§ 13. Общие методические соображения

Критику отдельных практических предложений Лысенко и его школы можно было бы продолжить, коснуться того, что или его предложения не новы и давно были отброшены в силу малой их эффективности, или нецелесообразны, или еще не проверены. Я имею в виду такие его предложения, как посадка картофеля мелкими кусками, летние посадки свеклы, летние посадки семенной люцерны, посевы на стерне в Сибири, внутрисортовое скрещивание и т.д. Мне думается, что и разобранных детально примеров достаточно, чтобы показать, что выводы Лысенко вовсе не заслуживают того доверия, на которое он претендует.

Сейчас следует коснуться вопросов, чем объясняется такой резкий разрыв между огромным количеством практических предложений и низким уровнем надежности выводов Лысенко. Я считаю, что здесь имеет место общая причина: низкий уровень научной методики Лысенко, причем в ходе его деятельности этот уровень не повышался, а падал, и методика его последних работ может быть названа сколько-нибудь научной только при самом снисходительном, маниловском отношении.

Начал свою работу Лысенко на солидной опытной станции, достаточно солидно аргументировал и печатал с подробностями, делающими его работу доступной настоящей научной критике. В дальнейшем он стал преимущественно оперировать данными, отобранными непосредственно в производстве, и печатать обычно очень кратко, большей частью в газетах и других изданиях, рассчитанных на массового читателя, а не на специалистов. Эти обстоятельства многими считаются большим достоинством Лысенко. Пишет кратко, так и следует, чтобы было, как говорят, «словам тесно, а мыслям просторно». Работает непосредственно на сельскохозяйственном производстве, чего же лучше: мероприятия сейчас же внедряются в жизнь на огромной территории, из народа выдвигается огромное количество научных работников, с неимоверной быстротой двигающих науку вперед, в отличие от двигающихся черепашьим шагом опытных станций. И какая огромная экономия государственных средств получилась бы, если бы основная научная работа была бы перенесена в хаты-лаборатории! Никто не отрицает желательности и возможности научной работы на периферии и непосредственно на производстве, это направление надо поддерживать, но значение его было чрезвычайно переоценено Лысенко. Причина такой переоценки заключается в том, что Лысенко не сознавал принципов современной научной методики, но начав работу на опытной станции в Гандже (ныне в Кировоабаде), возглавлявшейся таким высококвалифицированным опытником и селекционером, как Н. Ф. Деревицкий, он, естественно, выполнял требования научной методики, так как вся станция работала строго научно.

Чтобы показать, в чем заключаются эти принципы, придется высказать некоторые азбучные истины опытного полевого дела.

Эта методика опытного дела покоится на требовании соблюдать три принципа:

— надежность выводов, т.е. гарантию от ошибок;

— гибкость выводов, т.е. получение не одного рецепта, пригодного для всех зон, а установление, по возможности, точно сформулированных законов, на основании которых можно бы получать конкретные рецепты для частных случаев;

— экономичность работы, т.е. достижение надежных и экономичных выводов с минимальной затратой сил и средств.

Эти три принципа в значительной мере антагонистичны: если мы будем предъявлять повышенные требования к надежности выводов, то нам придется поставить больше однообразных опытов и охватить меньшую часть программы. Иногда эта погоня за чрезмерной надежностью (при отсутствии научной методики) приводит к тому, что не только расходуются чрезмерные средства, но и надежность не достигается. Как прекрасно выразился Р. Фишер: не только стреляют из пушек по воробьям, но и в воробьев-то не попадают.

Основной специфической трудностью сельскохозяйственной опытной работы является исключительное разнообразие природных условий поля, и эта трудность все еще не достаточно осознана. Часто встречаешь выражения: два участка выбраны так, что они вполне однородны; вполне однородных участков в поле не существует, и всегда должен быть контроль за степенью неоднородности. Если мы один участок обработали тем или иным приемом, а другой оставили в качестве контроля, мы всегда должны проверить, действительно ли полученная разница объясняется действием изучаемого фактора. Простейший прием для проверки этого: введение повторности, т.е. повторение опыта. Различие между двумя участками всегда будет, даже если бы мы их подвергли, по возможности, совершенно одинаковой обработке. Это различие, обусловленное действием факторов, нами не учитываемых, и является тем, что называется случайной ошибкой опыта: особенность ее такова, что невозможно, как правило, предвидеть, будет ли она вызывать увеличение или уменьшение урожая. Поэтому если мы повторим опыт, то одинаково вероятно то, что наш контроль будет (по своим природным качествам) более урожайным или менее урожайным, чем наш опытный участок. При вычислении средней разницы при двукратной повторности случайная ошибка опыта будет меньше, и чем больше будет повторностей, тем меньше будет случайная ошибка. Поэтому увеличение числа наблюдений, увеличение площадей есть самое легкое и надежное средство для уменьшения случайной ошибки опыта. Отсюда лица, незнакомые с научной методикой, и делают вывод, что если мы значительно увеличим число наблюдений, то мы получим вполне надежный вывод, и что вывод, основанный на миллионах гектаров, само собой разумеется, надежнее вывода, полученного на немногих гектарах. Когда слышишь такое утверждение, то этого одного совершенно недостаточно, чтобы утверждать, что высказывающий научной методики не понимает. В чем же дело? Дело в том, что увеличение числа наблюдений позволяет сделать сколь угодно малой (и даже определить ее размеры) только случайную ошибку опыта, но не имеет решительно никакого влияния на систематическую ошибку, несравненно более опасную.

