Бутримонис / Бутриманц

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В конце XIX века в Бутримонисе жил 171 еврей (28 % всего населения местечка).

1941 год

В Бутримонисе была одна из старейших в Литве еврейских общин. Местной еврейской общине принадлежали каменная синагога, школа, где учили иврит, благотворительные общества, 52 (из 54) лавки, пивные, пекарни, другие мелкие предприятия[188].

Начальник полицейского участка Бутримонской волости писал в донесении руководству полиции уезда, что “еврейский вопрос очень актуален, поскольку в местечке проживает более двух тысяч евреев, которых в ближайшее время надо бы убрать”[189].

Восьмого сентября по приказу начальника полиции Бутримониса Леонардаса Каспарюнаса-Касперскиса все еще оставшиеся в живых евреи ночью были собраны в местной начальной школе. На следующее утро было запланировано убийство евреев Бутримониса.

Видно, ждали, пока 3-я рота Национального трудового охранного батальона, которой командовал Бронюс Норкус, закончит работу в Алитусе и “освободится” для работы в Бутримонисе. Ведь 9 сентября совершилось самое крупное убийство в Алитусе. Как написано в рапорте К. Ягера, в тот день бойцы под командованием Б. Норкуса в Алитусе “убрали” 1279 евреев: мужчин – 287, женщин – 640, детей – 352. Парни отдохнуть не успели – сели в автобус. Ждала работа, а потом – заслуженный отдых совсем недалеко, в Бутримонисе.

9 сентября 1941 года из Алитуса приехал автобус примерно с 20 солдатами мобильного отряда. После обеда местные полицейские и белоповязочники стали выгонять евреев из школы и строить в колонны. Евреям в хорошей одежде было приказано раздеться до нижнего белья. Колонны евреев погнали в деревню Клиджёнис, находящуюся в 2 км от Бутримониса. […] Расстрел закончился вечером. Тогда убийцы вернулись в Бутримонис и отпраздновали окончание “работы” в столовой местечка. 9 сентября 1941 года в Бутримонисе было убито 740 евреев (мужчин – 67, женщин – 370 и детей – 303)[190].

Когда славившегося своей жестокостью Л. Каспарюнаса-Касперскиса осенью перевели в Бирштонас начальником полицейского участка, “уезжая из Бутримониса, награбленное имущество он вез на 14 или 15 больших возах. Видя это, местные жители говорили: «Едет еврейский король Касперскис»”[191].

2015 год

Вечером, перед тем как ехать с Зуроффом в Бутримонис, навещаю художника Антанаса Кмеляускаса – единственного оставшегося в живых из четырех детей, своими глазами видевших убийства 1941 года, чьи рассказы приведены в начале книги.

Антанас Кмеляускас все помнит так, словно это произошло вчера. Рассказывает то, о чем не упоминал в разговоре с приезжими из США в 1998 году:

Когда закончили убивать, мы, дети, которые за всем наблюдали из-за дома, подошли к ямам. Пришли и другие бутримонские. Мы видели, что некоторые люди в яме еще живы. Одному раненому, видно, кровь залилась в нос, так он, пытаясь вдохнуть воздух, зашевелился. Убийцы не хотели тратить пули, так вокруг ямы искали камень, чтобы этого человека прикончить. Но ведь не литовцы все это придумали, а немцы. Литовцев только втянули в эти убийства.

А можете вы нарисовать то, что видели тогда, спрашиваю я у художника.

Антанас Кмеляускас рисует…

Бутримонис – маленький городок. Пустой. Ищем какого-нибудь старого человека – как и во всех местечках, в которых побывали до сих пор. Вот в сторону магазина идет старый-престарый, совсем исхудавший и оборванный бутримонский старик, опирающийся на выломанную в лесу палку. Он соглашается за пачку сигарет показать нам массовые захоронения и в местечке, и в лесу у Клиджёниса.

Клиджёнис всего в нескольких километрах от Бутримониса. У самой дороги – то место, где художник Антанас Кмеляускас, которому тогда едва исполнилось девять лет, видел, как совершалось убийство. Здесь убивали старых мужчин, потому что молодых и сильных евреев из Бутримониса уже расстреляли в Алитусе.

А где второе место убийства, где, как говорит наш престарелый проводник, расстреляны двести детей? Идем через поля, через луга, без указателей, не понимая, куда нас ведут и сколько еще надо будет идти. Старик идет впереди, опираясь на палку, его легкие хрипят вовсю. Ужасный звук. Издалека слышно. У человека явно плохо с легкими. Наконец старик останавливается и говорит: “Не могу идти с вами дальше. Здоровья нет. Вы идите в ту сторону, найдете место, где убили детей”. Он остается ждать нас посреди поля. Жара тридцать пять градусов.

Мы идем полями дальше, но куда идти? В каком направлении? Налево от пасущегося здесь коня или направо? Ров. Эфраим останавливается. Я иду дальше. Я должна найти место захоронения детей.

И все равно не нахожу. Ну и хватит. Как-то очень жалко старика, который там на жаре стоит, опираясь на палку, и хрипло дышит. Возвращаемся. Старик извиняется за то, что не нашли место, жалуется – живет один, бедствует, потому что жена давно умерла, а сын убит в Италии. На прощание он еще показывает нам дом последней еврейки в Бутримонисе, Ривки, большое здание с заколоченными окнами в центре города.

