«В зрительном зале – драматург»

… И взвившись, занавес шумит.

А. С. Пушкин. (Из романа «Евгений Онегин»)

Так хотел назвать свою брошюру отец в 70-е годы и даже вёл предварительные переговоры на сей счёт с издательством «Знание». Дело в том, что помимо чисто зрительской реакции есть особые, аспектные, взгляды на происходящее на сцене у специалистов: режиссёров, художников-постановщиков, осветителей, гримёров, костюмеров, музыкантов (реже) и, разумеется, актёров. Взгляд же драматурга – совершенно отличен, у него совсем другие задачи. И если режиссёра в принципе может вдохновлять сравнение десяти постановок чеховских «Трёх сестёр», то драматурга прежде всего интересует репертуар, а в репертуаре – не сотая интерпретация «Грозы» и двухсотая – «Ревизора», а новые пьесы, новые имена, в редчайших случаях – возобновление давно не видевшей света рампы пьесы или же (что огромная редкость!) постановка никогда не ставившейся пьесы сравнительно недавних десятилетий. Пример? Драма Дмитрия Кедрина «Рембрант» на сцене Театра имени А. С. Пушкина.

Гораздо более утилитарный взгляд у театрального критика или же тем более начинающего газетного рецензента. На сей счёт есть забавный анекдот. Идёт спектакль. Какой-то уставшего вида молодой человек спрашивает у соседа, показывая пальцем на сцену: «Извините, а что он сказал?», через несколько минут он обращается к соседке и уточняет: «А чего это они на сцену вынесли?» Изумлённые соседи в один голос заявляют «пытливому» зрителю: «Да вы и слышите плохо, и видите плохо. Вы же не получаете никакого удовольствия!» «Какое там удовольствие! – восклицает театрал. – Я – рецензент. Завотделом культуры требует, чтобы рецензия на этот спектакль была бы ему сдана завтра до обеда!»

В нашем случае драматург совмещал свои профессиональные обязанности с долгом критика, при этом не забывая, как ныне говорят, и о своём «административном ресурсе». Да, отец не был администратором, решающим, «быть или не быть» премьере, включению пьесы в репертуар следующего сезона, но к его мнению прислушивались. Во всяком случае, в областных и краевых городах он мог помочь начинающим авторам реально, а не только морально. К тому же он был активным членом сперва секции, а затем объединения драматургов Московской писательской организации (это одно и то же, только ОБЪЕДИНЕНИЕ звучало солиднее), даже слишком активным, за что, взрослея, отца всё чаще поругивал я: «Да не лезь ты в эти дела! Голос у тебя один, союзников мало. Неприятностей будет тьма!» Но отец буквально с мальчишеским азартом бросался в самую гущу событий, что вы сможете увидеть, прочитав публикации этого раздела. Катализатором текстов являлись и карикатуры, распространённые в XIX – начале XX века (был даже такой журнал «Театр в карикатурах»!), а это есть огромная редкость в мире нынешней театральной критики. Некоторые из этих карикатур вы сможете увидеть воспроизведенными в тетрадке. Острые и даже, я бы сказал, ядовитые. Как мне говорил один коллега отца, в карикатуре к разговору о делах и планах московских драматургов несколько читателей (не рядовых, конечно!) обнаружили портретные сходства… А это уже – ЧП!

