Начало февраля 1992 года
Дорогой мой друг!
Пишу тебе сегодня трудное для меня письмо. Новый адрес на обороте конверта означает не только переезд на новую квартиру, но и мою новую жизнь – уже в одиночестве. Мы, вернее я, решила расстаться с Вилем. Пусть не звучит это так страшно для тебя. Несколько раз за большую и грустную нашу жизнь вместе я пыталась расстаться с ним.
Первый раз в 53 году, когда Марине было два года, я струсила и отступила. Во второй раз, в 72-м, когда уже был ты, я боялась этого шага, потому что он поставил бы нас, тебя и меня, в неравное положение и огорчил бы тебя. К тому же, тогда, все зная, Виль просил меня остаться. Это было непростительной ошибкой с моей стороны. Потом он заболел – и жизнь сама отменила все мои решения. <…> Может быть, дома я бы и не решилась: там борьба за выживание требовала совместных усилий. Здесь все обострилось до полной невозможности жить. Я все время преодолеваю <…>, не говоря об остальном, что было всегда. И здесь может он прекрасно жить один, для этого есть все условия. Конечно, решение далось мне нелегко, конечно, жаль человека, который не привык ни о чем заботиться, ни за что отвечать. Разумеется, ни я, ни Марина не собираемся отрекаться полностью. Мы будем помогать во всем, но я буду одна и – свободна.
Юра, если бы ты знал, до чего я дошла! Пусть мне осталось жить месяц, год – не знаю, сколько, но ведь моя жизнь чего-нибудь же стоит? Неужели только долг, долг, забота? (Письмо похоже на оправдание, а я не хочу оправдываться. Даже если ты и осудишь мой шаг, как бы мне ни было от этого больно.) Устала смертельно, разучилась радоваться, улыбаться, что бы то ни было любить, превратилась в жалкий комок нервов. Ну разве это мой путь?
Виль воспринял это вполне нормально; видно, он понимает, как я живу, и понимает, что не будет брошен ни мною, ни дочерью. К великому счастью, – спасибо ей, дорогой Марине, – нам удалось получить в соседних очень хороших домах по однокомнатной государственной квартире, очень ухоженной, гораздо более дешевой, чем наша темная, все близко: и жилье Марины, и дешевые магазины и др. Один недостаток: в домах живут одни старики (мы-то, конечно, молодые…) <…>
Может быть, ты думаешь, что Виль болен и не может жить один? Может быть, смерть Зары изменила твой взгляд на семейные отношения? Все может быть, да что делать. Поверь, мне самой страшно. Мне 64 года – и такая перемена. Я, разумеется, ни маме, ни друзьям не говорю. (Далее неразборчиво. – М.С.)
Юрочка, как я скучаю по тебе! Не думай, что мое новое положение как-то влияет на зов к тебе: «приезжай!» Все то же: квартира Марины к твоим услугам, а я все равно была бы с тобой. Если хочешь и можешь, приезжай. Говорят, бешеные деньги стоит билет. Но немного долларов мы с Мариной можем тебе передать, или купить билет здесь. Только скажи, можешь ли ты ехать и хочешь ли.
Я вложила на всякий случай в посылку две лампочки, но некому здесь мне сказать, годятся ли они для вашего напряжения. Как с дровами, не мерзнешь ли ты? Писем от тебя нет больше месяца, письма отсюда в Россию, на Украину пропадают, все жалуются. Хоть пиши под копирку и дублируй каждое. Как тяжело писать, зная, что ты не прочтешь моих путаных строчек.
Дорогой мой Юрочка, мой безбожник, помолись как-нибудь за меня. Боже, как я одинока, как нуждаюсь в поддержке, как изверилась в своих силах! Я и вправду не верю, что еще можно жить, что может хоть что-то еще радовать, быть интересным. Я вяло читаю английские книжки, просто как упражнение для языка, никуда теперь не хожу, ибо все хлопоты занимают много времени. Это ведь и не развод, что здесь безумно дорого, это называется separated.
Выходят ли книги? Что ты пишешь сейчас? Передохнул ли немного после осеннего семестра?
Будь здоров мой дорогой, обнимаю тебя нежно.
Твоя Фрина
Вот еще раз мой новый адрес:
F. Sonkina
5725 Westbury, apt. 515
H3W 3E6 Montreal, Quebec, Canada
Тел. прежний 486-5836