17 декабря 1990 года [406]

Дорогой Юра!

Наконец-то я услышала Ваш голос. Простите, что удалось дозвониться только ночью.

И отчего это самые важные письма пропадают: год я спрашивала в письмах у Марины, как же мы будет жить здесь и «вытянет» ли она. И Марина как могла отвечала и успокаивала меня. Так ни одного из этих писем я не получила. И уезжая сюда, терзалась ее якобы неотвечанием.

Когда мы узнали о трагическом уходе Зары из газет, от моих подруг, а от Вас не было и звука, – то ведь мысль о том, что Вы сомневаетесь (?) в моем сострадании, или не хотите его, или… одним словом, было очень тяжело. А Вы, оказывается, сразу написали, и вот этого-то письма я и не получила. Может быть, Вы как-то по ошибке неправильно написали адрес?

…В Монреале странная зима, какая-то не-зима: не то поздняя осень, не то ранняя весна. Светает уже не в семь утра, днем яркое солнце, сумерки короткие и поздние для декабря: еще светло в 5 часов дня. Погода здесь меняется каждый день. Еще вчера лил дождь, а сегодня морозит. Вчера вечером мы с Вилем отправились глядеть на прелестный этот город, весь украшенный перед Рождеством. Входные двери одно– и двухэтажных домов, из которых, в основном, и состоит Монреаль, – украшены веночками из хвои. Днем на них нарядные банты, а вечером они перевиты разноцветными горящими лампочками. Гирлянды крохотных лампочек и на молодых, уже без листьев, деревцах; везде в окнах цветные огоньки и елки. Жители Канады вообще умеют радоваться всему простому и ясному. Только мы привезли сюда свои вечные комплексы и уныние, что, как известно, тяжкий грех. Приживаемся мы трудно, плохо выглядим и оба болеем. Я – сердцем и давлением, Виль плохо стал ходить и как-то слаб. Сейчас я чувствую себя лучше, стенокардия пока не подтвердилась. Официальные дела движутся здесь медленно – бюрократия немалая – и могут тянуться и год, и два, и три. Да нам торопиться некуда. Вы, наверное, как и другие все, правы: куда нам возвращаться? Нам одним уже тяжело.

А дальше будет еще труднее. К тому же, раз уже так сложилась жизнь Марины, надо ее тоже пожалеть в ее одиночестве. Она по-прежнему очень нежна и внимательна. Наше несходство с нею живет только на линии быта. Как меня невозможно представить себе вне дома, порядка и домашнего уюта, так ее – со всем этим. Быт она полностью игнорирует. Федька добр и заботлив, но рубашки и носки швыряет прямо на пол, бросает расстеленной постель и убегает, тарелки после себя не вымоет. Все это совсем не поканадски, но… поскольку мне на это глядеть тяжело, убираю и молчу. Чтобы вынести тоску эмиграции, Марина затратила много сил, похудела, осунулась и одеревенела. Она очень страдает без Юры (О! Господи!)… остыла совсем к Феде. Стало быть, я компенсирую ему то тепло, которое ему очень нужно. Все это как-то образуется, наладится и, в конце концов, не смертельно. Не грызла бы так тоска по дому. Говорят, что это проходит. Буду верить и надеяться.

То, что Миша будет с Вами и будет вести курс Зары, мне кажется, очень хорошо и по существу для Вас, для Миши и для памяти о Заре. Но разве могут они всей семьей разместиться в Вашей квартире? В далеких записях, кажется, 1975 года, я нашла, что Вас приглашали в Монреаль, в один из здешних университетов, кажется, McGill, где была какая-то конференция по сравнительному литературоведению. И Вы доклад свой представили (или тезисы), да не поехали[407], разумеется…

Движется ли Ваш трехтомник? Я очень надеюсь получить его. Не знаю, чем кончить письмо, и отправляю его так. Вы его получите уже в новом – 1991 – году. Дай-то Бог!

Сердечный привет от Марины и Виля.

Обнимаю Вас,

Ваша Ф.

F. Sonkina

4454 Coolbrook, apt 15, Montreal, Quebec, Ca

H4A 3G2

тел: 488-4258