прежнему отстаивала автономию БиГ без учета, к какому государству она принадлежит, но четко подчеркивала, что не считает возможным ее включение в дуалистическую или триалистическую систему, т. е. присоединение либо к Венгрии, либо к Хорватии. Последнее вызвало громадное разочарование хорватских политиков, поддержавших слияние мусульманских партий.

Сама группа Миралема оформилась в отдельную саборскую фракцию, используя прежнее название – Мусульманская народная организация. Эта группа начала издание газеты «Нови Мусават» как своего печатного органа. Миралем считал заключивших пакт с хорватами отступниками, уступившими Штадлеру, и выступал за продолжение сотрудничества с сербами.

Сближение с мусульманами снова возродило у хорватов нереальные мечты об их хорватизации в духе идей А. Старчевича о мусульманах как самой древней и чистой части хорватского народа, которых необходимо вернуть к их истинным корням. Тогда же епископ И. Шарич ультимативно потребовал введения хорватского языка в качестве официального и заявил, что главной целью ХКО является присоединение Боснии к Хорватии. По мнению Шарича, «это будет являться спасением как для хорватов, так и для мусульман, и для сербов», отметив попутно, что «в Королевстве Хорватия не будет признаваться никакого другого названия народа или символов, кроме хорватских»³⁹. Это заявление вызвало бурю возмущения в саборе. Дервиш-бег Миралем заявил, что мусульмане не желают, чтобы «им читали лекции о том, к какому народу они принадлежат», и выступают против «всевозможных устремлений присоединить Боснию к Хорватии или к какой бы то ни было другой стране», а отстаивают тезис «Босния – боснийцам!»⁴⁰. От имени клуба сербских депутатов П. Стоканович выразил нежелание вообще поддерживать парламентарные отношения с ХКО, пока оно не аннулирует сделанного Шаричем заявления.

В то же время в 1911 г. изменилось отношение к сербам представителей другой хорватской партии – ХКО. Его председатель Й. Ванцаш заявил, что «объединенное и сильное хорватское государство в рамках Гасбургской монархии принесет великую пользу не только хорватам, но и остальным славянам. Представители других национальностей в Хорватии будут пользоваться теми же правами, что и хорваты», но при этом «все они в первую очередь должны быть хорватскими гражданами, подобно тому, как венгры, словаки, сербы, румыны и т. д. венгерские граждане»⁴¹.

ХКО, оказавшись в изоляции не только от мусульман и сербов, но и войдя в состояние затяжного конфликта с ХНС, остро нуждалась в изменении политической тактики. Сначала последовало примирение с ХНС, а в середине 1912 г. две хорватские организации слились в одну. Чуть раньше, осенью 1911 г. в Хорватии и БиГ появилась единая правашская организация.

Напротив, в Сербской народной организации БиГ произошел раскол. Сначала 12 депутатов от группы «Српска реч» во главе с Ефтановичем голосовала вместе с мусульмано-хорватской коалицией за правительственный проект закона по аграрному вопросу. Ефтанович постоянно колебался между проправительственной позицией и оппозицией. В итоге 12 депутатов его группы были отвергнуты и правительством, и оппозицией, и сложили депутатские полномочия. Затем выделилась группа Петра Кочича, оформившаяся в отдельную фракцию «Отаджбина» и основавшая одноименную газету. Своей программой она провозгласила предвыборную платформу Сербской народной организации 1910 г. (автономия БиГ со всеми конституционными и парламентскими атрибутами). Несмотря на резкие высказывания на страницах своей газеты, группа Кочича выражала умеренную политическую линию, отличавшуюся религиозной и национальной толерантностью. Главным ее тезисом был обязательный выкуп кметов, и в этом вопросе Кочич бескомпромиссно боролся с мусульманскими крупными землевладельцами, называя проблему «не национальной, не религиозной, а исключительно социальной». Он боролся с землевладельцами – бегами и агами «независимо от того, кто они – мусульмане, православные или католики»⁴².

