Трагедия велижского гетто

А. Бордюков

Это произошло в маленьком древнем городе на Смоленщине в годы Великой Отечественной войны.

Город Велиж расположен на правом и левом берегах реки Западная Двина, в 125 км от города Смоленска и в 80 км от города Витебска. Возникновение Велижа историки относят к 1536 году, но он гораздо старше, ибо впервые в летописи он упоминается в XIV веке. Город имеет богатую историю. Накануне войны, как свидетельствуют данные переписи 1939 года, в Велиже проживало 11400 жителей, значительная часть которых, примерно 1/3, по национальности были евреями. При царском режиме здесь проходила черта оседлости. По данным переписи населения 1897 года, из 12193 жителей еврейская община составляла 5977 человек. Основная масса еврейского населения города была мастерами портновского, сапожного, столярного, парикмахерского, слесарного, кузнечного и ювелирного дел. Среди евреев были и кондитеры, булочники, шапочники, часовщики, шорники, стекольщики.

После революции 1917 года они объединились в соответствующие артели, где работали вместе с русскими специалистами. В школах города обучались совместно дети русских и евреев. В 1920—1930-х годах еврейская община города значительно сократилась в связи с оттоком еврейской молодежи на учебу в Ленинград или Москву. Создававшиеся в этот период новые семьи переставали быть многодетными.

Русские и евреи в Велиже жили в дружбе и согласии, никаких враждебных проявлений в отношении друг к другу не было. В 1930-е годы еврейская школа преобразована в смешанную.

Война нарушила мирный труд велижан.

В первой половине июля 1941 года в Велиж стали прибывать беженцы из Витебска. 9 июля Велиж дважды подвергся налетам немецких бомбардировщиков.

Под напором войск немецкой группы армий «Центр» части нашей 19-й армии отступали от Витебска и Орши в сторону Смоленска. Отдельные соединения этой армии отходили в направлении Сурож — Велиж — Белый — Ржев, преследуемые частями танковой группы генерала Гота.

Преодолев сопротивление красноармейских заслонов на пути к Велижу, в деревнях Беляев и Глубокое, где отходящие части нашей армии вывели из строя 13 танков и бронеавтомобилей из 20-й танковой дивизии, приведя в порядок технику, немцы на рассвете 13-го июля осторожно двинулись к Велижу, выслав вперед мотоциклистов и группу танков-разведчиков. На юго-западной окраине Велижа немцы в коротком бою смяли сопротивление отряда из местной молодежи и ворвались в город. Танки, бронетранспортеры, машины с пехотой стали расползаться по улицам. Пехотинцы рассыпались по центральной части города, прочесывая административные здания и жилые дома. Всех, кто оказывал сопротивление, сжигал документы, расстреливали на месте. К 10 часам утра Велиж был полностью в руках немцев.

Захватив Велиж и учитывая важность его стратегического положения, гитлеровцы сразу же стали превращать город в крупный узел фронтового снабжения, наполнили его охранными и карательными формированиями, которые действовали под руководством сформированных здесь на третий день оккупации органов управления.

Немецкие власти образовали и местные органы управления — городскую управу, полицию и биржу труда. Во главе городской управы они поставили бывшего учителя немецкого языка 1-й средней школы города Велижа Астафьева Николая Николаевича, начальником полиции стал Иван Кириенков из д. Крутое.

Утвердившись в Велиже, гитлеровцы стали проводить в жизнь свой «новый порядок», который основывался на политике геноцида, четко сформулированного Гитлером: «Уничтожить миллионы людей низшей расы, которые размножаются, как черви».

На четвертый день в городе появились объявления и приказы военного коменданта, который требовал явиться на регистрацию всем коммунистам и комиссарам. Евреи, которых немцы называли «юде», объявлялись вне закона, и связь с ними русского населения категорически запрещалась. В городе было введено военное положение. Все виды оружия, боеприпасы, радиоаппаратура подлежали сдаче.

Каждый приказ, каждое объявление военной комендатуры заканчивались фразой: «За неповиновение — смертная казнь». Слова «смерть», «расстрел», «повешение» прочно вошли в жизнь велижан в тот мрачный период.

