ЗАХВАТ ВЛАСТИ БОЛЬШЕВИКАМИ, ИХ ПЕРВЫЕ ШАГИ В ОБЩЕЙ ПОЛИТИКЕ И ПОЛОЖЕНИЕ В СТРАНЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В ночь на 25 октября большевики заняли все правительственные учреждения, кроме Зимнего дворца, где находился Совет Республики. Утром 26 министр-председатель и Верховный главнокомандующий Керенский передал власть одному из министров и под предлогом, что он едет к войскам, бежал в Псков, в ставку Западного фронта генерала Черемисова, и потребовал от него частей для защиты Временного правительства – генерал Черемисов отказал. Керенский послал телеграмму генералу Краснову с приказанием двинуть III корпус к Петрограду. Генерал Краснов отдал распоряжение разбросанным частям корпуса стянуться к Луге, но генерал Черемисов отменил это распоряжение. Генерал Краснов, узнав об отмене его распоряжения, прибыл в Псков в ночь на 26 октября и явился для объяснения к генералу Черемисову. Генерал Черемисов не скрыл, что в его план не входит связывать свою судьбу с Временным правительством, и сообщил, что Временное правительство разогнано большевиками, а Керенский скрылся в неизвестном направлении, не сказав о том, что тот находился в то время в его же ставке. Генерал Краснов вышел от Черемисова с «гадливым отвращением» и, узнав, что Керенский находится в Пскове, явился к нему и сообщил, что не только корпуса нет, но и приказания для его сбора отменены. Нет даже под рукой ни одной дивизии. «Пустяки, – заявил Керенский, – вся армия за мной. Я сам поведу и за мной пойдут все». Присутствовавший при этом бывший генерал-квартирмистр Барановский заявил, что генерал Краснов получит не только 1-ю Донскую и Уральскую казачьи дивизии, но и 37-ю пехотную дивизию.

В то же время Керенский изъявил желание поговорить с Казачьим комитетом, но Краснов заявил ему, что после истории с Корниловым имя Керенского непопулярно среди казаков. Керенский, однако, решил поговорить с казаками, но был встречен враждебными криками, и один из офицеров отказался пожать протянутую ему Керенским руку, заявив, что он корниловец. Генерал Краснов был объявлен командующим армией, и он и Керенский с казаками в 700 человек и двумя пушками двинулись в Гатчину. Никакие другие части не присоединились. «С такими силами, – говорил генерал Краснов, – идти на Петроград было бы глупостью». Казаки, не видя других обещанных частей, стали подозревать новый обман со стороны Керенского и непонятную авантюру. Между тем Гатчину занимало до 15 000 человек большевистского сброда, но количество их все время увеличивалось. При подходе отряда генерала Краснова сброд этот объявил себя нейтральным, но, узнав о малочисленности отряда, выслал в отряд для переговоров делегатов. Казаки, тоже не имевшие желания защищать Временное правительство, выслали своих делегатов и просили генерала Краснова арестовать Керенского и выдать его большевикам, за которого другая сторона обещала выдать казакам Бронштейна. Несмотря на большое скопище в Гатчине отрядов большевиков, больше напоминавших разбойников и грабителей, как это отмечали современники, то при приближении казаков, они, естественно, отступили, и генерал Краснов занял Царское Село. Отступая, большевики всячески старались убедить казаков в напрасном кровопролитии, всячески льстили им, обещая всем казакам, офицерам и генералам казачьим при заключении мира амнистию и отправку их на Дон в классных вагонах. Но одним из условий выполнения обещаний большевики требовали выдачи Керенского для предания его народному суду. Отряд казаков терял всякое желание продолжать бои с большевиками, и генерал Краснов отвел отряд в Гатчину. Из Петрограда явился главный делегат Дыбенко и заявил казакам, что в обмен на Керенского они могут выдать казакам Ульянова, обменяв их ухо за ухо. Спустя некоторое время в Гатчину явились новые отряды, и с ними Бронштейн и Муравьев; мир с казаками был установлен, а генерал Краснов был отправлен в Петроград, где подвержен был домашнему аресту.