«Сепаратисту» Кочичу и его «Отаджбине», ставившим на первое место интересы сербского крестьянства, противостоял сербский клуб и газета «Народ» (начавшая после перерыва выходить вновь в ноябре 1911 г.), отстаивавшие единство сербской политики. Политики этой группы до начала Балканских войн считали необходимым продолжать сотрудничество с мусульманами даже ценой уступок в аграрном вопросе. Но дальнейшее расширение югославянского движения, узконациональная направленность хорватской политики в монархии, и в целом проавстрийская и протурецкая ориентация консервативных мусульманских политиков привели к тому, что сотрудничество с мусульманами потеряло для сербов прежнюю актуальность.

Можно сказать, что до появления мусульмано-хорватского блока сербы в саборе следовали единой политической линии, выразителем которой являлась Сербская народная организация. Однако появление мусульмано-хорватской коалиции положило конец единой сербской политике и привело к распаду сербского депутатского клуба и, как следствие, Сербской народной организации.

В начале 1914 г. боснийский сабор начал работу последнего года своего созыва и мирно трудился над преимущественно вопросами официального языка и аграрной политики. Это происходило вплоть до 28 июня 1914 г., до известия об убийстве престолонаследника Франца Фердинанда. Дальнейшее обсуждение всех вопросов было прервано с началом Первой мировой войны, когда сабор был распущен, права граждан значительно урезаны, а политическая жизнь практически остановлена.

Таким образом, к началу Первой мировой войны османская феодальная система осталась практически без изменений, аграрный вопрос – неразрешенным: статус вакуфных владений так и не был определен, имения бегов разорялись, число кметов практически не уменьшалось. Австро-Венгерская власть согласилась лишь на компромиссную меру – «добровольный постепенный выкуп кметов». Займы на освобождение кметы могли получить в банках. Наибольших привилегий добился венгерский Привилегированный аграрный банк, однако предоставлявший займы под столь высокие проценты, что это вызвало волнения в ряде сел. Кроме того, владельцы земель не горели желанием продавать кметам свою землю, приносившую ежегодный доход в 12,4 %. Увеличивалось число и сербских банков, также под высокий процент предоставляющих займы кметам для выкупа. К 1914 г. их стало уже 26⁴³. Сербские торговцы скупали у мусульманских бегов земли вместе с кметами (согласно статистическим данным 1910 г. из общего числа землевладельцев в Боснии и Герцеговине мусульмане составляли 12 550 человек, православные – 1 393, католики – 725 и 66 – «остальных»)⁴⁴.

Война, начавшаяся в Боснии. 28 июня Таврило Принцип, член национально-революционной сербской организации «Молодая Босния» застрелил в Сараево престолонаследника Франца Фердинанда. После покушения в Сараево, Завидовичах, Мостаре, Шамаце, Добое и других местах Боснии и Герцеговины прокатилась волна антисербских выступлений.

В ходе массовых антисербских погромов, организованных Чистой партией права Франка, уничтожались сербские церкви, православные святыни, имущество сербских граждан (дома, культурные и общественные учреждения, типографии, редакции газет и т. д.). От погромов на территории БиГ пострадала практически каждая сербская семья. Сербы изгонялись из родных мест, особенно проживавшие вдоль границы с Сербией и Черногорией⁴⁵.

Босния и Герцеговина так и вступила в войну с неурегулированным правовым положением. Намерения австрийских властей использовать ее пространство как яблоко раздора между сербами и хорватами и препятствие в югославянском сближении оказались провальными. С началом Первой мировой войны югославянский вопрос как проблема освобождения и объединения югославянских народов в одном государстве приобрел еще большую остроту и актуальность. Его решение виделось в двух вариантах. Первый отражал возможность триалистического переустройства монархии, при котором объединенные Босния и Герцеговина, банская Хорватия, Далмация, Истрия и словенские земли в рамках империи Габсбургов создали бы третью государственно-правовую единицу как противовес Австрии и Венгрии. По мере рассеивания иллюзий относительно изменения государственного устройства монархии на основах федерализма усиливалось тяготение ко второму варианту – объединение югославянских народов Австро-Венгрии с Сербией и Черногорией вне рамок Габсбургской монархии.

