ПОЧЕМУ БАНДИТЫ ИСЧЕЗЛИ КАК КЛАСС

Сами лидеры и члены ОПГ далеко не всегда понимали, чем они занимались на самом деле, за что получали деньги, за что умирали в перестрелках. Но какова бы ни была их мифология, жаргон, язык, манеры, их деятельность в своей основе сводилась к управлению, перераспределению, регулированию отношений собственности — тому, без чего институт частной собственности был бы бессмысленным, а рыночный обмен невозможным. Уродливость, неэффективность, избыточное насилие, жадность, приводившая к разрушению бизнеса, склонность к обычному криминалу — все это не должно мешать нам увидеть в ОПГ элементарные формы политической жизни.

Но где-то на рубеже 2000 года герои девяностых стали исчезать. Речь идет, конечно, не столько о том, что одни погибли, других осудили на длительные сроки, третьи уехали за границу — важно понять, почему бандиты исчезли как класс, то есть как значимая социальная группа.

Российская экономика и политика начали меняться к концу девяностых. Приспосабливаясь к этим изменениям, сами бандиты тоже вынуждены были измениться. Те, кто опоздал, не понял хода истории, вскоре исчезли, уйдя в могилу или в тюрьму. Более умные и рациональные ушли в бизнес и государственное управление — и продержались там еще несколько лет.

Во-первых, появились новые источники стабильного дохода. Бандиты занялись инвестиционной деятельностью,т. е. начали вкладывать деньги в легальный бизнес. Они вступали в долю с бизнесменами, которых «крышевали», покупали или отнимали доли в предприятиях, становясь их собственниками. Изменился источник дохода — и это очень важно. Раньше бандиты получали охранную дань, занимаясь, по сути, простым вымогательством или конфискацией имущества. Это просто, но рискованно и нестабильно. Надо ездить на стрелки, разборки, терки, быть в центре конфликтов. Доход же от инвестиций в обычный бизнес (рестораны, предприятия пищевой промышленности, торговля и сфера услуг) был выше и требовал меньшего риска. С развитием рынков, формальных институтов собственности (акционерных обществ, холдингов и т. д.) бандиты начали получать предпринимательский доход и ренту, т. е. становились капиталистами — теми самыми «барыгами» и «комерсами», которых поначалу так презирали. А собственность требует более рационального поведения, расчета, предсказуемости, ограничения насилия. Те, кто, бандитствуя, дожили до тридцати, обзавелись семьями и недвижимостью. Они уже не хотели рисковать. Игры в «реальных пацанов» им наскучили, жены тянули в приличное общество. Так многие из них становились «приличными» людьми — настолько, насколько могли. Говоря языком политэкономии, капитализация охранной дани изменила статус бандитов, переведя их в другую социальную группу — с соответствующими последствиями для имиджа и поведения.

Во-вторых, по мере развития частного охранного бизнеса, в который пришли десятки тысяч бывших сотрудников спецслужб и милиции, бандиты стремительно теряли свою долю рынка охранных услуг. При всей своей энергии бандиты не были профессионалами в сфере безопасности и управления информацией. К тому же жесткий стиль продажи охранных услуг («наезд», «разводка»), криминальные повадки и непредсказуемость отталкивали новых потенциальных клиентов. Последние охотно заключали контракты с охранными фирмами. Работники спецслужб были способны создавать более благоприятную, чем бандиты, среду для бизнеса, снижали риски, а также предоставляли более разнообразный спектр услуг, в том числе специальное оборудование, деловую разведку и анализ, который требовался растущему бизнесу. Частные охранные предприятия были более эффективной формой силового предпринимательства, чем ОПГ. В ходе развития рынка охранных услуг бандиты проиграли конкуренцию и вынуждены были искать другие предпринимательские ниши.

В-третьих, начал усиливаться главный конкурент бандитов — государство. У этого явления много аспектов. Активизировался законодательный процесс. К концу 1990-х гг. более эффективно заработала судебная система. Это значит, что предприниматели стали более активно пользоваться формальным правом, ориентируясь на законы и судебные процедуры. Если управление уличными ларьками и вещевыми рынками еще можно было успешно вести «по понятиям», то более крупные и сложные компании выстраивались с учетом современного хозяйственного права. Соответственно, стала расти потребность в профессиональных юристах, а спрос на знатоков «понятий» падал. Многие из тех, кто вчера назначали стрелки на пустыре за гаражами, пошли получать юридическое образование и стали решать вопросы в юридических конторах. Те, кто не почувствовал веяния времени и действовал по-старинке, вскоре оказались за решеткой, как того и требовала новая правовая ситуация. Право устанавливать и толковать правила постепенно перешло к государству.

