«Прибыл на гастроли знаменитый дуров!»

И никакой не знаменитый, а лишь начинающий на двадцать пятом году жизни свой самостоятельный творческий путь! Ну вот, опять с Дуровыми путаница – не указывают имени, инициалов. Прямо-таки положение, как в своё время с Владимиром Леонидовичем и Анатолием Леонидовичем. Там тоже были неясности, недомолвки: на афишах писалось то «старший», то «настоящий»… В последствии я узнал, что помимо всего прочего оба брата Дуровы защищались от самозванцев – неких Чукарева и Дурнова, которые перед своими фамилиями имели наглость писать фамилию «Дуровы». К тому же отношения между самими братьями безоблачными назвать было бы никак нельзя. Я уже немало знал об этих сложностях, но всё как-то не решался с Юрием Владимировичем заговорить на эту тему.

А беседа наша на сей раз была в Баку. Я по-прежнему, старался по мере сил и возможностей сопровождать Юрия Владимировича в его гастрольных поездках. Пишу свою книгу в разных городах. «Пишу» – это не совсем то слово. Лучше сказать – «пишу и переписываю, постоянно дополняя и уточняя текст». Вся беда в том, что не может мне уделять много времени Юрий Владимирович, и я ни в коем случае его за это не упрекаю. У меня не велико литературное хозяйство (рукописи, черновики, блокноты, фотоматериалы и т. д.), но и то они присмотра требуют, наведения порядка, столь необходимого, и это весьма утомляет. А в цирке у дрессировщика, когда в аттракционе около ста животных!.. Даже представить себя никак не могу в этой роли!

Юрий Владимирович что-то начнёт рассказывать, потом забудет… К какому-то важному эпизоду вернётся через несколько месяцев, а то и лет, и я переписываю ту или иную главу. Начал книгу в Хабаровске, продолжил в Костроме, Саратове, Запорожье, Ленинграде, а вот теперь пошли бакинские страницы – и как нельзя вовремя: в Баку пишу о бакинском периоде жизни Юрия Владимировича. Только с тех пор прошло более двадцати лет. Целая эпоха по нашим-то быстро летящим временам!

Мы ходим по бакинским улицам, Юрий Владимирович ищет следы былого и вспоминает о своих первых самостоятельных гастролях. Весной 1935 года работал он не в приземистом здании старого бакинского цирка на улице Гаджибекова, а в саду кинотеатра «Эдисон» и не на манеже, а в зверинце. Как же это получилось?

В дни московских гастролей Владимира Григорьевича Дурова и его братьев ЦУГЦ (такое сокращение имело тогда Центральное управление госцирков) сделал весьма лестное для молодого дрессировщика Юрия Дурова предложение:

– Вы можете преступить к подготовке своего номера. Выдрессируйте группу животных и работайте самостоятельно. Отправляйтесь в зверинцы и отбирайте для работы необходимых животных.

– Мне дадут и слона? – с трудом сдерживая волнение, проговорил Юрий Владимирович.

– А почему бы и нет? – отвечали в управлении. – Создавайте типично дуровский аттракцион. Какой же Дуров без слона?!

Юрий Владимирович давно мечтал о самостоятельной работе. Но где взять живой материал для номеров? Как приобрести живые «орудия производства»? Ведь животные стоят очень больших денег!

Крупный зверинец находился в ту пору в Баку. Приезжает Юрий Владимир в этот город на Каспии и первым делом – в зверинец. Нашёл. Стоит перед вагоном в зверинце и любуется слонихой Лилей. Глаз оторвать не может!