Готовя данный раздел, я провёл большую сортировку отцовских театрально-критических публикаций, решительно отказавшись от слишком частных, локальных, слишком информационных, но то, что осталось, меня поразило… нынешней актуальностью! Тенденции, которые в ту пору всячески маскировались, скрывались, почти не заявляли громко о себе, ныне расцвели пышным цветом. Если в конце минувшего века оплата завлиту авторского драматургического гонорара за выполнение своих штатных служебных обязанностей было явлением исключительным, то ныне завлиты ползли в соавторы к классикам минувших веков, уподобляясь портным-перелицовщикам первых послевоенных лет. Если раньше отступление от канонического текста в классической пьесе могло стать предметом рассмотрения в разных строгих инстанциях, то теперь, как говорят уголовники, «лепят горбатого», не стесняясь! Классическим персонажем навязывается не толькой чуждый им текст, но и дикие для их эпохи и строя действия. В одном театришке Гамлет стал размалёванной куклой со следами крови на шее (???), в другом чеховские сёстры стали велосипедистками! Некоторых мужчин и особенно женщин режиссёры решили медленно, но неуклонно освобождать от излишней одежды. Правда, абсолютных «голышек» ещё очень мало, но, как писала пресса, даже на сцене прославленного Театраимени А. С. Пушкина уже была запеленгована в пьесе классического репертуара актриса безо всего в верхней части своего туловища.

Отдельные попытки к такому «клубницизму» в театре мелькали в 60-е и особенно в 70-е годы, но тут же пересекались. Между прочим, словечко М. Е. Салтыкова-Щедрина «клубницизм» применительно к этим «явлениям» ввёлмой отец. Скандал был и вертикальный, и горизонтальный.

Матерных слов, которые заполонили экраны фильмов и телепередач, в чистом виде не было, но разного рода словесные гнусности уже пачкали уши зрителей.

Так что почти все нынешние явления берут начала во времена Хрущёва и Брежнева, которые сами были большими любителями разного рода непристойностей, несмотря на иконопись их прославителей.

Отец, как вы сейчас прочтёте, особое внимание уделял формированию репертуара, обновлению его, включению в репертуар новых имён, значительно расширяя пространства театральной карты России.

Работая над книгой, я себя поймал на одном неожиданном наблюдении: да, широка география и семинаров, и совещаний, театров, и городов, в которых жили ученики отца, но именно юга России я не встречал ни разу! Ростов-на-Дону и Краснодар как-то выпадали из общих забот и разговоров. А ведь чисто территориально они куда ближе, нежели, скажем, Хабаровск! Да, этими городами занимались зональные литконсультанты по прозе и поэзии. Обращал на себя внимание совсем ещё молодой краснодарец Виктор Лихоносов, обсуждались журнал «Дон», альманах «Кубань», а вот театры…

Думаю, что отцу, как и мне, гораздо была духовно ближе Вологда, нежели разудалые казацкие «юга»! О донских казаках я даже не говорю, вспоминая строки из романа Михаила Шолохова «Тихий Дон»: «Рабочие никогда нам не простят 1905 года!» и «Вот он, Дон-батюшка, не то, что Русь вонючая!» Всё это не забывается никогда.

Полагаю, что эти позиции разделял и Леонид Соболев, который вполне мог бы сказать отцу: «Николай Афанасьевич! Что-то вы о юге забываете!..» По словам отца, не говорил так никогда.

… В текстах, которые вы сейчас прочитаете, мною сделаны некоторые сокращения после сверки с отцовскими чистовиками и черновиками из домашнего архива. Исправлены кое-какие явные ошибки редакционного характера. От всего этого тексты стали динамичнее, бодрее и наступательнее.

К середине 60-х годов по мере приближения 20-летия Победы отец всё больше внимания уделяет публицистике, который пронизаны и театрально-критические тексты, всё больше и чаще обращается к своей памяти блокадной, памяти фронтовой. Правда, в журнале «Детская литература» иногда появляются отцовские рецензии, но они занимают подчинённое положение по сравнению с публицистическими статьями, обращёнными к педагогам, родителям, детским библиотекарям, методистам, руководителям кружков детской художественной самодеятельности. Непосредственно к юным читателям журнал не адресовался: тут нужен иной подход, иной язык, иная жанровая система, о чём не раз говорил отец, выступая на редсоветах при журнале. Именно на страницах «Детской литературы» было опубликовано одно из лучших эссе отца – о творчестве таджика Джалола Икрами, размышляющего о литературной школе и литературных уроках, которые будущий писатель должен усваивать с возможно раннего детства. Итак…