Во второй половине июля еврейскому населению города было приказано пройти регистрацию, после которой они были обязаны на верхней одежде на груди и на спине пришить лоскуты — латы из желтой материи, как отличительные знаки их принадлежности к неполноценной расе. Появление еврея на улице без опознавательного знака каралось смертью на месте. В это же время появился очередной приказ оккупационных властей на немецком и русском языках, который требовал свести все еврейское население города в рабочие батальоны, запретить евреям все виды трудовой деятельности, кроме работ, которые укажут немцы. Мужчин и юношей немецкие дорожники стали использовать на ремонте полотна шоссейной дороги Велиж — Демидов — Смоленск, которое проходило через самую широкую и длинную улицу Володарского. Часто можно было видеть на этой улице (в период оккупации немцы ее переименовали в Демидовштрассе) рабочих еврейского батальона с лопатами и кирками в руках. Одни кирками разбивали кирпичи, которые привозили на машинах немецкие дорожники-саперы из центра города от разрушенных во время бомбежек зданий, другие укладывали битый кирпич на полотно проезжей части дороги. Если кто-то уличался в нерадивом отношении к работе, конвоиры заставляли жертву взять кирку или лопату в вытянутые руки и по команде конвоира приседать столько раз, сколько он назначит. Обычно назначали 100–150 приседаний. Уже после 50 приседаний истощенный человек падал в изнеможении, но его пинком сапога или ударом приклада винтовки заставляли встать, и истязание продолжалось.

В один из августовских дней из центра города подкатила легковая машина, в которой сидел немецкий офицер. Машина остановилась возле работающих евреев на ул. Володарского. Офицер вылез из машины. Он был в френче, брюках галифе, до зеркального блеска начищенных сапогах и со стеком в руке. Шофер начал разворачивать машину. Офицер стал на обочине дороги и что-то сказал конвоиру. Тот подошел к одному из работающих и прикладом винтовки подтолкнул его в сторону офицера. Когда рабочий приблизился к офицеру, тот хлестнул его стеком по плечу. Еврей упал на колени (это был далеко не молодой мужчина) и стал что-то говорить офицеру в свое оправдание, а тот вторично огрел его стеком по спине и что-то повелительно приказал. Избиваемый человек обхватил руками сапоги этого изверга и стал целовать носки его сапог. Тогда носком сапога этот садист стал бить свою жертву в лицо и бил до тех пор, пока из носа этого человека не пошла ручьем кровь. Удовлетворив свою звериную тягу к насилию над слабым, этот «цивилизованный европейский дикарь» спокойно сел в машину и укатил к центру города.

Этот же приказ требовал от евреев уважительного отношения к немецким военнослужащим. При встрече на улице с немецким офицером или солдатом евреи должны были уступать им дорогу, сойти с тротуара на проезжую часть дороги, снять головные уборы и низко кланяться.

Вот какой случай произошел на одной из центральных улиц нашего городка. Всем велижанам предвоенного периода был хорошо известен еврей по имени Лева. Называли его еще и Сурлейб. Было у него прозвище «Медвежье солнышко», потому что зимой и летом он ходил без головного убора и в галошах. Все его считали убогим. Он был невысок ростом, коренаст и широкоплеч, обладал большой физической силой. До войны на своей двухколесной тележке Лева развозил по торговым точкам мороженое, лимонад, бочки с пивом, которые снимал с тележки без посторонней помощи и вносил в пивные. В работе он не отказывал никому и делал ее бескорыстно. Когда Лева шел по улице, все уступали ему дорогу. В конце июля 1941 года Лева шел по тротуару и, встретив немецкого офицера, идущего ему навстречу, не уступил ему дорогу. Подойдя к Леве, оккупант рукой наотмашь хлестнул его по лицу. В ответ на это Лева развернулся и своим «пудовым» кулаком так трахнул по морде гитлеровца, что тот как сноп соломы упал на мостовую и потерял сознание. Дежуривший у пулемета, который стоял на перекрестке улиц, немецкий унтер, оказавшийся свидетелем этого поединка, выхватив из кобуры пистолет, разрядил в Леву всю обойму. Только после восьмого выстрела Лева прислонился к стене и сполз на панель.

Немецкого офицера отвезли в госпиталь, а тело Левы полицаи оттащили на берег к мосту и сбросили в Западную Двину.

Евреям запрещалось появляться на базаре, а русскому населению общаться с ними.