Лиле одиннадцать лет, возраст для слонов зрелый. Работая с Лилей, Юрий Владимирович обнаружил, что слон не только очень умное, но и чрезвычайно трудолюбивое животное. Работе со слонами дед его не обучал. Какие-то навыки дрессировки слонов были, но в большей степени – ухода за ними. Припоминались, конечно, и страницы книг Брема, и Карла Гагенбека, но это всё теория, даже не столько теория, сколько история изучения человеком мира животных. На практике же приходится во многом идти на ощупь…

Итак, знакомство состоялось, а вскоре прошли и первые уроки. Слониха уже узнавала своего нового хозяина в лицо, по голосу, когда он ласково здоровался с ней: «Лиля, Лилечка…». Основы слоновьей премудрости заняли два месяца. Лиля ходила по тумбам, раскланивалась перед воображаемой публикой, поджимая ножку в реверансе, двигалась «испанским шагом», как лошадь, выбрасывающая обе ноги вперёд, поднималась на «ов», становясь на дыбы… Юрий Владимирович был решительным противником так называемых «смертных» номеров, но на рисковые номера, особенно в начале своего самостоятельного пути шёл охотно. С Лилей он не боялся самых опасных экспериментов, доверял ей.

Так родился номер «Слон-канатоходец». Дрессировщик ложился на деревянный брус, положенный на четыре массивные тумбы. Лиля, балансируя и осторожна неся своё огромное тело по узкой перекладине, переступала через хозяина. Как шла подготовка номера? Сперва ей клали под ноги мешок с сеном, а когда она научилась легко и грациозно переступать через мешок, место мешка занял дрессировщик.

С этим номером всё шло хорошо, пока однажды не отказала электростанция. Весь цирк погрузился во тьму именно в тот самый момент, когда Лиля занесла над хозяином ногу. Возможно, некоторые зрители, привыкшие к цирковой изобретательности, решили, что так и надо. Но дрессировщик так не считал и был в ужасе: оступись Лиля хотя бы на один сантиметр и!.. Что было делать? Мгновенно подняться с доски? А вдруг Лиля испугается и, потеряв равновесие, обрушится на хозяина всей своей тяжестью? И дрессировщик решил остаться на месте. Через несколько минут, длившихся целую вечность, вспыхнул долгожданный свет, и дрессировщик увидел Лилю на другом конце бруса на последней тумбе. Она стояла, высоко закинув хобот и ожидая кусок сахару, который всегда полагается ей после окончания номера. Получив сахар, Лиля раскланялась. Юрий Владимирович был растроган – Лиля спасла ему жизнь!

Но этот номер постигло ещё одно испытание, в котором виноват был уже несомненно сам дрессировщик, не рассчитавший с математической точностью прочность бруса и тумб. Вдруг, возле передних ног Лили с треском разломился брус! Лиля неминуемо должна была бы упасть на хозяина и раздавить его! Но умница Лиля и на этот раз спасла ему жизнь. Падая, она так высоко подбросила задние ноги, что совершила кульбит, перевернувшись через голову, чего, конечно же, в джунглях слонам делать не приходится. Да и в цирке никто ничего подобного прежде не видывал!

Этот необыкновенный случай доказал, что слоны способны жертвовать собой во имя хозяина. Правда, Лиля после случившегося была настолько напугана своим падением, что понадобилось два месяца, чтобы снова «натаскать» её на этот трюк – только уже на несравнимо более прочном бруске с металлической основой.

Слоны вообще очень осмотрительны и осторожны. Каждый раз, когда Лиле приходилось переезжать из города в город (а это происходило довольно часто) она, прежде чем подняться по вокзальной платформе в вагон, осторожно пробовала трап. И если трап скрипел и шатался, Лиля идти в вагон решительно отказывалась. Её не удавалось сдвинуть с места, пока не подавался другой, более прочный трап. И лишь убедившись в его прочности, слониха продолжала путь.

Юрий Владимирович на примере Лили убедился в том, что у слона очень развито чувство доверчивости и, я бы сказал, симпатии к животному-партнёру, с которым он постоянно работает. Так, Лиля очень привязалась к верблюду, и в его присутствии быстрее успокаивалась, лучше слушалась.

