ПРЕДИСЛОВИЕ

К началу царствования Петра Алексеевича донские казаки несли службу по присяге московскому царю, но территориально и во внутреннем быту были совершенно независимы. Территория Дона, преимущественно по течению рек, была более или менее равномерно заселена. По течению Дона, Северского Донца, Хопра, Медведицы и других рек существовало 145 городков. Границы территории Дона прилегали к границам московских владений, но неприкосновенность их гарантировалась московским правительством. Установлен был между Доном и Москвой особый порядок, гарантирующий неприкосновенность казачьего населения, определявшийся правилом: «С Дона выдачи нет». Согласно этому правилу не только казаки, но и временно проживающие на территории Дона, не принадлежавшие к сословию казаков, тоже пользовались этим правом, которое никогда не нарушалось московским правительством. Официальные сношения Дона с Москвой велись через Иноземный приказ и через ежегодно посылаемые с Дона посольства, носившие название зимовых станиц, или в особых случаях, в зависимости от необходимости, – малых станиц, во главе с назначаемыми атаманами. Донские посольства, или станицы, в Москве принимались как посольства иноземных стран, с той разницей, что в пути и во время пребывания в Москве они содержались на счет московского правительства. Быт казаков был построен на основе выборного начала. Атаманы, как и весь правящий слой, выбирались общим голосованием на один год. Выборное начало служило, с одной стороны, основой равноправия, с другой – носило признаки неустойчивости власти, угрозы анархии и беспорядков. Писаных законов не существовало, за исключением записей некоторых войсковых постановлений на различные случаи и для известного момента. Внутренний быт и войсковые порядки поддерживались на основе обычаев, передававшихся из поколения в поколение. Хранителями обычаев было старшее поколение и исторически сложившийся слой лиц, носивший название «войсковой старшины». Быт казаков был построен на патриархальности и уважении старших. Повиновение старшим поддерживалось обществом, виновные вызывались на общественный сбор, где производился разбор и виновный подвергался соответствующему наказанию. Хранителями писаных установлений были писцы, имевшие в войске важное значение, главным образом потому, что делопроизводство находилось в их руках, и еще потому, что атаманы и правящий слой по условиям времени часто были неграмотны.

Опорой войсковых порядков служила хозяйственная, семейная часть казаков, резко отличавшаяся от части, которая в казачьем мире занимала особое положение и называлась «голытьбой». При общем равноправии в казачьем быту и голытьба не являлась обездоленной частью общества, а составляла ту часть, которая при случае легко добывала средства и еще легче проживала или протаивала. Это была часть казаков, для которых быт определялся войной, военной удалью и разгулом. Словом, голытьба составляла беспокойный элемент, требовавший твердой власти и решительных мер. И войско всегда находило средства, чтобы держать в порядке этот неспокойный элемент. Меры для непокорных принимались решительные. В войске хранились сабля, которой, по постановлению Круга, рубились виновным головы, или же мешок, в который увязывался виновный и погружался в воду. Среди казачьей вольницы крылось еще много первобытной удали, требовавшей широких просторов, и ничем не сдерживаемые порывы и разгул. К таким лицам принадлежали Разин, Пугачев, отчасти – Булавин и много мелких героев, не отмеченных историей. Московский быт и внутренние порядки создавали условия для появления недовольного элемента, бегства его на окраины, где и образовывались скопища вольницы и требовали вождей, поставщиками которых был Дон и под руководством которых вольница превращалась в мятежную силу, нередко потрясавшую государство. Мятежный элемент и голытьба нарушали внутренний быт казаков, но не они управляли войском. Военная удаль присуща была всему казачеству; в условиях окружающей обстановки военные походы были явлением нормальным, но в мирных условиях правящая среда твердо держала в руках массы казаков и направляла Войско по пути разумной политики. Войско твердо держалось независимости, отстаивало свои свободы, отстаивая особенности своего быта, не переходило границ разумного и, под влиянием времени, шло на известные уступки и ограничение своих прав.

