Глава пятая О стихах и песнях авторов «Интернационала»

Без этой главы нам никак не обойтись. Ведь в конечном счёте не об истории Франции, прежде всего её политической истории, не об истории славных ремёсел мы вели речь, а о том, как все эти компоненты, слагаемые, условия, предпосылки привели к истории создания необыкновенной песни с феноменальной судьбой. Но и песня эта не стояла и не могла стоять особняком в творчестве её авторов…

Каком творчестве? Ловлю сам себя на слове! Литературном? Музыкальном? Не такой уж простой вопрос! Легче всего, разумеется, сказать, что для Потье – литературном, а для Дегейтера – музыкальном. Однако и Дегейтер был поэтом, и Потье – музыкантом, причём, как сейчас всё чаще думаю, они и в этом как бы уравновешивали друг друга: Дегейтер владел поэтическим песенным словом, из него при определенных условиях несомненно мог выработаться большой и оригинальный поэт, а Потье, превосходно чувствуя стихию шансон, был немного композитором даже тогда, когда его песни так и оставались на бумаге. Что касается собственно артистических, особенно вокальных данных, то, думается, здесь приоритет за Дегейтером, зато как оратор он проигрывал перед Потье.

Потье я не видел и не слышал, да и не мог – в силу причин временных, биографических. С Дегейтером виделся, беседовал, как вы знаете. Конечно, годы делают своё. Они и богатыря способны превратить в живое олицетворение возрастных недугов. Но вот странное дело – я отнюдь ростом не гигант (чуть выше 170 сантиметров), отчётливо помню, что Дегейтер был ниже меня, однако, чисто художнически в разные периоды работы над своей заветной темой я видел его рослым, удалым, статным, здоровым духовно и физически человеком. Мне всегда верилось, что его так и не надломили тяжкий труд, социальный гнёт, чердаки и подвалы, в которых он жил и работал попеременно, личные горести, невозможность долгие годы соединить свою судьбу с судьбой своей возлюбленной.

Как и Дегейтер, Потье проходит школу и профсоюзной, и партийно-политической борьбы. Потье – превосходный оратор, публицист. Дмитриев цитирует речи Потье. Это действительно шедевры политической публицистики! Его роль в истории общества, в истории политической, международной не меньшая, чем в истории поэзии.

В главе о самом «Интернационале» мы ещё вернёмся к разговору о кровавой неделе белого террора, направленной против коммунаров и сочувствующих им. Спасаясь от ищеек карлика Тьера и палача генерала Галифе, от которого в истории остались штаны соответствующего покроя и чёрная слава карателя, Потье ушёл в девятилетнюю эмиграцию. Сперва (и очень недолго) он прожил в Бельгии, потом пересёк Ламанш. Дмитриев утверждает, что Потье сперва жил со своей женой Каролиной в Гревзенде, небольшом портовом городке под Лондоном, а потом в самом Лондоне, где образовалась колония коммунаров-эмигрантов. Среди них были и коллеги Потье по перу – поэты Клеман и Шатлен. Здесь он прожил почти полтора года. Дмитриев упоминает о том, что в Лондоне у Потье родилась «ещё одна дочь, Маргарита». Тут есть некоторые, до сих пор не совсем ясные мне расхождения в фактуре. Из Парижа к бельгийской границе Потье бежал один. На вопрос, где и как произошла его встреча с женой и детьми, пока ответа нет. От палачей-ищеек он тоже скрывался в Париже один. Где и как спасались члены его семьи, тоже мне не понятно. Может быть, им укрыться, а затем выйти в назначенное место и время помогли друзья.

Второй волнующий меня вопрос – была ли встреча Потье с Карлом Марксом? Дмитриев и Гатов о такой встрече не упоминают. В моих довоенных записях, выписках, конспектах, к сожалению, разрозненных и сохранившихся лишь в отрывках, есть упоминание о возможности такой встречи. Во всяком случае, Карл Маркс, Фридрих Энгельс и секретарь Генсовета I Интернационала Фридрих Зорге[100] об Эжене Потье знали. О Потье– коммунаре – наверняка, о Потье-поэте – вполне возможно. А о Потье авторе «Интернационала»?.. Маркс – безусловно, нет, ибо он скончался в 1883 году, а текст «Интернационала», написанного в 1871 году, был впервые опубликован в сборнике Эжена Потье «Революционные песни» в 1887 году. В. Дмитриев подчёркивает в первых же строках главы «Наконец-то!», что ранее текст великого гимна не издавался. Однако… Как драматург я допускаю возможность, что при предполагаемой встрече Эжена Потье с Карлом Марксом в Лондоне поэт мог познакомить своего учителя с произведением, созданным совсем недавно и названным ТАК ЖЕ, КАК и основанное Марксом товарищество борцов за освобождение человечества от гнёта капитала – «Интернационалом»!

Этот сюжетный ход не даёт мне покоя! Здесь та же история, что и с допущением личного знакомства Потье с Пьером Дегейтером: с одной стороны, это МОГЛО БЫТЬ, а с другой, – это творческое допущение таит огромные возможности, которые так жалко упускать! Забегая вперёд, скажу ещё об одной совершенно реальной возможности – допущении того же рода: Пьер Дегейтер МОГ лично видеть и слышать Ленина и ДАЖЕ С НИМ ГОВОРИТЬ, может быть, и не зная в ту пору истинных масштабов величия своего невольного собеседника. Ведь Владимир Ильич слушал Монтегюса и беседовал с ним. Как раз в ту пору слушал Монтегюса и Пьер Дегейтер, очень возможно – в том же самом кабачке на Монмартре..

В разных редакциях либретто оперы, пьесы и киноповести я то вводил эту ключевую сцену, то столь же решительно отказывался от неё. Почему? Я много размышлял над образом В. И. Ленина в кино и в театре, немало читал драматургических сочинений на эту ответственейшую тему. С одной стороны, я видел, что бывают удачи, когда Ленин ведет действие от начала до конца, как, скажем, в фильме «Ленин в Польше», с другой стороны, редко, но все же случались удачи, когда В. И. Ленин оказывался в эпизоде, но, как правило, ключевом, как, например, в фильме «Коммунист» – помните, Губанов приезжает в Москву за… гвоздями для стройки и добивается своей цели лишь на самом высшем уровне. И все же я и сам остерегался и учеников своих предупреждал и в лекциях, и на семинарах, и в личных беседах: стоит ли выводить на сцену или на экран Ленина ради нескольких слов, ради удовлетворения своих авторских амбиций, непременного желания тоже поучаствовать в создании Ленинианы! А мой тезис тут же подхватывали и режиссёры, особенно театральные: для нас, да ещё в малых театрах – это порою невыполнимая задача!

