Н.А. Сотников. Заявка на пьесу «Свидание в Горках, или Откровения великого сорванца»

«Дискуссия становится неотъемлемой и важнейшей частью современной драмы».

Бернард Шоу

В последнее время я как театральный критик и литературный педагог всё чаще обращаюсь к проблеме, связанной с диспутом, дискуссией на сцене. Диспут, конечно, короче, локальнее, дискуссия шире, глубже, продолжительнее. Это очевидно. Но не так, к сожалению, очевидны вопросы художественной практики. Далеко не каждая научная и тем более производственная проблемы могут лечь в основу драматургического произведения. Есть темы очень специальные, есть материал на грани натурализма (а натурализм – это не только голые тела и слишком обнажённый быт, но и демонстрация разного рода опытов, разрезов в металловедении, геологических обнажений, опытов над биологическими существами, демонстрация проб грунта и т. д.). Всё это даже в самых ограниченных пределах начинает за себя мстить, в чём я не раз убеждался, читая пьесы других своих учеников на драматургических семинарах, особенно зональных. Приходят в драматургию из разных областей знаний и проносят с собой не только позитивный опыт, но и тот, с которым потом начинают бороться редакторы и режиссёры.

Вспомним тему «соосности» (вопрос тракторной техники и эксплуатации), который выдвинула Галина Николаева (я с ней не раз спорил по этому поводу). Но и такой выдающийся мастер кино, как Пудовкин, который в фильме «Возвращение Василия Бортникова» «соосность» не преодолел. Никто не против «соосности» не выступает: это может быть дельная корреспонденция в газете, проблемная статья, даже проблемный очерк, но на сцене и на экране такие «оси» ломаются!

Вот большой мастер кинодраматургии Евгений Габрилович предостерёг себя от слишком большого погружения в производственно-экономическую проблему сибирского комбината в явно придуманной Берёзовке. На первый план справедливо вышел всё-таки человеческий фактор. Да и в фильме «Монолог» и физиологический опыт, и некая юношеская, ещё дореволюционная статья, которая требует своего продолжения, лишь обозначены.

В общем, волей-неволей мы вновь обращаемся к общеэстетической проблеме «Предмет искусства». От этой проблемы никуда не деться.

И всё-таки дискуссионность как таковая, да ещё по важнейшим вопросам истории, бытия, политики содержит в себе огромной силы драматургический заряд. Такую тему, которая отвечает этим требованиям, я нашёл.

Отправляясь в 1931 году в путешествие в СССР, драматург, критик и публицист Бернард Шоу в своем парадоксальном духе пригласил в спутники людей иного мира, иных взглядов, иных воззрений, иного стиля поведения. Миллионерша-консерватор депутат парламента Ненси Астор выполняла к тому же особую миссию. Зная о давних симпатиях «великого сорванца» (это выражение о себе самого Шоу) к первой в мире стране социализма, небезызвестный Уинстон Черчилль, потомок герцогов Мальборо, поручил своей соратнице «снижать восторги» глашатая нового общества, наводнившего западную прессу и эфир той поры выступлениями, восхвалявшими СССР. Такова конфликтная основа пьесы.

Возникает реальный повод для сопоставления двух визитов в СССР двух англичан – Герберта Уэллса и Бернарда Шоу. Если первый увидел прежде всего «Россию во мгле», то второй – «при свете яркого солнца идей Ленина».

Высказывания Шоу остры и парадоксальны. М. Горький, приветствуя Шоу в день его 75-летия в Москве, говорил о нём как о писателе, «осмеявшем буржуазный мир».

В моей пьесе применен кинематографический по преимуществу приём «наплывов», то есть на сцене наряду с основными действиями возникают микрофрагменты из пьес самого Шоу. Они как бы взывают к памяти если не зрителей, то во всяком случае читателей произведений замечательного драматурга.

Вторая острейшая проблема современной драматургии – документальность её. Мне невероятно повезло: имея репутацию не только очеркиста, пишущего о современном Ленинграде, но и краеведа, ученика историка города на Неве профессора Петра Николаевича Столпянского, я был включён в состав минимального круга лиц, которые принимали Шоу в Ленинграде. Затем Шоу и его «свита» отправились в Москву. В московских днях Шоу я участия уже не принимал, но у меня была возможность собрать документальные свидетельства об этих днях и существенно дополнить свои литературные ленинградские блокноты. Посему «придумано» немного. Некоторые сценки, высказывания, диалоги по степени документальности можно сравнить со стенографическими отчётами, которые в довоенном Ленинграде играли видную роль в писательской работе, а вот ныне они отошли не только на второй, но и на третий планы. А ведь микрофон, ведущий к магнитофону, сильнее отталкивает от себя собеседников, нежели сидящая где-то вдали почти незаметная труженица-стенографистка!

Итак, морской вокзал в Ленинграде. Причаливает комфортабельный английский пароход «Коринтия». По трапу быстрыми шагами сходит почтенный старик с большой бородой и видит плакат: «Привет блестящему мастеру драматурги Бернарду Шоу на советской земле!» Ленинградская писательская делегация во главе с Алексеем Николаевичем Толстым приветливо встречает гостей и прежде всего – самого Шоу. Сияющий Шоу (он не ожидал такого сердечного приёма!) пожимает руки и даёт краткое, но выразительное интервью. Вот подлинный текст Шоу: «Я с радостью вступаю на русскую землю. В России я хочу отпраздновать день своего, увы, семидесятипятилетия. Мне хотелось хоть перед смертью повидать страну надежд прежде чем я возвращусь в страны отчаяния…».

