VII. Взгляд из сегодняшнего дня Интервью с историком

Саулюс сужеделис – историк, профессор Миллерсвильского университета в Пенсильвании (США), член Международной комиссии по расследованию преступлений режимов нацистской и советской оккупации, автор книг и публикаций о Холокосте.

Приходилось ли вам слышать о списке возможно причастных к Холокосту лиц, который по поручению правительства составил Центр исследования геноцида и сопротивления?

Нет, не доводилось слышать. Непременно поинтересуюсь.

Сколько, по имеющимся у вас сведениям, наших, литовцев, участвовало в Холокосте в годы нацистской оккупации?

В Литве немцев, непосредственно участвовавших в убийствах евреев, было, по меньшей мере, несколько сотен (различные сотрудники учреждений безопасности и вермахта). Местных, большей частью этнических литовцев, было намного больше: непосредственных убийц было несколько тысяч, и это противоречит мифу о расстрельщиках евреев как о “горстке подонков”. Так много или мало? Этот вопрос пытается решить историк Соломонас Атамукас, но, как он утверждает, точно установить число виновных мешает проблема определения степени виновности. Все же надо полагать, что представленный им вывод логически приемлем: “Во всем процессе преследования евреев, погромов, ограблений, в том, как их сгоняли в гетто, стерегли, гнали-везли и расстреливали, участвовали тысячи местных жителей”.

Кто, по вашему мнению, были сами убийцы, и почему они убивали?

На этот существенный вопрос пытается ответить Кристофер Браунинг в монографии “Совершенно обычные мужчины” (Ordinary Men). Автор исследует деятельность одного типичного немецкого полицейского батальона в Польше. Это подразделение, состоявшее из военнослужащих запаса старшего возраста (около пятисот мужчин), убило или отправило в лагеря смерти примерно восемьдесят три тысячи евреев. По словам Браунинга, батальон участвовал в убийствах в основном из покорности начальникам, а также испытывая психологическое давление соратников. Браунинг думает, что антисемитизм, ненависть к жертвам, нацистская идеология – все это было не так важно. Покорность бюрократическому механизму, приказу начальства и верность соратников сыграли главную роль в превращении “совершенно обычных мужчин” в убийц. Садистов, убежденных нацистов было меньшинство.

Насколько важен для Холокоста был литовский антисемитизм?

Антисемитизм в Литве после большевистской оккупации был очень существенным фактором. До тех пор проявления антисемитизма встречались, однако массового насилия точно не было. Антанас Сметона не был антисемитом, и в отношении евреев его политика была умеренной. Однако после советской оккупации 1940 года господствовала убежденность в том, что евреи предали Литву, потому что они встречали большевиков с цветами. Кроме того, считалось, что энкавэдэшники – большей частью евреи, на самом же деле большинство из них были русскими, хотя, конечно, были среди них и литовцы, и евреи. Литовцы думали, будто евреи не пострадали от советской власти, хотя факты показывают, что советские оккупанты землю и другое имущество отнимали как у евреев, так и у литовцев. Вместе с литовцами в июне 1941 года в ссылку отправили немало литовских евреев.

Какова роль Временного правительства Литвы в Холокосте?

Не так давно мне довелось говорить на эту тему с одним известным политиком. Он утверждал, что лояльность Временного правительства к нацистам – часть стратегии, направленной на обретение Литвой независимости, что нам не следует все оценивать с сегодняшней колокольни и винить тогдашнее литовское руководство, которое делало все ради Литвы. Тогдашние члены правительства сами боялись репрессий, опасались, что немцы их арестуют. И все же я уверен: если уж провозглашаешь, что возродил независимую Литву, и на словах берешь на себя моральную ответственность за нее, надо и поступить соответственно. Дискриминирующие евреев постановления правительства противоречили принятой в 1938 году Конституции независимой Литвы, которая объявляла всех граждан равными. Если Временное правительство заявило, что восстанавливает ту Литву, которая существовала до июня 1940 года, значит, должна иметь силу и Конституция той Литвы. А если, принимая дискриминирующие евреев постановления, думали по-другому, надо было менять и Конституцию Литвы.

Мне кажется, Временное правительство Литвы просто не понимало сути геноцида, к которому привел нацизм, думало, что национал-социалисты – те же самые немецкие патриоты, может, более крайние или другого цвета. А предупреждения в Литве были. Еще в 1933 году известный деятель таутининков[161] Валентинас Густайнис писал об опасностях, которые грозят Германии после прихода к власти Гитлера. А что касается оценки с сегодняшней колокольни… Мы ведь оцениваем тех, кто сотрудничал с Советами, с позиции наших дней и осуждаем тех, кто вез в Литву “Солнце Сталина”. Так что в этом случае надо бы оставаться последовательными.

