Маршрутами судьбы
Рассказал Юрию Владимировичу о Дике и сразу же пожалел об этом – не надо было про автомобили и всякие дорожные дела вообще говорить: в 1953 году под Вышним Волочком на зимнем шоссе машина, в которой ехали Дуров с супругой, попала в аварию. Юрий Владимирович был доставлен в больницу, а его супруга погибла! Едва подлечившись, артист снова вышел на арену. С переломанной рукой, заключённой в гипс, он поднимал слона на «ов» и кланялся публике с улыбкой! Никогда ему не было так тяжело выступать! Никогда он так близко не понимал горя своего двоюродного деда Анатолия Леонидовича Дурова, который оставлял умирающего сына и шёл на манеж в своём клоунском наряде!..
Но и тогда его закружил цирковой конвейер! Рига, Саратов, Горький, Куйбышев, Сталинград, Тбилиси… Ушёл из жизни дорогой человек. Один за другим угасали любимые животные: обезьянки Люлю и Яшка-наездник, совсем сдала слониха Лиля. Ей на смену пришла в Таллине юная слониха Лэди, про которую было написано в паспорте зверинца: «Дрессировке не поддается». Механической? Возможно! Но – не дуровской! Ушёл на покой любимец Юрия Владимировича лама Петя. Он подарил его юннатам Тбилисского дворца пионеров.
И опять карусель конвейера! Иваново, Архангельск, Одесса, Ростов-на-Дону, Воронеж, Сталинабад, Запорожье и… Первые зарубежные гастроли. На сей раз – Польша, а в Польше – Варшава, Лодзь, Белосток… Самой радостной рецензией на дуровскую программу была коротенькая информация в одной из польских газет. Называлась заметка просто и выразительно: «Штурм цирка!» Польские гастроли знаменательны были и тем, что впервые в печати появились «Записки Дурова-внука» – был у нас с Юрием Владимировичем такой вариант литературной записи его автобиографии. Другие фрагменты этого варианта в 1961 году опубликовал в третьем номере журнал «Наш современник». Назывались записки в целом «Здравствуй, цирк!» и включали они в себя главки «Ассистент дрессировщика»; «В наших зверинцах»; «Мой первый цирк» и «Мой большой аттракцион». Предваряло публикацию моё предисловие. К сожалению; редакция предпочла этот; условно говоря; средний период в жизни и творчестве Юрия Дурова; в то время как мне всегда казалось; что самое интересное – это детство; отрочество и ранняя юность, то есть жизнь рядом с дедом; атмосфера; окружающая его; Москва тех незабываемых и полных неповторимого своеобразия лет. К тому же наш редактор кое-что «подсушил»; предпочтя всему слишком плотную фактуру. И всё же мы оба были рады – наши беседы услышали читатели; бывшие; нынешние и будущие цирковые зрители.
В 1963 году тот же «Наш современник» в шестом номере поместил мой исторический очерк «Дедушка русского цирка». Публикация была юбилейной; посвящалась столетию со дня рождения Владимира Леонидовича Дурова. В том же году в издательстве «Знание» вышла в свет моя брошюра «Владимир Дуров». Вот; собственно; и все мои дуровские публикации! Мало! До обидного мало! И «распечатывать» другие варианты книги по журналам и еженедельникам не было ни сил; ни времени; и новая работа заставила дуровскую рукопись отложить в сторону…
Мы с Юрием Владимировичем уже привыкли к нашим совместным поездкам; нашим многочасовым беседам; нашей совместной работе. Но встречались мьц однако; всё реже и реже. Наши маршруты не пересекались ни разу за исключением одного: мы оба в 1959 году оказались в Ленинграде в дни зимних школьных каникул. Я приехал навестить сына Колю и повёл его с собой на представление; в котором участвовал Юрий Владимирович; познакомил его со своим другом; провёл за кулисы; «познакомил» и с морским львом, слоном; и с другими обитателями таинственного циркового мира. А потом мы отмечали вместе с Юрием Владимировичем Новый год! Как всегда; вспоминали города и годьц страницы нашей книги; которая тогда в первоначальном варианте так и называлась – «Записки Дурова-внука». Почему? Я очень любил Аксакова; особенно его славную книгу «Записки Багрова-внука». Вот так и родилось это первоначальное название.
