Степан Неустроев. Штурм рейхстага
Степан Неустроев. Штурм рейхстага
В конце апреля 1945 года войска 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, которой командовал генерал-полковник В. И. Кузнецов, вплотную подошли к Берлину. Военный совет армии, чтобы повысить наступательный порыв войск, учредил девять красных знамен для водружения над рейхстагом, и каждой дивизии 79-го стрелкового корпуса, наступавшего на рейхстаг, было вручено такое знамя. 26 апреля одно из них вручили нашему 756-му полку 150-й Идрицкой ордена Кутузова 2-й степени стрелковой дивизии. Во время штурма рейхстага его несли полковые разведчики под прикрытием 1-го батальона, которым командовал я.
…К полудню 28 апреля после тяжелых уличных боев наш батальон вышел к реке Шпрее. На этом же рубеже сосредоточились подразделения еще двух батальонов: капитана В. И. Давыдова и старшего лейтенанта К. Я. Самсонова из 171-й соседней с нами дивизии.
Немало рек приходилось форсировать нашему батальону за годы войны, но такую мы встретили впервые. Берега Шпрее, закованные в гранит, отвесно возвышались над водой. Как форсировать? Наше внимание привлек мост, носивший имя Мольтке. Он был забаррикадирован у входа и выхода, заминирован, опутан колючей проволокой и прикрывался многослойным перекрестным огнем пулеметов и орудий, установленных на нескольких этажах и чердаках министерства внутренних дел (или, как мы его называли, «дома Гиммлера») и углового дома напротив. Дивизион тяжелых пушек, находившихся в районе Кёнигсплаца, держал под обстрелом северный берег реки.
К вечеру воздух потряс оглушительный взрыв. Это гитлеровцы подорвали мост «Мольтке», но не совсем удачно: он лишь провис серединой, и мы решили использовать его для переправы.
В 18 часов от командира полка полковника Ф. М. Зинченко поступил приказ: начать форсирование Шпрее. Вызвав к себе командира взвода младшего сержанта Петра Пятницкого, я приказал ему выдвинуться со взводом к берегу, произвести разведку боем и при возможности преодолеть реку. Но едва солдаты устремились вперед, противник открыл ураганный огонь. Вокруг рвались снаряды и мины, свистели пули, реку сразу заволокло дымом. Взвод все же добрался до берега, но вынужден был залечь у баррикады впереди моста.
Я немедленно доложил обстановку командиру полка, и он обещал поддержать нас артиллерией. Вскоре ко мне на командно-наблюдательный пункт прибыли офицеры-артиллеристы, а в 20 часов началась артподготовка. Огонь наших орудий был настолько эффективным, что со стороны противника прекратилась даже автоматная стрельба. Саперы тотчас приступили к разминированию моста.
Первым перебрался через реку взвод Петра Пятницкого, следом за ним — взвод сержанта Петра Щербины. Они сходу ворвались в здания, в которых засел противник, и завязали рукопашный бой. Воспользовавшись ослаблением огня, через поврежденный мост стали переправляться основные силы батальона: стрелковая рота старшего сержанта Ильи Сьянова, пулеметная рота лейтенанта Юрия Герасимова, минометная рота капитана Михаила Моргуна. К 24 часам Шпрее осталась позади батальона. Но бой ни на минуту не затихал. Не передать словами, как велик был наступательный порыв. Весь личный состав батальона знал, что только пятьсот метров отделяют нас от рейхстага, над которым Родина приказала водрузить Красное знамя, и каждому хотелось быть первым в этом решающем бою.
Главные силы 150-й и 171-й стрелковых дивизий переправились в ночь на 29 апреля и весь следующий день вели тяжелые бои: 150-я — за «дом Гиммлера», а 171-я — за опорные пункты севернее рейхстага. Наш батальон, продолжая наступать, к утру вплотную приблизился к громадному шестиэтажному зданию министерства внутренних дел, в котором засел отряд эсэсовцев. Сюда же вышел и батальон капитана Давыдова.