И всё же один из эпизодов так и стоит у меня перед глазами: Пьер в Париже голодает, перебивается тем, что торгует газетами. Он немощен, голоден, смертельно устал, он почти механически повторяет название продаваемой им газеты: «Пер паблик»… «Пер паблик»[101]… Навстречу ему быстрой своей походкой идет ещё совсем молодой Ленин вместе с другими русскими революционерами-эмигрантами, не только единомышленниками, даже напротив – постоянными оппонентами. И когда один из них с чувством политического вожделения роняет фразу: «А нам бы свою, пусть и маленькую республику!..», Владимир Ильич резко парирует: «А мы на маленькую республику не согласны! Не для России маленькая республика!» и проходит в кафе, где должен выступать Монтегюс, откуда уже доносятся звуки шансон и аплодисменты.

Встреча? Да! Но они друг друга не знают и лично не узнают никогда. Зато мы, зрители, знаем всё наперёд и поэтому нами овладевают и чувства гордости, и чувство горечи…

В одном из вариантов пьесы я пошёл таким путем. Уставший и замерзший Пьер заходит в ЭТО, в ТО ЖЕ кафе на огонёк. Он сидит в одном зале, а в ДРУГОМ ЗАЛЕ, как ему говорит кабаретье, сегодня русские революционеры и МОНТЕГЮС. И Пьер после нескольких шансон Монтегюса СЛЫШИТ свою ПЕСНЮ, свой «ИНТЕРНАЦИОНАЛ» и именно тогда, а не на Красной площади в 1928 году он произносит свои знаменитые слова: «Это не моя песня. Это – мое счастье!»

И сейчас, написав эти строки, я убеждаюсь в том, что, вероятно, так тоньше, психологически достовернее и глубже! Да и исторически вернее. Не нужно слишком плакатного апофеоза – песня его уже не только оружие в руках французских социалистов, она как эстафета уже перешла к русским революционерам, и они увезут её на родину – в свою далёкую Россию. В киноповести я не стал предлагать московских встреч. В пьесе Пьер, рассказывая о своей судьбе и судьбе «Интернационала» рабочим мытищенского завода, все равно уносится мыслью в родную Францию. Франция была с ним всегда и всюду. И это тоже роднило Дегейтера и Потье, который стал видным деятелем Рабочей социалистической партии Северной Америки после приезда из Англии в США, но хотя он, по его же словам, после амнистии коммунарам в 1880 году вернулся «постаревшим и нищим», он все-таки вернулся. (Обо всем этом Дмитриев подробно и прочувствованно говорит в главе «Вновь на родине».) И вот он, Потье приходит к стене коммунаров на кладбище Перлашез, где мог бы лежать среди соратников. Он вступает в 1879 году во Французскую рабочую партию, программа которой была разработана с участием самого Карла Маркса! На муниципальных выборах партия собрала сперва 15 000 голосов, потом – 100 000, – и каждый раз Потье откликается на эти события поэтическими строками! Он ставит свою поэзию на службу родной партии.

Большое на меня впечатление произвёл анализ Валентином Дмитриевым поэмы Эжена Потье «Парижская коммуна» и особенно два акцента исследователя на цитатах: «Ты все бастилии разрушить не успела…» (это о Коммуне) и «Мы не умели ненавидеть» (это о коммунарах). Они не раздавили «гнездо гадюк», и вот сто тысяч братьев пали в огне вражеского террора! И – во многом потому, что Парижская Коммуна не стала Французской Коммуной. На помощь парижским коммунарам спешили единомышленники, и среди них был Пьер Дегейтер, но их отрезали от Парижа. Они не приняли участие в ТЕХ боях, но они на всю жизнь остались КОММУНАРАМИ по духу, по сути. Считал себя пожизненным коммунаром и Пьер Дегейтер.

Нам сейчас очень трудно судить о том, каким человеком был отец Пьера Дегейтера Адриан Дегейтер, однако, некоторые предположения сделать можно. В Бельгии было теснее, чем во Франции, процесс капитализации там протекал быстрее, скорее росла безработица, и на рынок труда соседней Франции Бельгия то и дело выбрасывала излишек рабочей силы. Так была и вытеснена семья Дегейтеров. Возможно, были и ещё какие-то причины, более локальные, конкретные. Адриан был неграмотным. Он даже не смог расписаться в декларации о переходе из бельгийского подданства во французское гражданство. Думается, он был умеренным и средним во всём: во взглядах, по своим способностям, по своему мастерству, однако, оставался хранителем каких-то и профессиональных секретов, и традиций.

А теперь прочитаем два документа. Как мне писал из Парижа Рубакин, они хранились в музее в Сен-Дени.

Список работ П. Дегейтера[102]

Интернационал – марш

Интернационал – хор на 4 голоса

Восставший – марш-песня

Вперёд, рабочий класс! – марш

Песня коммуниста – марш-романс

Детский клуб – детская песня, реалистический романс

Аэроплан – вальс

Неутешный – мелодия

Да здравствует бал! – песенка

Интернационал – марш (фанфара и фисгармония)

Роза в цвету – мелодия для девочек

Царица цветов – романс

Боевой марш – слова и музыка Дегейтера, подлинная рукопись, посвящается Вэланту Кутюрье, депутату.

Вперёд, рабочий класс! – слова Э. Потье, музыка Дегейтера, подлинная рукопись, представлена в то же общество (имеется печать) 6 апреля 1926 года, № 301. 865.

Возвращение ласточки – слова и музыка Дегейтера, подлинная рукопись, представлена в то же общество (имеется печать) 12 апреля 1926 года, № 301.836.

Все с пианино и без него

без пианино 1,25 су

с пианино 2,25 су

ул. Ласточек, 2

Сен-Дени

Копия Декларации, подписанная господином Дегейтером Адриеном и сюжет о его французском гражданстве

Копия Декларации, подписанной в Лилле Пьером Дегейтером о сюжете о французском гражданстве его сына Жюльена Аугусто. (В архиве И. А. Сотникова не найдена.)

Копия рукописи «Серп и молот», марш, слова и музыка Дегейтера.

Триумф русской революции, копия подлинника рукописи Дегейтера, слова Дегейтера, с пометками карандашом автора в конце.

Экземпляр газеты «Эмансипасьон», суббота, от 1 октября 1932 года, № 592, редакция и руководство: Биржа труда, 4, улица Шугер, Сен-Дени, номер посвящён Пьеру Дегейтеру. (Был в очень плохой сохранности.)

Да здравствует бал! Подлинная рукопись Дегейтера.

Мечта о России, слова Люсьены Дегейтер, музыка П. Дегейтера, автографы Пьера Дегейтера, слова и музыка.

«Эти документы даны для передачи товарищу Н. Сотникову, которые должен отдать доктору Рубакину не позднее 1 мая 1934 года» (Приписка А. Н. Рубакина).

