228. И. Лиснянская – Е. Макаровой 7–8 апреля 1998

7.4.1998

Леночка, доченька моя затурканная, миленькая моя! Сегодня первый день, когда я себе позволила валяться и перечитывать отрывки из моих писем тебе. Ты действительно вытащила из тысячи страниц законченное, даже ритмически, произведение. Только закончила читать, как Яна принесла письмо от тебя, наигрустнейшее – на разрыв аорты с кошачьей головой во рту, и губную помаду для меня – спасибо. Но какой разрыв между ртом твоим и краской для рта. Как же тебе тяжело сейчас, Боже ты мой Милостивый. Но Господь и вправду милостив и дает тебе передышку.

‹…› Действительно, плюнуть бы на все, сидеть, как Семен в кресле, углубиться в себя, прояснять мысли и записывать, с твоим-то талантом! А он у тебя огромен. Кто из нас знает своего читателя? Ни я, ни Семен тоже не знает и часто об этом мне говорит. Если бы ты могла переключить свой мозг с мертвых на живых, все уточнилось бы, просветлело бы и прояснилось. Но ты этого никак не можешь, надо не бросать погибших, а на время приблизиться к живущим. ‹…›

8.4.1998

Доброе утро, мое солнышко! ‹…› Мне получше. Сейчас почти не мерцаю, но от купли-продажи – какая-то тяжелая усталость. А ведь надо еще по всем адресам мебель отправлять – 4 адреса, включая наш. ‹…›

Вышел 4-й номер «Нового мира», где Солженицын[391] пишет о Семене и обо мне. Еще о Коржавине – политическое уважение, и о Лии Владимировой как о поэте, живущем в Израиле и ностальгирующем по России. Обо мне коротко (основа письма ко мне), но с дополнениями, например: «украсила русскую поэзию» или «чарующая лирика».

О Семене серьезно как о поэте гражданском и как о художнике. Насчет меня подчеркивает, что я не политический и не гражданский поэт, but есть мотивы. Короче, сниму ксерокс и вышлю тебе, если подвернется оказия. ‹…›