ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПОЛЬШИ В МОСКВУ ПАТРИАРХА ФИЛАРЕТА И ВЛИЯНИЕ ЕГО НА УПРАВЛЕНИЕ СТРАНОЙ (1619 год)

После заключенного мирного договора с Польшей в половине июня 1619 года из Польши возвратился Филарет. Он был поставлен патриархом Всея Руси, и как отец царя, человек с большим характером, большим жизненным опытом, занял положение соправителя царя, а фактически управление страной оказалось в его руках. Главною целью патриарха была война против Польши. Пережив унижения со стороны польского короля Сигизмунда и все его «неправды», Филарет направлял все усилия установить мирные отношения с Турцией и втянуть ее в войну против Польши. Но мирные отношения с Турцией зависели от отношений донских казаков с Крымом и турецкими владениями.

Донские казаки в отношении своих соседей были совершенно не связаны московской политикой и действовали независимо. Филарет именем царя должен был принимать решительные меры против казаков и требовать от них покорности, чтобы жить в мирных отношениях с крымцами. Он просил не делать самочинных нападений как на владения Крыма, так и Турции.

Угроза московским границам со стороны крымской орды не прекращалась, мирные отношения с Крымом были маловероятны, но Филарет был настолько одержим ненавистью к Сигизмунду, что шел на решительные меры против казаков, своими действиями мешавшими Москве установить дружеские отношения с Турцией, возможной союзницей против Польши.

Одновременно с посольствами в Турцию на Дон посылались строгие грамоты с требованием мирных отношений с крымцами. С Турцией был заключен мир, и султан Осман решил отправить полумиллионную армию против Польши с целью окончательно раздавить Польшу и превратить ее в турецкую провинцию. Патриарх требовал от донских казаков не только мирных отношений с Турцией, но и приказывал казакам выступить в составе турецкой армии и быть под начальством турецких пашей. Мера эта встретила со стороны казаков решительное возражение. Казаки писали: «С воеводами царскими, а не с пашами бусурманскими против всякого врага великого государя идти готовы поголовно, но не против христианских народов, под начальством пашей нечестивых в обычае донских казаков никогда не бывало».

Турецкая армия подошла к Хотину. Польский король, видя надвигавшуюся опасность, обратился за помощью к Сагайдачному. Сагайдачный выступил против Турции, имея под своим начальством около 40 000 казаков. Турецкая армия потерпела поражение и отошла, – переговоры Москвы с Турцией продолжались. С посольством на Дон присылалось жалованье и требование сопровождать послов и жить в мире с азовцами и крымцами. Но после отражения турецкой армии польскими войсками днепровские и донские казаки начали делать не только набеги на Крым, но выходить в море и нападать на владения Турции на южном побережье Черного моря.

Получая жалованье, донские казаки выполняли обязанности сопровождения послов и в первое время правления Филарета обещали послам, что до возврата их из Турции будут воздерживаться от походов в море. Польский король тоже поставил себе целью установить мирные отношения с Турцией и направить ее против Москвы. Он стал делать строгие наказы днепровским казакам не нападать на турецкие владения и жить в мире с Крымом, – мера по условиям того времени также недостижимая.

Москва, как и Польша, в целях временной передышки со стороны постоянных и непримиримых своих врагов приносили в жертву казаков и требовали от них отказа защиты своих земель и существования. В этом отношении та и другая сторона старались, в угоду Турции, проявить возможно более решительные меры против казаков, будучи бессильными защитить их земли и даже обеспечить границы собственных владений от общего с казаками врага. Видя вражду между Москвой и Польшей и стремление их к союзу с Турцией, донские и днепровские казаки поддерживали отношения с Крымом и Турцией независимо от них. В то время когда Польша и Москва принимали меры, чтобы установить мирные отношения с Турцией, казаки начали вести с ней решительную войну, нападая не только на Крым, но прорывались в море и доходили до Синопа и других турецких городов отдельными ватагами или же соединяясь в ватаги донских и днепровских казаков.