Когда убили всех евреев Бутримониса, Ривка с сестрой спаслись и остались жить в своем доме. До самого 1977 года, потом обе перебрались в Вильнюс.

Эфраим: Ривка была из немногочисленных переживших Холокост евреев Бутримониса. Они с сестрой обе остались жить здесь, чтобы сохранить память о своих близких и о соседях. Это очень редкий случай, обычно евреи, пережившие Холокост, не оставались там, где родились и где были убиты их близкие. Двести двадцать еврейских общин в Литве были стерты с лица земли. Вся литовская провинция осталась без евреев. Евреи сосредоточились в нескольких городах – Вильнюсе, Каунасе, сколько-то осталось в Шяуляе и Паневежисе. Я встречался с Ривкой Богомольной в 1991 году. Она была первым человеком в Литве, который привлек внимание общества к неправомерной реабилитации преступников Холокоста в стране. Хотя в Литве был издан правильный закон – никто из принимавших участие в геноциде не должен быть реабилитирован, – закон этот просто практически не действовал.

Рута: Кто были эти люди – убийцы евреев Бутримониса? Ведь расстреливали бойцы знаменитой 3-й роты Национального трудового охранного батальона под командованием Норкуса, которых позвали в летучий отряд Хаманна, в то утро расстрелявший и евреев Алитуса… Но, по словам Ривки, в убийствах участвовали и местные, ее соседи из Бутримониса.

Эфраим: Да. Это были Юозас Красинскас и Казис Гринявичюс. Ривка рассказывала мне об этом в 1991 году. Потом литовский профессор Шмуэль Куклянский дал мне дела еще двенадцати реабилитированных в Литве преступников. “Нью-Йорк Таймс” опубликовала эту историю на первой полосе. По иронии судьбы как раз в этот день Литва стала членом Организации Объединенных Наций. Десятки тысяч людей, осужденных Советами, были реабилитированы, когда Литва вновь обрела независимость. Сколько из них участвовали в расстрелах евреев? То ли их дела не были расследованы должным образом, то ли преступления, совершенные во время войны, попросту игнорировали?

Рута: Насколько мне известно, в Литве реабилитированы приблизительно 26 тысяч человек. Среди них и один член Особого отряда. Почему? Не знаю. Ведь, по словам старшины Йонаса Тумаса, командовавшего этим отрядом, убивали все “особые”… Я видела бланк заявки на реабилитацию. Если хочешь, чтобы твой отец или дед, которого осудили Советы, был реабилитирован, чтобы вам вернули имущество и выплатили денежную компенсацию, надо заполнить бланк заявки. Там немного вопросов: где этот человек родился, какой был приговор, где и сколько времени отбывал срок. Генеральная прокуратура, получив эту заявку, за три недели принимает решение и дает ответ. В комиссии, которая изучает заявку, работает всего несколько человек. Заявок были тысячи. В делах осужденных иногда один том, а иногда – пять, семь или двенадцать, и в каждом томе несколько сотен страниц. В самом ли деле эти дела были основательно изучены, может, всего лишь прочитан приговор в конце – и только? И еще. Если человек был реабилитирован в ходе большой кампании по реабилитации, в первые годы независимости, можно ли теперь, двадцать лет спустя, пересмотреть эту реабилитацию? Стоит ли? Чего мы этим добьемся? Человек умер, возвращенное имущество уже не отберешь. А Литва будет плохо выглядеть в собственных и чужих глазах – и убийц упустили, реабилитируя, и убийц этих окажется больше, чем мы хотим найти… И сколько таких упущений – даже в Тускуленском мемориале, где лежат останки семисот узников НКВД, больше половины этих узников были осуждены за убийства евреев. “Смерть всех уравнивает”, – сказала вице-министр культуры на открытии мемориала. Убийцу приравняли к жертве. Наконец. Как на обложке этой книги…

Эфраим: Но литовцы утверждают, что люди, которых допрашивали Советы, признавались под пытками…

Рута: У литовских историков есть свое мнение. Прежде всего, Советы допрашивали не только обвиняемых, но и десятки их соучастников, свидетелей, и чаще всего показания совпадали даже в мелочах. Я сама читала эти свидетельства. Действительно совпадают, и из всех протоколов, которых в делах десятки и сотни, можно составить довольно точную картину преступления. Конечно, каждый из них уменьшает свою вину, число расстрелянных людей… Другая интересная вещь: когда речь идет о допросах, во время которых допрашиваемые Советами литовцы говорили о своей антисоветской борьбе, мы вовсе не думаем, что эти признания добыты под пытками. Мы им верим, на основании их создаем героев антисоветского сопротивления. А если человек говорит о том, что расстреливал евреев, у нас нет оснований ему верить: признался, скорее всего, под пытками. Человека прославляют за то, что он был антикоммунистом. Величайшим антикоммунистом в истории был Гитлер, верно?

Так что нам явно хочется выглядеть красивее, чем мы были в действительности… Иногда мы с друзьями в шутку говорим, что история Литвы в кратком пересказе выглядит так: с коня Витаутаса мы перескочили прямиком в НАТО, а было ли что в промежутке? Ну, ссылки и 13 января, героизм и страдания…