КОНФЛИКТ И РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

Различия между воровской и бандитской субкультурами порождали многочисленные противоречия и конфликты. По свидетельству Андрея Константинова, Владимир Кумарин, лидер «тамбовских», отрицал воровскую идеологию и отзывался о ворах с презрением: «Зачем дармоедов кормить?»[160] Многие авторитеты относились к ворам в законе как к пережиткам прошлого и отказывались следовать воровским понятиям. Воры, в свою очередь, отвечали им презрительным отношением, называя их просто «спортсменами». Они обвиняли «спортсменов» в приверженности к насилию, в тупоумии и амбициозности, но за этим скрывались и реальные опасения по поводу безжалостной экспансии новых бандитов и их нежелания считаться с чем-либо кроме голой силы. Описывая преступный мир Екатеринбурга, С. Хэнделман приводит разговор с уголовным авторитетом старой формации, который с досадой признает, что новые молодые бандиты уже не выказывают никакого уважения таким, как он: «То, что сейчас происходит, ужасно. Старые ценности ушли».[161] Константинов цитирует исповедь вора в законе Юрия Алексеева («Горбатого»), который описывает, как старая уголовная традиция деградирует под влиянием тех, кто «только силу и уважают, никак не мозги».[162]

Нормативные противоречия переплетались с конфликтами конкретных экономических интересов. Гибкость, прагматизм и агрессивность бандитов позволили им быстро захватывать значительные сегменты формирующихся рынков, навязывать охранные услуги частному бизнесу, изобретать различные способы зарабатывания денег. Воры в законе, в свою очередь, стремились подчинить своему влиянию молодых бандитов, навязывая им свою идеологию, мобилизуя уголовные связи или используя силу. Константинов также приводит выдержку из письма воров в законе, конфискованного администрацией в одной из колоний: <«…> Ознакомиться с этой малявой всем достойным людям, принять к жизни и поставить в курс всех. Все достойные обязаны помогать в сборе общака (денег) на воровские нужды. Все кооперативы обязаны платить определенную часть денег в воровской общак. Все это должно контролироваться людьми из арестантского мира, но ни в коем случае не спортсменами и не другими собаками <…»>.[163]Раздел сфер влияния порождал конфликты, выражавшиеся в войнах группировок или цепочках заказных убийств. Один из наиболее известных эпизодов такой войны — осуществленный в Москве в 1992 г. по заданию ореховских бандитов во главе с «Сильвестром» (Тимофеевым) последовательный отстрел киллерами из Кургана верхушки таганской группировки воровской направленности. В результате многочисленных войн установилось определенное деление регионов на бандитские и те, которые «под ворами». Так, Петербург, Екатеринбург и Новосибирск считались в девяностые преимущественно бандитскими; влияние воров в законе в них было относительно слабым. В Москве же после многочисленных конфликтов и переговоров установилось равновесие, допускающее сотрудничество и мирное сосуществование группировок различной ориентации. Воровскими считаются Дальний Восток и южные регионы России.[164]

Под воздействием усиливающейся конкуренции воры были вынуждены адаптироваться, приспосабливать свои нормы и организацию к новой реальности, основанной на коммерческом расчете и насилии. Постепенно основные воровские заповеди превращались в лозунги, скрывавшие изменившуюся практику. Следует заметить, что первые признаки разложения воровских понятий появились гораздо раньше, вместе с растущей коррупцией самой советской системы в брежневский период. В 1982 г. на сходке в Тбилиси воры в законе обсуждали, должны ли они участвовать в политике. Грузинские воры настаивали на том, что необходимо расширять отношения с коррумпированной номенклатурой и через нее реализовывать свои интересы. Им противостояли российские блюстители чистоты понятий во главе с Васькой Бриллиантом, считавшие невозможным нарушение главного запрета. Возникший раскол с годами только увеличивался, и многие грузинские воры (например, Джаба Иоселиани, ставший в определенный период правой рукой главы независимого грузинского государства) продолжали активно проникать во власть.[165]