Копия сделана 18 марта 1934 года доктором Рубакиным

И, наконец, тот самый уникальный документ!

Департамент Норд

Город Лилль

11.620x92

Республика Франция

Свобода, Равенство, Братство

Копия декларации,

подписанной господином Дегейтером Адрианом сообразно статьям 9 и 10 гражданского кодекса

В 1889 году 29 апреля к нам (мэру города Лилля) явился мьсе Дегейтер Адриан, живущий в городе Лилле, который объявил нам в присутствии мьсе Офре Анри и мьсе Бернарда Ашиль, что, родившись в Тенте (Бельгия) 10 апреля 1818 года от отца, родившегося в Тенте 17 июля 1795 года то есть, в то время, когда эта страна принадлежала Франции, и до обнародования в книге первой гражданского кодекса он желает обосноваться во Франции и требует прав француза на основании статей 9 и 10 § 2 гражданского кодекса. В подтверждение своей декларации мьсе Дегейтер Адриан нам представил свой акт о рождении и акты о рождении и браке своего отца. На основании этой декларации мы составили этот акт, который явившийся не мог подписать вместе с нами, так как не умел этого делать.

В мэрии Лилля в год, месяц и число, указанные выше.

Копия верна:

Мэр Лилля (подпись) Печать мэрии Лилля

(Подчёркнутые части написаны в оригинале от руки, остальное печатная формула. Отец Пьера Дегейтера был неграмотным до конца своих дней, ввиду чего он не мог подписать своей декларации).

Отец Эжена Потье (да и его мать) были и бонапартистами, и католиками. Сын не принял ни того, ни другого. История сохранила его имя – Жан-Франсуа. В. Дмитриев весьма убедительно и красочно описывает быт и атмосферу в доме Потье-старшего. Вот весёлый, озорной и уже пробующий свой поэтический голос сын возвращается с дружеской пирушки поздно ночью. Ему открывает дверь злой заспанный отец, которому надо с рассветом вставать, облачаться в старенький халат и до позднего вечера пилить доски, сколачивать ящики, в которые будет упакована дорогая мебель. Дегейтеры делали мебель, Потье её упаковывали. Неожиданная параллель! Потье-отец мог научить сына лишь самым простым ремесленным навыкам – сам большего неумел. Дегейтер-отец, хотя звёзд с неба не хватал ни над Бельгией, ни над Францией, был живым учебником таинств вдохновенного искусства резьбы по дереву.

«Одни песни у тебя на уме!» – сердится отец Потье. А сам Эжен в знаменитой песне о народном певце старике По-По, то есть о себе, в конечном счёте, вспомнит те дни ремесленного ученичества. Имеется два перевода этой песни – Гатова и Дмитриева. Мне лично больше нравится второй – он легче, изящнее, хотя, наверное, менее точен. Там есть прекрасный поэтический афоризм, который полностью применим и к Эжену Потье, и к Пьеру Дигейтеру: «А голова его полна одним и тем же: это песни».

Да, каких бы вершин ни достигали в своих ремёслах Потье и Дегейтер, как бы они ни трудились на ниве общественной, профсоюзной, партийно-политической, всё равно поэтическое слово выходило на передний план!

У Эжена Потье, конечно, масштабность политической деятельности и её размерах неизмеримо шире, чем у Дегейтера. Достаточно сказать, что он, встретивший Коммуну владельцем мастерской по росписи тканей, авторитет в области декоративно-прикладного искусства, достигший благодаря труду и таланту определённого достаточно высокого благополучия, без колебаний, несмотря на возраст (ему было уже почти 55 лет) и подорванное борьбой и лишениями здоровье, вступает в действующую армию, становится адъютантом командира батальона. Его избирают в Комитет безопасности того округа Парижа, где находилась его мастерская. Несколько ранее он, основатель профсоюза художников по тканям, профсоюза, примкнувшего к Интернационалу, ведёт борьбу за права мастеров-ремесленников. Ничего себе – владелец мастерской! Потье всё дальше и дальше отходит от своего дела, имея в виду налаженное производство в мастерской.

Он вместе с другими членами парижских секций Интернационала подписывает воззвание об образовании «Республики рабочих и крестьян». На выборах в Коммуну за него голосует 3 352 избирателя из 3 600. В Коммуне он вместе со знаменитым художником Густавом Курбе ведает вопросами литературы и искусства, затем включается в работу комиссии общественных служб. Стихов не пишет в эти дни совсем! Дел невпроворот! Он занимается порою самой простой, будничной, отнюдь не поэтической работой – вплоть до открытия мастерских по пошиву белья для национальных гвардейцев. Он занимается вопросами финансов, обороны, его волнуют проблемы ломбардов, квартирной платы. Это именно Потье настаивал на немедленном закрытии всех парижских публичных домов! Десятки, сотни забот с утра до вечера. Самые последние часы Коммуны… Где Потье? В. Дмитриев склоняется к мысли, что он был на баррикадах. Такой намёк имеется в письме Эжена Потье Лафаргу, однако, – именно намёк: Потье до удивления скромен! Однажды он прямо заявил, что его биография решительно не представляет никакого интереса. А ведь такой биографии могло бы с лихвой хватить на многие замечательные судьбы!

Кровавая неделя продолжалась с 22 по 28 мая 1871 года. Потье скрывался в мансарде где-то на Монмартре, на том самом Монмартре, где спустя почти 30 лет В. И. Ленин услышит из уст Монтегюса «Интернационал».

1888 год принёс Дегейтеру и небывалый творческий взлёт, и горечь коварства, предательства и обиды – его лучшая песня оказалась «законно» украденной в республике, девизом которой даже на официальных документах были слова: «Свобода. Равенство. Братство»! А было ему, напоминаю, всего лишь 40 лет! Вот после всех перипетий, после травли, исключения из социалистической партии и профсоюза, а по сути дела, после начала изгнания навек из родного Лилля он и получил первый, самый сильный и до конца не забытый удар со стороны врагов, в том числе – удар и по здоровью. Помню, мне Пьер так и сказал в нашей краткой беседе: «После того я словно потерял крылья и долго, и мучительно ждал, пока отрастут крылья новые…».

И всё равно я и в спектаклях, и в фильме мечтал видеть артиста сильного, полного жизнелюбия, оптимизма, неунывающего и неукротимого и вовсе не боялся того, что кто-то из возможных исполнителей роли будет выглядеть несколько моложе, задорнее и стройнее, чем сам Пьер в 40 лет[103]. Я писал не только и не столько конкретного Пьера Дегейтера со всеми нюансами его характера и судьбы, сколько французского певца – борца, рождённого французским народом, славным своим революционным духом и свободомыслием.

