1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

26 марта 1944 года. Шел 1009-й по счету день Великой Отечественной. Обычный день войны: непролазная грязь, отчаянное сопротивление врага, форсирование нашими частями под обстрелом бурно разлившейся пограничной реки. И все же день тот был необычный: ударная группировка войск 2-го Украинского фронта на 85-километровой полосе вырвалась на реку Прут — Государственную границу Союза Советских Социалистических Республик. А 8 апреля войска 1-го Украинского фронта вышли на государственную границу с Чехословакией и Румынией. В тот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление о восстановлении охраны Государственной границы СССР.

«К ним!», — так коротко, но емко назвал в те дни свою статью в «Красной звезде» Илья Оренбург. «Для Красной Армии нет рубежей, — писал он. — Ее рубежи — это Победа, это — Берлин».

Очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного до Баренцева моря. Преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в собственной берлоге — таков был приказ Родины своим Вооруженным Силам на 1944 год.

Второй составной его частью было принципиальной важности положение: освободить народы Европы от фашистских захватчиков и оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств, расчлененных фашистскими поработителями; народы, подпавшие под фашистское иго, вновь должны стать свободными и самостоятельными, обрести полное право самим решать вопрос о государственном устройстве.

Эти цели легли в основу планирования Ставкой летне-осенней кампании 1944 года.

То уже не были военные операции обычного типа. Фашизм своими злодеяниями породил у народов такую ненависть, что даже одни названия освобождаемых советских городов передавались из уст в уста как символ победы, превращаясь во взрывчатку огромной силы. Далекий от симпатий к коммунизму, министр внутренних дел США Гарольд Икес, выступая в июне 1944 года, констатировал: «Своей героической защитой родины русские не только доказали всему миру, что можно разгромить нацизм, но и вдохновили на борьбу, зажгли мужеством те народы Объединенных Наций, которые давно находятся на грани отчаяния. Миф о непобедимости фашизма был развеян на полях Советской России решительной стойкостью народов России».

Подобные оценки важны тем, что они изобличают лживость измышлений наших недругов относительно процессов, которые развертывались в то время в странах оккупированной Европы.

В последнее время началась зачастую ничем не оправданная переоценка ценностей, а по существу, самая настоящая фальсификация истории. Стало модным выдавать «белое» за «черное», и наоборот. Поэтому на мгновение прерывая рассказ, касающийся событий сорок четвертого года, я попытаюсь заглянуть почти на полвека вперед, когда начал утверждаться провокационный миф о том, что народно-демократические режимы в странах Восточной и Юго-Восточной Европы, пришедшие здесь к власти в 1944-45 годах, были будто бы посажены силой штыков.

Как же, однако, в действительности обстояло дело? Чем большие поражения нес на советско-германском фронте гитлеризм, чем скорее Красная Армия-освободительница приближалась к измученным странам, тем явственнее складывалась качественно новая политическая обстановка в Европе. В ходе освободительных битв начинал становиться явью боевой союз сражавшихся с гитлеризмом европейских народов и спешившей им на помощь Красной Армией.

В Югославии осенью 1943 года в рядах Народно-освободительной армии сражалось уже до 300 тысяч бойцов. В Греции весной 1943 года было освобождено две трети материковой части страны. Во Франции к началу 1944 года партизанские отряды и группы, объединенные в единые французские внутренние силы, насчитывали до 500 тысяч бойцов. В Словакии к августу 1944 года народным восстанием было охвачено две трети страны. Антифашистские движения явно перерастали в национальные восстания, в народно-демократические революции.

В едином боевом союзе объединялись все патриоты — от коммунистов до анархистов. Несомненно, однако, и то, что в авангардную силу сопротивления оккупантам постепенно превращались стойкие патриоты-коммунисты. Наиболее ярко роль коммунистов в народном антифашистском движении проявилась в Италии и во Франции. В Северной и Центральной Италии к осени 1944 года существовало 15 освобожденных районов, были освобождены Милан и Турин, а затем под ударом народного восстания рухнул режим Муссолини. Силами восставших был освобожден и Париж.