После того как кочевой мир распался и угроза нападений кочевников ослабела, казаки расселились по всей территории, увеличилось население, требовалась более авторитетная власть, более нормальная организация хозяйственного и экономического быта. Атаманы, как и правящий класс, выбирались при участии всего войска. Власть атамана в беспрекословной форме применялась лишь в походах и в военной обстановке, в мирной обстановке вся правящая среда зависела от казачьей массы. При сношении с московскими царями создавалась известная опора, поднимался авторитет атаманов, и они становились меньше зависимыми от избирателей. Участвуя в походах, атаманы и весь командный состав чинов не имели. Положение их в войсках определялось занимаемым положением. Но, находясь в подчинении московских воевод, они ставились в общую военную иерархию и несли ответственность соответственно их рангу, что естественным ходом событий должно было привести к возникновению военной элиты. Границы территории Дона сливались с границами московских владений, защита их требовала общего руководства и постепенно сосредотачивалась в руках центральной власти – Московского государства. Окраины были отдалены от центра их, Москвы, большими пространствами, оборона организована слабо, ощущался недостаток войск, и все это вместе взятое требовало от казаков активной деятельности, проявления личной инициативы по защите границ московских владений и собственной территории. На Востоке крылась еще угроза кочевого мира – и во время царствования Алексея Михайловича из глубин сибирских степей появилась очередная волна монгол-калмыков. Появление этих орд навело ужас нового нашествия монгол и потребовало новых оборонительных средств со стороны Москвы и казаков. Но, к счастью русского народа и казаков, орды эти не могли преодолеть всей оборонительной линии в нижнем течении Волги и даже Яика, разбились на отдельные кланы и потеряли напористость. Часть их принуждена была возвратиться в сибирские степи, часть же, под предлогом, что «земля всюду божья», не желала возвращаться в степи, кочевала по течению Волги, нападала на земли донских казаков и на окраины московских владений, постепенно превращаясь в подданных Москвы и расселяясь на землях донских казаков.

В таком положении в конце XVIII века находилось Войско Донское, как и их «молодшие войска» – гребенские и яицкие казаки. Днепровские казаки после неоднократных измен должны были прийти к неизбежному выводу, что совершенно независимое их существование без покровительства того или другого сильного соседа невозможно и участь их в дальнейшем связана с русским народом. Авантюрные идеи еще не были изжиты, но очевидно было, что Польша шла к полному упадку и надеяться на ее покровительство было безнадежно. Надежды на покровительство Турции также были изжиты, и даже ярый сторонник сближения с Турцией гетман Дорошенко принес присягу на службу московскому царю, принесло присягу Москве и Запорожье. Таким образом, все казаки историческим ходом событий возвращались к своим истокам и сливались с русским народом, от которого были оторваны со времени установившегося над Русью монгольского господства.

Московское государство после Смутного времени превратилось в цельный государственный организм и удельная система, дробившая его, была окончательно изжита. Границы на восточных окраинах и со стороны Крыма требовали еще значительных усилий для обороны, но отношения с Крымом все больше ставились в зависимость от отношений с Турцией, с которой политические интересы начинали связываться уже и на Кавказе. Постоянная угроза со стороны крымцев, походы в составе московских войск отвлекали казаков от занятия мирным трудом. Основными средствами существования казаков были скотоводство, коневодство, рыболовство, охота, царское жалованье и военная добыча. Земледелие находилось под строгим запретом, но порядок этот начинал нарушаться, что со стороны Войскового правительства вызывало новые указы, грозившие строгим наказанием самочинно начинавшим нарушать этот порядок. Однако остановить ход истории было невозможно. В 1695 году земледелие в казачьем быту было разрешено и становилось нормальным бытовым трудом. С этого времени казаки из чисто военной общины превращались в общину воинов-земледельцев. Порядок землепользования у казаков установился на основе их главной особенности – общественного равноправия – и отвечал условиям их военного быта. Все казаки, достигшие 16-летнего возраста, независимо от общественного положения, наделялись земельными наделами одинаковых размеров. Земли принадлежали Войску, и каждые 19 лет производился раздел по округам, станицам и хуторам. Участки эти, в зависимости от наличия количества мужского населения, на местах делились на личные, равные для каждого, наделы. Земельные наделы казаков давались им в пожизненное пользование и не являлись их собственностью. Получаемые участки оставались во владении казаков три года, после чего производился новый передел. Система трехлетнего передела на местах и 19-летнего – по Войску требовались затем, чтобы обеспечить наличие земли для подрастающих. При разделах земли оставляли на 3 года неразделенные участки – резерв для подрастающих казаков, после чего требовались новые запасные участки, то есть требовался новый общественный передел. Такая система землепользования имела целью, чтобы каждый казак, достигший 16-летнего возраста, был обеспечен землей, доход от которой позволял ему выполнять свой военный долг: экономически обеспечивать семью на время его походов, а главное, приобретать на собственные средства коня, обмундирование и снаряжение. Кроме того, в системе этой крылась и идея казачьего равноправия, что служило предметом восхищения разных общественных деятелей. Они видели в этом будущее человечества, исключавшее собственность и построенное, хотя и не в виде безличного коллектива, но на свободной кооперации.

