Анатолий Корольченко. Васек

Анатолий Корольченко. Васек

— Товарищ лейтенант! Да проснитесь же! — слышу знакомый голос Мити Широкова. Ординарец будто бы рядом, а голос доносится издалека. Открываю отяжелевшие веки. Ломит тело, горят натруженные ступни. — В штаб полка срочно вызывают. Адъютант товарища полковника приказал, чтоб немедленно прибыли.

Обуваюсь, ищу пилотку и не нахожу. Одеваю Митину.

В лощине легкий туман. Он курится над недвижными елями, и макушки их то исчезают в клубах, то выплывают. Стрелки часов показывают одиннадцать.

— Вечер или утро? — спрашивает сквозь дрему лежащий рядом командир взвода Кучмий.

— А шут его знает… Ночь, наверное, — отвечает ему кто-то.

Конечно, ночь: все замерло, тишину только рвет безумолчный треск, будто где-то ломают доски.

— Автомобиль с боеприпасами подбили, горит, — сообщает Митя.

До командного пункта, куда я шагаю с Широковым, метров триста. Туда пробита по косогору тропинка.

Треск горящего автомобиля усилился.

— Ишь как патроны рвутся, трещат, будто сухостойник, — комментирует Митя.

У небольшой высотки, где расположился командный пункт полка, в щели укрылся радист. Металлическая антенна с тремя лучиками на конце торчит над землей.

— «Рубин», я — «Акация». Как слышите? Перехожу на прием, — заученно повторяет солдат и щелкает выключателем. Закрыв глаза, он выжидательно молчит, вслушивается, не последует ли ответ.

Вот уже третьи сутки, как прервалась связь со вторым батальоном Матохина. В бою он оторвался от главных сил, ушел вперед, к станции Лоймола, и словно в воду канул. С ним пропала и наша полковая минометная батарея Гусарова.

— Не отвечает? — наклоняюсь я над щелью. Радист отрицательно качает головой и вновь начинает свое: «„Рубин“! „Рубин“! Почему молчишь? Да отвечай же…»

Блиндаж командира полка у самой вершины высотки. Отсюда широко раскрывается лесная даль. Лес и впереди, и позади. Справа виднеется небольшой отрезок дороги. На ней полыхает автомобиль.

— Видал, какой фейерверк! — восклицает худощавый лейтенант, адъютант полковника.

— А по высоте он такой «сабантуй» устраивает! То снарядами, то минами обсыпает. А то тяжелыми начинает долбить. К Лоймоле, говорят, бронепоезд подкатывает.

Лоймола — станция на железной дороге. Поэтому противник и обороняет ее яростно, упорно. Где-то вблизи станции и наш 2-й батальон.

— Подожди, — прерываю словоохотливого лейтенанта. — Зачем «батя» звал?

— Васек оттуда выбрался. Докладывает обстановку. Он с батареей нашей был.

— Какой Васек?

— Да воспитанник! У Гусарова числился. Минометчиков наших тоже зацапали, а он выбрался.

Васек попал в полк, когда мы разгружались из эшелонов на глухой станции. Взяли его, зачислили в минометную батарею.

Сын полка стал исправным солдатом, наравне со взрослыми делил тяготы и невзгоды фронтового быта. Мы, конечно, всячески оберегали его от опасностей, но не всегда это удавалось. Не раз убеждались: детям на войне — не место.

…В блиндаже скудно светит коптилка, сработанная из медной гильзы «сорокапятки». За столом сидит, поглаживая круглую лысеющую голову, полковник. Рядом высокий майор — начальник штаба. Напротив — Васек. Перед ним банка тушенки, кружка с чаем, сахар, тонкая пластинка трофейной галетины. Васек аппетитно хрустит ею, запивает теплым чаем.

— Карта с собой? — спрашивает меня полковник и обращается к начальнику штаба: — Лисов, покажи, где батарея Гусарова.

Майор осторожно ставит на карте красную точку, на полпути к Лоймоле.

— Примерно здесь.

