Граф Стакельберг и генерал Флери

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неожиданная отставка барона Будберга, которого он сумел расположить в свою пользу, озадачила императора французов. Кого Александр II определит на роль нового посла в Париже, и какими инструкциями снабдит его канцлер Горчаков? Будет ли преемник Будберга привержен линии на взаимодействие с Францией?

Царь не замедлил с назначением. Уже 23 апреля 1868 г., за десять дней до отъезда Будберга из Парижа[659], барон Талейран телеграфировал Мустье о намерении Александра II направить во Францию графа Э.Г. Стакельберга, посланника в Вене. Информируя французского посла

0 выборе императора, князь Горчаков, как это принято в дипломатической практике, просил его узнать, будет ли такой выбор одобрен Наполеоном III[660]? В тот же день барон Талейран получил от министра телеграмму следующего содержания: «Император разрешил мне дать вам знать, что назначение графа Стакельберга в качестве посла в Париже не вызовет никаких замечаний»[661]. Столь быстрая реакция Наполеона III свидетельствовала о его желании не допустить затягивания паузы в политических контактах с Александром II, который, со своей стороны, не замедлил с назначением нового посла[662].

Эрнест Густавович Стакельберг[663] родился 2 апреля 1813 г. в семье видного российского дипломата, действительного тайного советника и камергера, сохранившего верность протестантской конфессии. Его отец, Густав Оттонович (Густав Эрнст) Стакельберг (1766–1850) занимал посольские должности в Турине, Цюрихе, Гааге, Берлине, Вене и Неаполе, участвовал в Венском конгрессе 1814–1815 гг.

Выйдя в отставку в 1835 г., он поселился в Париже, где уже в преклонном возрасте завел роман с юной куртизанкой Альфонсиной Плесси (Мари Дюплесси), ставшей для Александра Дюма-сына (одного из ее любовников) прообразом Маргариты Готье из «Дамы с камелиями»[664].

Будущий посол получил домашнее воспитание, а в 1832 г. был зачислен фейерверкером в гвардейскую конную артиллерию, где, спустя два года, был произведен в прапорщики. Отправленный на Северный Кавказ, Стакельберг неоднократно принимал участие в боевых вылазках против горцев, был контужен. Начальство обратило внимание на храброго и старательного офицера. Его отзывают в Петербург, где он становится адъютантом военного министра графа А.И. Чернышева. В 1840–1841 гг. Стакельберг вновь на Кавказе, где за проявленные в боях отличия получает орден св. Владимира 4 степени и чин штабс-капитана. Он возвращается в Петербург на прежнюю должность. В 1843 г. Стакельберг был произведен в полковники и назначен исполнять при военном министре особые поручения.

В 1852 г. начинается дипломатическая деятельность, к тому времени уже генерал-майора Стакельберга, прикомандированного к посольству в Вене. В 1856 г. он получает первый самостоятельный пост, став чрезвычайным посланником и полномочным министром в Пьемонте. Прослужив в Турине пять лет, Стакельберг стал свидетелем австро-франко-итальянской войны 1859 г. и процесса присоединения Савойи и Ниццы к Франции. В это время у него установились тесные контакты с бароном де Талейраном-Перигором, посланником в Турине, а впоследствии – послом Франции в Петербурге.

В 1860 г. граф Стакельберг был пожалован в генерал-адъютанты, а в следующем году направлен посланником в Испанию. В 1862 г. он возвращается в Италию, где прослужит два года, после чего получит назначение в Вену.

Высочайшее распоряжение отправиться в Париж, последовавшее в апреле 1868 г., было для Стакельберга столь же неожиданным, сколь и приятным. Его многое связывало с Францией – воспитание на французский манер, родители, которые провели здесь долгие годы и похороненные в Париже, наконец, жена-француженка… Все это, видимо, дало основание парижским журналистам утверждать, что по культуре и вкусам Стакельберг – не столько немец или русский, сколько француз, любящий Францию и все французское[665].

Граф Стакельберг прибыл в Париж в июне 1868 г. в звании чрезвычайного и полномочного посла. Он не получил специальной инструкции, и должен был руководствоваться текущими указаниями канцлера Горчакова, общий смысл которых определялся необходимостью поддержания равновесия между Францией и Пруссией и сохранением за Россией свободы рук от всяких «преждевременных обязательств»[666].

