Судебная реформа
С полным на то основанием Судебная реформа 1864 г. считается наиболее завершенной и наиболее радикальной из всех преобразований Александровского царствования. Впервые в тысячелетней истории России судебная власть была официально отделена от исполнительной, административной и законодательной. Более того, по мнению большинства исследователей, реформа 1864 года сделала систему судопроизводства в России едва ли не самой передовой в Европе 60-х – 70-х гг. XIX века[829].
По каким-то, не вполне ясным причинам, судебная реформа не привлекла к себе столь же пристального внимания французских дипломатов, как крестьянская или земская. Во всяком случае, в переписке посольства Франции в Петербурге со своим Министерством иностранных дел можно найти гораздо меньше информации на эту тему. Тем не менее, французские наблюдатели дали объективную и верную оценку осуществленной императором Александром II революции в области судопроизводства в России.
Как известно, подготовка судебной реформы началась еще в 1861 г. Этим занималась Государственная канцелярия, разработавшая документ под названием «Основные положения преобразования судебной части в России». После обсуждения в Государственном Совете законопроект был разослан для отзывов в судебные учреждения, университеты и даже за границу – авторитетным европейским юристам. Полученные замечания были изучены специальной комиссией, представившей окончательный вариант законопроекта на высочайшее утверждение. 20 ноября 1864 г. Александр подписал закон, который вступил в силу в 1866 г., когда были окончательно сформированы все органы новой судебной власти.
Судебные уставы 1864 г. были основаны на принципах бессословности суда, его независимости от административной власти, несменяемости судей и судебных следователей, состязательности и гласности судебного процесса с участием в нем присяжных заседателей и адвокатов. Главное отличие нового суда от прежнего заключалось в том, что он распространялся на все сословия без исключения. Такого суда не знала прежде ни Московская Русь, ни Российская империя. На вершине судебной системы находился Сенат – единственная в государстве кассационная инстанция, где можно было обжаловать решения нижестоящих судов в случае нарушения ими процедурных правил. Сенат обеспечивал единство судебной практики в масштабах всей империи и следил за соблюдением правил судопроизводства.
Новые судебные уставы основывались преимущественно на принципах европейского права, хотя в них и сохранялись отдельные элементы дореформенного сословного суда. Но в целом это был очевидный прорыв на пути прогресса в области судопроизводства, что ликвидировало один из цивилизационных барьеров, отделявших Россию от остальной Европы.
Французские дипломаты в Петербурге, конечно же, были в курсе подготовки судебной реформы, но они, видимо, были настроены скорее пессимистично относительно ее успеха. Их смущал низкий уровень правовой культуры в России. «Русское законодательство пребывает в хаосе, – писал по этому поводу секретарь посольства Франции Анри Фурнье в июле 1862 г. – Представленное в виде 17 томов[830], оно ежедневно дополняется новыми распоряжениями и новыми указами и, соответственно, улучшается или осложняется, в зависимости от случайной прихоти правительственных инстанций или императорских решений. <…> Законодательный дух, чувства Закона и Права и все печальные последствия, которые вытекают из недостатка индивидуальности и прав личности, полностью отсутствующих у русского народа, составляет одну из самых отличительных и самых азиатских черт его характера»[831].
Когда правительство предало гласности содержание проекта готовящихся судебных уставов, французское посольство дало свою предварительную оценку предстоящей реформе.
Из депеши герцога Монтебелло в МИД Франции от 20 октября 1862 г.:
<…> «Император Александр не мог бы совершить более патриотического деяния; оно поставит его в глазах всего мира и собственной страны выше его отца, который признавал только права короны, не оставляя своему народу возможности улучшить жизнь; оно поставит его и выше Александра I, который лишь мечтал о том, что осуществляется сегодня. Его Величество желает, чтобы новый порядок вещей установился до 15 января [1863 года], и есть все основания надеяться и даже утверждать, что 1863 год завершится введением в действие новой судебной организации.
Нужно знать Россию, чтобы в полной мере оценить те гигантские шаги, которые она может проделать на открывающемся перед ней пути; в ближайшем будущем – это установление преобладающего влияния гражданского порядка над военным, который до сих пор доминировал над нацией, держа ее в обруче жесткой дисциплины… Независимость и активность сознания придут на смену административной косности.
Ни один человек [в России] до сих пор не видел перед собой перспективы независимой карьеры. При общей численности населения 70 миллионов лишь от 200 до 250 тысяч человек живут здесь европейской жизнью, но и они были обречены лишь на то, чтобы выполнять какие-либо функции при Дворе или в армии. Эти обязанности им скорее навязываются, нежели выбираются по доброй воле. Никто не может отличиться иначе, чем через [высочайшую] благосклонность, которая редко награждает истинные заслуги и достоинства…
Я не утверждаю, что сегодня все должно измениться, но все может измениться. Создаются условия, при которых люди могут формировать себя сами, если они имеют к этому способности и устремления. Молодежь, думающая о гражданской карьере, обнаруживает стремление к образованию, которое она считает для этого необходимым. Мечта многих молодых людей из самых знатных и древних фамилий – сделать карьеру на адвокатском поприще.
Предоставляя своему народу слово в области правосудия, Император Александр создает ему основополагающие условия для развития общественного сознания и возвышения людей. Он открывает новое поле деятельности перед славянским сознанием, и только будущее покажет, сумеет ли Россия, которая возвысилась в условиях рабства и деспотизма, в отличие от других, ей подобных, сохранить свою силу в условиях свободы и стать, наконец, полезной миру в той же степени, как она была для него опасной». <…> [832].
Вопреки ожиданиям, принятие новых судебных уставов затянулось до поздней осени 1864 г. В посольстве Франции усматривали в этом затягивании влияние консерваторов в окружении Александра II. Появились слухи, что судебная реформа может начаться с локального эксперимента в одной-двух, скорее всего столичных, губерниях. Временный поверенный в делах Франции в Петербурге граф де Массиньяк в донесении министру писал об этом в феврале 1864 г.: «Меня уверяют, что в довольно скором времени попытаются применить новую реформу в одной или двух губерниях. Высокопоставленные политические деятели в Петербурге, отлично знающие дух страны, и намерения правительства, заверяют меня, что пройдет еще немало лет, прежде чем все эти различные реформы будут распространены на всю территорию Империи»[833].
Прогноз французского дипломата, сделанный на основе имевшейся у него информации, частично оправдался. Первоначально, т. е. в 1866 г., судебная реформа, в порядке эксперимента, начала проводиться лишь в 10 губерниях, включая две столичные – Петербургскую и Московскую. И лишь к 1870 г. она затронула еще 34 губернии, т. е. не всю, а лишь немногим более половины всей территории Российской империи. Реформа не распространялась на Прибалтику, Польшу, Белоруссию, Сибирь и Среднюю Азию, а также на северные и северо-восточные окраины европейской части России. Вместо отведенных на ее реализацию шести лет судебная реформа затянулась на несколько десятилетий. Одной из серьезных причин этого затягивания был острый кадровый дефицит – не хватало профессионально подготовленных судебных чиновников. На это важное обстоятельство французские наблюдатели обратили внимание еще в 1865 году, предвидя неизбежные сложности с введением новых судебных уставов. «…Проведение в жизнь судебной реформы, – сообщал в Париж барон Талейран в марте 1865 г., – встречает трудности, объясняемые неопытностью людей, что тормозит реализацию этого важного дела»[834].
Так или иначе, но судебная реформа в России была запущена. Она стала самым крупным в истории России шагом к правовому государству. Именно так и оценивали ее политические наблюдатели из посольства Франции в Санкт-Петербурге.