Полковник говорит рубленно:

— Бери взвод, поболее патронов — два ящика, гранаты, рацию. Военфельдшер с вами пойдет, Ионова Валентина, она человек опытный. Гусарову передашь приказ на отход. Поможешь ему. Если сможешь добраться до Матохина, действуй! Но сам не угоди в ловушку! Следи за флангами.

— Слушаюсь! — беру я «под козырек» нависшей на уши Митиной пилотки.

…Прежде чем скомандовать «шагом марш», оглядываю строй. На правом фланге — командир взвода сутуловатый украинец Иван Кучмий. Рядом с ним — сержант Терехов, золотоволосый, словно подсолнушек, Коля Гаранин и тут же Миша Егоров. Они земляки, волжане. Широко распахнуты серые глаза татарина Абдурахманова, парень он отчаянной храбрости, озорной. Здесь же Борис Шапиро, из Одессы. На левом фланге — Митя Широков, крепко сбитый весельчак и балагур. Тут же радист с рацией и фельдшер Валентина Ионова, не уступающая в храбрости никому.

— Шагом марш! — командую, и идем по мокрой траве к ручью, со мной Васек.

Серая тропка затейливо кружит, уводит все дальше в лес, неожиданно ныряет в лощину, к новому ручью, и пропадает.

— Тут был? Помнишь место? — спрашиваю мальчика.

— Вроде бы, — неуверенно отвечает он.

Гляжу на карту. Но в лесу она не очень сильно помогает.

— Ладно, идем.

Мы продолжаем путь, больше доверяясь интуиции, чем карте, на которой, кроме зеленого массива леса, ничто не обозначено. Останавливаюсь, подзываю лейтенанта Кучмия:

— Пошли вправо и влево дозорных. Всех предупреди, чтоб ни звука.

— Может, послать дозор и вперед? — предлагает он.

— Не надо.

Сколько прошли, сказать трудно. Только бы выдержать направление. Чувствуя вину, Васек мечется то вправо, то влево, пытается забежать вперед.

— Иди рядом, — говорю ему.

Лес стал редеть, впереди обозначилась полянка.

— Теперь недалеко! — толкнул меня Васек. — Вот этот камень запомнил! А там сосна, ветка сломана!

Неподалеку действительно возвышался камень, рядом сосна, обломанная, видимо, осколком, ветвь почти касалась земли. Мы осторожно обошли поляну, потом, стараясь неслышно ступать, опять углубились в чащу. И почти натолкнулись на траншею.

Васек бросился вперед, кого-то позвал. Из-за деревьев показался человек в плащ-накидке.

— Николай? Гусаров?

Это действительно был старший лейтенант, командир минометной батареи.

— Ты? Ты как сюда попал? Ведь кругом же фрицы! — удивился он, увидев нас.

— Прошли, как видишь. Срочно собирай всех! Полковник приказал отходить.

— Так у меня же раненые — семь человек.

— Выносить на плащ-палатках! А где батальон Матохина?

— Дальше! В той стороне, — произнес Николай вологодским говорком, махнув рукой. — Только к ним не пройдешь… Удивляюсь, как вам сюда удалось пробиться.

Через четверть часа место опустело. Все минометчики, в том числе и раненые, были уведены от опасности.

— Теперь доведет Васек. Дорогу-то помнишь? Не собьешься? — еще раз уточняю у паренька.

— Не-е. Доведу, — уверенно говорит он.

А мы идем к батальону. Успех первой части задания воодушевил.

— Не может быть, чтоб не нашли, — говорит Кучмий.

Я с ним соглашаюсь. «Если дойдем до батальона, то, во-первых, усилим его, двадцать человек — это реальная помощь, — размышляю я про себя. — Во-вторых, доставим два ящика боеприпасов и гранаты, возможно, у них патроны кончились. В-третьих, Валентина Ионова поможет раненым, а в-четвертых, установим связь батальона с полком».

Проходим место, где располагались минометчики, минуем редколесье со следами боя: валяются гильзы, каски, вещмешки, лопатки, фляги. Вся земля в воронках. Тускло поблескивают в них лужицы.

— Шире шаг!

— Впереди проволка! — предупреждает солдат Федотов. Он шел в головном дозоре. — Может, попытаться разведать?

