«Делают китайцев в настоящее время врагом сильным и опасным…»
Каковыми бы ни были причины отказа пекинского правительства от подписанного договора, Петербургу впервые пришлось задуматься о вероятной войне с Китаем. Генералы Российской империи не сомневались, что при прочих равных условиях их регулярные войска сильнее китайских. Но общая протяжённость сухопутной границы двух континентальных империй достигала рекордных семи тысяч вёрст, и на всём их протяжении логистика любых операцией против Китая откровенно пугала своей сложностью. Даже энтузиаст освоения Туркестана генерал-губернатор Кауфман ещё в 1878 году писал в Петербург, что любая война с Китаем станет «самой неприятной, самой неблагодарной, дорогой, бесплодной, которой по упрямству китайцев, всем известному, нельзя предвидеть конца…»
Весной 1880 года, когда дипломаты окончательно убедились в отказе Пекина от Ливадийского договора и воинственных настроениях маньчжуро-китайской элиты, в Главном штабе Русской Императорской армии приступили к разработке планов вероятной войны. Изначально предположили, что китайцы из-за всё той же сложной логистики начнут боевые действия лишь к концу текущего года, но одновременно на двух театрах – у границ Маньчжурии и в Синьцзяне.
Туркестанский генерал-губернатор Кауфман уверил Петербург, что в районе Синьцзяна потенциальный противник сможет начать боевые действия не раньше весны 1881 года, так как зимой значительные силы не смогут пройти по заснеженным перевалам. К этому времени Кауфман рассчитывал получить из центральных губерний не менее одной пехотной дивизии и пару кавалерийских полков – эти подкрепления он считал достаточными, чтобы начать активные действия против китайцев в Восточном Туркестане. Свой план Кауфман изложил 21 апреля 1880 года в письме военному министру Дмитрию Милютину:
«На борьбу с китайцами я не могу не смотреть весьма серьёзно. Неистощимое терпение китайцев, их огромные, сравнительно с нашими окраинами, средства, воинственность, возбуждённая между ними недавними успехами в борьбе с дунганами и Якуб-беком, хорошее вооружение и организация их войск, наконец, многомиллионность и богатство народа, делают китайцев в настоящее время врагом весьма сильным и опасным. Война с Китаем может протянуться многие годы, если только успех наш будет колеблющийся и мы не будем в состоянии сразу нанести им такой удар, от которого рухнет власть их в Кашгарии и Джунгарии… Всякое промедление даёт китайцам возможность увеличивать свои средства и уменьшает наши шансы на успех при тех средствах, которыми мы обладаем теперь на нашем крайнем Востоке».
Пока не прибыли подкрепления из Центральной России, генерал-губернатор Кауфман подготовил к возможному столкновению группировку войск – всего 7,5 тысячи пехоты, около 3,5 тысячи кавалерии, 46 орудий, 8 ракетных станков и 3 мортиры. Командовал этими скромными по численности войсками генерал Герасим Колпаковский, десять лет назад захватывавший «Илийский край». Теперь он должен был противостоять силам Цзо Цзунтана, которые оценивались русской разведкой очень приблизительно – от 40 до 100 тысяч, из них около 15 тысяч с современным оружием.
Разработанный Кауфманом план выглядел эффектно – решительное наступление с двух направлений, из центра «Илийского края» города Кульджа и с южных границ «Семипалатинской области» (юго-восточной части современного Казахстана) к «стратегическому оазису» Хами, чтобы отрезать Синьцзян от собственно Китая. При этом в борьбе с войсками Цзо Цзунтана планировалось опираться на бежавших в русские владения активистов и лидеров недавнего антикитайского восстания. Генерал-губернатор Кауфаман планировал создать в Восточном Туркестане два «буферных» квази-государства – одно для дунган, второе для уйгуров и узбеков.
В письме министру Милютину от 26 июля 1880 года Кауфман даже назвал лидеров этих «государств»: старого дунганского повстанца Мухаммеда Биянху и Бек-Кули-бека, сына покойного синьцзянского владыки Якуб-бека. К тому времени Кауфман был лично знаком с обоими, первый понравился генерал-губернатору «своей сдержанностью и разумным отношением к настоящему политическому положению», второй ценился «как законный преемник Якуб-бека, имеющий шансы и преданный нашим интересам».