3 июня 1991 года

3.6.91

Друг мой дорогой, здравствуй!

Через три дня ты должен бы вернуться из поездки в Скандинавию. Хочу надеяться, что все было благополучно и что ты вернулся с лучшим настроением, чем уезжал. Я всей кожей чувствую твою боль, твое одиночество и не знаю, как тебе помочь. Был бы здесь – знала бы, да… судьба не велит. Чего можно желать от наших детей, живущих такою тяжелою жизнью, особенно твоих, имеющих много детей. К тому же, они не обладают и нашей выносливостью. Так что… Вот пожалуйся я тебе на Марину несколько лет назад, ты бы сказал в ответ одно, свое вечное: «не дури». А вот сейчас я бы и пожаловалась, да что толку? Жизнь ее не проста, где уж ей быть со мной такою, какою бы мне хотелось. Достаточно того, что она сделала для нас. Кто бы мог подумать, что ей удастся все так скоро? Определенность нашего положения теперь дает мне устойчивость и лучшее настроение. А это все заслуга Марины. Сколько материалов она перевела! В скольких комитетах заседала, скольких помощников отыскала! В результате не два-три года и не зависимость от нее полная, а восемь месяцев и почти полная материальная свобода. Это ли не достижение? А все остальное, прости, мои старушечьи «сопли». Обойдется как-нибудь.

Конечно, одиноко, телефон молчит, слова молвить не с кем. Мне долго казалось, что дело в том, что Виль болен, что у меня нет в старости настоящего дела, и многое всякое. Но уж если тебе одиноко, так мне просто надо замолчать и тихо нести жизнь до ведомого Ему предела. Если еще Федьку на лето и потом два раза в неделю возьмут на компьютерную работу, будет совсем хорошо.

Марина пока не работает, но не теряет надежды. Кроме общей безработицы, есть много всяких закавык бумажных, на которые так горазд Квебек. Но она явно поздоровела, стала бодрее, гонит книжку анекдотов. Письмо твое мы получили (представь, оно шло всего 7 дней!!), твои мысли ей интересны, но, кажется, чересчур теоретические для столь популярного издания. Впрочем, она какое-то предисловие уже накропала. Ей очень хочется ее «продать»; один славный человек, пастор Берри, берется редактировать английский текст и, кажется, искать издателя. А творческое сознание Марины, меж тем, занято только сценарием, который ей кажется не столь плохим – и не только ей, – но требует еще многих усилий и времени. Пока нет возможности ни для первого, ни для второго. <…>

Сама я, если не считать всяких старческих болей и быстрой утомляемости, чувствую себя неплохо. Бодро гнусь на аэробике, плаваю, читаю гнусные дешевые английские романы, лежу, когда неможется. <…>

Обнаружила прекрасного писателя – Фридриха Горенштейна. Правда, удалось прочитать в «Знамени» только один его роман «Койко-место». Вот это проза. Он живет, кажется, в Мюнхене. А вот перечитала «Москву – Петушки» В. Ерофеева, которыми мы так восхищались лет 15(?) назад, и уж совсем не то. Юрочка, я очень жду твоих книг. Надеюсь вскоре получить Тютчевский сборник, посланный тобою[433].

Ну, друг мой, обнимаю тебя, молюсь о тебе. От Марины поклон. Виль всегда справляется о тебе и желает тебе всего доброго.