21-21. А.С.Эфрон

Москва, русск<ого> июня 1921 г.

Дорогая моя Алечка!

Завтра — неделя, как ты уехала [923]. Пишу тебе второе письмо.

Ты единственный человек — кроме С<ережи> — которому я предана навек. Кроме тебя и С<ережи> — кажется — никого не люблю. В В<олкон>ском [924] я люблю весь старый мир, — понимаешь? Это больше или меньше, чем человек, — почти что идея.

А с тобой мне хорошо и в духе и в быту, мы идем с тобой одним шагом, ты мне никогда не мешаешь, — нет провалов — и если ты в деревне еще научишься умываться и быстро двигаться — я совсем буду счастлива.

Перечитываю твою толстую черную тетрадь, — сколько любви, сколько жизни! Вся наша чердачная эпопея встает.

Живу, как всегда: почти что не отрываюсь от письменного стола, иногда хожу на рынок с Андрюшей [925], — редко, — безденежье. Но все мы сыты: Б<орис> [926] приносит хлеба, Асины [927] знакомые — щепок.

_____

Аля, две ночи подряд ночую с серой кошкой, — вернее она со мной ночует, я вовсе не хочу, но она упорствует и лезет. Забрела к нам случайно, Андрюша угостил ее мертвой мышью (утопилась в ведре, Андрюша выловил и потом отогревал на сковородке, — не ожила!) — кошка решила, что здесь каждый день мертвые мыши и упорно живет: лезет во все кастрюльки и раздирает когтями мой последний (голубой на кресле) платок.

Ася с Андрюшей скоро переезжают, будут жить на Плющихе, Ася нашла службу, скоро будет получать паёк. Пока дружно съедаем твой хлеб (бедная Аля!) — который изредка получаем у Курочкина [928].

Растроганно вспоминаю нашу прогулку в Зоологический, без тебя туда не пойду.

_____

Бывает Б<орис>. Хочет жить у нас, чтобы было тепло. Думаю о тебе и соглашаюсь. Но предупреждаю, что наша с тобой жизнь замкнутая. Это союз против всех, я этого не хотела, так вышло. Ася уверена, что я тебя ревную ко всем, это неверно, — разве я тебя ревную к В<олкон>скому? Нет, я счастлива, что ты его любишь, потому что и я его люблю. И к детям тебя не ревную, — рада, что развлекаешься. Я только была бы огорчена, если бы ты любила нечто заведомо мне чуждое, но этого не может быть: чуждо мне только не настоящее. А у тебя тонкий нюх.

Я совсем не знаю твоей жизни, потому пишу тебе о тебе и о себе. Когда ты мне напишешь, я буду видеть и дом, и сад, и поле — и тебя во всем этом, пока вижу только тебя.

Поцелуй за меня милых В<еру> А<лексеевну> [929] и Наташу [930], поклонись Б<орису> К<онстантиновичу> [931]. (Аля, вычесывают ли тебя?!)

У нас дожди и грозы, но мне все равно: стена перед глазами и бумага под рукой — всё те же!

Целую тебя нежно и крещу. В<олкон>ский просит кланяться и спраши <часть текста утрачена>.

МЦ

Впервые — НИСП. стр. 289–290. Печ. по тексту первой публикации.