Барон де Талейран

Назначение посла было произведено в тот же день, когда герцог де Монтебелло стал сенатором – 5 октября 1864 г. Выбор Наполеона III был сделан в пользу «карьерного», как говорят во Франции, дипломата (diplomate de carriere), почти четверть века отдавшего дипломатической службе. Одновременно избранник императора носил громкую фамилию, состоя в родстве с самим Талейраном, что должно было понравиться Александру II.

Шарль Анжелик барон де Талейран-Перигор принадлежал к младшей ветви знаменитого рода, разделившегося в середине XVIII в. Он родился в ноябре 1821 г. В девятнадцать лет (в июне 1840 г.) барон вступил в дипломатическую службу, получив место сверхштатного атташе посольства Франции в Австрии[585].

С начала 1843 до конца 1845 г. Талейран служил в должности штатного атташе в посольстве в Лондоне. В последующие три года он – 2-й секретарь в Мадриде и Лиссабоне, откуда в апреле 1849 г. едет в Вену в качестве 1-го секретаря посольства Франции.

Первое знакомство будущего посла с Россией произошло весной 1850 г. В течение двух лет он прослужил в Петербурге в должности 1-го секретаря посольства, возглавлявшегося генералом де Кастельбажаком.

В феврале 1852 г. Талейран становится полномочным министром в Веймаре, а затем в Карлсруэ. После завершения Парижского конгресса 1856 г. ему доверена миссия специального представителя Франции в Дунайских княжествах, откуда в ноябре 1859 г. его переводят полномочным министром в Турин, где Талейран принимает самое деятельное участие в переговорах о передаче Савойи и Ниццы состав Франции. Здесь же, в Турине, Талейран знакомится с русским посланником графом Э.Г. Стакельбергом, который через несколько лет возглавит посольство в Париже.

В 1856 г. 35-летний барон де Талейран вступил в брак с княгиней Витгенштейн. Этот брак был непродолжительным, он продлился всего пять лет.

В период с июня 1861 г. до октября 1864 г. барон Талейран возглавлял посольства Франции в Брюсселе и Берлине. Он был кавалером четырех степеней ордена Почетного легиона, включая крест Великого офицера (Grand officier).

Его послужной список сам по себе свидетельствовал о том, что в Петербург был назначен посол, посвященный во все хитросплетения европейской дипломатии середины XIX века.

Ко времени приезда в Петербург Талейрана уже связывали с Россией семейные узы. В 1862 г. он вторично женился. Его новой избранницей стала двадцатилетняя Вера Дмитриевна Бенардаки, дочь выходца с острова Крит, успешного предпринимателя, разбогатевшего на поставках вооружений для русской армии и возведенного Николаем I в потомственное дворянство Российской империи. Дмитрий Бенардаки (Деметриос Бернардакис) пользовался благоволением и императора Александра II, а его дочь получила соответствующее дворянское воспитание и образование. Впоследствии баронесса де Талейран-Перигор станет хозяйкой модного светского салона, собиравшегося в их с мужем особняке на авеню Монтень, в одном из самых фешенебельных кварталов Парижа.

Новый посол прибыл в Петербург 7 ноября 1864 г.[586] С его приездом обновился и состав посольства Франции. Граф де Массиньяк первое время вводил посла в курс дел, а затем получил новое назначение и покинул Россию. Ближайшим помощником барона де Талейрана в петербургском посольстве станет М. де Фрезаль[587].

Начало миссии Талейрана не обещало успеха. Трагические события в Польше еще не стали в Петербурге воспоминаниями, как не ушла в прошлое совсем недавняя «война перьев» с Кэ д’Орсэ, вызванная польским восстанием. Талейрана встретили в столице Российской империи весьма сдержанно[588]. К тому же посол совершил очевидный просчет, начав с того, что попросил Горчакова содействовать освобождению трех французов, отправленных в Сибирь за участие в восстании поляков. В действительности таких было гораздо больше, но не все имена французских волонтеров, взятых в плен русской армией, еще стали известны в Париже. «Иностранцы, захваченные с оружием в руках, еще более виновны, чем сами поляки», – сухо ответил послу князь Горчаков, – Три человека, о которых вы просите, – продолжал вице-канцлер, – были осуждены в общепринятом порядке, и приговор в отношении их вступил в законную силу». На настойчивую просьбу Талейрана исхлопотать все же для несчастных французов высочайшего помилования, Горчаков коротко ответил: «Вы имеете дело не с Нероном»[589].