Политическая жизнь югославянских народов Австро-Венгрии, практически замершая с началом войны, оживилась после смерти Франца Иосифа (1916). В БиГ актуализировался вопрос о ее государственно-правовом положении. Новый император Карл I в прессе неоднократно заявлял о своем стремлении создать под своим скипетром южно-славянское королевство, включающее Хорватию, словенские земли, БиГ, Сербию, Черногорию и Албанию⁴⁶. Большинство сербских политиков БиГ, вынужденные с началом войны эмигрировать (в первую очередь, в США), оповещали американскую и мировую общественность о тяжелом экономическом положении и терроре австро-венгерской власти против боснийских сербов.

Ш. Арнаутович, один из наиболее влиятельных лидеров Объединенной мусульманской организации, 17 августа 1917 г. выступил с меморандумом, в котором предложил урегулировать вопрос о государственно-правовом положении БиГ путем присоединения ее территории к Венгрии и предоставления автономии. Арнаутович подчеркивал, что при османской власти боснийский язык, являющийся «самым чистым языком славянского юга», стал государственным языком, сформировалась особенная социальная структура провинции, выдающиеся боснийцы становились великими визирями (Мехмед-паша Соколович – «славнейший помощник Сулеймана Великого») – все это, по мнению автора меморандума, даже несмотря на ряд конфликтов с турецкой властью, свидетельствует об уникальности ситуации в БиГ, где существует один в этнографическом плане народ, но разделенный на три вероисповедания и три культуры. Соответственно, наиболее близкий пример Швейцарии (которую не стремятся присоединить к себе ни немцы, ни французы, ни итальянцы) показывает, что «единство истории и традиции важнее единства языкового и этнографического», выразив убеждение, что «боснийско-герцеговинские мусульмане считают бесполезным и вредным объединение», которое «им принесет один лишь вред»⁴⁷.

В начале сентября 1917 г. А. Корошец прибыл в БиГ и провел ряд встреч с мусульманскими лидерами, на которых рейсул-улем Чаушевич, Дервиш-бег Миралем и Сайфутдин Хусейнагич (как представитель Адем-аги Мешича) высказались против предложения Арнаутовича о присоединении БиГ к Венгрии, поддержав идею сотрудничества и объединения южных славян. Молодые боснийские интеллектуалы, прежде всего, Хусейнагич, выступили за возвращение конституции и предоставление БиГ автономии, за сотрудничество с «братьями по крови» – сербами и хорватами, за создание югославянского государства под скипетром Габсбургов. Секретарь Торгово-ремесленной коллегии Сараево М.Спахо заявил, что мусульманская интеллигенция БиГ и широкие народные слои видят свое спасение в единстве сербов, хорватов и словенцев, триалистическом переустройстве монархии и решении югославянского вопроса на основах Майской декларации. Чаушевич добавил: «Делайте что хотите… хватит с нас турецкой и немецкой власти»⁴⁸.

Хорватские политические круги, в том числе и католическая иерархия (кроме Штадлера), и боснийские францисканцы, всецело были на стороне Майской декларации Югославянского клуба. Штадлер от имени духовенства и светских граждан Сараево резко раскритиковал декларацию, в содержании которой он указал на тройную опасность: для хорватских национальных интересов, католической церкви и монархии. Для хорватов угроза, по его мнению, заключалась в утрате своего суверенитета, для католицизма – в возможности «растворения в православии», для монархии – в исчезновении⁴⁹.

Сербские политики выразили свою позицию в отношении Майской декларации в ноябре 1917 г., заявив старчевичевской газете «Хрватска држава», что они «не принимают и не поддерживают Майскую декларацию»⁵⁰.

