Н.Н. Сотников. Действенность публицистики, или «Не могу молчать!»

Как вы понимаете, бурная негативная реакция на путевой очерк, описывающий красоты природы, портретный очерк во славу мастера своего дела, статья в связи с памятной юбилейной датой, явление – редчайшее! Она может быть почти исключительно в связи с какими-нибудь явными фактическими ошибками.

А вот негативная реакция вплоть до разного рода угроз на фельетон, критическую корреспонденцию, реплику, разносную рецензию явление не такое уж редкое. В этом отношении своеобразными «чемпионами» по числу таких ответных мер у Н. А. Сотникова являются его писательские заметки о мухляже со школьными отметками «Куриное море» («Литературная газета», 13 октября 1956 года) и фельетон «Длань “Брата Вани”» («Литературная газета», 10 декабря 1958 года). Очень бурная реакция в писательских кругах (и не только Москвы!) была после публикаций в журнале «Театральная жизнь» текстов «Время спорит с автором» (своеобразный обзор организационной работы секции драматургов Москвы), «Критика и юрисдикция» (не только о спектакле «Сердце девичье затуманилось», но и весьма редкостном прецеденте в авторском праве) и, конечно же, – рецензия с элементами детектива «Звонок из Студёного оврага» (в Куйбышевский театр позвонил некий аноним с угрозами в связи с премьерой спектакля «Дачный тупик» – явление небывалое, ибо все герои вымышленные, место действии придуманное, значит, заела анонима сама постановка вопроса о гранях и эволюции стяжательства!).

Такие звонки из разного рода «студёных оврагов» отцу раздавались не раз, но открытая угроза убийством была единожды в связи с фельетоном о сектантах во главе с Николаем Волошиным, бывшим уголовником, и его замом, ремонтником и одновременно помощником бухгалтера, сорокапятилетним В. Сизовым. Банда свила себе гнездо на прославленном заводе ЗИЛ, и отец нашёл своего «героя»… на заводской Доске Почёта! Сфера действия банды сектантов была немалая – довольно густонаселённый пригород Москвы, слившийся со столицей Кунцево, и Мазилово. Это сейчас разного рода религиозно-психические «доброхоты» заступаются за секты, даже изуверские, а тогда, в конце 50-х годов отношение было к ним в массе своей непримеримым. «Вывела» отца на тему одна из работниц завода, одна из слушательниц его писательского выступления на предприятии. «Что уж говорить об изуверах на окраинах страны, когда у нас на столицом заводе сектанты даже на досках почётов висят!» Разумеется, после публикации фельетона сектанты перестали «висеть» на Доске Почёта, было возбуждено уголовное дело. Удивительнее всего другое – связи «божьих братьев»: отец тогда снимал комнаты, постоянного своего жилья у него не было, адреса менялись часто, а вот брат Ваня Волошин и иже с ними нашли и адрес отца, и телефон, временный, конечно!

В материале о мухляже с успеваемостью такого рода звонков не было, но были различные недовольства вплоть до руководства республиканского «школьного» министерства. А здесь тему отцу подсказала его тёща, то есть моя бабушка Елена Андреевна, которая очень внимательно следила за разного рода махинациями с оценками в нашем Петроградском районе Ленинграда.

Наконец, чуть было не стал соавтором отца-публициста его семилетний сынок-первоклассник, то есть я! Это, пожалуй, моё первое журналистское расследование, но уже не в школьной сфере, а в медицинской. Я серьёзно заболел скарлатиной, и пришлось полежать в палате детской больницы имени Филатова, где не только плохо кормили больных детей, но и обращались с ними как с малолетними преступниками. Я «собрал материал», написал текст в виде письма домой. Старшая сестра не пропустила письмо (вот она, моя первая редактрисса!), но я сделал из письма «птичку» и выбросил в форточку. «Птичка» полетала по двору и попала в руки моей приёмной матери Зинаиды Фёдоровны, которая пришла посмотреть на меня хоть в далёкое окошечко. А дальше – дело техники: письмо моё с комментариями бабушки (фельдшера), подруги моей покойной матери (детского врача) и тёти Зины было доставлено отцу. Он сделал набросок резко критической корреспонденции и «порадовал» этим текстом руководство больниц, указав и на свои предыдущие очень острые публикации. Реакция была мгновенной: меня досрочно выписали из больницы с глаз долой! Дома мы живо обсуждали с дедом (юристом) мои похождения, возмущались, смеялись, а бабушка сказала, что это моё «боевое крещение». Одобрил мои действия в очередном письме из Москвы и отец.

Разумеется, были у отца и другие разного рода критические выступления (устные, письменные, печатные), не раз ему угрожали и коллеги, «братья-писатели», которых он на собраниях и в печати (а также в рецензиях Госкомитета по печати и Министерства культуры РСФСР) разделал под орех.

Слова, взятые в заголовок, как вы помните, принадлежат Льву Толстому как публицисту. Далеко не со всеми тезисами яснополянинского мудреца ныне можно согласиться, но эта фраза стала крылатой, стала девизом для тех, для кого литературная работа не просто вид престижного и увлекательного заработка, но и прежде всего – служение Отечеству.