Турция со своей стороны также принимала меры, чтобы избавиться от угрозы нападений казаков, и требовала от Польши и Москвы изгнания казаков с их рек. С 1622 года между Турцией и Москвой начались дипломатические переговоры относительно донских казаков. Из Турции с возвращавшимися московскими послами в Москву прибыл в качестве посла Кантакузен Фома. Кантакузен принадлежал к древнему греческому царскому роду и в сношениях с Москвой занял прочное положение. Деятельность его имела важное значение в отношении донских казаков и их внутреннего быта. Он был сторонником сближения Турции с Москвой и коренного изменения быта донских казаков. Появившись в Москве, Кантакузен делал предложения царю и патриарху принять меры приведения казаков к послушанию. Он предлагал или принять против них военные меры, или же взять их на содержание. Если Москва не может им платить жалованье и обеспечить их существование, то турецкий султан будет содержать казаков на своем жалованье, переселит их в Анатолию и позволит им промышлять против его врагов. Патриарх Филарет не мог принять такого решения и заявил, что царь может и сам унять казаков, а виновных в разбоях и грубостях накажет великою опалою и смертною казнью.

Настойчивые требования в отношении казаков со стороны Кантакузена влияли на патриарха Филарета, он стал принимать более решительные меры и грозить опалой царя к непослушным. Казаки почувствовали, что виновником в строгостях Москвы является Кантакузен, и начали присматриваться более внимательно. При повторном его появлении на Дону в 1624 году, при проезде в Москву, он был задержан, свита его подверглась тщательному осмотру и наблюдению. Кантакузен заявил жалобу в Москве на учиненные ему казаками обиды, и в Москве находившийся с легкой станицей атаман Родилов был вызван боярами, и они его и «все войско лаяли и позорили, а наше войско вольное и в неволе не служит…», – жаловался потом атаман Родилов.

Из Москвы с Кантакузеном были отправлены в Турцию послы во главе Ивана Кондырева и дьяка Бормасова. Приблизившихся к Дону послов встретил атаман Родилов и заявил им: «Вы, посланники, идете к Дону не вовремя, и неизвестно, как войско порешит и что с вами сделают…» К этому времени относится самая активная деятельность донских и днепровских казаков против Крыма и преимущественно Турции. Послы доносили в Москву, что на Дону живут запорожские черкесы, возвратившиеся только что с Черного моря, и волжские – с атаманом Чернушкиным, человек 50. «Ходят в рубашках тефтяных и кафтанах бархатных. Они были на море и грабили персидские суда».

Когда послы приехали в казачьи юрты, то они оказались пустыми. Все казаки ушли в море, и привезенное послами царское жалованье принять было некому. Оставшийся атаман Исай Мартьянов заявил им, чтобы они ждали казаков с моря. Когда казаки возвратились в Монастырский городок, то послы, передавая жалованье, говорили казакам, чтобы они замирились с азовцами, и по царскому велению требовали, чтобы мирно жили до возвращения их из Турции. Казаки заявляли, что пока они с азовцами не управятся, послам отправиться с Дона нельзя.

Получив жалованье, казаки на следующий день отправились на 50 стругах в море, по 30–40 человек в каждом. Другая группа казаков, в количестве 700 человек на 25 стругах, под начальством атамана Шилы возвратилась с моря и рассказала, что «они были за морем за полтора днища от Константинополя. Повоевали в Царьградском уезде села и деревни, многих жителей пленили, но турки побили у них на море до 400 человек».