Однажды в воскресный день немецкий патруль в сопровождении двух местных полицаев, проходя мимо Ильинской церкви (ныне на этом месте построено здание Дома быта), заметил, как крестьянка продала еврейке фунт сливочного масла, завернутый в капустный лист. Патруль остановил обеих женщин. Один из немецких солдат вырвал из рук еврейки масло, отбросил капустный лист, размазал масло по лицу покупательницы, а крестьянку заставил слизывать это масло о её лица. После этой процедуры перепуганных женщин избили и отпустили.

Нацисты старались в первую очередь уничтожить еврейских мужчин и юношей. Это произошло в конце лета или в начале осени 1941 г. К комендатуре было собрано около 150 мужчин и юношей, которым объявили, что их повезут на какие-то земляные работы. На грузовиках через деревню Ляхово их вывезли на поле, поросшее кустарником. Со стороны деревни Рябинки и части шоссе Велиж — Демидов — Смоленск это место хорошо просматривалось, поэтому каратели поставили дымовую завесу. Когда обреченные жертвы выкопали ров, более метра шириной и длиной более 40 метров, каратели загнали их всех в него и расстреляли. Из могилы, которую каратели наспех прикрыли ветками кустарника и комьями дерновой земли, долго слышались стоны раненых, в нескольких местах из нее были видны руки жертв, которые пытались судорожно ухватиться за край рва.

В этот день здесь погибли Нахимовский, Рувим Мордухович, Барановский Борис, Полосов Семен Борисович, Поляков Лев Самуилович, 16-летние подростки, Криловецкий Рува и Шноль Нюся. Все они жили на улице Володарского, и всех их я хорошо знал.

В конце сентября 1941 года, как свидетельствуют узники велижского гетто, которым удалось спастись, всему еврейскому населению было приказано взять с собой самые ценные вещи и переселиться на Жгутовскую улицу (ныне Курасова) в трудовой лагерь. Жители русской национальности были заранее переселены с этой улицы, а в освобожденных домах и в свинарнике бывшего пригородного хозяйства были сооружены двух- и трехъярусные нары. Для отопления свинарника была сделана одна печь. В эти помещения, обнесенные колючей проволокой, сторожевыми вышками по углам, лишенные спальных принадлежностей, элементарных бытовых удобств, и были загнаны обреченные на смерть люди. Скученность людей была так велика, что многие не могли даже сесть.

Скудную пищу людям приходилось готовить на костре на улице. Узники гетто не получали ни дров, ни воды, ни пищи. Первое время они питались за счет тех продуктов, которые удалось унести из дома. Большую помощь продуктами оказывали жертвам гетто жители соседних улиц, их бывшие соседи и знакомые, которые тайно приносили им пищу, минуя посты полицаев.

Часто сами узники, сняв с одежды желтые знаки, выходили задворками на улицы, где проживало русское население, и обращались к нему за помощью. Велижане делились всем, что у них было. Но находились и такие, кто отказывал в милосердии.

Бывшая узница, Зинаида Соломоновна Эдельсон, которой чудом удалось уцелеть, в марте 1960 года на судебном процессе в Смоленске над группой велижских полицаев рассказывала: «Это было время ожидания смерти. Каждый день от голода умирало 10–15 человек. Сперва разрешалось хоронить покойников на еврейском городском кладбище, но потом это запретили, так как жители Beлижа евреям, участвовавшим в похоронах, успевали дать краюшку хлеба, кусок сала или еще что-нибудь». После этого умерших было приказано складывать на задворках домов и свинарника.

У многих узников гетто с собой были предметы из драгоценных металлов. Многим полицаям это было известно. Некоторые из них тайком стали выменивать золотые украшения на продукты питания. Оккупационные власти расстреляли пару «бизнесменов», после чего охранники стали действовать иным способом — просто отнимать украшения силой. Один из полицаев увидел у узницы гетто красивое золотое кольцо, потребовал снять его и отдать ему. Женщина отказалась, сославшись на то, что кольцо обручальное. Тогда злодей выхватил пистолет, ударил им жертву по голове и уже с мертвой снял кольцо.

Каждое утро из гетто отправляли на работу по 10–15 молодых женщин и девушек. Попадали в такие группы и мальчики 15–16 лет. В течение всего дня они выполняли различные работы в центре города и в различных немецких учреждениях, а вечером их уводили в ров возле молокозавода и райвоенкомата и там расстреливали. На судебном процессе в марте 1960 года в Смоленске Петр Сычев, бывший агент GFP (тайной полевой полиции) сказал: «Я лично участвовал в таких расстрелах три раза».