В Петрограде после бегства Керенского министры должны были организовать защиту столицы и водворить порядок. Они составили обращение к народу, армиям фронта, ко всем губернским, областным и городским комитетам с призывом сплотиться вокруг Совета Республики для защиты и спасения Родины.

В 7 часов спешенные части казаков, находившиеся в Зимнем дворце, вступили в переговоры с большевиками и, получив согласие свободного выхода с оружием, оставили дворец и ушли в казармы. Во дворец ворвались вооруженные большевики и вручили Совету Республики ультиматум о сдаче. На это последовал отказ. В 9 часов с Петропавловской крепости и одного крейсера (видимо, «Аврора»), пришедших из Кронштадта, было сделано несколько артиллерийских выстрелов, в то же время у дворца началась ружейная перестрелка. Пушки, предназначавшиеся для защиты дворца, бывшие под начальством анархиста, были окружены и отправлены в крепость. Часть юнкеров продолжала защищать дворец, но не с целью защиты министров, а против большевиков. Вскоре по дворцу была открыта артиллерийская стрельба из крепости, и снаряды стали рваться во дворце. Защитники упали духом, и юнкера стали сдаваться. Красногвардейцы ворвались в комнаты, где находились 16 министров, которые и были объявлены арестованными. Но, узнав, что между ними нет Керенского, красноармейцы пришли в ярость и готовы были произвести немедленную расправу со всеми, но были удержаны, и все министры были отправлены в крепость. Во дворце начался грабеж. Со сдавшимися юнкерами была произведена жестокая расправа, немедленный и кровавый самосуд.

Операции небольшого отряда казаков в Гатчине под начальством генерала Краснова были последним противодействием большевикам при захвате ими власти в стране. Генерал Краснов, отправленный в Петроград, некоторое время находился в Смольном дворце в качестве поднадзорного. Затем через некоторое время был переведен на квартиру, где жила его жена, и отпущен из Петрограда, после чего явился на Дон, в глубоком разочаровании относительно верности казаков, отказавшихся продолжать борьбу за Керенского в Гатчине.

Из-за создавшейся анархии, вследствие бездеятельности Временного правительства или, вернее, при содействии Временного правительства, и вместе с ним либеральной общественности, власть в стране перешла к партии большевиков, возглавлявшейся группой лиц, не имевших, кроме псевдонимов, никакой личной биографии. По национальности – это были отбросы организованного человеческого общества, обитатели тюрем, агенты полиции разных стран: Ульянов, – германской, Бронштейн – австрийской, Джугашвили – русской, и, прибыв в Россию, все они были объединены службой у германского правительства и его генерального штаба. По политическим убеждениям – фанатики политического, экономического и социального общественного разрушения и разжигания человеконенавистнических инстинктов. Это были люди, которые, благодаря какому-то космическому прорыву и образовавшейся моральной пустоте, использовали эту поистине космическую катастрофу и заполнили пустоту аморальным скопищем. В основе деятельности этих лиц было полное противоречие их слов и всех сладких лозунгов, данных ими до захвата власти, с делами, когда они эту власть захватили. Имея совершенно противоположные от общепринятых понятия человеческой свободы, экономического улучшения, личной инициативы в труде, свободной деятельности и мышления, эта шайка международных отбросов человечества, чтобы достигнуть власти, играла на самых низких инстинктах народа и алчных побуждениях каждого, опираясь на близкий им преступный, уголовный элемент в достижении ближайших целей – захвата и удержания власти.

Генерал Алексеев находился еще в Петрограде и организовал общество помощи офицерам, главной целью которого была отправка желающих бежать на Дон. К нему явился Савинков и в присутствии его сопровождавшего авторитетно заявил: «Генерал, Вы должны сейчас же со мной ехать на Дон и властно приказать донским казакам седлать коней и идти на выручку Временного правительства. Этого от Вас требует Родина». Генерал Алексеев отказался. Савинков заявил: «Если русский генерал не исполнит своего долга, то я, штатский человек, исполню это за него». В ту же ночь он скрылся и появился в Гатчине, присоединившись к Керенскому.

