8-16. Е.Я. Эфрон

Москва, 30-го сентября 1916 г.

Милая Лиленька,

Поздравляю Вас с прошедшим днем рождения [575] и обращаюсь к Вам с просьбой. Мне непременно нужна шуба, а цены сейчас на сукно безумные — 18–20 р<ублей> арш<ин>.

Купите мне, пож<алуйста>, 5–6 арш<ин> кавказского сукна [576], если будет кусок в 6 — лучше 6, во всяком случае не меньше пяти, шуба, в виду моего положения [577], должна быть cloche — широкая. Если кавказское сукно не двойной ширины, как наше, берите больше, посоветуйтесь с кем-ниб<удь> умудренным.

Цвет, Лиленька, лучше всего — коричневый, но скорее отдающий в красное, — не оливковый, не травянистый. Можно совсем темно-коричневый, строгий.

Следующий, если не будет коричневого, — темно-зеленый, за ним темно-лиловый, за ним темно-синий, за ним — черный, серый покупайте только в самом последнем случае, а оливко<во>го и защитного — ни в каком случае!

У меня две шубы, и обе не годятся: одна — поддевка, в талью, другая — леопард, а быть леопардом в таком положении — несколько причудливо, хотя Ася [578] и советует мне нашить себе на живот вырезанного из черного плюша леопардёныша.

Буду Вам очень благодарна, Лиленька, если скоро купите и вышлите, сейчас у меня шьет портниха, и мне хотелось бы кончить всю обмундировку сразу.

Деньги сейчас же вышлю, как узнаю цену, — не задержу.

Это сегодня — второе просительное письмо. Первое — дяде Мите [579], с просьбой дать Сереже рекомендательное письмо в Военно-Промышленный Комитет [580], — где он хочет устроиться приемщиком. Жалованье — 80—100 р<ублей>, время занятий, кажется, от 11-ти до 4-ех. — Деньги сейчас очень нужны! —

Пишу стихи, перевожу Comtesse de Noailles [581], мерзну, погода, как в ноябре.

— Ах, мне как-то оскорбительно, что есть где-то синее небо, и я не под ним!

Единственная моя уверенность — в моем праве решительно на всё, droit de seigneur ^{55}. Если жизнь это оспаривает — я не противлюсь, только глубоко изумлена, и рукой не пошевельну от брезгливости.

— Да.

Чувствую себя — физически — очень хорошо, совсем не тошнит и не устаю. С виду еще ничего не заметно.

Скоро ли Вы приедете?

Сережа вернулся, хотя не потолстевший, но с ежечасным голодом, и веселый. Пьет молоко и особенных зловредностей не ест. Сейчас Магда [582] пишет его портрет, сводя его с ума своей черепашьестью.

Аля растет и хорошеет, знает уже несколько букв. Замечательно слушает и пересказывает сказки. У нее хорошая, аккуратная, чистоплотная, бездарная няня-рижанка. Другая прислуга приветливая расторопная солдатка, милая своей полудеревенскостью. В доме приблизительный порядок. Пол-обеда готовится у соседей, на плите, мы кухню еще не топим.

— Вот Лиленька, дела хозяйственные.

А вот один из последних стихов:

И другу на руку легло

Крылатки тонкое крыло.

— Что я поистине крылата! —

Ты понял, спутник по беде!

Но, ах, не справиться тебе

С моею нежностью проклятой!

И, благодарный за тепло.

Целуешь тонкое крыло.

А ветер гасит огоньки

И треплет пестрые платки,

А ветер от твоей руки

Отводит крылышко крылатки,

И дышит: «душу не губи!

Крылатых женщин не люби!» [583]

Лиленька. у меня для Вас есть черная бархатная с бисером накидка Вашей бабушки [584], очень торжественная. Целую Вас.

МЭ

P.S. Если кавк<азское> сукно разного качества, берите погрубей, потолще.

Впервые — НИСП. стр. 227–229. Печ. по тексту первой публикации.