Послы были отпущены в Азов, в Константинополе в это время происходила страшная смута. Султан был убит янычарами, а в Багдаде поднялось восстание и всех янычар перерезали. Когда послы явились в Константинополь, то им заявили, что туркам теперь не до них. Послы должны были покинуть Константинополь, но к ним явились янычары и потребовали плату за корабль с товарами, захваченный казаками, а в противном случае угрожали расправой. Прибыв в Кафу, послы были задержаны, потому что были получены сведения, что донские казаки вышли в море. Сведения не подтвердились, и послы были отправлены в Керчь. Но когда они прибыли в Керчь, то к городу на 30 стругах подошли казаки в составе 1000 человек. В городе поднялось волнение, посланников сняли с корабля и посадили в городскую башню. Посол Иван Кондырев послал к казакам сказать, чтобы они ушли, иначе татары расправятся с послами. Казаки хотя и ответили, что они без добычи не возвращаются, но послушались и ушли. Послы были отпущены и отправлены степью.

В степи послы были схвачены ногайцами, которые потребовали от них возврата 2000 золотых, уплаченных ими донским казакам за выкуп захваченного ими сына Таманского хана. Сопровождавшие послов турецкий и азовский проводники должны были отправить послов в Темрюк, где они были снова посажены в башню. За подарки послы были освобождены. К Азову в это время подошли донские казаки, и турки грозили послов побить. Посол снова отправил послание казакам с просьбой уйти от Азова; казаки послушались, и послы были отпущены.

Эта пространная выписка характеризует отношения, существовавшие в устье Дона между Москвой и казаками, с одной стороны, и Турцией и Крымом – с другой. В 1627 году Кантакузен снова прибыл в Москву и привез грамоту султана, в которой говорилось, что он хочет считать государя Михаила Федоровича себе братом, а его отца – Филарета – отцом, и предлагал вместе идти войной на Польшу, «в землю короля Сигизмунда». Филарет отвечал: «Мне с королем Сигизмундом за его неправды, как и сыну нашему, в мире и дружбе никакими мерами быть нельзя, не отомстивши за его неправды». Посол просил, чтобы государь запретил донским казакам нападать на турецкие земли. Филарет отвечал, «что на Дону живут воры и государя не слушают».

Отношения с Турцией были установлены записью, в которой говорилось: «За великого государя Мурада крест целую, что ему с царем Михаилом Федоровичем в дружбе быть, послами ссылаться без урыва, помогать царскому величеству, а недругов его и на польского короля стоять заодно. Крымскому царю и ногаям, и азовским людям на московские земли войной ходить не велит». Условия, предъявленные со стороны турецких властей в отношении Крыма, ногаев и азовцев, ставило московское правительство в трудное положение относительно донских казаков.

В 1628 году в Константинополь с Кантакузеном из Москвы отправлены были послы, в составе которых были дворянин Яковлев и дьяк Евдокимов. Послы повезли, по обычаю, жалованье донским казакам – 2000 рублей, сукна и разные запасы. Прибыв на Дон, послы узнали, что атаман Каторжный с казаками вышел в море и что казаки с азовцами живут не в мире. Они стали требовать мирных отношений с азовцами. Казаки отвечали: «Помиримся, турецких сел и городов брать не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы окраины азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших и матерей, братьев и сестер, жен и детей в полон брать и продавать не станут. Если же азовцы задерут, то волен Бог да государь, а мы терпеть не станем, будем за отцов своих и матерей, братьев и сестер стоять. И в том Бог и государь волен, что наши казаки с нужды и бедности пошли на море зипунов доставать, не зная государева нынешнего указа и жалованья, а нам послать за ними нельзя, и сыскать их негде – они на одном месте не сидят». (Соловьев, т. 9, с. 1244.)

Пришел с моря Каторжный и заявил, что турки погромили его у Трапезунда. Послы помирили казаков с азовцами и поехали дальше. Они были ласково встречены в Турции, но пришли вести, что донские казаки напали на Крым, заняли и выжгли город Карасу, Минкуп, и отношение хозяев изменилось.