Однако когда в октябре 1917 г. в венском парламенте Югославянскому клубу австровенгерская власть объяснила, что она не стремится к югославянскому объединению, позиция хорватских политиков в отношении Майской декларации начала меняться. Под влиянием внутренних и внешних факторов (Октябрьская революция в России) все больше сторонников приобретала Корфская декларация. Против обеих деклараций выступили только франковцы. 3 марта 1918 г. в Загребе состоялось совещание хорватских, сербских и словенских политиков, на котором по инициативе старчевичевской Партии права (во главе с М. Старчевичем) была принята резолюция о создании основанного на демократических началах (принципах Корфской декларации) нового государства словенцев, хорватов и сербов. Резолюцию со стороны представителей БиГ подписали Д. Димович, Дж. Джамония, К. Майкич, Й. Сунарич и В. Шола⁵¹.

В период с марта по май 1918 г. происходил процесс консолидации политических партий и общественно-политических лидеров из Хорватии, Славонии, Далмации, Истрии, Междумурья, Боснии и Герцеговины. Началось создание «народных веч» как представительных политических органов различных регионов. Прорыв Салоникского фронта в середине сентября 1918 г. явился катализатором распада Австро-Венгрии.

29 октября 1918 г. хорватский сабор провозгласил отделение Хорватии от Австро-Венгрии и создание нового Государства словенцев, хорватов и сербов, верховным органом власти которого объявлялось Народное вече. Через несколько дней оно сформировало региональные органы управления в Словении, Далмации и БиГ. В состав Пленума Народного веча СХС от Боснии вошли 18 представителей. Затем был сформирован и Главный комитет Народного веча СХС в БиГ. Его председателем стал Г. Ефтанович, заместителями – Й. Сунарич и X. Красница. 3 ноября было назначено первое Народное правительство БиГ (председатель – А. Шола, Д. Димович возглавлял сферу правосудия, М. Спахо – торговлю, ремесло, почту и телеграф, В. Елаич – здравоохранение, Т. Алаупович – религию и просвещение, С. Жакула – пищевую промышленность, В. Ристич – финансы, В. Грджич и Ш. Грджич – организацию народных веч и оборону)⁵².

Ситуация в Государстве СХС осложнялась внутренними и международными обстоятельствами: во внутреннем плане нарастали крестьянские и революционные бунты, во внешнем – итальянская армия захватывала Истрию, Риеку, части Словении и Далмации. Власть Государства СХС показала полную неспособность навести порядок в разбушевавшейся стихии беспорядков. 4 ноября 1918 г. в Вышеграде состоялось совещание представителей Главного комитета Народного веча СХС в БиГ с командующим Второй сербской армии С. Степановичем, на котором было принято решение о вхождении ее частей на территорию БиГ с целью восстановления мира и порядка. 6 ноября 1918 г. началось вступление сербских подразделений сначала в Сараево, где сербскую армию встречали как освободителей, приветствуя криками «Да здравствует Югославия!». Командующего сербской армией посетили митрополит Евгений Летица, рейс-ул-улема Чаушевич, боснийский архиепископ Штадлер и еврейский раввин Самуэль Весели с выражением благодарности сербской армии за освобождение и обеспечение мира и безопасности⁵³.

Примечания

1 Halilagi? R. Bosna i Hercegovina i ?rna Gora (1790–1918.). Teritirijalno formiranje u svjetlu medusobnih politi?kih odnosa. Sarajevo, 2001. S. 172–173.

2 Batakovi? D. Etni?ki i nacionalni identitet u Bosni i Hercegovini (XIX–XX vek). Jezik, vera, identitet // Dialog povjesni?ara-istori?ara. Zagreb, 2001. Књ.3. S. 68.

3 Жутић Н. Просвјетин либерализѕм и национализам// Часопис Архива Cpbnje и Црне Горе. Београд, 2003. № 1–2. С. 99.