С началом перестройки и распадом СССР молодое поколение воров в законе попыталось возродить уходящую традицию, при этом существенно изменив ее содержание. Тюремная жизнь уже плохо сочеталась с растущими экономическими интересами уголовного мира: попасть в зону означало потерять контроль над многочисленными коммерческими проектами. Соответственно, тюремный стаж сокращался и терял свою значимость. С другой стороны, в 1990-е гг. стало возможным купить титул «вора в законе» в сравнительно молодом возрасте, не имея послужного списка и уголовного стажа, — типичный признак разложения для любой традиционной элиты. Формально этот титул давал право принимать участие в управлении уголовным миром и криминальным капиталом. И хотя степень уважения к купленному титулу едва ли могла достигнуть прежних высот, экономическое влияние вполне компенсировало этот недостаток. Так, в 1990–1992 гг. молодой вор новой формации Леня Макинтош вошел в состав московского банка «Столичный» для распоряжения «общаковскими» средствами, составлявшими часть капитала банка, через который в эти годы было введено в легальный оборот более 10 млрд рублей.[166]

Меняющаяся функция общака свидетельствуете возрастающей рационализации воровского мира под воздействием изменившейся социально-экономической среды. С появлением возможностей для капиталистического предпринимательства и особенно с развитием банковского сектора все возрастающая доля криминальных ресурсов капитализировалась — вместо того чтобы идти на потребление в тюрьмах и колониях. «Общаковские» средства вкладывались в существующие банки или образовывали начальный капитал для новых банков, чтобы затем инвестироваться в легальный бизнес (в основном в торговлю и импортно-экспортные операции). И хотя значительные средства продолжали направляться в зону, общаки уже работали не на идею, а на производство прибыли, которая присваивалась их распорядителями, т. е. ворами в законе.

Выхолащивание нормативного содержания воровской субкультуры и ее превращение в специфический тип капиталистического предпринимательства можно проиллюстрировать на примере карьеры Павла Захарова («Паши Цируля»), одного из наиболее влиятельных «законников» старой формации. Он начал свою уголовную карьеру в 1950-е гг. с карманных краж, наиболее престижной воровской профессии, и получил первый срок, когда ему было пятнадцать лет. Последующие пять тюремных сроков заняли в совокупности более двадцати лет жизни. Благодаря своим талантам и авторитету к 1980-м гг. Паша Цируль стал самым влиятельным «законником» в Москве и распорядителем крупнейшего общака. Он построил себе в Подмосковье трехэтажный особняк с подземным ходом и гаражом, где содержал пять престижных иномарок и микроавтобус. В нарушение еще одной воровской нормы он был фактически женат, хотя формальным мужем его жены был зарегистрирован его брат. Ортодоксальный вор в законе Вася-Очко обвинил Цируля в присвоении и растрате общаковских денег, в частности в «прокручивании» их через кооперативы и присвоении прибыли. Согласно воровским понятиям, такое обвинение означало, в случае его доказательства, смертный приговор. Конфликт между двумя лидерами обсуждался на многочисленных сходках и был «разрешен» лишь посредством устранения Васи-Очка. Захаров тем временем создал сильную преступную группировку, которая занялась предоставлением охранных услуг, легальным бизнесом и торговлей наркотиками. В декабре 1994 г. он был арестован и провел более двух лет под следствием. Павел Захаров не дожил до суда, скончавшись в тюрьме от передозировки наркотиков в январе 1997 г.[167] Символическим финалом его карьеры стало письменное отречение, которое, согласно некоторым источникам, он написал на имя главного прокурора Москвы незадолго до смерти, пытаясь тем самым добиться права выйти из тюрьмы под залог: «Прошу больше не считать меня вором в законе. Поскольку в 1953 году был коронован неправильно, с нарушением воровских законов и традиций».[168]