Систематическими называются ошибки, созданные одной или немногими определенными причинами, действующими, как правило, в определенном направлении. В противоположность случайным ошибкам систематические вовсе не уменьшаются при увеличении числа наблюдений. Предположим, что мы взвешиваем результаты какого-либо опыта на неправильных весах, показывающих вес, скажем на 1% больше истинного. Хотя бы мы взвешивали миллион раз, от этого весы правильными не сделаются. Обнаружить и устранить ошибку можно лишь путем реорганизации опыта: или вводя поправку при сравнении наших весов с какими-то хорошо проверенными, или (на чашечных весах) меняя положение гирь и взвешиваемого предмета: совершенно правильный результат от двукратного взвешивания на неправильных весах получится путем перемножения результатов и извлечения корня квадратного из произведения.

Так как систематические ошибки разнообразны и часто их трудно предвидеть, то в точных науках давно установилось убеждение, что действительно бесспорным тот или иной вывод можно считать только тогда, когда он получен разнообразными, независимыми методами, давшими практически тождественные результаты.

В опытной полевой работе стараются избегать систематической ошибки путем превращения возможных систематических ошибок в случайные. Это достигается тем, что сначала намечают два или больше, по возможности, сходных участка, но намеченные варианты опыта размещают по этим участкам по жребию.

В предыдущем изложении было показано обилие систематических ошибок, которые или прямо вытекают из инструкции или весьма вероятны по ходу дела. Например, было указано, что из инструкции по постановке опытов с теленомусом (§ 5) вытекал преимущественный выбор опытных участков (с выпуском теленомуса) поблизости от леса, где надо ожидать систематического превышения процента зараженности местным теленомусом по сравнению с отдаленными от леса участками. Сколько бы мы таких пар ни взяли, это природное, систематическое различие устранено не будет. В параграфе об яровизации (§ 7) было указано, что, естественно, яровизированные семена будут высеваться в более ранние сроки и на лучшей земле, что вносит систематическую ошибку, не устраняемую гигантскими размерами площадей. Но в случае с яровизацией, как и в случае с механизацией вскрытия цветков люцерны (§ 3), вероятна и другая систематическая ошибка, связанная вообще с широкими производственными опытами, так называемая ошибка репрезентативности. Отдельные результаты могут точно отображать состояние опыта в той или иной точке, но регистрироваться будут преимущественно те, которые дают ожидаемые результаты. Следовательно, результаты положительных опытов будут лучше представлены, чем результаты отрицательных опытов, отсюда и возникает само название репрезентативности (представительности). В эту ошибку впадают иногда вполне добросовестные работники: им кажется, что отрицательный результат есть следствие каких-то особых случайных причин, и они охотно его «бракуют»: вот почему вопросу браковки результатов уделено большое внимание в методике опытного дела, так как недостаточно осторожная браковка может исказить результат.

Значительная часть моей личной научной деятельности прошла в области изучения экономики вредителей сельского хозяйства, и я могу из личного опыта привести ряд примеров. В одном из крупных совхозов Кубани на протяжении одного года ставился опыт по борьбе с плодожоркой: на опытном участке применялся целый комплекс мероприятий. Результат превосходный: урожай на опытном участке выше, а червивость ниже, чем на контроле. Опыт, конечно, излагается в отчете. На следующий год на той же станции повторяется тот же опыт. Результат совершенно неожиданный: на контроле урожай выше, а зараженность значительно ниже, чем на опытном участке. Но борьба ведь не могла в данном случае привести к увеличению количества плодожорки. Все дело, конечно, заключается в неудачном выборе участков (хотя на это было обращено большое внимание): видимо, к опытному участку был близок сортировочный пункт того года, а при сортировке яблок огромное количество гусениц выползает и прячется на зимовку, отчего зараженность яблок около пунктов обычно значительно выше, чем в других местах. Опубликовали ли результаты этого опыта? Конечно нет. Его просто признали браком и тем ограничились. Таких случаев могу привести немало.