А потом мы виделись с Юрием Владимировичем только в Москве. Помню один долгий разговор летом 1962 года. Дуров чувствовал себя неважно: где-то простудился да и переутомление сказывалось… Лето стояло прохладное; затем; правда; погода немного исправилась. В номере гостиницы «Пекин» было неуютно. Юрий Владимирович покашливал; постоянно делая глотки крепкого чая. Больше всего в тот вечер он мне рассказывал о грузинских маршрутах; о том, как он вместе с артистами грузинского цирка выступал в районном центре Сагареджо; как ехали на трёх автобусах; а в грузовиках мирно соседствовали; любуясь красотами Кахетищ морской лев, бурая медведица; шотландский пони. Весна была запоздалая; повсюду цвёл миндаль – незабываемое зрелище! Но где выступать? В райцентре нет цирка? Цирка действительно нет, но, оказывается, в центре селения высится большое круглое здание, увенчанное куполом. А внутри – амфитеатр со свежеокрашенными скамьями, рассчитанный на восемьсот мест! Неплохо для райцентра! Есть и небольшая арена, посыпанная опилками и укрытая ковром. А всё остальное – как в настоящем цирке: и яркие нарядные люстры, и прожектора, и другая аппаратура… Откуда такое богатство? Оказалось, что местные мужчины обожают традиционную грузинскую борьбу. Из этого села вышли многие знаменитые спортсмены и даже чемпионы. И вот республиканский спорткомитет не поскупился и отгрохал это славное сооружение. Здесь проводятся соревнования по борьбе, но сегодня не борьба собрала публику. Юрий Дуров в Кахетии обращается к своим зрителям по-грузински. Он повторяет мне грузинские слова и спрашивает: «Ну, как? Похоже на грузинскую речь?» Я киваю головой и аплодирую выходному монологу, произнесенному на языке Шота Руставели.
Тбилиси сыграл в жизни Юрия Владимировича особую роль. В этом городе сложилась его новая семья. Он женился на знаменитой наезднице народной артистке Узбекской ССР Лоле Ходжаевой. Юрий Владимирович и Лола своего сына называли Юрием. Так появился ещё один Дуров – Юрий Юрьевич, или Юрий Дуров-младший. Впоследствии и он вышел на манеж с дрессированной им обезьянкой в традиционном для всех Дуровых-мужчин клоунском наряде.
Удивительная судьба у цирковых артистов! Никто больше в мире искусств так не связан с дорогами: кинематографисты отснимут материал в экспедициях, и начнётся студийный монтажно-тонировочный период; театр проведёт гастроли и вернется домой, а циркачи, или, как говаривали в прошлом веке, циркисты, всё в пути, в пути, в пути…
Спрашиваю Юрия Владимировича о том, какая из поездок принесла ему самые большие и сильные впечатления. Ну, хотя бы из числа послевоенных.
– Ну, конечно же, дальневосточные встречи со звероловами! В 1946 году ещё до нашего знакомства в Кисловодске я побывал на острове Тюлений. Морской лев – моя давняя любовь, но каждый экземпляр в буквальном смысле слова – на вес золота. К нам он поступает кружным путём – через Западную Германию или Голландию. Очень изнеженный зверь! Его родина – калифорнийское побережье. Он очень разборчив в еде, чувствителен к любым переменам погоды. И я подумал: «А что если найти ему замену, биологически близкую?» В дальневосточных краеведческих музеях я видел чучела разнообразных ластоногих: белух, котиков, моржей, нерп, но морского льва там не было. Я обратился к специальной литературе.
Ба, да у нас есть свой морской лев – сивуч Очень близкий морскому льву родственник. А вдруг он поддастся дрессировке? Вот тут-то и пал выбор на остров Тюлений, лежащий у оконечности Сахалина в Охотском море. Главцирк согласие да л, а в Союзпушнине и Зооцентре меня огорчили – оказывается, интересующие меня острова вместе со зверосовхозами отошли в ведение Министерства совхозов. Я уже совсем запутался в этих ведомственных сетях! А надо торопиться. Основные массы сивучей уплывают от нас в середине сентября. Выручили военные моряки. В то время как раз близ острова Тюлений тралили мины, оставшиеся после войны. В моё распоряжение предоставили один из малых тральщиков. Вся команда судёнышка состояла из очень молодых моряков. Старшему из них, лейтенанту С. Сеитову, было всего лишь 23 года! Моряки увлеклись моей идеей и с удовольствием мне помогали.
Необычное плавание дало много свежих и неповторимых для меня, сухопутного в общем-то человека, впечатлений. Мы шли мимо острова Сахалин, через Татарский пролив, были в заливе Терпения, в бухтах святой Ольги и святого Владимира… Я ощущал себя прямо-таки мореплавателем! Всюду меня окружала северная экзотика. Вот проплыл морской зверь – хищная касатка. Издали показались фонтаны кашалотов… Но моряки прежде всего должны были интересоваться другим «зверьём» – вражескими минами. Одну из найденных мин мы расстреляли из пушки, а другие вылавливали тралом.
В открытом море мы отметили первую годовщину Победы над Японией. На нашем маленьком судёнышке было большое торжество. Ребята просили меня рассказать о цирке, и я с радостью делился с ними бесконечными забавными происшествиями из цирковой жизни, по возможности, с «морским уклоном»: старался припомнить такие байки, где были вода, моря, реки, морские животные, морская тематика… Моряки хохотали ото всей души! Они и представить себе не могли, что на их крохотном кораблике будет такое устное представление давать дрессировщик, а я тем более не мог себе представить, что буду в море в такой чудесной компании вдали от берегов делить с военными моряками досуг и веселье.
