7

7

У входа в здание парламента Италии, по сторонам которого несут службу две пары карабинеров в сверкающей форме, нас встретил немолодой, но очень подвижный, жизнерадостный человек. Опираясь на палку, прихрамывая, он с полчаса показывал нам строгие парламентские коридоры, многочисленные залы: и светлые и сумрачные, и большие и малые, в том числе и знаменитый Зал Волчицы, той самой, без которой невозможна история Рима. Наконец мы оказались в скромных комнатках, отведенных для работы парламентской фракции коммунистов.

В одной из них наш хозяин, Джироламо Ликаузи, «главный коммунист Сицилии», устроился поудобней на диване, все время держа под рукой свою внушительную, увесистую палку, и хорошо, открыто, очень по-доброму улыбнулся во все большое умное лицо.

— Рад вас видеть, рад. Не раз случалось мне бывать в Советском Союзе. Однажды даже лечился в Кисловодске, в чудесном санатории «Красные камни». Еще бы хотел съездить. Всегда получал большую идейную, нравственную зарядку. Отличные у вас были революционные кинофильмы, фильмы о ваших великих строительствах. Как они помогали нам здесь, всему коммунистическому движению!

Ои один из старейших деятелей Коммунистической партии Италии. Сейчас товарищ Ликаузи — заместитель председателя ревизионной комиссии КПИ. Но много лет он был и на более высоких партийных постах. Годы, годы… Семьдесят лет не шутка. Так, как прежде, в этом возрасте не поработаешь без устали, не покипишь с былым жаром, хотя он по-прежнему бодр и деятелен, этот пламенный сицилиец, еще в 1912 году вступивший на путь революционного движения. Сын ку-старя-сапожника, вначале он оказался среди социалистов, но жизнь в конце концов привела его, убежденного марксиста, в ряды коммунистической партии. Почему его называют «главным коммунистом Сицилии»? Да потому, что он всегда в центре партийной работы на острове. С падением фашизма в 1943 году Джироламо Ликаузи тотчас же начал работу по объединению разобщенных, разогнанных фашистами партийных кружков. Страстное его слово, как жаркий ветер, летело над Сицилией.

— Товарищ Ликаузи, — говорю я, — среди цветущей джинестры, близ сицилийского селения Сан-Джузеппе, крестьяне рассказали мне кое-что о том, как вы однажды столкнулись с мафией. Нельзя ли от вас самого узнать подробности того события?

— А что они вам наговорили? — Он смеется. — Ну расскажите, пожалуйста. Чего там наши сицилийцы насочиняли?

— Примерно вот что. Дело было в деревне Вилльальба, близ Кальтаниссетты…

— Правильно, в Вилльальба.

— Вы, товарищ Ликаузи, во время митинга находились на площади и, стоя на столе, специально вынесенном для ораторов из ближайшего дома, выступали перед слушателями. А какой-то мафиист, буквально с десяти шагов, пустил в вас пулю из пистолета. Вы не только удержались на ногах, но еще и крикнули: «Стреляйте, стреляйте, все равно я отсюда не уйду!»

Ликаузи усмехнулся, решительно задрал брючину, и я увидел на его крепкой, жилистой ноге старый рубец большой рваной раны.

— Что касается пули, то вот ее работа. А что я там крикнул, не помню, не в том было дело. Дело было совсем в другом. — Он примолк на минуту, потер лоб ладонью, обдумывая. — Вы помните, конечно, — заговорил вновь, — что союзные войска высадились на Сицилии с необыкновенной легкостью. Почти что шутя и играя. Почему? Ну, начнем с того, что силы немцев на острове были пустячные. Фактически никакого сопротивления они но оказали. Возможно, что какую-то роль сыграла та ловкая комбинация английской разведки с подброшенным к берегам Испании трупом якобы штабного английского офицера, при котором «случайно» оказались, конечно, специально для этого сфабрикованные, планы союзного командования. О той истории немало писали, вы о ней знаете. Но были еще и иные причины того, почему так легко в руках англо-американцев оказалась Сицилия. Высадку союзников рьяно подготавливали и наши местные, сицилийские феодалы. Особенно они жаловали своими симпатиями американцев. Американцы, в свою очередь, были до крайности заинтересованы в Сицилии, и не только в целях ближней стратегии. Нет, они делали ставку с большим заглядом вперед. Здесь было место стратегии не столько против немцев, сколько уже против Советского Союза, против вас. Американцы уже тогда готовили ночву для разрыва союзнических обязательств, для разрыва с Советским Союзом. Сицилия им была нужна как ворота в Африку, в арабские страны. А без разрыва с Советским Союзом такие ворота не получишь: Советский Союз на это не согласится. Верно? Верно. Вообще тогда была чертовски сложная обстановка и во всей Европе и в нашей Италии. На севере страны из движения Сопротивления развертывалась война, носившая уже революционный характер. Магнаты Италии были в панике. Они озирались по сторонам и Сицилию готовили как свое убежище, как бастион на крайний случай. Правительство де Гас-пери объявило тогда автономию Сицилии, полагая, видимо, что в том случае, если Советы, пройдя воевавшие против них страны, захватят Германию, Австрию, а затем и Италию, Сицилия-то уже будет вне Италии, будет автономна. Де Гаспери заверял демохристиан, что они окажутся на острове в особых условиях.