Однако система равноправия, исключавшая собственность земельного владения, имела все отрицательные стороны с точки зрения наиболее выгодной эксплуатации земли. Частые переделы земельных участков лишали казаков необходимости делать капитальные вложения в обработку земли, как, например, производить удобрение земли, проводить искусственные орошения, вследствие чего земли истощались, урожайность падала и доходы с земли казаков слабели. Кроме естественного земельного истощения, увеличивалось население, а земельные наделы уменьшались, что тоже вело казаков к обеднению. Порядок землевладения требовал изменения и перехода от общинного пользования землей к порядку земельной собственности. Необходимость эта ощущалась казаками, но для изменения требовалась ломка освященных веками сложившихся обычаев, которая вела казаков к пролетаризации и образованию неимущего, бездомного люда, по старинному выражению «голытьбы», не способного выполнять условия казачьей службы. В послереволюционное время вопрос землевладения на Дону обсуждался на Войсковом Круге, и принят был проект, по которому переделы на местах должны были производиться не через три года, а через девятнадцать. Этим решением имелось в виду развить у казаков привычку земельной собственности, чтобы в дальнейшем установить окончательно этот принцип в быту казаков.

На Дону всегда ощущался недостаток рабочих рук, и недостаток этот восполнялся пришлым народом извне и главным образом из московских владений. Пришлый народ брался на учет войском, станицами, однако на работы принимался преимущественно частными лицами. Большое количество рабочих рук требовалось для добычи соли. Добыча соли составляла один из трудных промыслов и связана была с определенной территорией морского побережья, или прилегавших к Дону Манычских соленых озер, или соляных копей, наиболее богатых в районе Бахмута, принадлежавшего в то время казакам Войска Донского.

Одним из тяжелых вопросов между Доном и Москвой было предоставление права убежища на Дону беглому люду. Массовое бегство из пределов московских владений вызывалось разными причинами, но главными из них были, во-первых, закрепощение за земельными владельцами крестьян-земледельцев, пользовавшихся раньше свободой перехода от одного землевладельца к другому. Вторая причина бегства на Дон – церковный раскол, возникший после начавшегося исправления церковных книг. Закрепощавшееся крестьянство бежало с целью найти более благоприятные условия труда и тянулось на Дон. Исправление церковных книг и изменение внешней формы обрядности – сложение троеперстного креста – оттолкнули много людей от церкви, и они, преследуемые правительством, искали убежища на окраинах и скапливались на границах Дона. Казаки были равнодушны к исправлению книг, они молились по книгам старого письма, продолжали также молиться и по исправленным, равнодушны были и к требованиям перстосложения. Но казакам была не понятна строгость, с которой правительство преследовало массы, не желавшие принять новых порядков, и с другой стороны – был не понятен фанатизм последних. Беглые в массах не допускались в пределы Дона, и скопление их происходило на его границах. Некоторые беглецы проникали на Дон, появлялись в Черкасске и вносили смуту среди казаков. Церковный раскол превращался в бунт против церкви, патриарха и царя. Укрываясь в оврагах, лесах, беглецы создавали скиты, откуда распространялась проповедь непримиримости к новым церковным исправлениям и к личности царя. Церковный раскол превращался в народный мятеж. Чтобы избавиться от наплыва беспокойного элемента, казаки принимали решительные меры – разгоняли скопища, разрушали скиты, некоторых исключительных фанатиков наказывали или отправляли в Москву. Со стороны московского правительства тоже шли требования, чтобы казаки разгоняли скопища, собиравшиеся на границах, казаки требования выполняли, но избавиться окончательно от этих скопищ было невозможно. Преследуемые со стороны правительства, донских казаков, беглецы уходили на Кубань и отдавались под покровительство турецкого султана. Бахмутский район, где производилась главная добычи соли, был наполнен беглым людом, и пребывание их на Дону прикрывалось правом: «С Дона выдачи нет».