В личном письме, адресованном Стакельбергу, князь Горчаков обращал внимание посла на желание императора содействовать «устранению любых поводов, способных вызвать конфликт между Францией и Пруссией», для чего следует оказывать умиротворяющее влияние на «партию войны» как в Париже, так и в Берлине. Со своей стороны, сообщал канцлер, император Александр делает все возможное в этом направлении в его личных контактах «с августейшим дядей», т. е. с прусским королем Вильгельмом I [667]. Соответственно в Петербурге ожидали, что граф Стакельберг будет всеми доступными способами побуждать императора Наполеона сдерживать активность «партии войны» в своем ближайшем окружении. Именно этому во многом будет подчинена деятельность нового российского посла в Париже.

В своих донесениях в Петербург Стакельберг сообщал о крайней озабоченности Наполеона судьбой соседних южногерманских государств, суверенитету которых, по его убеждению, угрожает Пруссия. После поражения Австрии в последней войне эта угроза становится все более очевидной. «Нельзя допустить, – подчеркивал император в разговоре с русским послом, – чтобы Австрия окончательно утратила свое влияние в Германии» и чтобы «южногерманские княжества были растворены в большой Германии». При этом Наполеон сослался на императора Александра, сказавшего ему в ходе его прошлогоднего визита в Париж, что река Майн «должна стать естественным барьером, разделяющим Германию на две части»[668]. На это Стакельберг ответил, что в создавшихся условиях лично он не видит средства остановить процесс объединения Германии[669].

Германская проблематика станет постоянной темой обсуждений графа Стакельберга как с императором, так и с его министром иностранных дел. В середине декабря 1868 г. маркиз де Мустье, более двух лет стоявший во главе французской дипломатии, по состоянию здоровья ушел в отставку Спустя полтора месяца он умер. На его место Наполеон III назначил маркиза Шарля де Да Валетта. С 1865 г. он был министром внутренних дел, а ранее возглавлял посольства Франции в Константинополе и при Святом престоле, считаясь креатурой т. н. «итальянской партии» в окружении императора. В Риме посол Да Валетт безуспешно старался примирить папу с молодым Итальянским королевством. Придя на Кэ д’Орсэ, маркиз де Да Валетт по поручению императора будет продолжать начатые еще до него секретные переговоры с Австрией о военном союзе против Пруссии[670].

Пытаясь договориться с Францем-Иосифом, Наполеон III одновременно все еще надеялся найти поддержку и у Александра II, что было для него особенно важно, учитывая тесные связи царя с королем Вильгельмом.

Эту ответственную миссию император доверил своему любимцу, генералу Флери, которого он направил в Петербург, чтобы сменить там барона Талейрана[671] в качестве посла Франции.

Известие о предстоящем отъезде Талейрана было для Александра II и Горчакова скорее ожидаемым, чем неожиданным. Когда граф Стакельберг поинтересовался у французского министра иностранных дел, чем вызвана замена посла, тот откровенно ответил, что, к сожалению, по многим признакам, барон Талейран не обладает в Петербурге тем авторитетом, на который мог бы рассчитывать представитель императора французов. Император Александр якобы дал это понять Наполеону III еще в апреле 1867 г., когда гостил в Париже. На полях депеши Стакельберга Александр II сделал в этом месте короткую запись по-французски: C’est vrai (Это правда)[672].

Теперь, продолжал французский министр, пожелание царя учтено. Император Наполеон «пожелал направить в Петербург известного человека, пользующегося его полнейшим доверием, способного укрепить узы дружбы двух правительств и рассеивать недоразумения, которые могли бы возникать между ними»[673].

При другой встрече министр иностранных дел особо подчеркнул, что генерал Флери – «близкий друг императора, и уже по этой причине он, как никто другой, способен укрепить дружеские связи и доверие между нашими странами»[674].

Первая половина сознательной жизни Эмиля Феликса Флери (18151884) была связана с военной службой, которую в 1838–1851 гг. он проходил в Алжире, участвуя в многочисленных экспедициях по «умиротворению» этой французской колонии. Здесь Флери близко знакомится с полковником А.Ж. де Сент-Арно, будущим маршалом Второй империи. На молодого способного офицера обращают внимание генерал-губернатор Алжира маршал Т.Р. Бюжо и сменивший его на этом посту герцог Омальский, сын короля Луи-Филиппа. В годы Июльской монархии капитан Флери был убежденным орлеанистом. Поэтому его обескуражила бездеятельность герцога Омальского, который, имея под ружьем боеспособную Алжирскую армию, не повел ее в марте 1848 г. на Париж, чтобы спасти трон своего отца и свергнуть Временное правительство.