Здесь я обязан сделать важнейшую оговорку. Если через четыре года в 1935 году, принимая примерно такое же участие в приёме Ромена Роллана на ленинградской земле, я СМОГУ с ним общаться без переводчика, то английского языка я не знал вовсе и пользовался услугами НЕСКОЛЬКИХ переводчиков. Да, переводчик был по ряду причин не один, но как драматург я обязан этот момент иметь в виду и придумал образ МОЛЧАЩЕГО в ленинградских эпизодах переводчика: в Горках Надежда Константиновна Крупская и Мария Ильинична Ульянова могли говорить и говорили с Шоу то по-английски, то по-французски. Были и сопровождающие, но они в главное здание в Горках не входили и ожидали окончания визита поблизости. В пьесе этот момент не представлен, но Крупская и Ульянова впоследствии весьма подробно описали свои впечатления от беседы с Шоу в разговоре с народным комиссаром иностранных дел Литвиновым. Имелись и некоторые записи беседы в Горках. С фрагментами этих записей мне удалось познакомиться.

Так что моя пьеса – это не фантазии и вариации на избранную тему, а результат большой многолетней исследовательской работы.

Ещё на пирсе в Ленинграде Шоу метко охарактеризовал своих спутников: лорда и леди Астор, их сына Дэвида, сестру Ненси – американку Ирис, лорда Лотиена: «Пёстрая компания! Я – социалист, Асторы – консерваторы, Летиен называет себя либералом… Но все они невероятно богатые собственники. Это уже вина английского пролетариата, который не смог ещё освободить их от такого неудобного положения…» (Дословный текст!)

Так, буквально с первых же минут пребывания Шоу на ленинградской земле началась та дискуссия, которая будет протекать на протяжении всей пьесы.

Лично я вместе с гостями побывал, сопровождая их как основной гид по Ленинграду (были и другие гиды – на разных объектах) в Смольном, в Эрмитаже, в пушкинских садах Лицея, в пионерском лагере на Каменном острове, принял активное участие на писательском банкете в Европейской гостинице, где уже вовсю разгорелись жаркие споры и где так ярко проявился наступательный дух Шоу.

Второй акт моей пьесы – Москва и Горки. В Колонном зале в центре столицы юбиляра чествует А. В. Луначарский. Шоу провозглашает себя последователем учения Ленина и к ужасу своих английских спутников громит буржуазию.

Западная пресса пытается нанести контрудары, но Шоу назовёт их в отместку «старыми дуралеями» и напомнит всем о том, что ещё Октябрьский переворот он воспринял как спасение человечества от гибели, что когда английские власти пытались подавить пролетарскую революцию военной силой, он смело объявил во всеуслышанье: «Мы – социалисты, и мы на стороне русских!» Шоу доказал, что он всегда был и оставался другом СССР – и, провозглашая лозунг: «Руки прочь от России!» и участвуя в создании печатного органа Британской компартии – газеты «Дейли уоркер», о чём многие зрители узнают лишь к своему удивлению впервые.

В пьесе есть ещё один герой, главный герой, о котором говорят, который незримо присутствует всюду и везде. Это – Ленин, которого Шоу превозносил: «Я не сомневаюсь, что настанет время, когда и в Лондоне будет воздвигнут памятник Ленину]»

В своих полемических диалогах и монологах Шоу ведёт речь не только о политике, но о многих других сферах жизни и творчества. Под влиянием идей Октября он создал образы людей из народа: героини-пастушки Жанны, цветочницы Элизы из «Пигмалиона», шофёра, официанта. После поездки в СССР Шоу создал дискуссионную пьесу «Миллионерша», своего рода итог бесконечных и очень острых споров с леди Астор. В пьесе «Горько, но правда» он восхвалит нашу страну, названную им «Объединение Разумного Общества».

Чрезвычайно важно подчеркнуть, что Шоу ВСЮ жизнь учился у русских и у России: у музыковеда Улыбышева – теории музыкального искусства (напоминаю, что Шоу – музыкальный и театральный критик!), историк Чебышев по-новому осветил для Шоу историю английской литературы, в искусстве театра он брал заочные уроки у Станиславского, а искусству новой драматургии учился он у Чехова. Об этом мало кто сейчас помнит и знает.

Покидая СССР, Шоу будет твердить западным своим оппонентам «о плохо понятой ими России». Вот о том, как он постигал в нашей стране нашу страну, и пойдёт речь в предлагаемой вашему вниманию моей новой пьесе. Правда, вернее было бы сказать «последней редакции новой пьесы», так как я делал уже несколько «заходов»: то всё действие сосредотачивалось только в Горках, то переносилось в Лондон, то даже – только в полпредство СССР в Лондоне, появлялись новые герои, уходили со сцены герои прежние. И всё же я принял решение строго следовать такому важному событию в жизни Шоу, как его свидание с новым миром.

Новейший вариант пьесы готов, и я его могу представить сразу после одобрения заявки.

Н. А. Сотников

10 февраля 1976 года