Весьма заметную роль в движении Сопротивления играли советские граждане, по тем или иным причинам оказавшиеся на территориях, занятых гитлеровцами. В зарубежных странах против фашистских оккупантов сражалось более 40 тысяч советских граждан.

Европу все сильнее охватывало пламя народных освободительных революций. И как бы ни изощрялись сейчас фальсификаторы событий второй мировой войны, они бессильны изменить зафиксированный историей факт: в порабощенных гитлеровцами странах еще до прихода Красной Армии совершались народные демократические революции. Эти процессы были подготовлены самим ходом освободительной антифашистской борьбы народов. В странах же, где для переустройства общественной жизни соответствующие внутренние условия не созрели, народно-демократические революции не могли состояться. Так, например, обстояло дело в Австрии, Норвегии, Дании, хотя на территориях этих стран находились советские войска. «Норвежский народ, — говорил король Норвегии Хокон VII, — принял Красную Армию как освободительницу».

Что касается роли Красной Армии в освобожденных ею странах, то она на этом новом этапе фактически сводилась к прикрытию их народов от посягательств новых внешних «покровителей». Генерал Ш. де Голль имел полное основание констатировать в декабре 1944 года: «Французы знают, что сделала для них Советская Россия, и знают, что именно Советская Россия сыграла важную роль в их освобождении».

С восстановлением Государственной границы СССР наступала новая фаза войны: непосредственное освобождение Европы от фашизма. Основной театр военных действий переместился на территорию союзников Германии по антикоминтерновскому пакту. История вернула перчатку тем, кто ее бросил человечеству. Однако дамоклов меч германского вторжения продолжал висеть над Британскими островами, дополняемый налетами ракет «ФАУ-2». Американцы увязли в войне с Японией, и Вашингтону становилось все очевиднее, что без помощи СССР Соединенные Штаты из этой трясины не вылезут. К тому же продолжалась подготовка немцами плацдармов в Бразилии для обстрелов с территории этой страны ракетами «ФАУ-2» самих Соединенных Штатов.

Дело спасения миллионов человеческих жизней, судьбы мировой цивилизации упирались, таким образом, в мобилизацию и концентрацию всех сил, способных поскорее сломить агрессора.

Во время пребывания наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова в Лондоне в июне 1942 года в принятом англосоветском коммюнике отмечалось, что сторонами была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году, то есть о высадке англо-американских войск в Северную Францию. Однако соглашение было нарушено. При этом задержку с высадкой своих войск на континент наши союзники объясняли то неготовностью плавсредств, то опасением понести большие потери, а то и просто непогодой.

Пришлось принимать новое решение, для чего была проведена в августе 1943 года в Квебеке конференция президента США Ф. Рузвельта и премьер-министра Великобритании У. Черчилля. «Квадранта» — таково было кодовое название сей конференции — свелась к принятию договоренности об открытии второго фронта в Европе 1 мая 1944 года (операция «Оверлорд»), а также разработки контуров создания Организации Объединенных Наций и об ответственности четырех великих держав за сохранение мира после окончания войны.

Для конкретного решения насущных вопросов было намечено созвать совещание «большой тройки». Где именно? Черчилль предложил оригинальный вариант: провести встречу в персидской пустыне «Эатбания», где разбить «три лагеря и жить комфортабельно в полном уединении и безопасности». Рузвельт отметил, что по конституционным причинам «он не может покинуть страну надолго». Не мог оторваться от повседневного руководства Ставкой и Сталин. Сошлись на Тегеране, где с первых же минут в повестку дня «большой тройки» самой жизнью был поставлен центральный вопрос: намереваются ли западные державы выполнять принятое Рузвельтом и Черчиллем в Квебеке решение об открытии второго фронта в Европе?