Кантакузен в переговорах с Турцией превратился в постоянного посла. Путь его следования из Турции в Москву проходил через земли донских казаков, и он останавливался в их центре, вел с ними разговоры, наблюдал, доносил обо всем султану и предлагал царю и патриарху проекты, касающиеся казаков. Уже в 1627 году патриарх писал донским казакам: «Или того себе чаете, что мы великий государь не можем с вами управиться». За дальнейшее непослушание царь грозил «казнити смертию казаков». В 1628 году последовала новая грамота, в которой писалось, что «царь и патриарх на казаков кручиноваты, какими обычаями вы там делаете не по нашему указу». Наконец, долгие угрозы переросли в совершенно враждебнее отношения. (Сватиков, с. 73–74.)

В 1639 году с посольством в Турцию, с которым возвращался и Кантакузен, был послан воевода Иван Карамышев и с ним 700 человек войска с грозным царским указом, в котором казакам приказывалось идти на польского короля под командой турецкого паши. Кроме того, от казаков требовалось полное во всем послушание воеводе. А Иван Карамышев был тот воевода, который под Волоколамском, при подходе к нему короля Сигизмунда, не оказывал ему никакого сопротивления, будучи сторонником польского претендента на московский престол. По заявлению летописца Смутного времени, Карамышев «мало проявлял промысла, и сопротивление против Сигизмунда было со стороны атаманов Нелюбы Маркова и Ивана Епанчина». Из Москвы на Дон пришли вести, что Карамышев сам напросился на Дон казаков побивать и вешать. По этим сведениям казаки уже в первой станице на Медведице для сопровождения воеводы наряду не дали, объявив, что, по рассказам бежавшего из ссылки казака, воевода послан с наказом – юрты на Дону разорить, а атаманов и казаков всех повешать и казнить.

Послы и воевода прибыли на Дон и потребовали, чтобы казаки явились в стан воеводы. Казаки категорически отказались и требовали, чтобы посол и воевода сами явились на Круг. Посол Савин прибыл на Круг и прочел грамоту, в коей государь объявлял свой гнев и немилость за то, что казаки во время мира нападают на султанские корабли, разоряют его города и послов союзных держав на пути задерживают. Казакам строго приказывалось с азовцами жить мирно и вместе с турецкими войсками под начальством их пашей идти против польского короля, дабы пролитием крови вину свою заслужить, храбростью и повиновением проступки загладить. «Пока же вины не загладите, жалования вам не будет».

Настоящей войны между Турцией и Польшей патриарху вызвать не удалось, но отношение с донскими казаками постепенно портилось. На требование жить с азовцами в мире старшины отвечали, «что они по воле же государя с азовцами помирятся и послов до Азова с честью проводят». Дальше казаки объясняли, что на море они ходят против басурман потому, что им опричь кормиться нечем, царского жалованья они не получают и ныне оного с послом не прислано. «С азовцами же воюют потому, что они сами не дают им покоя, и беспрестанно ходят на промысел в наши украины».

Совершенно другое отношение казаки проявили к воеводе Карамышеву. Его казаки пригласили, или вернее, привели силою на Круг, рубили саблями, кололи рогатинами; потом потащили за ноги к Дону и бросили, еще живого, в воду. Казаки сильно обвиняли Кантакузена за то, что по его жалобе 60 казаков, сопровождавших его, посланы в ссылку, однако пока не тронули. На другой день казаки прислали сказать послам, что вреда им никакого не будет, 800 000 рублей, хранящихся в струге Карамышева, не тронут и послов мирно и честно до Азова проводят, что действительно и исполнили. (Броневский. История Казаков. Т. 1, с. 115–116.)

О происшедшем казаки отписывали в Москву следующим образом: «И приехал тот Иван Карамышев нас, холопей, хотел казнью смертною казнить, вешать и в воду сажать, кнутьями достальных бить, и мы, холопи, твоего государева Указу и грамоты ни по единожды спрашивали и он ответил: нет у меня государевой грамоты и ни наказу, и никакого твоего государева указу нам не сказал, а нас своим злохитрством и умышлением без винной вины хотел казнить, вешать и в воду сажать, кнутьями бить и ножами резать, и сверх того Иван Карамышев учал с крымскими и ногайскими людьми ссылаться, чтобы нас всех побить и до конца погубить и разорить и искоренить и городки наши без остатку пожечь, чтобы наше, донских атаманов и казаков, на Дону и по заполью, везде имя казачье не именовалось. И мы, холопи твои, видя его, Иванове над собой злоухищрение, от горести душ своих за его великую неправду того Ивана Карамышева обезглавили». (Сватиков. Москва и Дон. С. 74–75.)