Днепровские казаки имели иную историю. Имея «одни и те же истоки происхождения, формируясь в тех же условиях, в ходе исторически менявшихся событий они оказались с XIV столетия под влиянием народов, чуждых им по крови и религии. В то время когда донские, гребенские и яицкие казаки после распада Золотой Орды служили московским царям, днепровские казаки состояли на службе первоначально литовских, а затем польских королей. И днепровские и донские казаки сохранили независимость от власти, которой они служили, но ни те, ни другие не избежали влияния государственных порядков Москвы и Польши. Это влияние сказывалось на быте всех казаков, но главным образом на характере казачьего правящего слоя. Особенностью же государственного устройства Польши, под влиянием которой в скором времени оказались и Литва, и запорожские казаки, было то, что власть королей находилась в полной зависимости от дворян или шляхты. Поэтому запорожские казаки были не знакомы с авторитетом королевской власти и совершенно не считались с ее требованиями. Это значило, что конфликты между казачеством и Польшей были неизбежны.

В этих конфликтах религия играла не последнюю роль. Неприятие казаками католичества вылилось в вооруженные конфликты с польской властью, после чего запорожские казаки, сохраняя православие, искали убежище под властью Москвы. Переходя под власть московского царя, казаки сталкивались с твердой властью не только царя, но и воевод. В подданстве московских царей днепровские казаки попадали в худшие условия, нежели донские казаки. К ним не было доверия и применялся более строгий контроль, что сказывалось прежде всего на правящей казачьей среде. Гетманы не могли мириться с непривычно твердой властью московских царей и возвращались под власть польских королей, ограниченную польской знатью. Непостоянство их к власти, под покровительством которой они находились, не внушало к ним доверия, и польза их военной службы не могла высоко цениться. К концу XVII столетия во главе днепровских казаков был энергичный и деятельный гетман Мазепа. Он сумел внушить в московских правящих кругах большое к себе доверие, и деятельность его высоко ценилась в Москве. Но, пользуясь доверием в Москве, Мазепа тоже тяготился зависимостью от московского царя, таил в душе надежду вырваться из создавшегося положения и установить войсковую независимость. Требования со стороны московского правительства были решительные, и многие гетманы за свои ошибки подвергались царской немилости, а некоторые побывали и в ссылке в далекой Сибири. Многие с более гибкими характерами приспосабливались к требованиям Москвы, охотно принимали жалуемые им чины, земельные угодья и превращались в верных слуг московского царя. Мазепа, располагая доверием казаков и московского правительства, состоя на службе и внешне выражая покорность, искал случая, чтобы возвратить независимость Войску и найти авторитетную власть, способную обеспечить казачьи вольности.

Таким образом, к началу царствования императора Петра I все казачьи войска – донские, днепровские, гребенские и яицкие – находились под властью московского царя, сохраняя независимость своего внутреннего быта и исторически сложившихся обычаев, но обязанные служить московскому царю. В силу общих исторических событий все казачество шло к неизбежному и окончательному слиянию с русским народом под властью московского царя.

Ко времени царствования Петра I как на западных границах московских владений, так и на Черноморском побережье и Турции произошли существенные изменения. На севере Швеция превратилась в одну из мощных военных держав, на исторической сцене которой появился энергичный, воинственный король Карл XII, занявший шведский престол. Завоевания Карла XII поставили в зависимость от него германские княжества, Саксонию, Силезию, он полностью овладел Польшей, изгнав союзного Москве короля Августа, поставив на его место Станислава Лещинского. Во владении Швеции находилось и все восточное побережье Прибалтики. Польша после установившегося господства Швеции теряла политическое значение на западных границах московских владений, и Москва ставилась в напряженные отношения со Швецией и народами, находившимися под властью их воинственного короля. Турция теряла свой военный престиж среди европейских народов, и против нее создавался союз с целью изгнания ее из пределов европейского материка, к чему примыкала и Москва. Король Польши Ян Собесский уступил Москве Киев, с условием, чтобы Москва помогала ему в борьбе с Турцией, и при правлении царевны Софьи предпринимались против Турции военные походы. Москва более прочно становилась на путях к Крыму и побережью Черного моря. Положение это не могло не отражаться на отношениях с Москвой донских и днепровских казаков. Казаки принуждены были мириться с возраставшим влиянием московского правительства, и для днепровских казаков переход на службу польского короля, по примеру прежних времен, был закрыт – Польша потеряла независимость и сама находилась под властью иноземного завоевателя. Возможность для днепровских казаков избавиться от зависимости Москвы крылась в назревавшей войне между Москвой и Швецией, с условием победы последней.

Решительная ставка в расчете на победу шведского короля и возможный выход из-под власти московского царя была поставлена гетманом Мазепой и имела драматические последствия.