233. Е. Макарова – И. Лиснянской Июль 1998

Дорогая мамочка! ‹…› Федя много и красочно рассказывал о России, исполнил пьесу «электричка» и «вокзал», рассказывал, как он спешил к тебе и пропустил поезд, поскольку хотел тебе позвонить, пошел в метро за жетоном и оказалось, что они на переучете, и всякие прочие мансы, из которых следовало, что он очень нервничал и волновался, – его рассказ так напомнил мне меня в Москве и все мои чувства в Москве, когда путь к тебе и папе настолько наводнен и перенасыщен событиями, что, дойдя до цели, дрожишь внутри. Глупо и бестактно описывать вам, живущим внутри этого, ощущения полутуриста, – когда я это делаю, потом себя корю, да и Федя тоже. Что касается его внутреннего устройства, то оно очень непростое, но, надо отдать Феде должное, он распознает среду, где ему хорошо и спокойно. Например, он приехал и дома не задержался – ушел в лес, потом приехал в один дом, где читали пьесу на иврите, сопровождая ее игрой на разных инструментах, – это была пародия на «Леди Макбет», – и играл там, читал с листа свою роль, которую никогда прежде не видел. Он умеет находить свое и не приспосабливается к тому, что ему не подходит. Что до Мани, она вернулась с очень хорошими работами, но опять увязла в левантизме[392], к чему располагает жара, друзья, любовь и нега. Но что-то она иногда рисует и ищет денежную работу. Все, что угодно, но чтобы было много денег.

Я представляю, что у вас там творится, как это все уже обрыдло. Может, вам приехать сюда, я знаю, ты скажешь, что это непосильно, но, если бы вы сами это решили, я бы все сделала – приехала бы на несколько месяцев и взяла переезд на себя. Но я не могу действовать в ситуации, когда вы, ты, не решили это сами для себя. ‹…›

Мам, это просто ужас, как ты кашляешь! Делай хоть ингаляции – дыши над паром! Я знаю, какая это все тоска – лечиться, но что делать?! Я тебе позвоню послезавтра. То есть еще до того, как ты получишь это письмо.