2

2

Рано утром 6 июня 1944 года развернулась наконец давно обещанная операция по открытию второго фронта, начавшаяся, как писал фельдмаршал Монтгомери, в обстановке отсутствия со стороны противника какой-либо реакции, «и это было настолько необъяснимо, что все движение казалось окруженным атмосферой нереальности».

С большим опозданием, за 11 месяцев до безоговорочной капитуляции Германии, правящие круги США и Америки открыли второй фронт. Он был открыт, когда становой хребет немецко-фашистской армии был уже сломлен Красной Армией. Английский историк А. Кларк в своей книге «Барбаросса» констатирует: «Русские могли бы самостоятельно выиграть войну или, по крайней мере, загнать немцев в тупик без какой-либо помощи Запада. Помощь, которую они извлекли из нашего участия… была явлением побочного, а не решающего порядка. Она повлияла, так сказать, на продолжительность борьбы, но не на ее конечный результат».

Между тем гитлеровское командование, продолжая верить в созданный им миф о неизбежности столкновения Красной Армии и вооруженных сил союзников, решило предпринять контрудар в Арденнах. Расчет на внезапность удара не был беспочвенным. «75 тысяч американских солдат на фронте от Эхтернаха до Моншоу, — писал американский историк Дж. Толэнд, — в ночь на 16 декабря легли спать как обычно… В этот вечер ни один из американских командующих всерьез не предполагал крупного немецкого наступления». А утром в расположение американских войск ворвался отряд из нескольких сотен гитлеровцев, переодетых в форму союзников, вооруженных американским оружием, и начал сеять панику в тылу противника. Пришедшие в замешательство американские войска не смогли оказать серьезного сопротивления. Беспорядочное отступление на ряде участков превратилось в паническое бегство. Как писал американский военный корреспондент Р. Ингерсолл в своей книге «Совершенно секретно», немецкие войска «…прорвали нашу линию обороны на фронте в пятьдесят миль и хлынули в этот прорыв, как вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы». Командующий 3-й американской армией генерал Д. Патон записал в своем дневнике 4 января 1945 года: «Мы еще можем проиграть эту войну».

Союзное командование сделало единственно возможный шаг: 6 января Черчилль направил личное послание Сталину с просьбой о помощи. 7 января глава Советского правительства заверил, что, несмотря на трудные погодные условия, Ставка приняла решение не позднее второй половины января открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту. Эйзенхауэр назвал эту новость «наиболее ободряющей» и констатировал, что весть о переходе русских в наступление встречена в войсках с энтузиазмом. В свою очередь Черчилль 16 января заявил членам английского парламента, что «сейчас немцам нужны войска для того, чтобы заполнить ужасающие бреши, созданные на их Восточном фронте в результате великолепного натиска основных сил русских армий по всему фронту — от Балтики до Будапешта. Маршал Сталин весьма пунктуален…». Военный обозреватель «Нью-Йорк таймс» X. Болдуин писал в этой газете 21 января 1945 года: «Колоссальное зимнее наступление русских в одно мгновение изменило весь стратегический облик войны». Это и было проявлением настоящего братства в великой битве.