4 Bo?i? L, ?irkovi? S., Ekme?i? M., Dedier V. Istorija Jugoslavije. Beograd, 1972. S. 325–326.

5 Halilagi? R. Op. cit. S. 176.

6 Imamovi? M. Historija dr?ave i prava Bosne i Hercegovine. Sarajevo, 2003. S. 233.

7 Kralja?i? T. Kalajev re?im u Bosni i Hercegovini (1882–1903). Sarajevo, 1987. S. 295–309.

8 Екмечић M. Стварате Југославије 1790–1918. Београд, 1989. T. 2. C. 517.

9 Juzba?i? D?. Nacionalno-politi?ki odnosi u Bosanskohercegova?kom saboru i jezi?ko pitanje (1910–1914). Sarajevo, 1999. S. 11–12.

10 Imamovi? M. Op. cit. S. 222.

11 Batakovi? D. Op. cit. S. 75.

12 Peji? R. Politi?ari iz Bosne i Hercegovine o ideji ujedinjenja jugoslovenskih naroda tokom Prvog svetskog rata //Jugoslovenski istorijski ?asopis. Beograd, 1997. № 2. S. 51–52.

13 ЖутиП H. Указ. соч. C. 100–101.

14 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 27.

15 Imamovi? M. Op. cit. S. 241–242.

16 Цит. no: Bakovi? L. Politi?ke organizacije bosanskohercegova?kih katolika. Zagreb, 1985. S. 182.

17 Ibid. S. 183.

18 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 27.

19 Ibid. S. 29.

20 Imamovi? M. Op. cit. S. 235–245.

21 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 23–32.

22 Imamovi? M. Op. cit. S. 248–249.

23 Цит. no: Juzba?i? D?. Op. cit. S. 22.

24 Ibid. S. 21.

25 Imamovi? M. Op. cit. S. 250.

26 Ibid.

27 Bo?i? L, ?irkovi? S., Ekme?i? M., Dedier V. Op. cit. S. 312.

28 Kri?to J. Katoli?ko priklapanje jugoslavenstva // ?asopis za suvremenu povijest. Zagreb, 1992. № 24 (2). S. 39.

29 ?ivojinovi? D., Lu?i? D. Varvarstvo u ime Hristovo: Prilo?i za Magnum Crimen. Beograd, 1988. S. 30–33.

30 Imamovi? M. Op. cit. S. 234.

31 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 45.

32 Ibid. S. 46.

33 Imamovi? M. Op. cit. S. 257.

34 Bo?i? L, ?irkovi? S., Ekme?i? M., Dedier V. Op. cit. S. 362.

35 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 40.

36 Imamovi? M. Op. cit. S. 261.

37 Juzba?i? D?. Op. cit. S. 85–86.

38 Ibid. S. 89.

39 Ibid. S. 65.

40 Ibid. S. 66.

41 Ibid. S. 81.

42 Ibid. S. 94.

43 Bo?i? L, ?irkovi? S., Ekme?i? M., Dedier V. Op. cit. S. 362.

44 Imamovi? M. Op. cit. S. 228.

45 Цит. по: Патковић M. Антисрпски и антијугословенски погроми у лето 1914. године // Зборник о Србима у Хрватскор Београд, 1991. К m. II. С. 301.

46 Peji? R. Politi?ari iz Bosne i Hercegovine o ideji ujedinjenja jugoslovenskih naroda tokom Prvog svetskog rata //Jugoslovenski istorijski ?asopis. Beograd, 1997. № 2. S. 52.

47 Halilagi? R. Op. cit. S. 192–195.

48 Peji? R. Op. cit. S. 55.

49 Цит. no: Kristo J. Op. cit. S. 38.

50 Peji? R. Op. cit. S. 53.

51 Ibid. S. 56–57.

52 Ibid. S. 279–280.

53 Peji? R. Op. cit. S. 57.