После установившейся власти большевиков в Петрограде казачьи полки со всего обширного фронта двинулись эшелонами по домам.

В ставке Верховного командующего, в отсутствие Керенского, генерал Духонин принял командование, подчинившись Комитету и отказавшись от всякой борьбы.

7 ноября Совет народных комиссаров приказал генералу Духонину обратиться к военным властям неприятельской армии с предложением о прекращении немедленно военных действий и начале мирных переговоров. Генерал Духонин ответил, что такое предложение противнику может сделать только правительство. В тот же день Совет народных комиссаров за неповиновение власти и поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся, отрешило генерала Духонина от командования, и на его место был назначен прапорщик Крыленко. Генерал Духонин, опираясь на решение войскового комитета, состоявшего из Чернова, Авксентьева и Скобелева, не признал возможным оставить свой пост. Войсковые части переходили на сторону большевиков, и получены были сведения, что из Петрограда направляются части матросов во главе с Крыленко. В ставке военный комитет создавал план о формировании новой власти. В Быхове арестованные переживали тревожные дни. И генерал Корнилов 1 ноября обратился с письмом к генералу Духонину, в котором рекомендовал меры для охраны ставки и прекращения анархии, установления связи с атаманами Дона, Кубани и Терека, а также с командованием польской дивизии и чехословацких частей. У арестованных сохранялось еще убеждение о сохранившемся штабе управления фронта. Советом большевиков была издана декларация с предложением всем державам немедленных переговоров о мире и прекращении военных действий. В декларации также говорилось о передаче всей земли в распоряжение волостных земельных комитетов; о рабочем контроле в промышленных заведениях; о равенстве и суверенитете народов России, вплоть до отделения и образования самостоятельных государств, об отмене судов и законов…

Правительства союзников через своих представителей протестовали против нарушения договора 1914 года… В городах против власти большевиков чиновниками и служащими был объявлен саботаж и выражалось нежелание с ними работать. Но, однако, эта были беспомощные и запоздалые противодействия, армии Северного и Западного фронтов перешли под власть Советов. К половине ноября были получены сведения, что к Могилеву движутся эшелоны Крыленко, и со стороны Комитета было принято решение о капитуляции.

18 ноября генерал Духонин прислал приказ о безотлагательной посадке в специальные поезда текинцев, георгиевских полурот для сопровождения арестованных на Дон. Но поезда не прибывали, и наконец распоряжение было отменено. Оказалось, что распоряжение об отправке на Дон арестованных было послано по настоянию общеказачьего союза, но генерал Духонин, отдав приказ, заявил, что, отдав этот приказ, он подписал себе смертный приговор, и отменил его. Наконец в Быхов прибыл полковник генерального штаба и доложил, что к Могилеву приближается с эшелоном Крыленко, и генерал Духонин приказал всем заключенным покинуть Быхов. Генерал Корнилов приказал приготовиться к немедленному выступлению и сам двинулся в путь под конвоем конного полка текинцев. Все другие заключенные с ложными удостоверениями двинулись разными способами и после долгих и тяжелых скитаний стали прибывать в Новочеркасск.

Первым в Новочеркасск 2 ноября прибыл генерал Алексеев и приступил к формированию вооруженных отрядов. 22 ноября прибыл генерал Деникин и 8 декабря – генерал Корнилов, где его поджидали семья и соратники.

В Могилев прибыл Крыленко с вооруженным отрядом. Генерал Духонин, верный решению Совета комиссаров, оставался в Ставке, в то время как все члены Комитета стали вести переговоры с большевиками. 19 ноября в ставку прибыли ударные батальоны и по собственной инициативе просили генерала Духонина разрешить защищать ставку. Общеармейский комитет отказал, и генерал Духонин в тот же день приказал им покинуть город. О себе он заявил: «Я имею тысячи возможностей скрыться, но я этого не сделаю. Я знаю, что Крыленко меня арестует, а может быть, меня даже расстреляют, но это смерть солдатская».

Однако произошло худшее. На другой день толпа матросов – диких, озлобленных – на глазах Крыленко растерзала генерала Духонина и жестоко надругалась над его трупом.