102. Е. Макарова – И. Лиснянской Декабрь 1992, январь 1993

Мамулечка, уже декабрь. ‹…› Я много занимаюсь ивритом, уже могу читать тексты, хотя это немыслимое напряжение для мозгов, все забываю, что выучила, словарный запас очень медленно пополняется, но делать нечего! Получила уже первую зарплату – 3100 шекелей, так что минуса уже нет, – хорошо!

Вчера была у Феди в школе, учителя его хвалят, говорят, какой он талантливый, что в иврите он лучше израильтян, что у него потрясающие успехи в искусстве и математике, – словом, было очень приятно. Сейчас он склоняется идти в школу киноискусства в Иерусалиме, мне кажется, что он поступит в любое высшее учебное заведение, лишь бы он выбрал то, что ему по душе, и получал удовлетворение от учебы.

Манька тоже процветает, танцует, поет, рисует, пишет стихи. Дети такие славные, так легко и радостно с ними!

Я сейчас в очень хорошем расположении духа, верю, что все будет хорошо со спектаклем, – есть разные возможности получить деньги, хотя самих денег пока еще нет, но интерес большой, и у телевидения, и у министерства образования, и у разных фондов, да и в самой Праге тоже – режиссер вкладывает свои тысячи долларов в проект, что дело неслыханное, он уже начал работу по всем направлениям.

Спектакль будет снят для телевидения, параллельно я начну работу над фильмом с немецкой режиссершей, если это все выйдет, потом мне, надеюсь, будет полегче пробивать идеи по материализации моего эфемерного мира. Все требует многократных исследований, обдумываний, проверки себя. Ничего не пишу, разумеется, но и не комплексую по этому поводу. Быть бы только здоровой, успеть бы все как-то застолбить, оставить жить после…

Сегодня работала с детьми в музее, было так хорошо с детьми, такая теплая компания творцов, чего только не выдумают эти дети!

Мамуля, закругляюсь, иврит! ‹…›

Декабрь, 1992

Мамулечка, привет! Очень жаль, что то письмо пропало (нашла!), я-то уверена, что оно у Алика в вещах, помню, как он его укладывал, оно, большей частью, было о книге Семена Израилевича. Сейчас пересмотрела все файлы, но не нашла его, где-то ведь есть оно в компьютере, но где?! Помнится, у меня было вдохновение, что не так часто посещает в эти месяцы – учиться трудно и иногда очень трудно. Все равно, не оставляет ощущение чужого иностранного языка, когда смотришь в первую секунду на страницу текста, – вязь, да и только, вглядишься и начинаешь читать. Читаешь – понимаешь, но это в каком-то смысле так же удивляет, как если бы вдруг стала смотреть на иероглифы и распознавать текст.

У вас там творится что-то уму непостижимое, но от того, что все время творится, уже перестаешь совершенно улавливать, куда и откуда дует ветер, знаешь по-русски – ой, не к добру, а к чему?

‹…› Временами охватывает желание все бросить, удалиться в келью и писать прозу, хоть бы какие коротенькие рассказы… Но потом утром – на урок, после урока – заниматься, плюс еще что-то, так и пройдет время до апреля, пока надо ловить момент, когда еще с театром не запустились и Билли не прилетела из Гамбурга. Очень медленно этот иврит продвигается, я думала, легче пойдет. Но все же что-то до апреля я выучу, и, может, хватит с меня школы лидеров, хотя деньги дает.

‹…› Утром Федька читал мне рассказ на иврите автора, который ему нравится, – Кенан, – жутковатенький, но сильный, – такие уроки иврита мне куда больше по душе, чем зубрежка. Манька растет и становится очень хорошенькой и умненькой, – на следующий год по возрасту уже будет можно поступить в художественную школу, пока она занимается только у меня в Музее.

Наверное, это уже последнее письмо в этом году. Надеюсь, что предсказания Глобы не сбудутся, больно уж крутые, и новый год будет для вас хорошим. Для меня этот год был хорошим, особенно лето и осень, когда я много ездила и много работала над тем, что мне нравится. Да и в начале зимы и весной я писала немало – рассказы, повесть, сценарий и две пьесы. Может, выдастся минутка и в новом году, но писать надо не то чтобы постоянно, но часто, чтобы быть в форме. Я это теперь тоже понимаю. Слова без употребления деревенеют или костенеют, не знаю, короче, они становятся словно бы из морозильника, пока их разморозишь, пока начнешь с ними управляться… Лучше иметь дело с товаром не мороженым. Но это так, рассуждансы.

Мамулечка, дорогая, не болей только, ешь хоть какие, но витамины, я даже не знаю, как вам помочь, чем, кроме денег?

Про деньги перестань писать, я сейчас вполне в порядке, и это единственное, чем могу помочь, да и не то чтобы очень, время от времени. Мне так самой легче, так что не комплексуй и папу не слушай в этом смысле, – мы живем нормально, и у нас нет никакой бесперспективности, хотя у многих – есть. К большому сожалению. ‹…›

Январь, 1993

Дорогая мамочка! Как я по тебе скучаю! Получаю все твои письма, никто их не ворует, правда, я не знаю, сколько их должно быть, но по связи одного с другим – кажется, ничего не теряется.

Я страшно расстроилась (не то слово) из-за Германа[161]. Позвонила Чертоку, договорилась с ним, что сделаем передачу, что-то расскажу, прочту пару его стихотворений на Коль Исраэль, – это единственное, что могу сделать, вслед…

Как всегда, я умотана – видно, от неумения организовать свое время. С театром опять все напряглось и повисло – Крофта[162] ждет ответа – у нас еще нет денег. Ему нужно знать немедленно – он человек с планами на много лет вперед, – здесь не торопятся. Идет такое волнообразное волнение – то все, конец проекту, то погодите, а если еще вот этот фонд спросить, – и так без конца. Может быть, когда ты получишь письмо, уже будет ясно – пан или пропал, но если второе – я очень огорчусь, – хороший Швенк, хорошая вещь, прекрасный режиссер, – надо верить в везучесть, единственное, что остается.

Что касается фильма о Швенке – это выглядит более спокойно – Сибилла здесь, мы постепенно продвигаемся пока не столько в писании сценария, сколько в определении вещей. Появилась еще одна очень славная режиссерша израильская, которая уже написала заявку на фильм о Фридл, – толково, – и это решится в апреле. Она талантливая и деловая, – похоже, что это не пустые дела.

‹…› Я старательно учусь, но результаты не такие уж прекрасные, медленно продвигаюсь, хотя занимаюсь по 4 часа в день минимум, это только ивритом, а еще надо читать тонны педагогической и психологической литературы на английском и иврите! Я ее и по-русски-то не шибко понимаю.

Федька с Манькой помогают тупенькой мамашке, да толку чуть.

Но интересно, очень даже, особенно интересно слушать Тору и вообще про древнюю литературу, например, разбирать графическое устройство Галахи, читать потихоньку всякие указы – например, про врачей, врач, по Галахе, получает права врачевать в согласии с Писанием, а дальше идут комментарии по обеим сторонам этого указа, а также комментарии к комментариям, страница выглядит так красиво, не понимаю, почему современные писатели не пользуются такой изумительной структурой текста? ‹…›