После отписки в Москву и в ожидании последствий убийства воеводы Карамышева на Дону происходило сильное волнение. В Черкасске собран был съезд всего Войска. Послы казачьи, бывшие в то время в Москве, атаман Наум Васильев и 70 казаков, сопровождавшие послов из Константинополя, были по всем городам разосланы, показнены, иные перекованы и пометаны в заключение и помирали голодной смертью. Казаки шумели на атамана Фролова, почему он не побил послов, «все равно уже, с Москвы хоть 100 000 пришлют, то мы соберемся в один городок и даром не дадимся. А если государь соединится с крымским и турским царями и придут на нас ратные люди со всех сторон, то мы пойдем к черкесам в Запорожье, они нас не выдадут». С Дона в Москву шли донесения, что донскими казаками принято решение, что если царь действительно указал послать на Дон рать, «чтобы казаков с Дону сбить и по Дону государевы городки построить, то у донских казаков с запорожскими черкесами приговор учинен таков, – друг другу помогать и Дона нам без крови не покидать…».

Причины давления на казаков со стороны Москвы объяснялись настойчивым стремлением Филарета к войне с Польшей и союзу с Турцией. С Турцией существовал мирный договор, но прочность его зависела в значительной степени от отношений к Турции и Крыму донских казаков, а днепровских со стороны Польши. В целях мирных отношений с Турцией Польша и Москва «заигрывали» с нею и каждая старалась «усмирить» казаков и не позволять им нарушать мирные договоры самочинными нападениями. Власть находилась в руках патриарха. Примерами тому служит следующее: Земский собор, действовавший при царе Михаиле со времени избрания его на царство, в 1624 году был Филаретом распущен и больше не созывался в течение всего времени его правления. Отношения к Сигизмунду определялись не столько государственными соображениями, сколько личными воспоминаниями пережитого им оскорбления и унижения во время его пребывания в Смоленске, а затем в Польше.

Страна к этому времени была очищена от польских войск и избавилась также и от бродячих разбойных шаек. С Польшей существовал мирный договор на 14 с половиной лет, и династический и пограничный вопросы были улажены. Но турецкие войска стояли между устьями Днестра и Днепра и на северном побережье Черного моря, готовые для вторжения в Польшу. Крымскому хану султаном было дано приказание выступить против Польши и не делать набегов на московские земли. Москва также должна была, в угоду Турции, смирить донских казаков и требовать не только не делать набеги на турецкие владения, но в войне против Польши подчиниться пашам. Отношение московского правительства к донским казакам сложилось такое, какое было в конце правления Бориса Годунова, который так же, как и Филарет, решил «приструнить» казаков, подчинить их московскому воеводе. Казаки, возбужденные мерами Филарета, не дерзнули на открытое выступление против законного царя, в довершение еще и избранного под их давлением, но приготовились дать сражение на своей земле, соединившись со своими соседями, запорожскими казаками. В мае месяце 1632 года на Дон из Москвы был послан дворянин Иван Пашков для приведения казаков к присяге. Сам патриарх написал текст присяги и включил в него заявление, что казаки получат патриаршее прощение в своей вине перед Москвой при условии, если принесут присягу. Казаков приказано взять в смету, сколько всех будет.