Жестокую расправу учинили фашисты и их пособники из местной полиции в этом же рву над группой еврейских девушек в ноябре — декабре. Палачи заставили девушек раздеться донага и расстреляли всех из станкового пулемета.

Когда в конце января войска 4-й Ударной армии с боями стали приближаться к Велижу, фашисты и их пособники из местной полиции начали готовить Велиж к обороне и постарались ликвидировать следы своих злодеяний.

Настал черед и велижского гетто. 29 января 1942 года к еврейскому гетто прибыли полицаи под руководством начальника полиции Ивана Кириенкова. Они расставили по периметру пулеметы. Прибывшие одновременно с ними немецкие фашисты вошли на территорию гетто и стали загонять в дома и свинарник вышедших навстречу им людей. Окна и двери помещений они забили досками. Когда все было готово, строения облили бензином и подожгли. Гетто превратилось в громадный костер, из которого слышались душераздирающие нечеловеческие вопли. Некоторые узники, сломав преграды на окнах, выпрыгивали из горящих помещений и пытались бежать к ограждению, но тут же попадали под огонь пулеметов и автоматов, стоявших в оцеплении полицаев, которые хладнокровно расстреливали беглецов с близкого, расстояния.

Когда пожар сильно разгорелся и заставил фашистов и полицаев отступить от ограждений, некоторым узникам под прикрытием дыма удалось вырваться из этого ада и укрыться в развалинах соседних домов, в оврагах речки Велижки. Но таких было мало.

Вспоминая об этом на судебном процессе в Смоленске в марте 1960 года, вот что рассказала бывшая узница Савинская Мария Львовна: «Я увидела, как у моей матери костром вспыхнули густые черные волосы. Нам удалось выскочить через окошко. С вышки строчил пулемет. Я была ранена, но подруги меня не бросили. Нам удалось спастись. Долго еще со стороны гетто тянуло запахом обгоревших человеческих тел, паленых волос. Этот запах у меня до сих пор в памяти».

В ходе судебного разбирательства под напором улик 16 марта 1960 года И. Кириенков подтвердил это свое преступление: «Да, я лично стоял в цепи окружения. Я тоже стрелял наравне с другими, стрелял и убивал. Были убиты сотни людей. Там был кошмар, описать который я не могу. У всех нас руки по плечи в крови».

В оцеплении стоял П. Сычев, который признался, что вел по узникам гетто прицельный огонь. Стояли тут и рядовые полицаи: Семен Климашевский, Николай Пронин, Сергей Филатов, которые добровольно пошли на службу в немецкую полицию и старательно выполняли все злодейские поручения фашистских извергов.

Долго не уходили палачи от догоравшего гетто. Они шарили по окрестным домам и сараям, по рвам речки Велижки, пристреливая раненых и обгоревших людей, которым удалось чудом выбраться из этого ужасного человеческого костра. Когда от пожарища остались обгоревшие трупы, дымящиеся головни и кровавые лужи на закоптелой земле, немцы сели в машины и уехали, а полицаи еще долго ходили по пожарищу, выискивая драгоценности.

Утром следующего дня немцы и полицаи стали прочесывать дома и подвалы центральных улиц города, выискивая там спасшихся из гетто узников.

Десять женщин полицай Сычев обнаружил в подвале городской пекарни. Всех их убили на месте. Потом обнаружили еще несколько человек. «Из них я лично застрелил двоих. Одна из этих женщин была в обмороке», — признался Сычев на судебном процессе. Полицай Филатов рассказал, как группой полицейских были обнаружены несколько беглецов в подвале разбитого дома. Среди них были старик и старуха. Когда пойманных вывели наверх и начали ставить к стенке, старик, собрав последние силы, бросился бежать по улице. За ним побежала старая женщина. Филатов вскинул винтовку и выстрелил. Одним выстрелом он убил обоих. Затем подошел и спокойно обшарил карманы своих жертв. Во время этой облавы полицай Пронин расстрелял 12 беззащитных женщин и детей, а Климашевский — 6 или 8 человек.

Сколько погибло граждан города Велижа в гетто, установить не удалось. Известно, что в живых осталось немногим более трех десятков человек.

Свое повествование хочу закончить словами известного узника нацизма, автора книги «Репортаж с петлей на шее» Юлиуса Фучика: «Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте».

Об этом следует помнить не только свидетелям этих событий, но и родившимся после них. Историческим событиям свойственны повторения. Этого забывать нельзя.