Еще до назначения в Петербург Талейрана в Тюильри и на Кэ д’Орсэ проявляли серьезную озабоченность в связи с признаками начинавшегося после подавления восстания в Польше сближения России с Пруссией и Австрией. Временный поверенный в делах Франции в России Массиньяк весной 1864 г. предупреждал Париж относительно слухов о возможности возрождения в новой форме Священного союза[590].

Когда летом того же года в курортном городке Бад-Киссинген в Баварии неожиданно для Наполеона встретились Александр II, Вильгельм I и Франц-Иосиф, эти слухи усилились, вызвав тревогу в Париже, где усмотрели в этой встрече попытку трех держав, как и в 1815 г., договориться против Франции. В действительности же в Бад-Киссингене обсуждались перспективы разрешения военного конфликта между Данией, с одной стороны, и Пруссией и Австрией – с другой из-за Шлезвига и Гольштейна[591].

Тем не менее, попытки согласования позиций трех бывших участниц Священного союза, по мнению Наполеона III, содержали угрозу для реализации его давней мечты о восточной границе Франции по Рейну.

По этой причине одна из главных целей миссии барона Талейрана, помимо нормализации отношений Тюильри с петербургским двором, состояла в отслеживании динамики и перспектив русско-прусско-австрийского взаимодействия в Европе.

Со временем Талейрану удастся наладить нормальные рабочие отношения с Горчаковым, который держал двери открытыми для продолжения диалога с Францией, продолжая считать ее необходимым противовесом не только Англии, но и Пруссии. Вице-канцлер, в отличие от своего императора, с возраставшим недоверием относился к Бисмарку и проводимой им политике.

По мере обострения соперничества между Пруссией и Австрией за преобладающее положение в Германии, приведшего в июне 1866 г. к войне между ними, барон Талейран на своем посту старался понять, какую позицию в происходившем противоборстве может занять Россия. В скором времени он уяснил, что в Петербурге не было единодушия в этом вопросе. Царь, всегда расположенный к Пруссии, после 1863 г. считал себя буквально обязанным королю Вильгельму I за поддержку, оказанную в ходе подавления восстания в Польше. Все это склоняло его в пользу Пруссии. В то же время тесные, зачастую династические, связи петербургского двора с малыми германскими владетельными домами определяли заинтересованность Александра II в сохранении их самостоятельности в рамках Германского союза, что противоречило замыслам Бисмарка. К Австрии же со времен Крымской войны Александр испытывал непреодолимую неприязнь и не желал содействовать ее усилению.

Со своей стороны, вице-канцлеру Горчакову, который разделял нерасположение императора к Австрии, внушали серьезные опасения амбиции Пруссии, которые, при изменении сложившейся политической конфигурации в Европе могли бы однажды составить угрозу интересам России.

В конечном счете, в Петербурге пришли к выводу о предпочтительности нейтральной позиции в конфликте между Берлином и Веной, даже если он перерастет в войну.

Когда Талейран по поручению своего правительства в начале мая 1866 г. предложил Горчакову план трехстороннего (Франция, Россия и Англия) посредничества в мирном урегулировании австро-прусского спора из-за Шлезвига и Голштинии, который уже через месяц станет поводом к войне, вице-канцлер не поддержал эту идею. Он ответил, что подобный «арбитраж встретил бы серьезные препятствия», которые не позволят достичь желанной цели. Из беседы с Горчаковым французский посол вынес впечатление о том, что Александр II возможно рассчитывает выступить единоличным посредником между Берлином и Веной[592].