В дальнейшем на политические взгляды Флери большое влияние оказал Жан-Жильбер Виктор де Персиньи, «исторический бонапартист», с которым будущий генерал познакомился еще в юности, когда короткое время находился в Англии. Тогда же Персиньи представил Флери Луи-Наполеону, проживавшему в Англии на положении эмигранта. «Именно Персиньи определил мою политическую судьбу», – признавался впоследствии Флери[675].

Подполковник Флери принял непосредственное участие в бонапартистском перевороте 2 декабря 1851 г., когда он был ранен при взятии Бурбонского дворца, парламентской резиденции. В ноябре 1852 г. Флери уже полковник. С провозглашением Второй империи он становится адъютантом Наполеона III и получает придворный чин первого шталмейстера, а позднее – обер-шталмейстера. В 1856 г. император производит его в бригадные, а в 1863 г. – в дивизионные генералы. Наполеон щедро осыпает Флери своими милостями. Он награждает его высшими степенями ордена Почетного легиона, вводит в Сенат, доверяет деликатные дипломатические миссии – в Турин, Копенгаген, Флоренцию, Петербург…

В ближайшем окружении Наполеона III генерал Флери был, пожалуй, единственным, кто оставался у него в фаворе на протяжении всей, без малого двадцатилетней истории Второй империи. Французские историки объясняют этот феномен личными качествами генерала – ясным, аналитическим умом, редкой способностью видеть реальную картину происходящего и предвидеть развитие событий. В отличие от большинства сановников Флери никогда не льстил императору, всегда был с ним откровенен, нередко противоречил Наполеону, если считал его мнение ошибочным. Надо отдать должное императору французов. Он не только терпел подобную независимость суждений Флери, но и дорожил ею. Перед принятием важных решений он часто советовался с ним, что, конечно же, не отменяло влияния других соперничавших группировок в императорском окружении.

Разумеется, уже только по названным причинам, Флери имел в Тюильри множество недоброжелателей, завидовавших его исключительному положению. Среди них была и императрица Евгения, видевшая в генерале соперника в борьбе за влияние на императора и испытывавшая к нему личную неприязнь[676].

Кто знает, если бы в самый критический для Наполеона III момент, связанный с развязыванием франко-прусской войны, генерал Флери продолжал оставаться рядом с ним, а не оказался бы в далеком Петербурге, быть может, он сумел бы предостеречь императора от роковых решений, навязанных его тогдашними безответственными советниками.

Так или иначе, но назначение генерала Флери послом в Петербург свидетельствовало о том, что император Наполеон связывал с доверенной ему миссией последние надежды на содействие Александра II, если не в устранении, то хотя бы в ослаблении угрозы со стороны Пруссии. Смена послов была произведена на редкость быстро, так как нарастание напряженности в отношениях между Парижем и Берлином не терпело затягивания с этим вопросом.

28 сентября 1869 г. генерал Флери был официально извещен министром иностранных де Ла Тур д’Овернем[677] о назначении послом в Россию. «Возлагая на вас эти функции, – писал министр, – Его Величество дает вам новое свидетельство своего уважения и благосклонности»[678]. 8 октября Флери получил верительные грамоты[679] и вскоре отправился в Петербург, предварительно нанеся визит своему коллеге, графу Стакельбергу[680].

В Петербург новый посол прибыл 5 ноября 1869 г., а спустя неделю, 13 ноября, получил первую аудиенцию у Александра II, которому вручил свои верительные грамоты. В отправленной в тот же день в Париж депеше Флери сообщал, что оказанный ему царем прием «был доброжелательным, простым и дружеским». В беседе, состоявшейся после официальной церемонии, как писал Флери, император Александр спросил посла, не виделся ли он во время остановки в Берлине с королем Вильгельмом?

«Нет, сир», – ответствовал Флери. «Меня это не удивляет, – заметил император, – я знаю от Рейса (прусский посол в Петербурге. – П.Ч.), что мой дядя весьма заинтригован вашей миссией при мне» [681].