Позиция советского руководства была ясна: в выполнении Соединенными Штатами и Англией своих обязательств оно видело не только осуществление союзнического долга, но и способ приковать войска противника к месту их нахождения, лишив врага возможности маневрировать резервами, перебрасывать их в разных направлениях, в частности, для подавления народных выступлений. При этом силы антигитлеровской коалиции получали больше возможностей решать свои стратегические и тактические задачи, одновременно облегчая силам движения Сопротивления осуществление их задач.

Ф. Рузвельт в письме к Черчиллю 3 апреля 1942 года писал: «Ваш народ и мой требуют создания фронта, который ослабил бы давление на русских, а эти народы достаточно мудры, чтобы понимать, что русские убивают сегодня больше немцев и уничтожают больше техники, чем вы и я, вместе взятые».

Но именно этого-то меньше всего хотел Уинстон Черчилль. Если очистить речи и послания Черчилля от словесной шелухи, обнажая главное в его позиции, то это — любыми средствами, тайными и явными, оттянуть открытие второго фронта в Северной Франции, максимально обескровить Красную Армию, подорвать позиции Советского Союза при решении послевоенных вопросов.

В этой связи заслуживают внимания признания представителей командования вооруженных сил США. Подсчитывая соотношение военных сил, они были далеки от политики. Их занимала чисто военная сторона вопроса. Тем характернее их выводы. Комитет начальников штабов еще летом 1942 года пришел к выводу: армия и флот США, равно как и другие союзники США, уже в период между 15 июля и 1 августа 1942 года располагали реальными возможностями для того, чтобы осуществить высадку в Северо-Западной Франции…

К наступлению лета 1944 года западные союзники имели превосходство по личному составу в три раза, по орудиям и минометам — в два, по танкам — в шесть, а по боевым самолетам — в 13 раз. Такое превосходство могло создаться лишь по одной причине: основные силы германской армии были скованы на советско-германском фронте. Как заметил американский историк С. Патрик, Германия проиграла вторую мировую войну на полях России, а не в живых изгородях Нормандии.

Черчилль же продолжал тратить энергию на то, чтобы убедить американцев перенести центр тяжести военных усилий в Южную Италию, Южную Францию, на Балканы. Черчиллю хотелось любой ценой не допустить выхода в эти районы Красной Армии, соединения ее действий с нарастающей волной освободительного движения народов, стремившихся взять свои судьбы в собственные руки.

Да и позиция Рузвельта не так уж разнилась от намерений Черчилля. Он также выступал за совместную с Англией оккупацию большей части Европы, в частности, занятие Северо-Западной Германии, а также портов Дании и Норвегии. Более того, президент США заглядывался на Берлин. «…Мы должны дойти до Берлина, — заметил он. — Тогда пусть Советы занимают территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты». Хотя справедливости ради надо сказать, что подобной одержимости, как у Черчилля, комплекса антисоветизма у Рузвельта не было. Будучи более реалистичным политиком, Рузвельт видел, что Красная Армия, поддерживаемая антифашистским движением народов, обладает всеми возможностями добить фашистского зверя самостоятельно, даже без помощи второго фронта. Уже после сражения на Курской дуге президент США вынужден был констатировать: «Если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то, возможно, будущей весной второй фронт и не потребуется». В момент наибольшего накала обстановки на Тегеранской конференции, когда еще раз предпринималась попытка сорвать намеченные сроки открытия второго фронта, американский президент твердо заявил: «Я возражаю против отсрочки операции „Оверлорд“, в то время как г-н Черчилль больше подчеркивает важность операции в Средиземном море».

Для западных государственных деятелей первостепенное значение приобретало в ту пору стремление воспрепятствовать дальнейшему росту политического влияния СССР в мире, повернуть вспять рост демократических сил, завладеть выгодными позициями для осуществления своей гегемонистской политики в послевоенный период. Изменить положение могло лишь немедленное открытие Западом второго фронта.