«Дом Гиммлера» мрачной каменной громадой возвышался над окружающими зданиями. Нижний и полуподвальный этажи его имели стены толщиной до двух метров и были усилены земляными насыпями, окна и двери или наглухо заделаны кирпичом, или забаррикадированы. В оконных проемах оборудованы бойницы и амбразуры, ведя из которых огонь, противник держал под обстрелом обе набережные реки.
Утром 29-го по этой крепости, а также по всему прилегающему району, был нанесен мощный артиллерийско-минометный удар. В результате этого обстрела большинство огневых точек противника было подавлено. Под прикрытием огня нам удалось захватить угловую часть дома и ворваться во двор. Тяжелый бой внутри дома продолжался целые сутки. Действовать приходилось мелкими группами, ведя борьбу буквально за каждую комнату. Время от времени здание содрогалось от сильных взрывов, часто возникали пожары, душил, ослеплял дым.
Меня беспокоила лишь одна мысль: не потерять бы здесь слишком много сил, которые так нужны были для предстоящих решающих боев. И удивлялся, когда санитары докладывали: «Тяжело раненных нет». Это казалось невероятным — в таком-то аду! Раненые, конечно же, были, но никто из них не покидал поля боя, если только этим полем можно было назвать кабинеты и конференц-залы гиммлеровских палачей.
В одном из коридоров я встретил сержанта Ивана Зозулю. Голова и руки его были забинтованы. Спрашиваю:
— Почему не в санбате?
— Пустячное ранение, товарищ капитан, — отвечает, — царапина.
На самом же деле Зозуля был серьезно ранен — просто не хотел покинуть товарищей в критический момент и остался в строю. Лишь на рассвете другого дня сержант, подойдя ко мне, доложил:
— Вот теперь отправляюсь на перевязку, товарищ капитан.
Итак, «дом Гиммлера» был нами взят. Закрепившись на нижнем этаже здания, в помещениях, выходящих окнами на Кёнигсплац, мы стали готовиться к штурму рейхстага. Но развертыванию дальнейшего наступления мешал сильный вражеский опорный пункт в здании «Кроль Опера». Севернее и восточнее его в переулках и аллеях были сооружены баррикады, из установленных на крыше и на площадках второго этажа орудий противник вел непрерывный огонь. Да и весь прилегающий район с его массивными многоэтажными зданиями, глубокими подземельями, опоясанный с севера рекой Шпрее, а с юга Ландвер-каналом, был превращен гитлеровцами в сильнейший узел сопротивления.
Здание рейхстага, приспособленное к круговой обороне, являло собой в этой системе один из важнейших опорных пунктов. Севернее и западнее его, в нескольких метрах, находились железобетонные доты. В двухстах метрах северо-западнее и юго-западнее проходили траншеи с пулеметными площадками, соединявшиеся ходами сообщения с подвалом рейхстага. Подступы к нему прикрывались огнем многочисленной зенитной артиллерии, сосредоточенной на Кёнигсплаце, а также огнем орудий, установленных на площадках двух башен ПВО. В рейхстаге находились солдаты и офицеры различных частей: курсанты морской школы города Ростока, сброшенные сюда на парашютах, артиллеристы, летчики, отряды СС и фольксштурма. Им гитлеровское командование поставило задачу удерживать рейхстаг любой ценой.
30 апреля бои здесь достигли наивысшего напряжения. Наш батальон наступал прямо на рейхстаг.
Но еще предстояло преодолеть Кёнигсплац. На карте эта площадь была опоясана зеленым кольцом, а пространство от здания министерства внутренних дел до рейхстага почти сплошь заштриховано зеленым цветом. Когда же я взглянул на площадь из окна «дома Гиммлера», то увидел изрытую вдоль и поперек землю. Бесформенные холмы, канавы, вывороченные пни. Веками утрамбованная, облагороженная территория превратилась в мрачный пустырь, опоясанный множеством оборонительных сооружений. Заполненный водою ров, пересекавший площадь с севера на юг и с востока на запад (буквой «Т»), являлся частью трассы метрополитена, строившегося открытым способом. Мосты через ров в виде деревянных настилов на металлических балках были разрушены. Этот ров был последним серьезным препятствием на пути штурмовавших рейхстаг.