Лиля служила Юрию Владимировичу верой и правдой почти двадцать лет! За эти годы они вместе выступили почти на двухстах манежах страны И ни разу слониха не подводила своего друга и воспитателя! В 1958 году Лиля ушла на покой в один из передвижных зверинцев. Круг её цирковой жизни замкнулся: выйдя на арену из зверинца, она в зверинец и вернулась. В зверинце она прожила всего лишь год, очень скучала по цирку, по хозяину и тихо скончалась в 1959 году в Петрозаводске. Весть об этом была для хозяина подлинным горем. Он вспомнил с необыкновенной отчётливостью, как Лиля проходила по брусу в абсолютной темноте, руководствуясь лишь тонко развитым чувством осязания, как бы сосредоточенным на кончике хобота, и каким-то необъяснимым чувством заботы о человеке.

С Лилей Юрий Владимирович никакого горя не знал! В то же время на слона Макси Владимира Григорьевича Дурова и на слона Сиама, учинившего страшный разгром в Рижском цирке, положиться было никак нельзя. Макси был упрям и строптив, а Сиама даже пришлось вывести из программы и передать в Рижский зоопарк, где он и жил за каменной стеной, демонстрируя посетителям свой буйный нрав. А Лиля всё делала легко, играючи, как бы с удовольствием: била ли ногами в бубен в зверином «джазе», кружилась ли в звериной карусели, брила ли клиента в своей «парикмахерской», уносила ли хозяина на хоботе после окончания выступления… Таких верных друзей дрессировщику доводилось встречать не часто.

Второй любимой воспитанницей Юрия Владимировича была собака Нора из породы доберман-пинчеров. О цирковых собаках можно рассказывать часами! Как часто они бывают главными «виновниками» славы циркового артиста! Вспомним хотя бы Запятайку, Бишку и Пика Владимира Леонидовича Дурова, Лильго Анатолия Леонидовича, Кляксу Карандаша и Манюню Бориса Вяткина.

Владимир Леонидович собак любил особенно и изучал их, вероятно, основательнее, чем других животных, даже специальный научный труд о дрессировке охотничьих собак создал.

Нора особой славы своему дрессировщику не принесла. Это была его личная собака, выдрессированная ещё до приезда в Баку. Нора умела делать довольно простые вещи: кружиться вокруг своего хвоста, изображая собачий вальс, выступать в роли «математика», лаем называя, сколько будет дважды два или, скажем, от пяти отнять три, но она была с хозяином неразлучна, помогала ему чем могла в работе на манеже. Он настолько привык к своей Норе, что не мог начать репетицию, пока она не появится рядом с ним.

Состав первой группы животных оказался у Юрия Владимировича не очень-то разнообразным и богатым: морской лев Лотос, лисицы, петухи, голуби. Да и первые номера особой изобретательностью не отличались. Это были, например, традиционный дуровский номер «Лисица и петух» (лиса и петушок мирно сидят на одной тумбе и не трогают друг друга), известный уже нашим читателям номер «Сон охотника». Так что постоянно подтверждать справедливость слов бакинской афиши было трудновато! Тем более, что директор зверинца Вольфовский дал на весь подготовительный период всего лишь пятнадцать дней! Но и эти дни Дурову целиком не принадлежали – в обязанности молодого дрессировщика входило обслуживание посетителей, демонстрация им животных, ответы на вопросы и т. д. «Знаменитый» артист, известный тогда только фамилией, а не фамилией и именем, работал на маленькой арене зверинца по сеансовой системе, выступая по выходным и праздничным для горожан дням до двенадцати раз подряд В будние дни число выступлений, конечно, сокращалось, но всё равно общая нагрузка для начинающего артиста являлась фантастической! Что уж говорить о его питомцах, работа которых нуждалась ещё в постоянной шлифовке. И тогда Юрий Владимирович решил вести репетиции прямо на представлениях: и для зрителей особый интерес, и для артиста двойная польза. Иногда он сопровождал свои репетиции-спектакли пояснениями, например, объяснял, почему собака на воле любит покрутиться вокруг своей «оси»: она просто уминала слишком высокую траву, чтобы устроиться на отдых или на ночлег. Простота объяснений публику порою просто обескураживала, но всегда ещё больше заинтересовывала.