Думая о том, каким был певец, я не мог не думать о его песнях. Если о Потье-поэте есть литература у нас и на его родине, то Дегейтер-поэт обделён вниманием совсем. Читая по-французски, я могу сказать со всей ответственностью, что звучат его стихи легко и грациозно. С русскими текстами дело обстоит сложнее.

В 1972 году издательство «Музыка» тиражом в полторы тысячи экземпляров выпустило тоненькую книжку «П. Дегейтер. Песни в обработке В. Белого для голоса с фортепиано». Сборник включал в себя шесть песен в переводе Валентина Дмитриева, верного и давнего переводчика и исследователя творчества Эжена Потье. Так что обращение именно В. Дмитриева к песням Дегейтера было закономерным. Открывается сборник кратким предисловием «От переводчика». Какие-то факты биографического рода нам уже довольно известны, они к тому же бесспорны. Некоторые же продолжают вносить разноголосицу в биографию певца. Например, по В. Дмитриеву, получается, что Пьер сперва посещал классы Лилльской консерватории, но «сделаться профессиональным музыкантом ему не удалось: он стал мебельщиком и искусным резчиком по дереву». Думается, что сама постановка вопроса не верна: получается, что Пьер чуть ли ни ребёнком стал ходить в консерваторию! Он посещал, всё же скорее всего, КУРСЫ при консерватории будучи уже взрослым человеком в свободное время Это не просто переквалификация: не вышло одно, так решил попробовать себя в другом. К тому же, как мы знаем, ремесло носило потомственный характер, семейный, во многом – по-старинному цеховой. Так что предопределённость в выборе ремесла была!

Интересно то, что В. Дмитриев подтверждает год окончательного переезда Дегейтера в Сен-Дени из Лилля – год 1902-й, а также утверждение, что Дегейтер и в Сен-Дени организовывал, как и в Лилле, хоровые кружки из рабочих. Но самое главное – дальше: «При жизни Дегейтера было издано около двух десятков его песен. Талантливый самоучка, он большей частью сочинял мелодии на собственные тексты…». Далее В. Дмитриев называет кроме «Интернационала» ещё такие произведения на слова Потье как «Инсургент» («Коммунар») и «Вперёд, рабочий класс!» Остальные музыкальные произведения написаны Дегейтером на свои стихи. В сборник вошли песни «Красная Дева», посвящённая героине Парижской Коммуны Луизе Мишель, «Песня коммуниста», посвящённая Марселю Кашену, «Серп и молот», «Детский клуб» и «Да здравствует бал!» В. Дмитриев упоминает также песни «Возвращение ласточки», «Царица цветов», «Мечта о России» (при участии внучатой племянницы Люсьены) и «Триумф русской революции». «Мечта о России», «Серп и молот» и «Триумф русской революции» датированы 1927 годом.

Итак, по данным В. Дмитриева, при жизни Дегейтера было напечатано около 20 песен. Всё ли это? Полный ли это творческий багаж? Думается, что нет. Во-первых, Дегейтер стал регистрировать свои произведения в обществе авторов лишь после изуверской кражи у него авторских прав на его любимое детище «Интернационал»; то есть не ранее 1888 года. А писать он начал и стихи; и музыку гораздо раньше; ещё в юности; и продолжал творческую деятельность как минимум до 1927 года.

Вообще я как-то неожиданно поймал себя на том, что 1888 год для Дегейтера не только вершина творчества; но и пусть не совсем точная арифметическая; но биографически – середина жизни: родился в 1848 году в 1888 году написал музыку «Интернационала»; в 1928 году посетил страну где его песня стала государственным гимном. Сорок лет до вершины и немногим более – после.

А в плане творческом? Я как писатель не берусь давать сугубо профессиональный музыковедческий анализ песням Дегейтера. Могу о них судить как слушатель; как литератор; наконец – как автор ряда произведений о Дегейтере; как его биограф. О самом «Интернационале» речь в следующей главе. Что же касается других песен; то когда я познакомил нескольких музыкантов с нотами песенных произведений Дегейтера (мы в ту пору готовили музыкальное оформление спектакля «Певец из Лилля»); то все мои музыкальные эксперты чуть ли ни в один голос воскликнули: «Вот так столяр! Да это же зрелый музыкант-профессионал!» (Я каждому немного рассказывал о жизни и творчестве Дегейтера; давал; как говорят; вводные данные.)

Подобно своему учителю в поэзии Эжену Потье Пьер Дегейтер как поэт даёт посвящения: романс «Красная дева» посвящается «памяти Луизы Мишель»; «Песня коммуниста» – «депутату Марселю Кашену»; прежде всего; конечно; – коммунисту Кашену товарищу по партии. Для романса текст перенасыщен информацией. Судьба Луизы Мишель слишком велика и насыщенна; чтобы она могла уместиться в короткие строки трёх куплетов и одного припева. В поэтическом отношении (в переводе В. Дмитриева) выделяются первые строки первого куплета и последние строки припева. Процитирую их:

О Красной Деве не забыть;

чьё сердце перестало биться…

Умела ты людей любить;

спешила ты за них сразиться!..

И финал припева:

Дерзай; борись; расти детей;

чтоб сменой стать тебе сумели;

и пели песни новых дней[104];

чтоб о свободе песни пели!

И вновь удивительное и красноречивое сопоставление! В 1887 году на похоронах Эжена Потье одну из самых пламенных речей произнесла Луиза Мишель. Скончалась она в 1905 году в возрасте 75 лет. Прощальную песню ей пишет Пьер Дегейтер. Имена Дегейтера и Потье пересекаются постоянно. У них общие друзья и общие враги. Неожиданно возникает датировка песни «Красная Дева» – 1905 год, год начала первой русской революции!..

«Песня коммуниста»; посвящённая депутату от ФКП Марселю Кашену как и песни «Мечта о России»; «Серп и молот»; «Триумф русской революции» написаны Пьером Дегейтером в последние годы его жизни. Все названные сочинения точно датированы 1927 годом, то есть созданы накануне поездки в СССР. Примерно к тому же времени относится и «Песня коммуниста»; во всяком случае; оперативный повод её написания ясен – объединение усилий Народного фронта Франции во главе с коммунистами с целью не допустить установления власти французских фашистов – кагуляров. Это воистину боевой марш! С таким маршем можно идти не только на демонстрацию; но и в бой.

Вперёд идите; коммунисты!

Вперёд; вперёд; рабочий класс!

Скорей дадим отпор фашистам;

биржевикам; что грабят нас!

Так начинается первый куплет. Обратите внимание; что первая и вторая строка специально противопоставлены третьей и четвёртой: в песне; как в жизни: коммунисты во главе рабочего класса; рабочий класс идёт за коммунистами; фашисты-кагуляры смыкаются тайно; а то и явно с финансистами-воротилами так называемого большого бизнеса.

