28 июня 1993 года

28/VI-93

Юрочка, дорогой мой друг!

Пишу тебе снова «под небом Африки моей»: за окном +32, но в квартире у меня гудит кондиционер и жить можно. Вчера вечером выбралась смотреть какой-то итало-американский фильм странного названия «Комфорт от постороннего» (это я так буквально перевожу с английского); народ на него валом валит, а я пошла потому, что в аннотации была обещана Италия. Действительно, все происходит в Венеции, идиллическая любовь; но кончается ужасами и кровью. Герой хорош, как ангел, героиня – тоже, говорят на лондонском английском, который я лучше понимаю, но вот почему герою горло перерезали в конце бритвой, я так и не поняла. Смешно? Оказалось, фильм ужасов.

(Ты собирался мне рассказать, ЗАЧЕМ нужны фильмы ужасов, но так и не успел…) Но <…> Голливуд удивительно сумел показать Венецию, и я пыталась увидеть ее розовые дворцы и церкви твоими глазами. Ты ведь ее видел дважды: с Зарой и, потом, один. Попытка приблизиться к тебе. А еще я перечитала биографию Пушкина, и совсем иначе, чем в первый раз: меня интересовал сейчас ты, а не Пушкин. И было невыразимо горько от драмы твоей, а не его, жизни. И сколько горечи в этой, такой оптимистической, книжке, какие глухие времена твои в ней звучат! <…>

Меня ужасно мучает беспокойство о тебе. Два моих звонка – и я ничего не узнала от Саши. Почему ты в больнице? Может быть, она не понимает мой русский язык? И почему же ты не пишешь ничего о болях и болезни своей, давая почву для моих Бог знает каких мыслей? Молю Всевышнего, чтобы обошлось и на этот раз.

Очень я огорчена тем, что Марина не едет летом в Москву; может быть, только на Рождество, в декабрьские каникулы в колледжах. Я тебе уже писала, – повторяюсь, – что ее взяли на следующий семестр в два колледжа, причем на более чем полную нагрузку. Это означает, что если дальше и не будет работы, то она заработает деньги на следующий семестр. Главное же то, что она очень увлечена и радуется, но необходимо лето использовать для серьезной подготовки, а уж поездка никак не вписывается. Обе мы огорчены главным образом тем, что не состоится встреча с тобой. Сколько надежд я на нее возлагала! <…> Будем надеяться, что все еще будет хорошо и она увидит тебя, а я, если зимой получу гражданство, то первая поездка моя будет, мой дорогой, к тебе, к тебе.

Канада же свои «ворота» накрепко закрыла для визитеров из России и Украины. Были здесь актеры из Москвы, которых пустили, потому что они побывали в Канаде дважды и дважды возвращались. Они нам рассказали, что на внешней стене канадского посольства на Сивцевом Вражке в Москве висит сообщение посла о том, что, к его сожалению, он не может, от имени своего правительства, разрешить гостевые поездки в Канаду, поскольку у него нет доказательств обратного возвращения гостей. Каково? <…>

Перед нашим отъездом там было вывешено что-то подобное для жертв Чернобыля, которым Канада очень сочувствовала, но пригласить их для лечения никак не могла. Песня эта имеет два разных куплета: для канадцев, у которых растут налоги благодаря эмиграции – один куплет, для эмигрантов, которые ищут лучшей жизни – совсем другой по смыслу.

Обнимаю, нежно тебя целую.

Твоя навеки

Фрина[548]