29-22. Б.Л. Пастернаку

Мокропсы, 19 нов<ого> ноября 1922 г. [1067]

Мой дорогой Пастернак!

Мой любимый вид общения — потусторонний: сон: видеть во сне.

А второе — переписка. Письмо как некий вид потустороннего общения, менее совершенное, нежели сон, но законы те же.

Ни то, ни другое — не по заказу: снится и пишется не когда нам хочется, а когда хочется письму — быть написанным, сну — быть увиденным. (Мои письма — всегда хотят быть написанными!)

Поэтому — с самого начала: никогда не грызите себя (хотя бы самым легким грызением!), если не ответите, и ни о какой благодарности не говорите, всякое большое чувство — самоцель.

Ваше письмо я получила нынче в 6? час<ов> утра, и вот в какой сон Вы попали. — Дарю Вам его. — Я иду по каким-то узким мосткам. — Константинополь. — За мной — девочка в длинном платье, маленькая. Я знаю, что она не отстанет и что ведет — она. Но так как она маленькая — она не поспевает, и я беру ее на руки: через мою левую руку — полосатый шелковый поток: платье.

Лесенка: подымаемся. (Я, во сне: хорошая примета, а девочка — диво, дивиться.) Полосатые койки на сваях, внизу — черная вода. Девочка с бешеными глазами, но зла мне не сделает. Она меня любит, хотя послана не затем. И я, во сне: «Укрощаю кротостью!»

И — Ваше письмо. Мне привез его муж из Свободарни [1068] (русское студенческое общежитие в Праге). Они вчера справляли годовщину — ночь напролет — и муж приехал с первым утренним поездом.

И то? письмо [1069] я получила та?к. Раз — случайность, два — подозрение на закон.

_____

У Вас прекрасный почерк: го?ните версту! И версты — и гривы — и полозья! И вдруг — охлест вожжи!

Сломя голову — и головы не ломает!

Прекрасный, значительный, мужественный почерк. Сразу веришь.

Вашего письма я сначала не поняла: радость и сон затмевали, — ни слова! (Кстати, для меня слово — передача голоса, отнюдь не мысли, умысла!) Но голос слышала, потом рассвели (рассвет) слова, связь. — Я все поняла. —

Знаете, что осталось в памяти? Ледяной откос — почти отвес — под заревом (Ваше бессмертие!) — и голова в руках, — уроненная.

Теперь слушайте очень внимательно: я знала очень многих поэтов, встречалась, сидела, говорила, и, расставаясь, более или менее знала (догадывалась) — жизнь каждого из них, когда меня нет. Ну, пишет, ну, ходит, ну, (в Москве) идет за пайком, ну, (в Берлине) идет в кафе и т.д.

А с Вами — удивительная вещь: я не мыслю себе Вашего дня. (А сколько Вы их прожили — и каждый жили, час за часом!) Вы у меня в жизни не умещаетесь, очевидно — простите за смелость! — не в ней / Вы в ней не / не Вы в ней живете, Вас нужно искать, следить где-то еще. И не потому, что Вы — поэт и «ирреальны», — и Белый поэт, и Белый «ирреален», — нет: не перекликается ли это с тем, что Вы пишете о дельтах, о прерывности Вашего бытия. Это, очевидно, настолько сильно, что я, не зная, перенесла это на быт. Вы точно вместо себя посылаете в жизнь свою тень, давая ей все полномочия.

_____

«Слова на сон» [1070]. Тогда было лето, и у меня был свой балкон в Берлине. Камень, жара, Ваша земная книга на коленях. (Сидела на полу.) — Я тогда десять дней жила ею, — как на высоком гребне волны: поддалась (послушалась) и не захлебнулась, хватило дыхания ровно на то восьмистишие, которое — я так счастлива — Вам понравилось. —

От одной строки у меня до сих пор падает сердце.

_____

Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбом. Две стены. Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой: тогда встреча — над. — Закинутые лбы! —

Но сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясно и трезво: на сколько приехали, когда едете. Не скрою, что рада была бы посидеть с Вами где-нибудь в Богом забытом (вспомянутом) захудалом кафе, в дождь. — Локоть и лоб. — Рада была бы и увидеть Маяковского. Он, очевидно, ведет себя ужасно, — и я была бы в труднейшем положении в Берлине. — Может быть, и буду. —

Как встретились с Эренбургом? Мы с ним раздружились, но я его нежно люблю и, памятуя его великую любовь к Вам, хотела бы, чтобы встреча была хорошая.

Лучшее мое воспоминание из жизни в Берлине (два месяца) — это Ваша книга и Белый. С Белым я, будучи знакома почти с детства, по-настоящему подружилась только этим летом. Он жил, как дух: ел овсянку, которую ему подавала хозяйка, и уходил в поля. Там он мне, однажды, на закате чудно рассказывал про Блока. — Так это у меня и осталось. — Жил он, кстати, в поселке гробовщиков и, не зная этого, невинно удивлялся: почему все мужчины в цилиндрах, а все дамы с венками на животах и в черных перчатках [1071].

_____

Я живу в Чехии (близь Праги), в Мокропсах, в деревенской хате. Последний дом в деревне. Под горой ручей — таскаю воду. Треть дня уходит на топку огромной кафельной печки. Жизнь мало чем отличается от московской, бытовая ее часть, — пожалуй, даже бедней! — но к стихам прибавились: семья и природа. Месяцами никого не вижу. Все утра пишу и хожу: здесь чудные горы.

Возьмите у Геликона (Вишняка) стихи, присланные в «Эпопею», это и есть моя жизнь [1072].

А Вам на прощание хочу переписать мой любимый стих, — тоже недавний, в Чехии:

Это пеплы сокровищ:

Утрат, обид.

Это пеплы, пред коими

В прах — гранит.

Голубь голый и светлый,

Не живущий четой.

Соломоновы пеплы

Над великой тщетой.

Беззакатного времени

Грозный мел.

Значит, Бог в мои двери —

Раз дом сгорел!

Не удушенный в хламе,

Снам и дням господин,

Как отвесное пламя

Дух — из ранних седин!

И не вы меня предали,

Годы, в тыл!

Эта седость — победа

Бессмертных сил.

Была бы счастлива, если бы прислали новые стихи. Для меня все — новые: знаю только «Сестру мою Жизнь».

А то, что Вы пишете о некоторых совпадениях, соответствиях, догадках — Господи, да ведь это же — не сшибанье лбом! Мой лоб, когда я писала о Вас, был закинут, — и естественно, что я Вас увидела.

М.Ц.

Пастернак, у меня есть к Вам просьба: подарите мне на Рождество Библию: немецкую, непременно готическим шрифтом, не большую, но и не карманную: естественную. И надпишите. Тщетно вот уже 4 месяца выпрашиваю у Геликона!

Буду возить ее с собой всю жизнь.

Впервые — НП. стр. 271–276. Печ. по: Души начинают видеть. стр. 23–27. Вариант текста: HCT. стр. 148–150 (см. ниже письмо 29а-22.) и Души начинают видеть. стр. 22–23 (см. письмо 296-22).