Спешка с подготовкой номеров для выступлений ещё больше усилилась после того, как директор Бакинского зверинца сосватал Юрия Владимировича в Ашхабадский цирк. Если в Харькове он дебютировал как содрессировщик, то в Ашхабаде – уже как дрессировщик, руководитель группы, именованной несколько преждевременно аттракционом. До подлинного аттракциона было ещё далеко! Впрочем, «сосватал» – не совсем то слово: директор «продал с красотой» своего сотрудника. «Продать с красотой» в ту пору означало – с бумом преподнести гастроли, устроить заблаговременную рекламу, пышно анонсировать выступления.

Поясню и слово «аттракцион». В переводе с французского значит «притяжение», «привлечение», хотя смысловое понятие, конечно, определённее и шире: это самостоятельная программа, полностью обеспеченная всем необходимым, готовая к гастролям в стандартных стационарных и передвижных цирках.

Итак, молодой дрессировщик получал своеобразный аванс, который должен был с успехом отработать.

Нужно сказать, что в середине тридцатых годов некоторые периферийные цирки не входили в систему ЦУГЦа, а принадлежали УЗП – управлениям зрелищных предприятий на местах. Фактически Юрия Владимировича «перепродали» под соусом «громкого имени» в «заморскую страну». За Каспий полетели телеграммы, были посланы высокопарные афиши о предстоящих гастролях «всемирно-известного Дурова». Это уже был такой перехлёст, что оправдать его никакими благими намерениями нельзя!

Закулисная, рекламная сторона сделки Дурова мало интересовала. Его волновало другое – что он повезёт в Туркмению?

Кое-что уже знала и умела слониха Лиля. Хорошо, хотя и не очень эффектно работала собака Нора. Отрабатывались номера с морским львом и мелкими животными. Но этого для аттракциона маловато!..

И тогда Юрий Владимирович срочно начинает готовить свой вариант классического дуровского номера «Прачка енот».

Юрий Владимирович припомнил методику подготовки номера, которую не раз видел в Уголке зверей. Дедушка Дуров заворачивал в лоскуток ткани кусочек мяса и бросал в лоханку с водой. Енотик начинал полоскать тряпочку, потом разворачивал её и с удовольствием съедал приманку.

Казалось бы, номер готов, но дрессировщику не хочется, чтобы публика видела, как енот на её глазах ест мясо из лоскутка. Енот по уже сложившейся привычке начинает полоскать тряпку, а мясо получает из рук дрессировщика. После нескольких репетиций у енота устанавливается рефлекс. Он привыкает к тому что за полоскание лоскутков он всегда будет получать пищу отдельно, в качестве своеобразного «гонорара».

Сложнее дело продвигалось с дрессировкой морского льва. В Баку Юрию Владимировичу повезло: в зверинец поступили обитатели калифорнийского побережья Тихого океана – два морских льва.

Сочетание слов «морской» и «лев» кажется неожиданным. Но оно оправдано: у самцов есть подобие чёрной гривки на шее, к тому же они издают львиноподобное рычание. Морские львы – не хищники. Они питаются мелкой рыбой. Эти животные словно рождены для цирка. Карл Гагенбек называл их «самыми весёлыми» из ластоногих. Морские львы – природные жонглёры. На арене им в этом искусстве нет равных. Да и в других сферах деятельности они могли бы стать замечательными помощниками человеку. У Владимира Леонидовича были проекты использования дрессированных морских львов для поисков косяков рыбы, для спасения утопающих, для срезывания мин под водой, стоящих на мёртвых якорях. В Балаклавской военной бухте царское военное министерство предоставило Владимиру Леонидовичу экспериментальную площадку, но проектам этим не суждено было сбыться из-за косности военных чинов.

Однако главная «специальность» морских львов – всё же жонглирование, балансировка. Чем только они не жонглировали! И мячиками, и горящими факелами, и фетровыми колпачками, держали на носах шесты с медными тазами на шестах и ничего не роняли!

Однажды Юрий Владимирович был свидетелем такого случая на репетиции в Уголке зверей. Мячик упал с носа любимого морского льва дедушки Дурова Лео. Желая получить награду, Лео сполз с тумбы, схватил мячик зубами, рывком головы подбросил его кверху, поймал на нос и, балансируя, как канатоходец, не только дополз до своей тумбы, но и взобрался на неё, не теряя ноши! Дедушка Дуров закрепил случайную находку подкормкой. В другой раз он уже нарочно заставлял Лео ронять и поднимать мячик.

