Пролог

Уголок кабинета ШОУ в Эйотт-Сент-Аоуренс. Столик с пишущей машинкой, почти придвинутый к углу камина. На нём установлены скульптуры самого Шоу и Шекспира. Занавес открывается при стуке машинки. БЕРНАРД ШОУ дописал письмо и перечитывает его вслух.

ШОУ «13 августа 1931 года. В Рим. Моя дорогая Молли, неужели итальянские газеты изобразили дело так, будто я разочаровался в России и недоволен поездкой? Чудовищная ложь! В жизни своей я не получал от путешествия такого удовольствия. Я был принят там, как великий Старец социализма – улыбался, приветливо махал рукой, произносил речи… Всё это едва ли в вашем вкусе. Но именно это сделало наше пребывание в России особенно приятным. Взять вас с собой я всё равно бы не смог. В жизни вас больше всего интересуют наряды, в искусстве – секс, а наша поездка была предприятием политическим. И вы бы в ней не прижились. Должен кончать письмо. Мне нужно многое написать о новой России. Ваш Джордж Бернард Шоу».

Отложил письмо. Взял кипу газет, читает заголовки статей, усмехается.

Да, надо писать о плохо понятой России! (Листает). Как только меня не называют критики: «Апостол и шутник», «Шут и пророк», «Клоун или святой», «Арлекин или мудрец»… Даже «Джордж против Бернарда». Пожалуй, последнее – самое правильное. Противоречия естественны в душе у каждого человека. Но в одном – Джорджа и Бернарда не поссорить! Здесь мы едины. Нельзя поссорить меня с Советским Союзом, никак нельзя! Глупо подвергать мои глубокие, постоянные симпатии к этой стране сомнению…

Возвращается к машинке, делает новую закладку и продолжает писать, проговаривая написанное.

Я напишу в «Таймс», в «Дейли Ньюс», в «Нейшн» и обязательно в «Манчестер гардиан», которая напечатала мои, другими газетами, отвергнутые статьи. Ничто, кроме смерти, не заставит меня умолкнуть. Я всегда буду восхвалять новую Россию, буду обрушиваться на всех и вся за несогласие с советским пониманием демократии…

Стучит пишущая машинка. Звучит музыка. На сцену врывается пароходный гудок. Идёт занавес.