Далее, государство — после чудовищного по своим последствиям десятилетнего бездействия — кодифицировало налогообложение и снизило налоги. Снизив подоходный налог и налог на прибыль и формализовав процедуры, оно создало стимулы для постепенного выхода бизнеса из тени. Цена доступа к судебной системе и другим услугам государства снизилась. Государственники отыграли свои позиции. Обретая новое ощущение силы, государственные служащие, особенно те, которые носили погоны, стали энергично вытеснять бандитов, занимая их место. Более крупный бизнес активно искал протекции региональных властей, да и сами лидеры ОПГ понимали, что без сотрудничества с официальными властями, которые контролировали милицию и суды, сохранить и преумножить свои инвестиции стало проблематично. Функции «крыши» перешли к сотрудникам различных отделов МВД, ФСБ и прокуратуры. Государственники заняли место бандитов. В некоторых регионах наблюдалось и встречное движение: бандиты переходили на государственную службу, становились депутатами представительных органов различных уровней. Наиболее ярко этот процесс проявился в Приморском крае, где высшие должности в столичном и краевом руководстве заняли люди, прошедшие «боевой» путь лидеров ОПГ и «авторитетных» бизнесменов.

Укреплявшаяся государственная власть в союзе с новым крупным бизнесом претендовала на активы, принадлежавшие выходцам из ОПГ. В этой борьбе Анатолий Быков потерял свою долю в Красноярском алюминиевом заводе. При различных обстоятельствах закончили свою жизнь силовые предприниматели федерального масштаба. В результате неудачного прыжка с парашютом в 2001 г. погиб Антон Малевский («Измайловский»), лидер измайловской ОПГ и крупный бизнесмен, активно участвовавший в консолидации предприятий алюминиевого сектора. В том же году в СИЗО умер Евгений Васин («Джем»), один из наиболее авторитетных воров в законе, контролировавших организованную преступность в Хабаровском крае, и теневой хозяин Комсомольска-на-Амуре. После его смерти власти края начали методическую борьбу с «общаковскими», в результате которой ее нынешние лидеры были отправлены за решетку. В 2005 г., несмотря на долгую историю партнерства с региональными властями, был разгромлен ОПС «Уралмаш» — несколько лидеров были арестованы или объявлены в розыск, а Александр Хабаров был найден повешенным в камере СИЗО. В 2008 г. в Испании был арестован и до сих пор находится под следствием основатель бандитского движения в Ленинграде Александр Малышев (сменивший фамилию на Гонзалес), который руководил теневым бизнесом в России, находясь за границей. В 2009 г. как минимум на 14 лет лишения свободы был осужден Владимир Кумарин-Барсуков, основатель тамбовской ОПГ, «ночной губернатор» Санкт-Петербурга. В 2009 г. после покушения в Москве скончался самый авторитетный вор в законе старой формации Вячеслав Иваньков («Япончик»).

Уход со сцены лидеров силового предпринимательства стал лишь отражением структурных изменений рубежа 2000-х гг., которых они не до конца понимали. С их уходом закончилась короткая эпоха первоначального накопления, дикого капитализма, в которой такие персонажи были на своем месте. Они более всего соответствовали нехитрой механике бизнеса переходного периода, основанного в большей степени на принуждении, дележе и продаже, нежели на производстве. Они пользовались слабостью государственной власти, устанавливая свою, восполняли отсутствие законов своими «понятиями», жили постоянными переделами собственности, превращали конкуренцию в настоящую войну, мыслили короткими горизонтами. В их жизни воплотились все черты раннего капитализма, равно как и его обреченность. Энергией и жестокостью бандитов, кровью их и их жертв складывался новый российский порядок. Но чем дальше складывался этот новый порядок, чем более развитыми и сложными становились рыночные отношения, тем менее все зависело от силы отдельных личностей. Они превращались в угрозу титулам собственности, стабильным рынкам, капитализации компаний, репутации брендов, имиджу политиков новой волны, стратегическим расчетам новых хозяев. Не важно, кто и по каким причинам навсегда отошел отдел — из-за шлейфа ли прошлых несведенных счетов, по заказу ли новых партнеров, а то и просто по изношенности организма. Важно, что история отправила на пенсию целый класс, хотя многие его представители и нашли прибыльное место в мирной жизни. Российская мафия оказалась феноменом одного поколения.