2

2

Спустя несколько дней мы побывали в городском доме Реджи Переры, в Маунт Лавинии, поблизости от известного отеля на прибрежной скале. Из окон дома сенатора виден океан, комнаты полны морским дыханием. Перера — собиратель местных редкостей. У него много интересных предметов цейлонской старины, среди них большая коллекция барабанов.

— Вы слышали барабаны сингалов? Только в храме в Канди? О! — Он позвал одного из своих сыновей. — Сейчас мы вам продемонстрируем сингальские барабаны. Мой сын ими отлично владеет.

Надо отдать должное, барабан в умелых, мастерских руках — впечатляющий инструмент.

Барабаны тут были и маленькие — с небольшой бочоночек, и средние — с этакую кадушку для соления рыжиков или груздей, и размерами чуть ли не с пивную бочку. Все, конечно, они удлиненной, вытянутой формы, обтянутые специально выделанными звериными шкурами, ярко, пестро разукрашенные. Одни из них боевые, предназначенные для того, чтобы, взвинтив своим грохотом войска перед боем, повести их за собой в атаку, на штурм, на врага. Другие — под ритмичный стук которых танцуют древние и современные народные танцы. Третьи — для культовых, религиозных церемоний. Четвертые — для театра… Сын сенатора священнодействовал над каждым из них. Барабаны то грозно ревели, то вовлекали тебя в такой подмывающий ритм, что ты невольно поддавался ему, и ритм барабана ходил по всему твоему телу; барабаны могут, оказывается, говорить почти шепотом, могут стонать и даже могут петь.

Потом молодой барабанщик трубил в морскую раковину. Раковина издавала тягучий нездешний звук, на память приходили страшные морские истории, фантастические романы, подобные «Человеку-амфибии», где среди волн так трубил в сумерках Ихтиандр. Раковина была красивая, отливала опалово-жемчужными цветами, весила, наверно, килограмма два. Точно такие же мальчишки вытаскивали из океана в Хиккадуве, когда мы ездили туда с Питером Кейнеманом. Можно было захватить парочку этих диковинок и привезти в Москву. По они были так неправдоподобно роскошны, что, пожалуй, никто бы не поверил в подлинную историю их появления в твоей московской квартире. Все равно думали бы, что они из комиссионного магазина на Арбате.

Мне стало завидно, и я тоже захотел подуть в раковину. Увы, не получилось, одно шипение. Напрасно некоторые думают, что только скрипке да фортепьяно надо учиться годами.

Мы разговорились о народном, национальном искусстве. Сенатор, как и госпожа Бандаранаике, очень рекомендовал мне съездить в древние цейлонские столицы: Анурадхапуру и Полоннаруву.

— И непременно подымитесь на скалу в Сигирии, посмотрите фрески в пещере. О них немало написано, немало построено вокруг них всяческих предположений: что за феи там изображены. Это было во времена одного нашего короля, тщеславного, но просвещенного, который троп захватил, замуровав живьем своего родного отца. На верху огромной скалы, одиноко стоящей среди джунглей, он построил себе роскошный дворец. Его тянуло вверх: ему думалось, что так он приближается к небу, к божественности. В общем-то это был неплохой правитель. О правителях государств ведь нельзя судить по тому, как они поступают со своими родственниками. Для правителей существуют совсем другие критерии. Не так ли? У нас на Цейлоне, в засушливой зоне, где расположена Сигирия, народ уважал и, можно сказать, даже любил тех правителей, тех королей, при которых бесперебойно действовала тамошняя сложная оросительная система. Критерий до крайности прост: есть вода, есть урожай, есть хлеб — хорош король, хорош правитель. Был в нашей истории один очень речистый владыка. Где только мог, он всюду произносил речи, всюду что-то обещал, сулил. А с водой у него не ладилось. Не было воды. Народ его убрал… Непременно побывайте в Сигирии. Подымитесь на скалу!