На пароходе «Иосиф Сталин»

От трапа до самой нижней палубы стояли шеренги солдат со снятыми с предохранителей автоматами, мимо которых мы проходили по одному. Широкий деревянный трап вел в пустую каюту, где каждый старался найти себе место в углу. И сидевшим приходилось постоянно ужиматься, освобождая место для других. Вскоре каюта оказалась настолько забитой, что мы сидели тесно прижавшись друг к другу. Маленькие зарешеченные иллюминаторы пришлось открыть, чтобы было чем дышать. Наружные двери закрыли. Четыре безоружных охранника уселись на ступеньках перед дверью. Возбуждение потихоньку спадало. Все кое-как разместились, некоторые достали паек и начали есть.

Только теперь у меня появилась возможность осмотреться и посмотреть, кто мои ближайшие соседи. Рядом со мной с одной стороны сидел Эди Шрайдель, с которым я познакомился в 1946 году, когда он вместе с группой австрийцев прибыл в Дудинку. За ним – Лев Брагинский, бывший прокурор города Днепропетровска. Моим соседом слева оказался Виктор Штрекер, горный инженер, немец по национальности, который, как и многие немцы, родившиеся в России, не знал ни одного немецкого слова. Остальных я знал лишь поверхностно.

Поздно вечером, когда уже довольно долго горело электричество, пароход покинул порт. Сквозь иллюминаторы мы в последний раз увидели пристань и примитивные домики Дудинки. Я отвернулся от иллюминатора лишь когда вдалеке замаячила голая тундра. Я чувствовал, что пароход везет нас в непредсказуемую неизвестность.

Поев, мы стали более разговорчивыми. Я говорил со своими соседями о прошедших днях, о жизни в Норильске и о том, что нас ждет в ближайшем будущем. Было уже поздно, когда все стихли. Каждый выдумывал себе различные комбинации и позы, стараясь к чему-нибудь приложиться и вздремнуть.

На следующее утро солдаты открыли широкие железные двери. Открылся вид на верхнюю палубу, где находились вольные пассажиры. У дверей стояла группа вооруженных солдат. Чуть поодаль мы видели пассажиров, сидевших на своих узлах и деревянных сундучках. Некоторые из них пытались заглянуть вниз, но солдаты их отгоняли. Впрочем, некоторым это не мешало подходить снова.

Солдаты принесли завтрак: корзины с порезанным на куски хлебом и посудины с чаем. Моего соседа Брагинского назначили старостой, и он вместе с несколькими солдатами разносил и равномерно раздавал хлеб и чай. Раздача проходила спокойно, без ссор, ставших обычными на зоне. После завтрака снова начались разговоры и рассказы. Некоторые с трудом, чуть ли не по головам других, пробирались к своим друзьям. Все разулись, чтобы было легче передвигаться.

На обед мы получили горячее просо с горохом. Охранники пообещали, что первое блюдо мы получим на ужин, но обещание так и осталось обещанием. На следующее утро нам сказали, что нет дров для приготовления пищи, и обещали нас накормить супом в Игарке. Но первое нам дали только на другой день ближе к вечеру.

Вечером я разговорился со Шрайделем. Он рассказывал мне об Австрии и о своих военных приключениях.

Эди Шрайделя, сына богатого крестьянина из Рюденталя, что близ Вены, в начале войны призвали на службу в немецкую армию. Он участвовал в африканском походе немецких войск, возглавляемых генералом Роммелем. Когда африканский корпус потерпел поражение, Эди попал в плен и некоторое время находился в английском лагере для военнопленных. Затем его переправили в Америку, где он оказался в лагере в штате Мэн. Убежденный антифашист, Эди однажды появился в школе, где американцы знакомили немецких военнопленных с жизнью в Америке. После окончания войны Эди в числе первых вернулся на родину, но долго радоваться свободе ему не довелось. Рюденталь находился в русской зоне оккупации. Однажды его вызвали в канцелярию бургомистра. Когда он вошел туда, там уже находилось два русских солдата. Бургомистр сообщил Эди, что эти русские хотят вина, и попросил его продать им десять литров. В то время деньги почти совсем обесценились и никто не желал продавать прекрасное рюдентальское вино. Но Эди не стал отказывать бургомистру. Русские солдаты проследили за Эди и отметили винный погреб, находившийся рядом с его домом.

Русские заплатили за вино договоренную сумму. Эди направился в корчму, где у него была встреча с друзьями. Через несколько часов в корчму вбежали крестьяне с криками:

– Ты здесь сидишь, а русские грабят твой погреб!

Эди вскочил и в сопровождении друзей побежал к погребу. По дороге они встретили группу земляков, дравшихся с тремя русскими солдатами. Эди, бывший немного в подпитии, также набросился на русских, но солдатам удалось вырваться. Они сели на мотоцикл с коляской, стоявший у винного погреба, и покинули село. Только теперь Эдди узнал подробности попытки ограбления его винного погреба. Это были те самые русские, которым он продал вино. Узнав, где находится погреб, они больше не считали нужным просить хозяина продать им вино. Они подъехали на мотоцикле к самому погребу, железными прутьями взломали двери и наполнили баки вином. Но на выходе из погреба их заметили крестьяне и помешали уйти. После этого Эди с друзьями вернулся в корчму, чтобы отпраздновать «победу». Через три дня отряд НКВД окружил село и арестовал восемнадцать крестьян, участвовавших в драке. Арестованных отвезли в Баден и после нескольких недель предварительного заключения судили русским военным трибуналом. Трибунал вынес шесть смертных приговоров, а остальных двенадцать человек приговорили к десяти годам тюрьмы. Эди отправили в Норильск, где он пробыл два года, и теперь вместе с нами ехал в неизвестном направлении.

Пароход тяжело поднимался вверх по течению, иногда останавливаясь в редких населенных пунктах, чтобы принять груз и пассажиров. Ночью на некоторых пристанях мы слышали, как женщины грузят тяжелые контейнеры, и во время погрузки женщины пели жалобные песни. На нас это действовало угнетающе.