Почему же морские львы наделены такой невероятной способностью? Нет ли здесь какой-то особой тайны? Секрет довольно прост: охотники за ластоногими знают самое уязвимое место у зверя – тонкую черепную коробку. На ощупь темя морского льва напоминает жёсткую пергаментную бумагу, в чём я убедился лично, когда мне Юрий Владимирович однажды разрешил погладить самого спокойного из его воспитанников. Для того, чтобы завладеть шкурой морского льва, охотники отрезают ему путь к воде и легко ударяют палкой по голове. Этого оказывается достаточно!..

Как слон постоянно ощущает всю тяжесть своего тела, так морской лев «помнит» о своём самом уязвимом месте и всячески оберегает его.

Есть и ещё один секрет, тоже природный, тоже довольно простой в отгадке.

У Морского льва очень узкий пищевод, и ему трудно проглотить рыбину с хвоста. Поэтому он, схватив рыбку как попало, выныривает на поверхность моря, подбрасывает добычу вверх и… ловит её с головы. Отсюда – гибкость шеи, обострённое чувство расчёта движений.

Обучение Лотоса шло довольно быстро. Некоторыми «ключами» к дрессировке морскихльвов Юрий Владимирович уже владел, а ученик ему попался способный. Лотос обладал завидным аппетитом и всё время требовал рыбы, рыбы, рыбы… На репетициях он всё время мотал головой, ластами… А разве это не находка для дрессировщика? А что если эти жесты и возгласы помогут весёлому диалогу на арене?..

Дрессировщик спрашивает у Лотоса:

– Ты меня не подведёшь?

– Не-е-е-т! – рычит его ластоногий друг и отрицательно машет головой.

– А что бывает, когда ты меня подводишь?

Лотос рычит и ударяет себя ластой по боку, как бы шлёпает себя.

А в зале не умолкает смех, особенно детский!

К моменту хождения за одно море, как в шутку величал Юрий Владимирович свои первые гастроли в качестве дрессировщика, Лотос уже умел подбрасывать колпачки, аплодировать, шлёпать себя по животу…

Итак, можно собираться в дорогу. Первая самостоятельная погрузка (да ещё какая – морская!), первая выгрузка… Возникает ещё одно непредвиденное обстоятельство. Директор зверинца поручает ему передать Красноводскому зверинцу привезённых из Москвы крокодила и удава, животных явно «недуровской» специальности. С этими «милыми» тварями уже были всякие трудности, но одно дело – на суше, другое – на море. Удав у Вольфовского уже попадал в фельетонную ситуацию по дороге из Москвы в Баку. Его просто-напросто… украли в купе поезда, пока Вольфовский ходил поесть в вагон-ресторан. Удав путешествовал в корзинке, был не очень-то уж и большим и спал. Так его вместе с корзинкой какой-то незадачливый воришка и прихватил. Можно себе представить, как он был «счастлив» приобретением, увидев, кого похитил! Корзинка с удавом была потом найдена – лавры звероторговца Карла Гагенбека воришку не привлекали: ему чего-нибудь попроще бы!..

…Юрий Владимирович занял отведённую ему каюту, осмотрелся, поворчал немного – ехать будет прохладно. Как бы звери не замёрзли! Он, конечно, знал, что пресмыкающиеся как бы застывают при пониженной температуре. В неотапливаемом помещении они становятся вялыми, медлительными… Помните пример с артистом Исаакяном, крутившим над головой огромного удава?..

И вот, Юрий Владимирович, верный своему обещанию доставить «гадов» в целости и сохранности в Красноводск, укутывает их одеялом и отправляется в пароходный ресторан, повторяя путь своего директора – кушать-то хочется всем!