И вот наконец-то на виду показался желанный остров. Над морем поднималась небольшая скала, очень строгая и неприступная. Пришвартовались, найдя удобное место. Осматриваемся и видим нечто вроде небольшого пляжа. На окрестных скалах – птичий базар с сотнями тысяч кайр, а на песке – лежбища с десятками тысяч ластоногих. За несколько миль до остова мы слышали звериный рёв и птичий гам. Я страшно обрадовался! Что и говорить – попал в свою стихию. Спрятался и наблюдаю за поведением местных обитателей. Вот кайры учат птенцов плавать. Столкнет мамаша сверху со скалы малыша крылом в воду, а сама плывёт рядышком, поглядывает, как её ребёнок в воде осваивается. Между прочим, я именно тогда узнал, что хвалёный американский яичный порошок, которым дельцы из США пичкали «маршаллизированные» страны, изготовлен из яиц диких морских птиц – собирали для продажи даровые яйца на птичьих базарах. Вот она цена «благодеянию»!
Глаз не могу оторвать от скопления ластоногих. Если какой-нибудь шаловливый малыш отобьётся от своего стада, рачительные мамаши загоняют детёнышей домой. Котиков больше всего. А нет ли среди них сивучей? Если они и есть, то они затерялись в массе котиков. Встретили мы там и охотников-промысловиков. Подумал и решил попросить их поймать для меня несколько котиков. Не возвращаться же с пустыми руками! Поймали для меня десятка три – от самых крохотных до огромных самцов! При погрузке один из котиков вроде как умер, а остальные показали себя опытными и умелыми беглецами. А тот, который «умер», оказался ловким симулянтом: почувствовав себя в родной стихии, он мгновенно ожил и быстро уплыл. Особую прыть беглецу придало появление на горизонте хищницы-касатки.
В дороге котики томились, тоскливо ревели, ничего не ели, словно объявили голодовку в знак протеста против пленения. Через несколько суток мы благополучно прибыли во Владивосток. Мой помощник по хозяйственной части В. Мильво, извещённый по радио о нашем улове, вполне подготовился к приёму морских гостей. Были изготовлены клетки, заказаны четыре бассейна. Но гостям всё было не мило. Они по-прежнему отказывались от еды. Пришлось попытаться кормить силой! Не помогло ничего! Только пятеро самостоятельно стали глотать рыбу. Лишь один прожил у меня шесть месяцев. Это был своеобразный рекорд. Не удалось мне даже попробовать их дрессировать, потому как все силы были брошены на сохранение их жизни…
Юрий Владимирович нахмурился и махнул рукой – что, мол, говорить – такая беда вышла!
Я хорошо понимал его – и не потому лишь, что за годы нашей дружбы научился ценить и любить его животных, искренно горевал, когда они болели или тем более гибли. Я им и сам, находясь на Дальнем Востоке, пытался чем мог помочь в поисках сивучей. В устье Амура я познакомился с опытным зверобоем И. К. Непомнящим. Человек чуткий и увлекающийся, он живо откликнулся на мою просьбу. Она уже стала как бы моей, хотя, конечно, исходила от Юрия Владимировича.
– Морской лев? – переспросил Непомнящий. – Видали мы такого зверя. Чуть ли не в Амурском лимане даже… А зачем и кому он нужен, мы не знали. С производственной точки зрения проку в нём никакого: жиру мало, шкура невелика… Короче говоря, взяли, да и выбросили в воду!
– Что же вы наделали! – воскликнул я. – Вы взяли и выбросили в воду пуд золота!
– Да, – сокрушённо протянул зверобой, – что же теперь делать-то? И сейчас нам на него идти несподручно. Наш кунгас приспособлен для белухи. Для неё и специальная снасть сделана. А за сивуч ем вашим надо идти в открытое море. Тут и сеть нужна помельче, и судно покрепче. А самое главное – приказ нужен. Из Главка. У нас и без того план по белухе велик!
В общем, я понял, что дело не в сети, не в судёнышке, а в бумажке. Ничего нет удивительного. Как шутил герой одной комедии, «на том и стоим – на бумаге с печатью и стоим».
Пока шли телеграммы в Главк, пока там что-то согласовывалось, решалось, побережье затянулось густыми туманами. За белухой я пять раз вместе со зверобоями сходил – почти пятьсот хищников взяли! Я тоже, как заправский зверобой, стал этими показателями гордиться. А вот сивуч ни разу в сетку не попался… Зато мы с Юрием Владимировичем оба в разное время приняли морское дальневосточное крещение…
Беседа наша продолжалась, шла какими-то кругами, захватывая то одну сферу, то другую. И вот вольно или невольно вернулись мы на круги своя, на старую улицу Божедомку в Уголок зверей, пристань, от которой начались все жизненные маршруты Юрия Владимировича.