Ликаузи примолк, подумал.

— Да, — продолжал оп. — Ни у американцев, ни у наших воротил так, как бы им хотелось, не получилось. В апреле, а именно двадцатого апреля тысяча девятьсот сорок седьмого года, состоялись выборы в первый парламент Сицилии. Большинство на этих выборах получили отнюдь не демохристиане, а коммунисты, социалисты и независимые. Де Гаспери не ожидал такого результата: началось зверское наступление на все прогрессивное, и прежде всего на коммунистическое. Первого мая сорок седьмого года, всего лишь через десять дней после выборов, в Портелла делла Джинестра, о которой вы только что помянули, произошла стрельба по крестьянам, собравшимся на маевку. Дело совсем не в жестокости разбойника Джулиапо. Хотя разбойник, под каким углом его ни рассматривай, все равно разбойник. Но в том случае он действовал не от себя, а по указке мафии. Ее, мафию, призвало на помощь демохристианское правительство. Расстреливать крестьян в столь острой революционной ситуации само оно не решалось. Десятки людей, активистов-общественников, были убиты мафиистами в те тяжелые годы. Шла упорная борьба за земельную реформу. Мафия, служа демохристианам, в то же время здорово шантажировала своих хозяев-феода-лов: дескать, все равно землю у вас отнимут, продавайте, пока не поздно, — и сама скупала эту землю по дешевке. Видите, сколь сложный переплет: слуга прислуживает хозяину и грабит хозяина. Реформа тысяча девятьсот пятидесятого года была ублюдочной. Земли крестьянам дали до крайности мало, да и то ее надо было выкупать. А не выкупит крестьянин в срок — пропали его денежки. Он платит, платит, не выдержит, махнет на все и идет в разбойники.

Ликаузи поглаживал рукой больную ногу.

— Ну и, понятно, коммунисты завоевали массы. Во-первых, коммунисты не шли на компромисс с мафией, как, скажем, другие партии и организации. Коммунисты не трусили и не стеснялись называть имена мафиистов, когда это было надо. Во-вторых, они призывали к более правильному, радикальному решению земельного вопроса.

Рассказчик как бы вслух обдумывал положение своего родного острова. Он не лекцию читал для нового человека, а решал какой-то сложный вопрос для самого себя.

— Может ли сейчас, — говорил он дальше, — центральное правительство отнять данную Сицилии автономию? Вряд ли. Хотя промышленные тузы Италии очень бы этого хотели. У нас они открыли нефть, вовсю стремятся развивать промышленность. Им что надобно? Чтобы сицилийцы своей автономией не связывали им руки. Не нужна автономия и земельным тузам-феода-лам: без нее можно свободнее расторговывать сицилийскую землю. А мафия? Мафия тут как тут. Она лезет в разные круги: уже не только в землевладельческие, по и в промышленные и даже в те, которые управляют государством. Занятно?

Старый коммунист невесело улыбается. Перед ним, перед его мысленным взором — горные бедные селения сожженного солнцем острова…

— Товарищ Ликаузи, — говорю я, — а все-таки не расскажете ли поподробнее о той истории в Вилльальба, где в вас стреляли?

— А что рассказывать? Ничего не могу добавить к тому, что вы уже знаете. Никого тогда не арестовали за стрельбу, хотя все знали каждого в той шайке, в том числе, конечно, и стрелявшего. Начался было судебный процесс. Длился он восемь лет, покуда стрелявший не умер своей смертью. Вот и все. Пойдемте лучше нить кофе и есть мороженое!

Прощаясь с товарищем Ликаузи, я решил поинтересоваться, что же он думает о дальнейшем существовании мафии, будет ли когда-нибудь с нею покопчено.

— Адрес для подобного вопроса вы избрали очень удачный, — ответил он, смеясь. — Я же не кто иной как заместитель председателя назначенной парламентом комиссии по расследованию и изучению деятельности мафии. К кому же еще и обращаться! Но, увы, толку от нас пока немного. Утверждают, что слово «мафия» — арабское слово, а если не арабское, то, во всяком случае, из какого-то восточного языка, и означает оно: «То, что прячут». А кто знает, найдешь ли то, что спрятано так основательно, как наша мафия? Тем более что уж очень много заинтересованных, чтобы ничего не найти.