Сидит спокойно, обедает. Пароход трогается. В ресторан к нему заходит уборщица (Дурова на пароходе уже все знали), просит ключи от каюты, отправляется на уборку. А Юрий Владимирович из окна ресторана любуется видом морской гавани. Настроение у него самое поэтическое, возвышенное, и вдруг на весь пароход раздаётся душераздирающий крик!

Всё понятно! Пар из котельной разогрел помещение. Согревшиеся крокодил и удав оживились, выползли из-под одеяла…

Юрий Владимирович, бросив трапезу, мчится опрометью в свою каюту. В коридоре – плачущая уборщица. На пороге каюты раскрытая пасть крокодила. На полу ползающий удав.

Как спасти положение? Есть только один выход! Дуров бежит к капитану с криком:

– Немедленно прекратите топку!

В первый миг его сочли сумасшедшим, но потом поняли – другого выхода нет. Через четверть часа гады поостыли и начали засыпать, и Юрий Владимирович водворил их обратно в корзину.

Наконец пароход набрал скорость. Каспий есть Каспий. Переход оказался бурным, тревожным, но в целом прошёл благополучно. В Красноводске крокодила и удава Дуров сдал в местный зверинец и спокойно вздохнул: миссия завершена, а эти звери как были чуждыми, так чуждыми и остались. Дуровы с ними не работали[132].

А вот и Ашхабад. Нескромные крикливые афиши на оптимистический лад не настраивают. Однако опасения развеялись, и ожидания ашхабадцев оказались не напрасными – публика молодого дрессировщика приняла, поверила в то, что он и есть тот самый, знаменитый, которого обещала реклама. Сам же Юрий Владимирович свой цирковой дебют в новом качестве в беседах со мной оценивал довольно скромно:

– Чем я сумел тогда привлечь внимание публики? Наверное, – молодостью! Ещё бы! Такой молодой, а уж слона на дыбы один ставит! Это, наверное, – первая причина, а вторая – привлекательность моих юных друзей – Лильки, Лотоса, Норы…

И закружил Юрия Владимировича цирковой конвейер, первый в его самостоятельной творческой жизни. Опять Баку, потом – Донбасс, Макеевка, Енакиево… И всё же полного удовлетворения своим цирковым статусом у Юрия Владимировича не было – ведь гастролировал-то он в составе того же самого зверинца, а не «большого» цирка, о котором всё чаще мечтал.

Однако, как бы то ни было, а именно в это время он прошёл уже, образно говоря, не среднюю, а высшую школу мастерства.

Да, что ни говори, а у дрессировщика главным критерием его профессионального совершенства являются его ученики – четвероногие и пернатые друзья. По-прежнему самым любимым помощником Юрия Владимировича был морской лев Лотос. С ним он любил общаться не только, так сказать, по делам службы, но и просто так, по-товарищески. Лотос даже стал узнавать свой выходной марш и торопился, заслышав его, на арену. Вряд ли Лотос отличал мелодию от мелодии, но у него установился рефлекс: звучит музыка – значит будет рыба на угощение!

Юрий Владимирович всё больше и больше привязывался к своему ластоногому другу, но тут с Лотосом произошла беда. Отрабатывая номер, он уронил во время представления на глазах у зрителей мяч, с азартом догнал его и, сделав резкое движение головой, чтобы подбросить мяч кверху, вдруг проглотил его!.. Мяч начал проваливаться в глотку и бесследно исчез в пасти. Лотос старался отделаться от застрявшего в горле предмета, но засасывал его всё глубже и глубже. Дуров даже видел, как мяч, напоминая опухоль, скользил всё ниже, ниже под эластичной, глянцевитой кожей животного.

Дрессировщик растерялся – такой случай произошёл с ним впервые, такого он не наблюдал и прежде. Однако, твёрдо помня, что артист должен прежде всего по возможности стушевать свою неудачу (а ведь несчастье произошло не на репетиции, а на представлении!), он бросил морскому льву другой, запасной, мячик. Лотос ловко поймал его и понёс к себе на тумбу.