На требование принести присягу на службу московскому государю казаки отвечали: «Крестного целования государям на Дону, как зачался Дон, казачьими головами не повелось. При бывших государях старые атаманы и казаки им, государям, неизменно служили не закрестным целованием. В которое время царь Иван стоял под Казанью и по его государеву указу атаманы и казаки выходили с Дону, Терека и Волги и атаман Сусар Федоров и многие атаманы и казаки ему, государю, под Казанью служили не за крестным целованием. После того при царе Иване атаман Михаиле Черкашин и многие атаманы и казаки служили не за крестным целованием. Ермак Тимофеевич Сибирь взял и прислал к Москве государю с языки, и царь Иван тех атаманов и казаков, которые присланы были, не велел к кресту приводити, а Ермаку и вперед указал быти на своей службе государевой и казакам – не за крестным целованием. При царе Иване ходили атаманы Григорий Картовой, Иван Лукьянов и многие атаманы и казаки государеву службу служили, – в осаде Орешка, – не за крестным целованием. Блаженные памяти при царе Федоре Ивановиче ходил царь под Ругояк (Нарву) и под Иван-город выходили атаманы и казаки с Дону и служили не за крестным целованием. На другой год ходили под Выборг и царь Федор Иванович призывал атаманов и казаков с Дону, и они служили не за крестным целованием. А после того государь Борис Федорович стоял на береговой службе в Серпухове и атаманы и казаки в ту пору ему береговую службу служили не за крестным целованием. Да не токмо, государь, донских и волоцких (волжских) и яицких и терских выхаживали при бывших царях на украинские города: на Белгород, на Оскол, Валуйку, донецких казаков и тех бывшие государи кресту приводить нигде не указывали. А с нами того крестного целования не обновица, чего искони веков не было» (История казаков. Выкадоров Петр. С. 134–135.)

Между тем после убийства Карамышева в Москву с Дона была послана станица с атаманом Богданом Капнинским и Тимофеем Яковлевым, которые присягнули царю. Войско отреклось от них, и казаки написали в Москву: «А креста целовати мы челобитчикам своим не писали, то они учинили, не помня старины, своими молодыми разумы без нашего войскового совету и приказу». (Сватиков. Москва и Дон. С. 64.)

В 1632 году умер польский король Сигизмунд, престол занял Владислав. Начиналась война с Польшей, а между Москвой и Доном последовало примирение и казакам стало посылаться жалованье. В Польше отношение с днепровскими казаками тоже было не вполне доверчиво. После смерти Сигизмунда для короля собрался сейм, на который прибыли депутаты и от казаков. Но им сказали, что «казаки, хотя и составляют часть польского государства, но такую, как волосы или ногти на теле человека. Когда волосы и ногти слишком вырастут, то их стригут, так поступают и с казаками». А на их требование о свободе веры отвечали, что им ответит будущий король, а на избрание короля имеет право сенат и земское собрание. Казаки вернулись к себе ни с чем. Королем был избран Владислав IV. (Еварницкий. «Ист. Зап. Войска». С. 216.)

Против Польши поднималась вся Турция с ее подвластными народами – Крым, молдаване, валахи, ногаи и бужатские татары. Со стороны Москвы войска была посланы под Смоленск в количестве 66 тысяч человек и 159 орудий. 8 месяцев осаждали Смоленск, и поляки уже готовы были к сдаче, но на выручку осажденных в августе 1633 года подошел с 17 000 войска король Владислав. В это время на московские окраины напали крымские татары, а запорожские казаки дошли до Серпухова. Нападение крымских татар показывает на их отношения к мирным договорам, даже скрепленных турецким султаном.

Войско, находившееся под Смоленском под начальством Шеина и Измайлова, стало разбегаться под предлогом защиты своих земель. Шеин должен был капитулировать и вывел только 8056 человек. В октябре 1633 года умер Филарет – смертельный враг польского короля, и на его место был возведен епископ Иосиф. Но Владислав не только не мог воспользоваться этим неожиданным преимуществом, но даже принужден был заключить с Москвой «вечный мир». Это произошло потому, что возникла угроза нападения турок и шведов на Пруссию, в то время принадлежавшую Польше. По этому договору Владислав отказался от всяких претензий на московский престол, но Смоленск и другие города, захваченные Сигизмундом во время Смутного времени, остались за Польшей.