В 1941 году Временное правительство было в растерянности. Конечно, немецкая армия избавила Литву от большевистского ига. Однако политика нацистов была уже очевидна из их действий в Польше и по первым шагам в Литве. В Западной Европе Гитлер не вел истребительную войну. Скажем, Англию фюрер уважал и считал ее равноценной Германии. Однако Восточной Европе в гитлеровских планах была уготована совсем другая участь. Это была настоящая истребительная война. Приближенные Гитлера прошли через Первую мировую войну, знали, что она была проиграна из-за нужды и голода, и потому, начавши новую войну в Европе, решили, что армия Германии ни при каких обстоятельствах не будет испытывать недостатка в продовольствии – им немцев обеспечит Восточная Европа. Для этого требовалось сильно уменьшить количество живущих там людей. Первым делом уничтожить евреев Восточной Европы, а потом, видимо, были бы приняты другие решения.

После прихода немцев Временное правительство Литвы не владело ситуацией, не управляло даже армией. В стране практически было безвластие. Так что Временное правительство не организовывало и не одобряло расправ над евреями. С конца июля 1941 года немцы сами начали управлять Литвой, пригласив себе в помощники так называемых “советников” – настоящих коллаборационистов, а также созданную ВПЛ администрацию, местную полицию. Август, сентябрь и октябрь 1941 года – самая кровавая страница истории Литвы, тогда за очень короткое время истребили очень много людей, абсолютное большинство литовских евреев. Пятраса Кубилюнаса, возглавлявшего “доверительный совет”, союзники сурово осудили за то, что он делал при нацистской власти в Литве.

Каков опыт других европейских государств – удалось ли кому-нибудь более серьезно сопротивляться нацистам, осуществлявшим геноцид евреев?

В Литве в годы немецкой оккупации были истреблены 90–95 % евреев. Между тем в Дании 90 % евреев спаслись. В 1943 году, когда упразднили датский протекторат и ввели оккупационный режим, датское антинацистское сопротивление организовало переселение примерно семи тысяч сограждан-евреев в Швецию, тем самым вырвав 90 % местных евреев из пасти смерти. В 1999 году в Вашингтоне была устроена впечатляющая выставка театральных плакатов вильнюсского гетто. На ее открытии выступал американский конгрессмен, член Палаты представителей Том Лантос, родом из Венгрии. В молодости он на себе испытал, что такое Холокост, но выжил благодаря известному шведскому дипломату Раулю Валленбергу. В своей речи Лантос упомянул датчан как пример для Литвы, не сумевшей защитить своих сограждан. По словам Лантоса, датчане сберегли даже щенков уехавших в Швецию соседей-евреев и после войны вернули вымытых и причесанных собак хозяевам. Однако очевидно, что случай Дании – особый, там немецкая оккупация в сравнении, допустим, с Литвой была, можно сказать, мягкой.

В Венгрии и Румынии, где в период между войнами господствовали массовые фашистские движения, каких не было в Литве, процент евреев, выживших после Холокоста, намного выше (в Румынии спаслась половина местных евреев). Франция потеряла примерно четверть граждан-евреев, а из Голландии были вывезены и уничтожены почти три четверти еврейской общины. Особенно поучителен пример Венгрии. До весны 1944 года в стране еще жили примерно восемьсот тысяч евреев. Во время войны большинство из них подвергалось репрессиями и гонениям, часть погибла, однако правивший Венгрией адмирал Миклош Хорти сопротивлялся требованиям Берлина отдать евреев на смерть. Начало уничтожения большинства венгерских евреев связано с немецким вторжением в марте 1944 года и введением пронемецкого марионеточного правительства. Рейху практически принадлежала исполнительная власть в стране, и штаб Адольфа Эйхмана инициировал массовую депортацию венгерских евреев в лагеря смерти.

Я бы сказал, напрашивается вывод, что меньше всего возможностей спастись было там, где немцы ввели прямую оккупационную власть и привлекли местные административные структуры к сотрудничеству. Приведенные ранее примеры показывают, что местные коллаборационисты и антисемитизм населения облегчали запланированную Берлином работу.

Какова роль католической церкви в Холокосте? Ведь даже в батальонах смерти были капелланы, и они отпускали грехи убийцам.