Что касается Наполеона III, то он в то время был обуреваем сомнениями – какую выгоду можно извлечь из австро-прусского конфликта для Франции? Император постоянно метался, вступая в переговоры то с Берлином, то с Веной, то с Флоренцией, тогдашней столицей Итальянского королевства, которое Бисмарк привлекал на свою сторону, пообещав Виктору-Эммануилу II Венецианскую область. Смутно ощущая нараставшую угрозу со стороны Пруссии, Наполеон III, тем не менее, не решился поддержать Франца-Иосифа, о чем впоследствии горько сожалел. Более того, он позволил своему младшему партнеру, Виктору-Эммануилу принять предложение Вильгельма I о военном союзе против Австрии. Император французов просчитался и в отношении боеспособности австрийцев, полагая, что война примет затяжной характер и ослабит обе стороны. Наполеон надеялся, что в нужный момент он появится во главе армии на левом берегу Рейна и продиктует Вильгельму свои условия об «исправлении» границы.

Война, начавшаяся 16 июня 1866 г., вопреки ожиданиям Наполеона, оказалась скоротечной. Она продолжалась всего полтора месяца. Сначала австрийцы сумели разгромить итальянскую армию, но потом сами потерпели сокрушительное поражение от пруссаков (3 июля 1866 г.) в битве при Садове, в Богемии. Франц-Иосиф вынужден был согласиться на все требования, выдвинутые Бисмарком и подписать 26 июля 1866 г. перемирие, а 24 августа окончательный мир. Разгромленные итальянцы получили от прусского союзника утешительный приз – Венецию.

Столь стремительное поражение Австрии оказалось не менее неожиданным для Александра II и Горчакова. Еще до решающего сражения при Садове барон Талейран сообщал из Петербурга: «Военные успехи Пруссии в Саксонии, Ганновере, Гессене и Богемии начинают вызывать здесь беспокойство»[593]. Теперь уже сам вице-канцлер в беседе с французским послом выдвинул идею совместного демарша России, Франции и Англии в Берлине в связи с намерением Бисмарка реформировать Германский союз [594].

В начале 1867 г. министр-президент Пруссии осуществил свой давний план. Прежний Германский союз был распущен, а вместо него под эгидой прусского короля создавался Северогерманский союз, в котором не нашлось места ни Австрии, ни ее союзникам из числа мелких немецких княжеств. Те из них, кто воевал на стороне Австрии, утратили самостоятельность и были включены в состав Пруссии. Для Отто фон Бисмарка была учреждена должность канцлера Северогерманского союза.

Важное место в работе барона Талейрана в Петербурге занимало изучение внутреннего состояния России, погруженной в реформы[595], и выяснение вопроса о степени ее возможной активности в европейских делах. Освоившись в Петербурге, Талейран согласился с ранее высказанным мнением своего предшественника, графа де Массиньяка о том, что «Россия, занятая внутренними делами, по мере возможности, будет воздерживаться от активного участия в том, что происходит за ее пределами»[596].

Экономические трудности, связанные с проводимыми реформами, как констатировал посол, вынуждали администрацию Александра II сокращать расходы на армию и флот[597]. Были урезаны государственные ассигнования и на начавшееся ранее в широких масштабах строительство железных дорог. И все равно денег катастрофически не хватало. Бюджетный дефицит на 1866 г. официально оценивался в 21,6 млн. рублей. Главным средством пополнения бюджета для правительства, как сообщал Талейран, была продажа акцизов на алкоголь, достигшая в 1866 г. суммы в 115,6 млн. рублей.

Остро, по мнению посла, стоял и вопрос устойчивости рубля[598]. Восстановление бюджетного равновесия и укрепление рубля стало главной задачей министра финансов М.Х. Рейтерна, влиятельного члена либеральной команды реформаторов. Как заметил барон Талейран, «для лечения тяжелых экономических недугов потребуются серьезные лекарства», одним лишь сокращением государственных расходов здесь не обойтись. В этом смысле он обратил внимание на перспективное предложение министра финансов более активно прибегать к внешним и внутренним займам[599].

