Н.Н. Сотников. Не только экран, театральная сцена, но и книга

Разумеется, отец был большим книгочеем и с книгами не расставался никогда. Правда, в последние годы это были чаще всего сборники пьес, реже – киносценариев, порою – литературоведческие труды, посвящённые особенно дорогим для сердца отца писательским именам. Многие его ученики начинали как прозаики, выпускали у себя в краевых, областных и республиканских издательствах первые книги и непременно посылали отцу. Зачастую – с просьбой посоветовать, можно ли из той или иной повести сделать пьесу. Очень редко тот же вопрос адресовался романам, которых и писалось, и издавалось куда меньше, чем сборников повестей и рассказов. Ещё реже отцу присылали сборники очерков и документальных текстов. Сам очеркист, он относился к такого рода произведениям с большим интересам, но чаще всего настаивал на коренной переработке материала, ссылаясь и на свой личный творческий опыт.

К величайшему сожалению, рецензии отца на довоенные издания у нас в семейном архиве не сохранились. Исключение – фрагменты из очень острой, полемически заострённой рецензии отца на поэму Василия Каменского «Стенька Разин». Восстановить полный текст оказалось невозможным, равно как и проследить судьбу этого литературно-критического материала. Думаю, что скорее всего по ряду причин она осталась неопубликованной.

Нет возможности обнаружить и разного рода внутриредакционные материалы (редакционные заключения, переписку с авторами и т. д.), как и многочисленные так называемые «внутренние» рецензии послевоенной поры по просьбе издательств, реже – редакций журналов и Комитетов по печати СССР и РСФСР. Комитет по печати СССР, учитывая, что отец свободно читает по-украински, чаще всего давал ему на просмотр или заключение либо вёрстки, либо готовые книги украинских издательств. Республиканский Комитет чаще всего просил отрецензировать тексты пьес, которые собирались публиковать издательства России. Сдавались заказчикам готовые отзывы в трёх экземплярах, себе отец в таких случаях экземпляра не оставлял, да и наша пишущая машинка «Континенталь» четвёртый экземпляр в «закладке» не брала.

Не стану скрывать – весьма часто отец соглашался на такого рода работу во имя заработка (долгое время в Москве и пригороде Кунцево он снимал комнаты, надо было помогать мне, сперва малышу, а затем школьнику, отцу и матери, которые жили в Кисловодске и были уже весьма преклонного возраста), но чаще всего отец воистину увлекался и такой работой и писал так, как будто бы не для деловых редакционных процессов, а для широкого круга читателя предназначались его слова. Кое-что шло затем в обзоры, лекции, беседы с учениками. Авторские имена в таких случаях не раскрывались, а чаще всего говорилось так: «Сравнительно недавно я читал одну рукопись. Так вот…».

Вообще, как очень творчески насыщенный человек, он был увлекающимся: если уж что понравилось, то он неоднократно обращался к тому или иному произведению.

Отбирая для данного сборника какие-нибудь примеры рецензий и произведений других литературно-критических жанров, я остановился на отзыве отца на книгу замечательного таджикского прозаика Джалола Икрами. Познакомились они в столовой Дома творчества в Переделкино. Отец обратил внимание, что под руководством заботливой жены Икрами обычная еда (кормили в Переделкино чуть лучше, чем в Комарово, но всё равно плоховато) обретала чудесные превращения. Икрами, заметив отцовский интерес, улыбнулся и попросил свою жену угостить отца таджикским пловом со специями. Отец, большой гурман в еде, высоко оценил это кулинарное творчество. Разговорились. Постепенно перешли на литературные темы, отойдя от тем кулинарных. Отец увлечённо стал спрашивать Икрами о литературных делах в Душанбе, где он не бывал. Икрами очень увлёкся рассказами отца о литературной педагогике. В ходе беседы выяснилось, что отец читал прозу классика таджикской литературы Садриддина Айни. Икрами возрадовался и с гордостью заявил, что Айни – его УСТОД. Просто перевести это слово как учитель нельзя: оно гораздо шире. Это и наставник, и воспитатель, и мудрец, который взял на себя труд готовить себе достойную смену.

Через несколько дней опять же в столовой Икрами подошёл к отцу и заявил: «Только что приехал из Москвы (Переделкино находится от столицы на расстоянии примерно, как у нас от Ленинграда Пушкин. – Н. Н. С.) и получил сигнальные экземпляры моей книги, посвящённой Айни, “Мой учитель, моя школа и я сам”. Разрешите Вам, Николай Афанасьевич, подарить авторский экземпляр!» Отец с благодарностью взял книгу в руки и увидел на форзаце надпись: «Уважаемому тов. Сотникову на память от писателя. 5/1 – 71. Переделкино».

Для неспециалистов скажу, что новинка позволяла получить автору всего лишь 10 экземпляров. Остальное надо было или прикупать в издательстве, либо искать в магазинах, что весьма хлопотно. Таким образом, Икрами пожертвовал одним из десяти экземпляров своему новому знакомцу.

Отец книгу очень быстро прочитал, пришёл от неё в восторг (он в дальнейшем не раз использует примеры цитаты из этой книги в своих выступлениях и беседах с молодыми драматургами) и вскоре написал рецензию с элементами творческого портрета «Утро нашей жизни». Редакция журнала «Детская литература», с которой в ту пору отец крепко подружился, взяла отцовский текст, но с оговоркой^ что пойдёт материал не в текущий номер; а в специализированный; посвящённый теме «Дружба народов – дружба литератур».

Лично мне этот текст дорог интонацией; умением понять автора и его судьбу. Изо всех литературно-рецензионных текстов я для мемориального сборника решил отобрать именно этот. Перечитал и твёрдо решил, что поступил правильно.