Второй куплет характерен обращением: «Шахтёр, художник и рабочий, и скромный труженик полей…». Здесь очень важно отметить равноправие в ряду трудящихся людей творческих профессий: они тоже живут свои трудом, они тоже не эксплуатируют чужой труд.

В третьем куплете возникает тема гимна «Интернационал», который уже свыше четырёх десятилетий ведёт в бой солдат армии труда. Фашистов Дегейтер-поэт называет сворой убийц, бандитов и воров, он призывает к власти «рабочий форум», чтобы с пением «Интернационала» освободить труд и вернуть награбленное народу.

И наконец, четвёртый куплет, написанный с верой в то, что во Франции Народный фронт во главе с коммунистами победит:

Знамён полотнища алеют.

К бою готовы мы давно.

Силою нас не одолеют,

врагам пройти не суждено!

После каждого куплета – припев, звучащий как заклинание:

Так вперёд, коммунист,

На борьбу! Твёрже шаг!

С дороги, фашист!

Поднимем алый стяг!

Напоминаю, что Пьер Дегейтер умер в 1932 году, за год до прихода к власти в Германии Гитлера. Я не сомневаюсь в том, что если бы Дегейтер дожил до страшных лет войны, оккупации и унижения Франции, он бы в любом возрасте и при любом состоянии здоровья делал бы всё посильное для борьбы с врагом и его пособниками внутри страны.

В 1965 годуя с большим волнением смотрел полюбившийся мне фильм режиссёра М. Ромма и сценариста Е. Габриловича «Убийство на улице Данте», французский по материалу, интернациональный по своему духу, с очень точными политическими и психологическими характеристиками. Ведь так часто, к сожалению, бывает, что политические и психологические акценты в искусстве не совпадают, существуют сами по себе. А в картине старых кинематографистов всё было сделано очень точно и в то же время легко, непринуждённо. Прочитав мой очерк о Франции и её песнях, вы теперь уже поймёте, почему меня так разволновала эта кинолента и в плане личном, творческом. О многих образах можно было бы говорить долго и обстоятельно – они этого заслуживают. Но сейчас, в связи с темой Дегейтера, я хочу вспомнить лишь об одном, далеко не самом главном герое – отце главной героини, знаменитой французской актрисы, антифашистки, обыкновенном, вовсе не героическом провинциальном трактирщике. Он разбит параличом, стараниями дочери и друзей только-только пошёл на поправку, как в городок должны войти немецкие фашисты. Дочь и её друзья, будущие партизаны, требуют, чтобы старик согласился следовать с ними – они понесут его на руках.

«Нет, – качает головой старый француз, – я вам буду обузой, погибну где-нибудь по пути, свяжу вам руки своей неподвижностью, не в помощь вам буду, а в тягость. Я останусь здесь за этим столом, передо мной будет мясо, вино, я буду курить трубку, оставьте мне пистолет. Я старый солдат и минимум двух фашистов прихвачу с собой на тот свет! Вы таким меня и запомните!»

Я не ручаюсь, что точно передаю прощальный монолог старика. Прошло немало лет с тех пор, как я видел фильм, но эта сцена стоит перед моими глазами. И я почему-то всё время вижу на месте этого трактирщика… своего Пьера! При всей разности судеб, меры политической зрелости они оба сыновья своей Франции, французы до мозга костей!

Так, значит, ошибся Дегейтер в предсказаниях своей боевой песни! Вовсе нет! Кагуляры не прошли! Фашисты и их пособники были сметены с французской земли, а душой движения Сопротивления стали коммунисты, которым посвятил свои строки старый Пьер.

Композиторская ремарка Дегейтера к песне «Серп и молот» звучит так: «ПОДВИЖНО, УВЕРЕННО»:

Россия, дальняя страна,

достойна славы мировой:

ведь стала в наши дни она

рабочим матерью родной.

Там пролетарии берут

заводы, домны, рудники,

крестьянам землю отдают, —

добились счастья бедняки!

В новой России

каждый молод,

сбросив оковы навсегда…

Славьте, народы, серп и молот

и знамя алое труда!

«Песню “Мечта о России” Дегейтер написал на слова своей внучки Люсьены». Так утверждает Валентин Дмитриев в своём предисловии к сборнику П. Дегейтер «Песни». Это не совсем точно – текст писал в основном Дегейтер, а внучка, увлечённая рассказами деда, сама не чуждая музыкальных способностей и живущая в мире песен деда, подхватывала ту или иную тему, ту или иную строку. Возможно, что какие-то строки принадлежат ей, допускаю, что даже – куплет и припев, но песня эта написана от лица Дегейтера, коммунара по духу, ветерана французского революционного движения. Это бесспорно.

Республика поэтов молодая,

ты революцией освободила труд,

и на земле, от края и до края,

все нации тебя за это чтут.

В своём переводе я старался сохранить песенность, напевность строк, их лаконизм и политическую конкретность.

Очень важна для понимания Дегейтера нами его песня «Детский клуб». В переводе Валентина Дмитриева она звучит несколько сантиментально, даже чуть слащаво. Она добра, чуть насмешлива и в то же время тверда, решительна и даже сурова! Редкостное сочетание в пределах одного произведения. Адрес песни совершенно определёнен – «ватага школьников предместий». Может быть, сочиняя эту песню, Дегейтер видел перед собою ребят – соседей из Сен-Дени. Вполне допускаю, что песня эта имела под собою и документальную основу – французские коммунисты открывали детские рабочие клубы, в которых ребята могли не только отдохнуть и развлечься, но и узнать правду и сравнить её с той ложью, которой их пичкали в школах.

Пусть дети бедняков

права имеют те же!

Любой из них готов

учиться и в коллеже!

Уточняю – коллеж для Франции среднее учебное заведение. Сам Пьер, как вы помните, с ранних лет встал за столярный верстак, и ему в старости так хотелось, чтобыу этих ребят детство было иным!..

Очень важна и для понимания Дегейтера, и для установления его постоянных творческих связей с учителем в поэтическом творчестве Эженом Потье третья строфа. Я привожу её также в переводе В. Дмитриева, отредактировав лишь первую строку, выходящую из поэтического размера:

Зачем же нам своих детей

учить истории священной,

когда истории людей

они не знают совершенно?..

Последовательный, глубоко продуманный и прочувствованный атеизм отличал и Потье, и Дегейтера, и многих других народных шансонье.

Буржуазная, эстетская, критика любит, отвергая эстетические достоинства политических шансон, подчёркивать их агитационность, отсутствие лиризма, тематическое однообразие, декларативность. А сами авторы видятся им жуткими аскетами, однолинейными, ограниченными людьми. Вот уж чего не скажешь ни о Пьере Дегейтере, ни об Эжене Потье, ни об их творчестве!

Наряду с политическими песнями у Пьера Дегейтера-поэта есть, например, полька «Да здравствует бал!». Вот её куплеты в переводе Валентина Дмитриева:

Всяк по-своему умеет

в жизни радость отыскать.

