22-23. М.А. и Е.О. Волошиным

10-го нов<ого> мая 1923 г.

Мои дорогие Макс и Пра! [1184]

Пока только скромная приписка [1185]: завтра (11-го нов<ого> мая) — год, как мы с Алей выехали из России, а 1-го августа — год, как мы в Праге. Живем за? городом, в деревне, в избушке, быт более или менее российский, — но не им живешь! Сережа очень мало изменился, — только тверже, обветреннее. Встретились мы с ним, как если бы расстались вчера. Живя не-временем, времени не боишься. Время — не в счет: вот все мое отношение к времени!

Я много раз тебе писала из Москвы, Макс, но ты все жаловался на мое молчание. Пишу и на этот раз без уверенности, увы, что дойдет! Откликнись возможно скорей, тогда в тот же день напишу тебе и Пра обо всем: о жизни, стихах, замыслах <не дописано>.

Ах, как бы мне хотелось послать тебе и дорогой Пра книги! — «Разлуку», «Стихи к Блоку», «Царь-Девицу», «Ремесло» [1186]. Не знаю, как осуществить. Оказии отсюда редки. — Живой повод к этому письму — твой живой голос в «Новой Книге» [1187]. Без оклика трудно писать. Другой постепенно переходит в область сновидения (единственной достоверности!) — изымается из употребления! — становится недосягаемостью. — Тебе ясно? — Это не забвение, это общение над, вне… И писать уже невозможно.

Но ты, не зная, окликнул, и я радостно откликаюсь. Здесь (и уже давно в Берлине) были слухи, что Вы с Пра в Москве. — Почему не выбрались? — (Праздный вопрос, то же, что «почему не сдвинули горы?»).

Целую тебя и Пра, люблю нежно и преданно обоих, напиши, Макс, доходят ли посылки и какие?

МЦ.

<На полях:>

— Аля растет, пустеет и простеет. Ей 10? лет, ростом мне выше плеча. Целует тебя и Пра.

Впервые — ЕРО. стр. 184 (публ. В.П. Купченко). СС-6. стр. 83–84. Печ. по НИСП. стр. 302–303.