К 12 часам подразделения 150-й дивизии заняли здесь исходное положение для решающего штурма. Однако сильнейший огонь врага прижал наши роты к земле. Связь с выдвинутыми вперед подразделениями почти прекратилась. Огневой налет все более усиливался, обстановка осложнялась. Всюду рвались снаряды, все вокруг горело. Был полдень, но нам казалось, что бой шел в вечерних сумерках. Кто-то потом говорил, что этот день в Берлине был солнечным, а мы удивлялись, потому что совсем не видели солнца, ни один луч его не мог пробиться сквозь дым.
Спустя какое-то время на площади перед рейхстагом наступило относительное затишье. Длилось оно примерно час. Затем наша артиллерия вновь открыла мощный огонь по рейхстагу. Орудия, переправленные на южный берег Шпрее, танки, самоходные орудия и гвардейские минометы вели огонь прямой наводкой. Всего в штурме участвовало 89 орудий, в том числе 152-миллиметровые и 203-миллиметровые гаубицы. Артиллерия, остававшаяся на северном берегу, также перенесла свой огонь сюда. Над рейхстагом и вокруг него стояло сплошное облако дыма и пыли. Нашему батальону, а также первым батальонам 674-го и 380-го полков, было приказано вновь начать штурм.
В моем резерве находилась рота старшего сержанта Ильи Сьянова. Она располагалась в «доме Гиммлера». Вызываю Сьянова, ставлю ему задачу: прорваться в рейхстаг. Кроме того, приказываю по пути следования поднять в атаку и увлечь за собой разрозненные группы батальона, которые залегли на площади.
У бывалого воина глаза загорелись. Не только ему — каждому в роте хотелось первым оказаться в рейхстаге.
— Товарищ капитан, — обратился ко мне сержант Ищанов, — разрешите моему отделению первым ворваться в рейхстаг.
— Почему это ты должен быть первым? — перебил его сержант Гусев. — А нам разве нельзя?
— Все там будем, — успокоил Сьянов.
Через окна подвального этажа «дома Гиммлера» рота Ильи Сьянова выбралась наружу и устремилась вперед. Огонь нашей артиллерии надежно прикрывал наступающих. От воронки к воронке, через рвы и завалы, по-пластунски преодолевая открытые места, бойцы роты достигли середины площади. К ним присоединились солдаты, которые залегли на Кёнигсплаце после первой атаки, и бойцы батальона капитана Давыдова.
В это время от полковника Зинченко в мое распоряжение прибыли полковые разведчики — старший сержант Иванов, сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария со знаменем Военного совета 3-й ударной армии. Я направил их в роту Сьянова.
У центрального подъезда рейхстага наступающих встретил огненный ливень. Гитлеровцы стреляли из всех окон. Лишь стремительный рывок вперед спас роту. В двери, в проломы стен полетели гранаты, следом в здание врывались бойцы. На широкой лестнице, ведущей в рейхстаг, появились Пятницкий, Прыгунов, Якимович, Щербина, многие другие солдаты…
Внутри рейхстага ожесточенный бой шел за каждый этаж. Укрываясь от огня противника, автоматными очередями и гранатами бойцы прокладывали себе путь. Метр за метром, комнату за комнатой, постепенно очистили первый этаж. Значительную часть вражеского гарнизона загнали в подвальные помещения, другие защитники рейхстага отступили на верхние этажи. Ожесточенные схватки завязывались на лестничных клетках, от разрывов фаустпатронов и гранат в комнатах возникали пожары, пламя и дым выкуривали врага.
Тем временем Егоров и Кантария, прокладывая себе путь гранатами, по полуразрушенной лестнице пробивались со знаменем вверх (третьего разведчика с ними, увы, уже не было — старший сержант Иванов был смертельно ранен у входа в рейхстаг). Два этажа проскочили сравнительно легко, но дальше получилась задержка: лестничные марши выше оказались разрушенными, сверху строчил вражеский пулемет.
В 14 часов 25 минут разведчики установили знамя в окне второго этажа и спустились вниз, чтобы доложить мне сложившуюся обстановку. Я организовал группу для сопровождения знаменосцев, возглавил которую лейтенант Алексей Берест, заместитель командира батальона по политической части. В эту группу целиком вошло отделение сержанта Щербины.