Мне, друзья, всего милее

на балу потанцевать.

Лишь услышу я мотив —

сразу полон я огня,

гибок, ловок и ретив…

Так и тянет в пляс меня!

Что за чудный танец полька!

Ну, быстрей изволь-ка!

Кто счастливей нас?

Здесь каждый рвётся в пляс.

То-то радость молодёжи,

да и старым – то же!

От веселья пьян я стал…

Славный бал!

От веселья пьян я стал…

Славный бал!

Я решил процитировать эту шансон полностью ещё и потому, что мне очень нравится её перевод, пожалуй, самый удачный из переводов Валентина Дмитриева стихотворных текстов Дегейтера. Я убеждён, что писал эти слова Пьер о себе. Он таким был в молодости – увлекающимся, озорным, весёлым, прекрасным участником дружеской встречи, пирушки, как у нас издавна говорят – компанейским человеком!

Любил Пьер природу северной Франции, а особенно – приход весны вместе с прилётом ласточек. Недаром одну из лучших своих шансон он назвал «Возвращение ласточки». За эту шансону молодой Пьер был увенчан лавровым венком на турнире рабочих певцов. Вот как звучат в моём переводе два её куплета:

Прощай, зима, морозы, вьюга

и мрачных туч седая бахрома.

Вернулась ласточка к нам с юга.

Прощай, зима! Прощай, зима!

С весной и с ласточкиным пеньем

как будто жизнь не так сера.

В душе страданья затихают,

и вновь надежды оживают,

что лучших дней придёт пора!

С шансоной о ремесле резчика по дереву вы уже знакомы. Это подлинный поэтический шедевр! Вот он какой; певец из Лилля, резчик по дереву столяр-мебельщик поэт Пьер Дегейтер!

И это далеко не всё из написанного им! К величайшему сожалению; что-то мы не найдём уже никогда; что-то потребует длительных и мучительно трудных поисков; но убеждён; что с каждой находкой образ Дегейтера-поэта будет расти на наших глазах и представать перед нами всё новыми и новыми гранями.

О том; как любил; как ценил; как боготворил свою профессию; своё рабочее ремесло Пьер Дегейтер; лучше всех сказал он сам в своей песне «Моё ремесло». Хотя я дал себе слово рассказать о песнях Пьера Дегейтера в особой главе; кажется; здесь нельзя не сделать исключение: уж больно хороши стихи – и как раз по теме разговора! Читайте и (если можете себе представить мелодию); слушайте песню. Она звучит на русском языке впервые.

Ремёсел на свете большое число,

но лучше всех прочих моё ремесло!

С фуганком; стамескою и долотом

я гордо стою над своим верстаком!

На груды массивные дуба и клёна;

как нежный родитель; гляжу я влюблённо

и думаю: что изваяю из них;

из дуба и клёна; – детишек моих?

Смотря по тому что создаст вдохновенье

и сколько заказчик заплатит мне денег!

Ремёсел на свете большое число,

но лучше всех прочих моё ремесло!

Мне Фландрии стиль всех родней и милей —

массивная мебель отчизны моей![105]

Пройдусь я по дереву бойким рубанком,

приглажу его долговязым фуганком —

и вот под рукой вырастают плоды,

которыми славятся наши сады,

на ножках столов распускаются розы,

и радуют взор виноградные лозы.

Ремёсел на свете большое число,

получше всех прочих моё ремесло!

Из дерева сделаю пышный цветок,

гирлянду, фигурку, изгиб, завиток,

крестьянку с серпом, живописца с палитрой,

прохожего с рожей весёлой и хитрой

и двух прихожан за бочонком пивца,

и с брюхом огромным святого отца,

и льва, что свирепо рычит из-за кости,

что острые зубы оскалил от злости.

Я уже не говорю о поэтическом мастерстве автора, но обратите внимание на документальную сторону этой песни! Ведь здесь нет ни грана преувеличения – всё это умел делать Пьер. Делал, выставлял, участвовал в конкурсах. Мебель приходилось делать зачастую обиходно-утилитарную, пусть даже и нарядную, но Дегейтер делал и целые тематические панно из дерева, по сути дела – картины из дерева на дереве. Да и, как видите, породы дерева мастер отбирал не простые. К тому же он их специально заготавливал, обрабатывал, в особых условиях хранил. А теперь представьте себе, что этого потомственного резчика по дереву из Фландрии родом заставляют стать придатком машины, работать на потоке, на конвейере, что хозяин ограничивает его свободу буквально во всём, его, привыкшего иметь дело с заказчиком, а не хозяином!

Дегейтер-композитор писал свои шансон либо на свои слова, либо на слова Эжена Потье. Правда, есть одно исключение. Настала пора о нём сказать.

Песня, написанная Дегейтером-композитором, называется «Безутешный»:

Я совсем одинок и шёл безутешным по улицам,

думая об исчезнувшей любви.

Она ушла сегодня без единого слова…

И так далее, и тому подобное о разбитом сердце пылкого влюблённого, а главное – в таком же духе. Это явно стихи не Потье и не Дегейтера. А чьи же? Кто же этот пылкий влюблённый? Оказывается, – адвокат Дюко де ля Ай, мсье отнюдь не первой свежести. О свежести поэтических образов и говорить не приходится! Почему же Дегейтер написал музыку на эти слова? Как писал мне Рубакин из Парижа, песня эта зарегистрирована обществом авторов музыки 13 апреля 1926 года за № 302. 157, но на рукописи стоит другая дата – 1907 и неизвестный автограф: «Музыка составлена П. Де Гейтер на стихотворение М. Дюко де ла Ай адвоката П. Де Гейтера в первой инстанции, который очень хотел убедиться, что П. Де Гейтер был музыкантом и композитором».

Забавный аргумент! А когда же написан сам текст? 5 марта 1894 года. Вероятно, именно в этот день адвокатское сердце дало огромную лирическую трещину! Значит, суд в первой инстанции был не ранее 1894 года! Значит, шесть лет тянулась история с мнимым авторством Адольфа Дегейтера до того, пока обстоятельства привели дело в суд. Так графоманский любовный стишок помогает нам определить дату суда в первой инстанции об авторстве великого гимна! Воистину от великого до смешного – один шаг. История забавная и в то же время очень печальная. Бесконечно жаль Пьера! Скорее всего, ему нечем было расплатиться с «безутешным влюблённым» за его адвокатский труд. Мебель делать долго, а написать песню можно за несколько дней или даже часов. И Пьер Дегейтер, имевший уже в ту пору славу шансонье, пишет музыку на стихи своего адвоката. Это как бы его гонорар защитнику!