Закончив номер, дрессировщик в смятении созвал консилиум. Что делать? Два ветеринара и один хирург совещались долго и, наконец, предложили два варианта спасения ластоногого артиста. Первый вариант: извлечь проглоченный мяч хирургическим путём. Второй вариант: впрыснуть апоморфин, сильное рвотное средство. Первый вариант Дуров с ужасом отверг – он даже представить себе не мог, что в глотку его любимца войдут длинные щипцы! Итак, избран был второй способ. Но дело осложнялось тем, что ветеринарам никогда не приходилось работать с такими особенными пациентами. Они оба были специалистами по крупному рогатому скоту. Никто не знал, какая доза апоморфина подходит для организма взрослого морского льва!

Юрий Владимирович с тревогой добивался ответа, какая же доза поможет спасти животное, не погубит его ядовитое средство? Ветеринары дают уклончивые ответы – мол, доза смертельной не будет.

Приходится соглашаться. Выхода нет.

И вот Лотос сидит на своей привычной тумбе и поглощает свою любимую рыбу. Есть он ещё может. Значит, не всё потеряно. Ещё дедушка Дуров учил внука: «Пока животное хочет есть и ест, есть надежда на его выздоровление». Ветеринар быстро сделал укол, ввёл лекарство. Действие апоморфина должно было начаться через минут пятнадцать. Врачи ушли, и дрессировщик остался с больным зверем. Лекарство не действовало! Надежды оставалось всё меньше и меньше. К тому же мяч был не цельный, а с прокусом. Значит, туда мог просочиться желудочный сок. При гниении он отравит несчастное животное! И тогда дрессировщику пришла в голову спасительная мысль – надо перекормить Лотоса! Ведь морские львы – страшные обжоры и меры не знают! Лотосу ничего не стоило за один присест слопать пуд свежей рыбы! Он мог бы съесть и больше! И тогда излишнюю рыбу морской лев «отдаст обратно». Таково защитное свойство организма. Излишек пищи будет действовать лучше любого рвотного средства.

На следующее утро Юрий Владимирович организовал для любимца сеанс обжорства. Лотос ел рыбу без устали! Вот проглочено одно ведро, вот второе, третье… Всё идёт в бездонное брюхо! Но… Никакой «отдачи»!

Скормив морскому льву пятьдесят килограммов свежей рыбы и не дождавшись никаких результатов, дрессировщик отправился спать. Но какой может быть сон, когда гибнет любимец, да ещё такой талантливый артист! Три дня сиднем сидел неимоверно располневший Лотос и никакого эффекта! В душе дрессировщик уже оплакивал своего питомца. Видимо, не удастся его возвратить к жизни, к работе. Потеря «калифорнийца» была к тому же весьма чувствительным и финансовым ударом для зверинца – Лотос стоил не одну тысячу рублей золотом.

Самый пугающий признак недомогания морского льва – это постоянное сидение на суше. Если он не спускается в бассейн поплавать, значит, он либо не здоров, либо дурно настроен.

В тревожном ожидании проходят четвёртый день, пятый… И вдруг Лотос медленно сполз в бассейн и понемногу стал шевелиться в воде. Более того – у Лотоса появились первые признаки аппетита!..

Служащий принёс ведро рыбы, и Дуров дал своему питомцу небольшую форель. Лотос обрадованно проглотил её. Но какая это была форель? Отчаянию Юрия Владимировича не было предела! Оказалось, что вся рыба в ведре протухла! Откуда только её принёс этот бестолковый служитель! Теперь в трагическом исходе дрессировщик уже не сомневался.

Но дело обернулось самым неожиданным образом. Тухлая рыба сыграла роль очистительного средства. Она сделала то, что не смогла сделать введённая через шприц доза апоморфина. Часа через три Лотос «отдал обратно» не только спасшую его форель, но и все пятьдесят килограммов непереваренной рыбы, обременявшей желудок, и… злополучный мяч!

Вот уж верно говорится: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!». Радости дрессировщика не было конца, когда Лотос через день приступил к исполнению своих артистических обязанностей.