Католическая церковь, организация, обладающая в Литве огромным моральным авторитетом, публично не осудила геноцид евреев. Точка зрения митрополита Юозапаса Йонаса Сквирецкаса на ситуацию была, можно сказать, двусмысленной: например, из его дневника видно, что Сквирецкас ужасался происходившим в Каунасе погромам и даже принимал меры, стараясь на ситуацию воздействовать. С другой стороны, читал и положительно оценивал кое-какие сочинения Гитлера… Епископ Винцентас Бризгис публично приветствовал “освободивших” Литву нацистов, но одобрял старания монахов помочь евреям, узникам гетто. Некоторые ксендзы спасали евреев, с амвона обличали убийц. Однако это были отдельные случаи. В архиве сохранилось апостольское послание прихожанам епископа Юстинаса Стаугайтиса от 10 июля 1941 года, в котором он призывает не мстить “чужим”, не обижать их и не совершать над ними насилия, и даже помогать им, явно имея в виду евреев. Это сильный текст. К сожалению, насколько мне известно, это единственное задокументированное сочинение такого характера, исходящее от церковного иерарха. В сентябре 1941 года бывший глава Временного правительства Литвы Юозас Бразайтис-Амбразявичюс посетил Сквирецкаса и уговаривал священника присоединиться к публичному заявлению, в котором говорилось об отмежевании литовского народа от убийств, которые уже приняли массовый характер. Но митрополит отказался, и из этого намерения ничего не вышло.

Нас, литовцев, евреи обвиняют в том, что мы прославляем военных преступников, ставим им памятники и присваиваем улицам их имена. Но ведь это правда. Не будем говорить про Литовский фронт активистов и руководителей Временного правительства, но ведь существуют памятники людям, непосредственно уничтожавшим евреев. Есть памятник Юозасу Барзде, школа имени Йонаса Норейки, площадь, названная именем убийцы, племянника Антанаса Сметоны, Юозаса Крикштапониса…

Это большая проблема. Вот, скажем, Крикштапонис, чьим именем названа площадь в Укмерге. Да, он был партизаном, но ведь до того, в годы немецкой оккупации, он действительно себя скомпрометировал. Все же таких случаев не очень много. Вся эта кампания прославления партизан происходила в начале независимости, когда кое-каких вещей совершенно не сознавали. Саюдис[162], эйфория независимости, поголовная реабилитация партизан, а тут кто-то начинает к ним придираться из-за их деятельности в годы немецкой оккупации. Каждого партизана считали героем. Это была психология автоматического реагирования: каждый, кто был плох для русских, стал хорош для сегодняшней Литвы. В независимой Литве большого желания идти в архивы КГБ никто не испытывал.

Когда архивы КГБ перешли в руки людей из Саюдиса, и те их хранили, я как-то зашел к ним с историком Валентинасом Брандишаускасом. Хранители встретили нас злобно и подозрительно, не понимая, что мы здесь ищем. Между прочим, президент Валдас Адамкус однажды пригласил меня к себе, чтобы спросить, награждать ли орденом одного репрессированного партизана. Я ответил, что надо посмотреть, что он делал, что делал любой другой репрессированный при Советах человек, ныне представленный к награде. Наверное, не все участники сопротивления были святыми. Ясно, что политическое давление велико. Не только здесь, и в эмиграции всякое бывает. Военный преступник Антанас Импулявичюс в Филадельфии был избран председателем литовской общины – он всем прямо говорил, что служил в немецкой армии, и это ни у кого никаких подозрений не вызывало.

Как вы думаете, осмелимся ли мы когда-нибудь открыто взглянуть на свою историю?

И в Литве, и в эмиграции у некоторых людей в головах все еще коренятся семь основных стереотипов:

1. Участие литовцев в убийствах евреев было понятным ответом на участие евреев в истреблении литовцев.

2. Литовские евреи отчасти заслуживали такой судьбы, поскольку создали во времена независимости эксплуатирующее литовцев замкнутое общество, и особенно они провинились перед литовским народом в первые годы советской власти, когда евреи были заодно с коммунистами, а среди сосланных евреев не было.

3. В годы немецкой оккупации многие литовцы спасали евреев.

4. Весь геноцид евреев – дело рук нацистов, иногда переодетых в литовскую форму, а им помогала, может, горстка отщепенцев и бывших коммунистов, желавших искупить свою вину.

5. Намеки в западной печати на литовцев-эсэсовцев – клевета, поскольку всем известно, что литовцы, в отличие от латышей и эстонцев, решительно отказались создать легион СС.

6. Обвинения против отдельных лиц, особенно тех, кто отличился своей патриотической деятельностью, – политический маневр оккупанта, основанный на фальсифицированных документах КГБ.

7. Западные средства массовой информации контролируются евреями, которые все внимание направляют на осуществленный нацистами геноцид, игнорируя преступления коммунистов, масштаб которых куда больше.

До тех пор пока будут господствовать эти, пусть частично основанные на исторических фактах стереотипы, трудно будет трезво оценить самую кровавую страницу истории Литвы. Мы все еще занимаем оборонительную позицию. Сохраняя неадекватную ситуации позицию, мы нередко переходим в контрнаступление: а вы что делали? Я всегда думал: если ты сам способен критически себя оценивать, другой уже не сможет тебя обвинять, ты словно выбиваешь у него из рук оружие. Придет время, когда нам все же придется откровенно сказать самим себе, какой была наша история и что в ней было плохого.