И тут прогремела автоматная очередь. Пуля влипла в ствол дерева, над самой головой. Откуда-то справа отозвался другой автомат.

— Ложись! К бою!

Я вгляделся, куда указывал Федотов. За поляной светлели березовые колья проволочного заграждения, темнел бруствер траншеи. Там вроде никого не видно. Но это не так. Противник был начеку. Казалось, стреляло каждое дерево, куст. Не оставались в долгу и мы.

— Широков! — позвал я ординарца. — Передай радисту, чтоб связался с командиром полка! Кучмий! — Лейтенант откликнулся из-за соседнего дерева. — Высылай дозоры на фланги! Следи, чтоб не зашли нам в тыл!

Страшен бой в лесу! Вокруг пальба, пули свистят, а кто стреляет и откуда, не понять. Вижу, как впереди, слева, посылает короткие очереди Гаранин, а неподалеку от него Егоров. Зло бьет длинными очередями Абдурахманов. У Мити Широкова пилотка азартно сбилась на макушку: он, кажется, увидел цель.

Впереди прогремел взрыв. И высоко взметнулась земля. Ого! Это не мина, а снаряд, и, кажется, тяжелый. Неужели с бронепоезда? Крякнула, взорвавшись, мина. Разлетаясь настильно, осколки оставили на земле глубокие, будто рубцы на теле, следы. И снова тяжелый взрыв. На этот раз он позади. С треском упала сбитая макушка дерева. Поплыл сизый дым.

— Взял, сволочь, в вилку! — кричит Кучмий.

— Товарищ лейтенант! К рации! — зовет меня радист. Он устроился где-то позади.

Стараюсь прикинуть силы врага: взвод, рота? Черта с два определишь! Все вокруг грохочет. Подбежала Валентина Ионова:

— Товарищ лейтенант, может, отойдем?

— Уходи назад! Там безопасней! Назад! — командую я ей. И она отбегает.

И вдруг сквозь грохот стрельбы слух улавливает холодящий душу свист. Он нарастает, приближается. Оглушительный взрыв! В нос бьет удушливый запах взрывчатки. На меня наваливается что-то тяжелое и неумолимо давит все сильней, сильней. И наступает тишина…

Мысленно отмечаю, что сознание работает. Шевелю рукой, потом ногой. Но подняться не могу. Что это?

— Товарищ лейтенант! Жив! — слышу голос. Кто-то помогает мне выбраться из-под вывороченной земли. Встаю, глотаю ртом воздух. Вижу справа, у самого места, где лежал, огромную, еще дышащую воронку: из нее струйками истекает сизый дым, она на глазах наполняется водой.

— Товарищ лейтенант! «Батя» у рации!

— Отходи! — слышу в наушниках знакомый голос. — Теперь не пробьешься!

— Ну и повезло же вам, — говорит Митя. — Кабы не мягкая земля…

— Да не снаряд, — дополняет лейтенант. — Была бы мина…

…А батальон капитана Матохина вырвался из окружения на следующий день.

Вечером приехал командир дивизии полковник Блажевич.

— А ну, солдат, подойти поближе! — увидел он Васька. — Давай знакомиться.

Мальчик смело шагнул вперед, приложил руку к пилотке и срывающимся голосом назвал свои имя и фамилию.

— Значит, ты гвардии рядовой минометной батареи… Постой-постой! Это какой же, что была с Матохиным?

— Так точно, товарищ полковник! Той самой!

— И ты с ними был?

— Так точно, был. Только я вышел из окружения один.

— Как это один?

— Он сумел раньше проскользнуть незамеченным. И доложил обстановку, — пояснил командир полка. — А потом помог батарею вывести из окружения.

— Вы представили его к награде?

— Не успели, — запнулся командир полка.

— То есть как не успели? — повысил голос комдив. — Через час чтобы материал был оформлен!.. В твои годы, Васек, я тоже воевал. Был разведчиком.

Командир дивизии прикрепил серебряную медаль к гимнастерке мальчугана, поднял его над головой и расцеловал.

— Одинаковые у нас с тобой судьбы, сынок…

Это было в конце июля 1944 года в Карелии. В 99-м гвардейском полку 300-й гвардейской стрелковой дивизии.