Удивительным образом экономические трудности не помешали России начать в это время активное продвижение в Среднюю Азию, где не существовало четко обозначенной границы с британскими владениями в Южной Азии. Барон Талейран пристально наблюдал за этим процессом. От его внимания не ускользнули противоречия, возникшие между А.М. Горчаковым и военным министром Д.А. Милютиным. Если первый считал нецелесообразным отвлечение сил на Среднюю Азию, что, помимо прочего, было чревато обострением и без того натянутых отношений с Англией, то второй настаивал на дальнейшей экспансии в этом районе.

В беседе с Талейраном князь Горчаков откровенно осудил действия военного губернатора Туркестанской области генерала М.Г. Черняева, который якобы по собственной инициативе взял Ташкент и намеревался также захватить Бухару и Самарканд. Горчаков характеризовал генерала Черняева как «очень авантюрного офицера», не склонного соблюдать субординацию и подчиняться приказам, за что он и был отстранен от должности[600]. Одновременно он заверил посла Франции в том, что «императорское правительство не одобряет действий своего агента в Ташкенте и сожалеет о возможных последствиях его авантюрной экспедиции». Вице-канцлер, по словам Талейрана, заверил его также в отсутствии у России планов расширения своих владений к югу от Ташкента [601].

Посол Франции стал свидетелем первого в истории России публичного покушения на жизнь царя, случившегося 4 апреля (ст. ст.) 1866 г., когда человек с внешностью простолюдина, выстрелил в императора Александра II, который прогуливался в Летнем саду, недалеко от Зимнего дворца.

Сам император поначалу подумал, что это месть поляков за подавление им восстания 1863 года. Когда же оказалось, что стрелял русский, назвавшийся после задержания крестьянином, Александр совершенно растерялся. Он искренне и глубоко верил в гармонию своих отношений с народом, которого в 1861 году освободил от крепостной зависимости.

Царь испытал настоящее облегчение, когда ему сообщили, что злоумышленник – вовсе не крестьянин, а бывший студент и даже дворянин Дмитрий Каракозов. Одновременно ему сказали, что замысел террориста был сорван благодаря своевременному вмешательству некоего Комисарова, костромского крестьянина, перебравшегося на жительство в Петербург и случайно оказавшегося у места происшествия. Комиссаров в последний момент успел отвести руку стрелявшего Каракозова, и пуля пролетела мимо головы самодержца всея Руси.

Этому событию и обстоятельствам расследования преступления Талейран посвятил серию депеш, отправленных им в Париж[602].

Сам же барон немедленно посетил князя Горчакова, которому выразил «чувство глубокого негодования» в связи с происшедшим преступлением[603]. 18 апреля французский посол от имени иностранного дипломатического корпуса на аудиенции в Зимнем дворце поздравил Александра II с чудесным спасением от пули злоумышленника[604].

26 апреля 1866 г. Талейран передал Горчакову адрес на имя императора, полученный им из Москвы от проживавшей там французской диаспоры, с выражением осуждения «ужасного преступления» и одновременно – благодарности Всевышнему, сохранившему жизнь своему помазаннику, «Отцу русского народа»[605].

Царь получил множество сочувственно-поздравительных откликов и из Франции. Среди них встречались даже незамысловато-вычурные стихотворные обращения. Одно из них принадлежало редактору парижской газеты «Конститюсьоннель» Ш. Пьелю де Труамону [606].

Императору России[607] Опять попытка покушенья – в который раз!

Молва о страшном злодеянье достигла нас,

Как темный вал, добра не предвещавший,

Разбившийся о твердый риф скорбящих.

Что было Вам служить примером подражанья

И путь открыть народу к процветанью?

Великий Александр! В покушенье

Переплелись все мира прегрешенья.

Отнять жизнь государя – божий дар,

В Святую Русь Иуда целил свой удар.

Но Бог хранит от замыслов двуличных

Тех, кто привносит в этот мир величье,

Он жизнь и образ государя сохранил

И выбил из убийцы злобный пыл.

Париж простерт пред чудом избавленья,

Как Ваш народ объят благодареньем.