Напоминаю, что дело об авторстве тянулось до 29 сентября 1922 года, когда решением Высшего апелляционного суда в Париже Пьер Дегейтер был признан автором музыки «Интернационала». Значит, от суда первой инстанции до последнего судебного решения прошло 28 лет! Если бы не то самое письмо Адольфа Дегейтера, дошедшее до адресата чудом, то справедливость буржуазного суда никогда бы не восторжествовала!

Теперь вы лишний раз могли убедиться в том, что мне как автору, несмотря на все тяготы и перипетии, в драматургическом плане везло необыкновенно. Ничего не надо было особенно присочинять. Материал отменный своей драматичностью и сюжетными поворотами. Многое даже выдумать трудно! А тут – всё, как есть на самом деле. Всё необычно в обычной, казалось бы, судьбе Пьера Дегейтера, автора музыки гимна «Интернационал».

А судьба Эжена Потье? При всём ещё общем с Дегейтером (бедное детство, труд с ранних лет, любовь к рабочей профессии, высокая степень рабочего профессионального мастерства) во многом – прямая противоположность: участие в вооружённой борьбе, в баррикадных боях, конспиративный опыт, большой масштаб политической деятельности (член Коммуны, на многих общественных постах), политэмигрант, представляющий опасность для контрреволюции, деятель международного рабочего движения, пламенный оратор и (уже чисто в личном плане) тяжело больной человек (невроз и кризы сосудов головного мозга после дикой бойни, которую устроила рабочим буржуазия). А в плане творческом – прежде всего поэт, автор более 200 произведений. В довольно представительном сборнике Эжена Потье «Песни. Стихи. Поэмы» – 78 произведений. Произведения Потье не раз издавались в СССР. Так, сперва в 1932 вышел сборник «Песни», затем был издан в 1938 году в Гослитиздате, впечатляет сборник произведений Потье, составленный Л. Андреевым «Это есть наш последний…», выпущенный на свет в издательстве «Детская литература» в 1964 году… Есть переводы более удачные, менее удачные, вовсе не удачные, но всё же русский и всесоюзный читатель с творчеством поэта-коммунара познакомиться может. К тому же имеется биографическая и справочная литература.

Что же касается Франции, родины Потье, то, по данным В. Дмитриеа, после сборника, 1908 года, изданного на деньги, собранные большей частью по подписке, а также вырученные от продажи второго издания «Революционных песен», лишь в 1966 году появилось на свет полное собрание произведений поэта, которую составил и снабдил своим предисловием П. Брюшон. Книга называется «Эжен Потье, рабочий, поэт, коммунар, автор “Интернационала”». При этом хочу подчеркнуть, что Пьеру Брюшону с большим трудом удалось найти для своей книги издателя.

А. Гатов в своём предисловии к сборнику Эжена Потье «Песни. Стихи. Поэмы» убедительно показывает, как издатели словарей и справочников во Франции тщательно боролись с упоминанием имени Эжена Потье – лишь в десятитомной Энциклопедии Лярусс (1960) есть десятистрочная заметка о нём. А В. Дмитриев в книге «Поэт-коммунар» уточняет, что даже в библиографических изданиях вплоть до 30-х годов имя Эжена Потье вообще не встречается.

Я специалистом по истории французской литературы не являюсь, тем более не знаю широко и обстоятельно французское литературоведение и критику, но меня просто потряс один пример в предисловии А. Гатов. Перечислив ряд имён, звучных не только для француза и не только для специалиста-литературоведа (поэтов Густава Надо, Пьера Дюпона, публициста Анри Рошфора, а также других журналистов и политических деятелей), А. Гатов приводит цитату из статьи «влиятельного буржуазного критика, реакционера и националиста» (подчёркнуто мною. – Н. А. С.) Франциска Сарсе. Статья была напечатана в газете «Франс» 26 марта 1887 года, то есть, больной Потье мог её прочесть. Оказывается Сарсе, готовясь к лекции о песне, из горы новых книг машинально взял в руки сборник Эжена Потье «Кто безумен?» (а безумен по мнению автора – безусловно буржуазный мир!): «С первых же строк я был захвачен. Передо мною предстал настоящий поэт… Потье – коммунист, должен я сообщить с сожалением… один из наиболее непримиримых». Какой благородный враг! Искренний! Пишет, что автор подлинный поэт, что его захватила сила и страсть строк Потье и в то же время честно признаётся в своей ненависти к нему. В наше время идейные враги стали мелочнее, подлее: они не замечают даже очевидности в проявлении таланта, знаний, ума, бьют врага, как говорится, сослепу.

А вот как отзывался о Потье в своей газете «Крик народа» Жюль Валлес: «Это старый товарищ по великим дням, изгнанный поэт. Это был настоящий поэт, немного неотёсанный. Но какой горячий темперамент! Какое мрачное воображение! Какая глубина и горечь ощущений! Это был коммунист, и один из самых непримиримых, он искренен и родился поэтом. У него есть песни-шедевры. Он чаще бывал выразительней, чем старый бродяга Беранже».

А Рошфор возвеличил Потье, назвав его «Ювеналом[106] предместий».

Потье очень любил Беранже, особенно его стихотворение «Фея рифм»:

Насколько песня облегчает грудь!

Ах, фея милая, ещё со мной побудь!

Рабочий песню заслужил трудом,

измучен он, и средства нет чудесней

поднять того, что сшиблен и прибит.

Пусть славной песней жажду утолит,

и мужество вернётся с песней! [107]

В. Дмитриев, который немало прочитал материалов, изданных во Франции в разные годы, среди наиболее частых штампов приводит два: произведения Эжена Потье – лишь «пропаганда насилия» и «призыв к ниспровержению существующего строя». Таких оголтелых высказываний в нашей прессе и критике я не встречал, но порою попадались на глаза попытки свести творчество Потье только к политике, пропаганде, агитации или же (в лучшем случае) к социальной сатире.

Между тем творческий диапазон Эжена Потье очень широк. Вот он рассказывает о судьбе тринадцатилетнего пастушка, который гордится тем, что умеет читать и писать:

Много песен в сердце моём.

Я парил бы, пел соловьём.

Но пока я ввысь не лечу,

но пока я только молчу.

Эжен Потье боготворил природу родины своей. Это французский лес, французская земляника, но мне, русскому человеку, в какой-то момент кажется, что всё это написано и обо мне, идущему сейчас подмосковной рощей с думой о песнях далёкой Франции:

Протоптана в лесу давным-давно

тропинка, поросла густой травою,

под сводом веток с пышною листвою

здесь тихо и прохладно, и темно…

…Укрытая травою, весела,

как под вуалью губы молодые,

алеет земляника… Налитые

здесь ягоды, как звёзды – без числа.

И это – тоже Потье!

И это – Потье, в этих саркастических куплетах владелец похоронного бюро жалуется квартальному полицейскому, что он скоро разориться, ибо «хоронят очень мало»! Песня называется «Каждый живёт своей профессией».