На втором этаже группа Береста вступила в бой с вражескими автоматчиками и уничтожила их. Впереди ее ждали такие же схватки. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой, преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, бойцы пробивались к цели, пока не поднялись на крышу.
В 22 часа 50 минут 30 апреля Егоров и Кантария укрепили знамя на куполе рейхстага. Советское Красное знамя реяло над столицей Германии, возвещая нашу победу!
Между тем бой в рейхстаге не прекращался. Основные силы вражеского гарнизона, как уже было сказано, укрылись в подвальных помещениях. Отдельные группы немецких солдат и офицеров просачивались на первый этаж и выше, стреляли, пытаясь поднять панику, поджигали помещения и снова прятались в подвале. Особенно яростную вылазку они предприняли утром 1 мая. После обстрела фаустпатронами в рейхстаге возник сильный пожар. Огонь и дым теснили нас к выходу, но мы продолжали вести бой. Случайно обнаружив пролом в стене, мы выбрались из зоны пожара и оказались в тылу у фашистов, вылезших из подвала. Наше неожиданное появление так ошеломило гитлеровцев, что они, даже не открыв огня, бросились обратно в свое подземелье.
В стане противника началась паника, и я решил, что это подходящий момент, чтобы предложить ему капитулировать. Для переговоров с командованием гарнизона, оборонявшего рейхстаг, послал рядового Прыгунова, который знал немецкий язык. Через двадцать минут солдат вернулся с ответом: немецкое командование согласно вести переговоры, но лишь со старшим офицером.
Кого же подобрать для этой роли? Взгляд остановился на мощной фигуре лейтенанта Береста.
— Слушай, — говорю, — ты никогда не мечтал стать дипломатом?
— И в голову не приходило, — отвечает Берест.
— Придется побыть. — И объясняю свой план: — Немцы желают разговаривать с человеком представительным. А лучше твоей кандидатуры нам, конечно, не найти. Так что умывайся, брейся, переодевайся, — и пошли.
Для переговоров составили группу из трех человек: Берест — во главе, я — в качестве его адъютанта, Прыгунов — переводчик. Неофициальным представителем — с пулеметом — стал лейтенант Герасимов.
Спустились в подземелье. Навстречу нам вышли два немецких офицера и переводчик. За их спинами тоже виднелся пулемет.
Переговоры начал Берест.
— Ваше сопротивление бессмысленно, — заявил он. — Предлагаем сдаться в плен. Гарантируем всему гарнизону жизнь.
Немецкие парламентеры в ответ:
— Мы согласны сдаться, но с одним условием: через ваши боевые порядки мы не пойдем. Отведите свои подразделения, тогда мы выйдем из подземелья и сдадимся.
Хитрый ход. Мы сразу его разгадали. Пойти на такой шаг — значило отдать врагу выгодные позиции. Берест решительно отверг выдвинутое условие и снова предложил немцам капитулировать. Они обещали дать ответ через двадцать минут. Мы покинули подземелье. Это было в 2 часа ночи 2 мая.
Прошло два часа. Ответа из подземелья не поступало. За это время мы основательно пополнились боеприпасами, получили патроны, гранаты, впервые за два дня нам принесли горячую пищу.
В пятом часу начали атаковать противника. Сначала забросали проход в их логово гранатами, а затем мелкими группами проникли в подвал. Вскоре в коридорах стали появляться группы немецких солдат и офицеров с белыми флагами. Я приказал прекратить огонь. Появился уже знакомый нам офицер и вручил Бересту приказ коменданта рейхстага войскам о сдаче в плен. Утром колонна пленных потянулась из подземелья.
Так на рассвете 2 мая капитулировали остатки гарнизона рейхстага, а вслед за ними — и всего Берлина.
Вскоре к рейхстагу стали стекаться советские воины из других частей и соединений: полков, дивизий, армий, фронтов. Каждому бойцу хотелось увидеть вблизи Знамя Победы, побывать в рейхстаге, расписаться на его изрешеченной снарядами и пулями стене.