Талейран сообщал в Париж о последовавших за покушением важных перестановках в петербургской бюрократической иерархии, когда были отправлены в отставку начальник Третьего отделения князь В.А. Долгоруков, генерал-губернатор Петербурга князь А.А. Суворов и либеральный министр народного просвещения А.В. Головнин. Они были заменены сторонниками более решительных мер по борьбе с «революционной заразой».

Все эти перемены производились в процессе работы Верховной комиссии по расследованию «дела Каракозова». Комиссию возглавил граф М.Н. Муравьев, бывший до того министром государственных имуществ и генерал-губернатором Северо-Западного края. Талейран называет его «проконсулом Литвы». В 1863 г. Муравьев железной рукой подавил восстание в Польше, за что заслужил в либеральных кругах репутацию «вешателя». Именно его посол Франции считал инициатором произведенных императором Александром министерских перемещений, в частности, Головнина, который по убеждению Муравьева, «распустил студентов», чем способствовал распространению среди них «ниспровергательных настроений».

Наполеон III, сам переживший несколько покушений, направил Александру II личное письмо с выражением искреннего сочувствия, солидарности и радости по случаю его чудодейственного спасения. Впечатленный подвигом спасителя царя, костромского крестьянина Осипа Комиссарова, император французов произвел его в кавалеры Почетного легиона.

В ответном письме Александр II отметил, что «растроган тем сердечным порывом, с которым Вы, Ваше Величество, выразили мне свое сочувствие в такой печальной ситуации…

Я искренне ценю те дружественные чувства, с которыми Вы, Ваше Величество, отнеслись к этому»[608].

Воспользовавшись удобным случаем, царь проявил солидарность с императором французов, обеспокоенным возможными последствиями конфликта между Пруссией и Австрией. «Я разделяю Ваши опасения по поводу ситуации с Германией и очень счастлив, что мы разделяем общую точку зрения с Вами, Ваше Величество, потому что я уверен, что так же как и я, Вы хотите сохранить Германскую конфедерацию, в существовании которой заинтересована Европа для сохранения равновесия», – писал Александр II [609].

Александр II по-человечески оценил реакцию Наполеона III на драму, разыгравшуюся у Летнего сада. Неподдельное сочувствие императора французов имело следствием определенное смягчение у Александра прежнего его раздражения против Наполеона.

Барон Талейран продолжал внимательно следить за расследованием «дела Каракозова», но судебного приговора он не дождался. Еще в июле 1866 г. посол, сославшись на наступившее в политической жизни летнее затишье, попросил Друэн де Люиса предоставить ему отпуск. Тогда ему было отказано. На полях депеши Талейрана об отпуске министр написал: «Император [Наполеон] желает, чтобы он [Талейран] повременил с отпуском»[610].

Разрешение на отпуск было дано только в конце августа. 1 сентября 1866 г. Талейран выехал из Петербурга, куда вернется через месяц, чтобы принять участие в торжествах по случаю бракосочетания наследника-цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмарой.

Пока барон Талейран находился в краткосрочном отпуске, на Кэ д’Орсэ произошла очередная смена министра. Эдуард Друэн де Люис покинул свой пост и перебрался в Сенат. Новым министром стал маркиз Леонель (Лионель) де Мустье (1817–1869), потомственный дипломат, бывший посол в Вене и Константинополе, а в 1849–1851 гг. – депутат Законодательного собрания. Мустье был известен консервативно-клерикальными убеждениями. При этом император не предоставил ему самостоятельности, как, впрочем, и всем его предшественникам. Наполеон III всегда считал внешнюю политику своей «заповедной зоной» (domaine reserve), оставляя министрам иностранных дел лишь ведение текущих дел.

Первой и едва ли не главной обязанностью маркиза де Мустье на министерском посту стало участие в подготовке Всемирной выставки в Париже, открытие которой было намечено на апрель 1867 г. Министр иностранных дел должен был организовать посещение выставки европейскими монархами.

Среди них особое значение Наполеон III придавал приезду в Париж императора Александра II, о чем заблаговременно велись переговоры. В ходе личных встреч с царем Наполеон надеялся восстановить прежнее взаимопонимание с царем, разрушенное в 1863 г.