И это – тоже Потье, в этой песне-некрологе, которая начинается блистательным городским пейзажем:

Выпал снег – он кружился, невинный

и покорный струе ветровой,

и, как ласковый пух голубиный,

лёг порошею на мостовой.

Но следы отпечатали ноги,

и колёса прошли, торопясь.

Снега нет! Только грязь на дороге…

Только грязь…

Справедливости ради, надо сказать, что не все шансоны Потье понятны современному нашему читателю без комментариев. Есть образы, строки и целые куплеты, очень крепко привязанные к Франции, к какому-то факту, событию, есть и произведения, в целом требующие определённых (и немалых, неповерхностных!) знаний по истории Франции. А разве наш Н. А. Некрасов и А. С. Пушкин не требуют комментариев для французского читателя! Требуют, да ещё каких – развёрнутых, пространных! А и сегодняшняя русская наша жизнь – во многом тёмныйлес для иностранца. Мне тут недавно мой приятель, побывавший во Франции, рассказывал, как перевели в одной газете название фильма Василия Шукшина «Печки-лавочки»: «Отопительные устройства и небольшие деревянные сидения»! Всё сразу ушло, улетучилось! И печальная ирония, и бесшабашность… А попробуйте-ка на французский язык слово «бесшабашность» перевести!..

Здесь отмечу что все приведённые выше цитаты – это перевод, мастерски сделанный А. Гатовым. Величайшая сила сокрыта в поэмах Потье – одновременно и публицистичных, и ораторских, и откровенно лиричных. Даже сонет, тончайший инструмент вечных тем в поэзии, у Потье содержит и акварельные пейзажи, и страстность ораторского выступления на политическую тему. У Потье не было боязни «наступить на горло собственной песни»[108]: его творения вобрали в себя и все темы, и все виды пафоса, и почти в каждом жанре обрели гармонию.

В своей статье «Певцы Парижской Коммуны» («Детская литература», 1971, № 3) я, говоря о том, что выдающиеся шансонье Франции воспитали свой поэтический вкус не только поэзией, но и вдохновенным ремеслом (Беранже был ювелиром, Потье – разрисовщиком тканей, Дегейтер – мастером резьбы по дереву), приводил пример удивительных красок на палитре Потье-поэта, цитируя куплеты песни «Вторая молодость». Статья моя была несколько сокращена за счёт цитаты, и получилось, что Потье пишет о себе в пятнадцать лет! Нет, ему сорок, заявляет он в первой же строке. И тем дивнее звучат эти слова:

… Я вижу травы молодые

им поцелуй дарят лучи,

и льнут тюльпаны полевые

один к другому, горячи…

Луга мне бархатные любы.

С природой рознь сведу на нет.

Люблю её, целую в губы.

Сегодня мне пятнадцать лет!

Не правда ли, совсем по-другому прозвучали эти слова? Подчеркну и здесь – в переводе А. Гатова.

Я вовсе не занимаюсь детальным сличением всех переводов, но читателю может показаться, что я редко привожу цитаты из переводов В. Дмитриева. Справедливости ради, не могу не сказать, что некоторые произведения Потье я принципиально цитирую всегда только в его переводах. Например, шансон «Биография» (а по сути дела это Автобиография Потье) В. Дмитриев перевёл лучше А. Гатова. Достаточно привести такие замечательные строки о народном Певце По-По (читай – Потье):

Ему светильником – луна,

а храмом служит свод небесный,

и голова его полна

одним и тем же: это песни!

Есть и другие произведения, и другие темы, и многие-многие другие находки Потье, его открытия, откровения… О некоторых из них я скажу в следующей главе, последней. Ведь в конце концов я же не литературоведческий труд пишу, а рассказываю о том, как и кем рождалась ПЕСНЯ ПЕСНЕЙ.

И я горжусь, что первым рассказал об этом Владимир Ильич Ленин, в газете «Правда» в номере от 3 января 1913 года. Не помню уже, где-то я читал, что статья эта, подписанная Н.Л. поставлена на место передовой. Да, нет, в этом можно убедиться, раскрыв 57-ю страницу книги Эжена Потье «Песни. Стихи. Поэмы», где помещена репродукция полосы «Правды» с ленинским материалом. Напечатано скромно, просто, в подбор, на две неполных колонки. Впервые предположение о том, что эта статья принадлежит перу В. И. Ленина, сделал А. Гатов в 1937 году в газете «Известия», однако, документальное подтверждение пришло лишь в 1954 году, когда сотрудники ЦК Польской объединённой рабочей партии передали ЦК КПСС материалы из Краковско-поронинского архива, обнаруженные в Кракове. Среди материалов находился перечень статей, посланных В. И. Лениным в «Правду». В этом списке на обороте конверта значилось «поттьэ». Такая была тогда транскрипция фамилии поэта, а имя его писалось на русский лад – «ЕВГЕНИЙ». Перепечатывать, а тем более пересказывать статью В. И. Ленина, написанную в связи с 25-летием со дня смерти Эжена Потье, нет никакого резона. Желающий сможет прочитать (а может быть, – и перечитать) в 22-м томе Полного собрания сочинений (пятое издание) на страницах 273-й и 274-й. Что меня, писателя, потрясает в статье Владимира Ильича? Лаконизм, блестящее знания материала, все факты, которые приводит Ленин, полностью подтверждаются по многочисленным источникам, которые я изучал в течение всех этих почти 50 лет! Там, где Ильич сомневается, он даёт вводные слова. Например, дата написания Потье текста «Интернационала» неизвестна. Мы говорим об июне 1871 года, и В. И. Ленин пишет: «на другой день, можно сказать, после кровавого майского поражения…» (курсивмой. – Н.А. С.).

В ленинской статье имя автора музыки «Интернационала» не упомянуто. Нет и особенного эстетического анализа текста песни, зато ей даётся оценка как песне «всемирной пролетарской», с помощью которой «сознательный рабочий», куда бы ни забросила его судьба, каким бы чужаком ни чувствовал он себя, без языка, без знакомых, вдали от родины, – он может найти себе товарищей и друзей по знакомому напеву «Интернационала». Завершают статью слова, ставшие пророчеством:

«Потье умер в нищете. Но он оставил по себе поистине нерукотворный памятник. Он был одним из самых великих пропагандистов посредством песни. Когда он сочинял свою первую песнь, число социалистов-рабочих измерялось, самое большое, десятками. Историческую песнь Евгения Потье знают теперь десятки миллионов пролетариев…».

Владимир Ильич не поставил точку, завершая свою статью. Историческая песнь «Интернационал» продолжала и продолжает своё шествие по планете, направляя историю.

А теперь можно перейти к разговору о самом тексте «Интернационала».