Среди калек

В 310 километрах от краевого центра Красноярска и в тридцати километрах от районного центра Енисейска выкорчевали 500 км? тайги с тем, чтобы на этой площади построить новый населенный пункт. Когда мы приехали в Новостройку, там стояли уже наполовину построенные трехэтажные деревянные дома, штук шесть таких же деревянных двухэтажек, которые, по сути, были хозяйственными постройками, и одно-единственное, также недостроенное кирпичное здание. Это была баня. В сравнении с полуразрушенными крестьянскими избами, которые встречались нам по пути, эта будущая колония инвалидов представляла разительный контраст. На просторном подворье нас встречал директор дома инвалидов, сам инвалид войны, без левой ноги. Офицер МВД «вручил» директору новую рабочую силу.

Нас поселили по два-три человека в комнате. Литовец с Феней заняли маленькую комнату, а Катя предложила мне занять соседнюю. Но вместо ответа на ее предложение я нарочито громко спросил у директора, где здесь находится почта, так как мне хотелось бы телеграфировать жене в Москву. Катя все поняла, взяла свои чемоданы и присоединилась к женщинам.

У меня была кровать с матрацем, простыней, подушкой и одеялом. Я лег. Впервые после стольких лет я буду спать как человек!

Чуть позже директор отвел нас в столовую, где мы получили роскошный обед. После обеда прибыл офицер МВД и выступил с речью. Он сказал, что теперь мы свободны, что мы будем здесь жить и работать. Кто желает, может основать здесь семью либо привезти сюда свою старую семью. В конце он нам напомнил, что мы не имеем права покидать это место без разрешения МВД. Кто желает посетить райцентр, тот должен получить разрешение.

День мы отдыхали, знакомились с поселком и его жителями. Дом инвалидов был окружен деревянным забором, за забором стояло несколько бараков, в которых жили строители нового поселка. В основном, это были люди, отбывшие свой срок в лагерях. Большинство из них жило со своими женами, которые либо сами были бывшими заключенными, либо родились в этих местах. Женатые держали коров и свиней. Мы посмотрели, как живут эти люди: после работы они ели, потом кормили скотину и садились играть в карты. Играли на пол-литра водки. Во время игры грызли соленые огурцы. Жены сидели рядом с мужьями и советовали, какой картой ходить. Если мужья их не послушались, да к тому же еще и проиграли, начинались свары, а то и драка. Особенно оживленно было по воскресеньям, когда в карты резались с утра до вечера, или танцевали под аккомпанемент гармони.

На следующее утро пришел кассир дома инвалидов и каждому вновь прибывшему вручил по пятьдесят рублей аванса. В небольшой лавке, кроме главного товара – водки, было несколько видов хлеба, маргарина, иногда бывал и сахар. Под открытым небом стояла большая плита, на которой можно было готовить.

Мы, новички, работали не на стройке, а в ближайшем лесу заготавливали дрова для отопления. Как и в лагере, мы разделились на группы по три человека, двое из которых валили дерево, а третий обрубал ветки. Сваленное дерево мы распиливали на полутораметровые болванки, затем рубили их и складывали в кучу. Вечером приходил директор. За один кубометр дров нам платили по восемь рублей. За день можно было заготовить максимум по шесть-семь кубометров на человека. Поэтому мы получали максимум по пятнадцать-восемнадцать рублей.

В двух километрах от будущего дома инвалидов находился настоящий инвалидный дом – маленькая деревушка Кузьминка, насчитывавшая несколько десятков крестьянских изб. Крестьяне здесь не жили уже много лет. Зажиточных во время коллективизации частично выселили, другие оставили сельское хозяйство и устроились на ближайшую лесопильню. Крестьянские дома пустовали много лет, пока, наконец, МВД не превратило их в инвалидные дома для тех, кто в лагерях потерял свое здоровье. Здесь жили остатки людей с золотых приисков Колымы, из урановых рудников Норильска, из угольных шахт Воркуты и Челябинска, дровосеки из сибирской тайги. Больше всего было слепых, безногих и безруких, но встречались и переболевшие цингой и эпилептики. Я разговаривал со многими – с преподавателями вузов, со священниками различных вероисповеданий, с рабочими и крестьянами.

Все – и мужчины, и женщины – желали себе смерти!

Кто был способен работать, приводили в порядок дома. Кто мог двигаться, беззаботно гуляли или читали книги и газеты. Здесь царила такая свобода, о какой в Советском Союзе даже не слышали. Этим людям нечего было терять, их не волновали шпионы МГБ, которых и здесь было немало. В одном из домов ежедневно проходила служба божья, и каждый день в этом помещении чередовали службы различных религиозных общин. И все отлично уживались! Часто можно было видеть, как униатский епископ прогуливается вместе с главным раввином города Станислава[25]. Необходимо было, чтобы все эти люди прошли сначала все круги ада НКВД, а затем стали жить в согласии. Такое же согласие было и на кладбище: на деревянных крестах были русские, польские, еврейские надписи.

Получив после двухнедельной работы в тайге первую получку, я понял, что с оставшимися у меня двумястами сорока рублями я долго не проживу. Я решил поискать какую-нибудь другую работу. Но здесь это было невозможно. Я решил отправиться в соседнее Маклаково. Я слышал, что в шести километрах южнее находится поселок Маклаково, а там уже есть промышленность. В первый же выходной я отправился на автобусе, курсировавшем по линии Енисейск-Маклаково, на поиски счастья.

Автобус остановился у рынка. Я пошел на поиски управления строительством. У входа в здание я столкнулся со знакомым по тайшетскому лагерю Труфановым, которому и рассказал о причине приезда.

– Здесь много работы. Приходи, я сведу тебя к начальнику отдела кадров, – Труфанов на несколько минут задумался. – Дело пойдет более гладко, если мы сработаем за стаканом водки.

Он попросил подождать его в ближайшем ресторанчике, куда он и приведет начальника. Я сел в угол, заказал пол-литра водки и ждал. Вскоре появился Труфанов, а за ним мужчина, опирающийся на толстую трость, с протезом вместо левой ноги. Труфанов представил меня как «старого друга». Усевшись, мы выпили за знакомство. Последовал еще один сеанс, после которого я снова заказал пол-литра. Выпив водку, кадровик пообещал устроить меня на работу, как только я перееду в Маклаково.

Радостный после такой успешной поездки, я отправился домой и сразу же попросил разрешения у офицера МВД переселиться в Маклаково. Он мне отказал, мотивируя это тем, что подобное разрешение можно получить лишь в районном управлении МВД в Енисейске. Я с трудом упросил его разрешить мне съездить в райцентр.

На следующий день я уже стоял перед капитаном Царьковым, начальником отдела по трудоустройству ссыльных.

– В Маклаково вы поехать не можете, но если вам трудно найти соответствующую работу в Новостройке, я советую вам отправиться в Усть-Кемь. Он расположен на другом берегу Енисея всего в восемнадцати километрах отсюда. Там есть места на лесопильном заводе по производству железнодорожных шпал.

Я попытался его как-то смягчить, но все было напрасно. Я решил ехать в Усть-Кемь. Вернувшись в Новостройку, я передал уполномоченному МВД записку, выданную мне в Енисейске, в которой отмечалось, что я могу переселиться в Усть-Кемь.