Из продолжительного разговора с императором Флери вынес впечатление о крайнем недовольстве Александра II поведением Австрии, которая заигрывает с Турцией на почве антироссийской солидарности. Поражение в последней войне побудило Вену заняться урегулированием своих отношений с Венгрией, а также обратить взор на Восток, чем и объясняется наблюдающееся австро-турецкое сближение. Тем не менее, делал вывод Флери, есть определенные основания рассчитывать на содействие России в сохранении суверенитета княжеств Южной Германии, в чем заинтересованы как Франция, так и Австрия.

Самым важным для французского посла было прояснение позиции Александра II в германских делах. «Царь, – докладывал он в Париж по окончании беседы, – отчетливо сознает опасность, проистекающую для Европы от германской идеи, которая, в случае распространения, способна включить в сферу своего влияния все страны, где говорят на немецком языке – от Курляндии до Эльзаса»[682].

Здесь Флери, как и его руководство в Париже, явно переоценил степень беспокойства Петербурга в связи с подъемом пангерманизма, на чем французская дипломатия надеялась найти общую с Россией платформу для противодействия возрастающей мощи Пруссии[683].

Во всяком случае, основывать сотрудничество с Россией исключительно на базе совместного противостояния пангерманизму было серьезным просчетом со стороны Наполеона III и его дипломатических советников. У Второй империи были более реальные инструменты и возможности, способные осложнить особые отношения, сложившиеся в середине 1860-х гг. между Россией и Пруссией – взаимодействие в Восточном вопросе, который для Петербурга всегда имел первостепенное значение. Но именно в этом важном для Александра II и князя Горчакова вопросе Наполеон III не желал идти навстречу даже перед лицом смертельной угрозы со стороны Пруссии.

Что же касается нового посла Франции, то он с самого начала произвел благоприятное впечатление в Петербурге. «Он проявляет такт, осмотрительность и желание развивать и укреплять добрые отношения между нашими странами. Как в Зимнем дворце, так и в петербургских салонах, он чувствует себя очень комфортно», – делился своими впечатлениями о генерале Флери канцлер Горчаков в письме графу Стакельбергу[684].

Свою посольскую деятельность Флери начал с того, что попытался склонить Александра II к поддержке требования Наполеона III о возвращении Северного Шлезвига Дании в соответствии с 5-й статьей Пражского мира 1866 г., завершившего австро-прусскую войну. Согласно этой статьи, в Северном Шлезвиге, населенном преимущественно датчанами, должен был состояться референдум о том, хотят ли граждане этой провинции остаться в составе Дании или желают присоединения к Пруссии.

Наполеон делал расчет на прямые родственные связи российского императорского дома с правящей в Дании династией. Старший сын Александра II наследник-цесаревич Александр Александрович был женат на датской принцессе Дагмаре (Марии Федоровне). Тем не менее, ожидаемого вмешательства России в датско-прусский спор не произошло. На соответствующий запрос Горчаков ответил Флери, что «Россия, не вовлеченная в это дело, намерена сохранить за собой свободу действий»[685]. По мнению канцлера, если кто и может вмешаться в этот спор, то только Австрия, как сторона, подписавшая Пражский мирный договор. Единственное, что может себе позволить император Александр, так это в неофициальном порядке дать королю Вильгельму совет – ускорить решение этого вопроса в интересах сохранения мира.

Действительно, такой совет был дан царем, о чем сам Александр II сообщил генералу Флери в конце января 1870 г. «Его Величество объявил мне, – писал Флери министру иностранных дел, – что король Пруссии сообщил ему о возобновлении прерванных ранее переговоров с королем Дании в целях прекращения спора»[686].

Единственное требование его дяди, добавил при этом Александр II, состоит в получении гарантий для немецкого населения в спорной части Шлезвига. «Я могу вам гарантировать одно, – подчеркнул царь; – передайте императору Наполеону и вашему правительству, что Пруссия не предпримет ничего, что могло бы нарушить мир» [687].

В своем донесении об этой встрече генерал Флери, помимо прочего, сообщал о глубоком интересе, проявленном Александром II в связи с процессом реформирования Второй империи, инициированным Наполеоном II в январе 1870 г. Речь шла о проекте преобразования авторитарного бонапартистского режима в «либеральную империю». Этот проект был связан с именем нового главы тюильрийского кабинета Э. Олливье.