И всё же Лотос вскоре погиб. И случилось это в тот день, когда Юрий Владимирович переходил из зверинца в «большой цирк». Лотоса погубил туберкулёз. Этот диагноз для Дурова и его новых товарищей стал сенсацией. Как же так? Ведь Баку – город довольно тёплый, а летом просто жаркий, выпадают и знойные, палящие дни, совсем такие же, как на родине морских львов. Но самое удивительное в том, что другие морские львы, с которыми впоследствии работал Юрий Владимирович в несравнимо более суровых в климатическом отношении условиях, никогда туберкулёзом не страдали.

Конечно, не только своим особенным характером отличается каждый конкретный зверь от другого, но и особенностями своего здоровья. То, что одному легко и радостно, другому в тягость, то, что один переносит незаметно, другой воспринимает как непосильную для него нагрузку. На одном травмы заживают без осложнений и препятствий, другого приходится лечить долго, упорно, мучительно…

А разве у нас, людей, не так? Даже в одной семье, даже среди братьев, даже среди близнецов? Стоит ли этому особенно удивляться!

Что же касается морских львов, то, как подметил однажды в беседе с Юрием Владимировичем один старый ветеринар, первоисточник гибели Лотоса – в сквозняках. Да, в самых обычных сквозняках! Они, эти сквозняки, гуляют по цирку взад и вперёд. От них страдают и люди, и звери, и зрители, и артисты. Сквозняк опасен тем, что он незаметен, это враг-невидимка. Он скор на расправу. Ну, если это весна или тем более лето, если температура воздуха в цирке и за его пределами близка, это ещё не так страшно. А если возникает резкий перепад температур?! В океане ветра гуляют и не такие, но там нет сквозняков. Видимо, Лотосу со сквозняками особенно не повезло. Простуда сыграла коварную роль, внешних признаков её никто не заприметил.

… С тех пор минуло двадцать лет, а Юрий Владимирович переживал утрату своего любимца так, словно это произошло вчера.

Вообще, в эти бакинские дни Юрий Владимирович был грустен. Он и чувствовал себя неважно, и перемена погоды на него тяжело повлияла, и воспоминания на этот раз особенно растревожили, и я был уже не рад, что пристал к человеку со своими блокнотами.

По календарю в Закавказье весна, а город весь завален снегом. Идёт сильный перепад давления. Раньше в молодости это как-то вовсе не замечалось, а теперь погодные перемены всё чаще и чаще дают о себе знать. Юрий Владимирович лежит в гостиничном номере. Надо бы поспать, отдохнуть, но подушка словно горит у него под головой. Звери без присмотра не остались. Никто не обидит, не забудет ни страуса-эму Петьку, ни его тёзку – престарелого ламу, ни морского льва Пашку, и начинающих артистов – морских львят Лору и Талисмана, ни слониху подростка Лэди, а вот с продуктами беда – они остались на загородной базе! Из-за снежных заносов их теперь будет трудно своевременно привезти в Баку. Главное рыба, рыба и ещё раз рыба – ив нужном количестве и в необходимом ассортименте. Вот, скажем, новый любимец дрессировщика – морской лев Пашка. За какую-нибудь кильку или салаку ни за что не станет отрабатывать сложный трюк, а за кусочек осетрины он на арене творит чудеса! И Юрий Владимирович хватает телефонную трубку и срочно отправляет своего ассистента в гастроном, чтобы купить один килограмм осетрины для Пашки. Маленький кусочек этой рыбы станет вечером «вести» целый номер!

Ещё дед завещал Юрию Владимировичу святое правило дрессуры: «Нам самим будет хорошо только в том случае, если будет хорошо нашим животным». Эту заповедь внук не устаёт повторять всем своим сотрудникам, помощникам и ученикам.

Мне очень хочется как-то отвлечь Юрия Владимировича от тревожных мыслей, настроить его на иную волну, и я прошу его рассказать о светлом и радостном событии в его жизни – переходе в «больший» цирк, на большой аттракцион.

Эти воспоминания для Юрия Владимировича и впрямь действуют как лекарство. Он оживляется, привстаёт, усаживается на гостиничном диване и начинает вести речь о новой главе в своей артистической судьбе.