Летние посевы люцерны широко рекламируются лысенковцами, и возможно, что в известных случаях этот метод приносит плоды. По ряду обстоятельств мне пришлось столкнуться с посевами люцерны в Ульяновской области. В 1952 г. в колхозе «Ленинец» Ульяновского района (село Грязнуха) при простом осмотре полей люцерны было видно, что участок летних посевов дал несравненно меньший урожай, чем при обычном посеве. Эту неудачу приписали каким-то иным факторам вроде грибков, клопов и проч., не решаясь (может быть, в данном случае правильно) приписать ее вредному влиянию летних посевов. Ну, а если бы те же грибки и прочие факторы поразили не летние посевы, а обычные, стали бы искать причину прибавки не в летних посевах, а в отсутствии вредных факторов у опытного участка? Конечно нет! В 1953 г. в Сурском районе Ульяновской области мне пришлось вместе со старшим агрономом Сурского района Николаем Сергеевичем Сидоровым посетить люцерновые поля района. Из разговора с ним выяснилось его отрицательное отношение к летним посевам люцерны; были случаи, по словам Н. С. Сидорова, полной гибели летних посевов. Поэтому есть основание утверждать, что летние посевы люцерны, по крайней мере при некоторых условиях, приносят не пользу, а вред. Агроном Н. С. Сидоров в коротком личном общении произвел на меня очень благоприятное впечатление как опытный, добросовестный и болеющий за дело человек. Недавно я узнал, что он снят с работы как не справившийся с делом (хотя он работает давно). Может быть, наружность обманчива, и он действительно виноват. Но, припоминая слова Лысенко, приведенные в § 7, о «сметании» лиц, упорно настаивающих на «неверных» (для Лысенко понятия «неверный» и «несогласный с Лысенко», как известно, являются синонимами) данных, невольно закрадывается сомнение, не был ли «сметен» агроном Сидоров по методу Лысенко.

Вот такие случаи, где тот или иной факт замалчивается или истолковывается из опасения ответственности, совсем нередки. Один пример могу привести из личного опыта. В 1931 г. во время обследования зараженности луговым мотыльком сахарной свеклы, я посетил один колхоз в 7 км от Полтавы, который по сводке Наркомзаема Украины в Харькове (тогда — столице Украины) был обозначен как один из наиболее пострадавших во всей Украине от лугового мотылька. Поле сахарной свеклы имело, действительно, ужасный вид, так как оно все густо поросло лебедой, раздвигая которую, можно было заметить чахлые растеньица свеклы, не имевшие даже следов поражения луговым мотыльком. Из расспросов выяснилось, что гибель посевов есть следствие недостаточной дисциплинированности колхозников, обращавших особое внимание приусадебным участкам (на которых, кстати, была великолепная свекла при полном отсутствии борьбы), дававшим им хороший доход ввиду близости города. Был ли в этом месте луговой мотылек или нет, я не знаю, следов его я обнаружить не смог, но соблазн свалить неурожай свеклы на стихийное бедствие был для колхоза слишком велик.

Поэтому при постановке широких производственных опытов или использовании массовых данных их можно считать надежными в двух случаях: 1) если они находятся в согласии с рядом других данных;

2) если надежность их проверена путем выборочной проверки известного количества данных и внесения поправки в случае обнаружения систематической погрешности и определения ее размеров.

Опытные станции и должны быть точками, где с совершенной тщательностью производятся те или иные опыты и потом к ним «привязываются» опыты производственные, подобно тому, как при построении географических карт со всей точностью устанавливается сеть триангуляционных знаков, а к ним привязываются менее точные данные окрестностей каждого знака. При разрыве же результатов между данными опытных станций и недостаточно проверенными данными производственных испытаний Давид крошечных делянок в лице Константинова может оказаться сильнее Голиафа миллионных площадей в лице Лысенко. Недостаточно обоснованные производственные опыты могут привести к колоссальным убыткам: правильная работа опытных станций эти убытки предотвратит. Вот почему работа в отношении новых приемов на основе опытных станций гораздо экономичнее работы в производственных условиях. На опытных станциях накоплен, как мне приходилось убеждаться, огромный материал, только в слабой степени обработанный. Например, на Шатиловской станции был собран превосходный материал по шведской мушке за 14 лет (чистый вес всех тщательно оформленных ведомостей составил около 20 кг), который я смог только слегка использовать в работе по «Белому пятну». Обработка материалов отстает от их собирания, и это, конечно, серьезный дефект работы большинства наших опытных станций.

Другой крупный дефект тот, что работа большинства таких опытных станций не удовлетворяла требований гибкости опыта. Старая методика опытного дела покоилась на необходимости исследования «единственного различия», и если нам необходимо исследовать ряд факторов урожая, то их они исследовали поодиночке. Например, было отмечено, что одна солидная опытная станция работала десять лет над изучением значения нормы высева при одной ширине междурядий, а другие десять лет — над изучением значения ширины междурядий при одинаковой норме высева. А какая же комбинация нормы высева и ширины междурядий является оптимальной, так и осталось нерешенным вопросом, несмотря на длительный срок изучения. Поэтому, когда Лысенко и его сторонники отмечают эту слабую сторону деятельности опытных станций, они совершенно правы. Вся беда в том, что они не только не дают ничего, чтобы исправить этот недостаток, но мешают внедрению в опытное дело прекрасно разработанной методики, специально созданной для возможности гибкой работы.

Мы видели в параграфах 7 (об яровизации) и 13 (о почвенном питании растений), что Лысенко не справился с заданием о дифференцированном применении того или иного метода, если не считать некоторых частных замечаний.

Современная методика наиболее экономичной и наиболее эффективной постановки опытов основана на так называемом дисперсионном анализе, введенном в науку английским ученым Р. Фишером, обосновавшим и развившим теорию малых выборок другого английского ученого, Госсета. Распространяться здесь об этой методике нет места. Пионерами внедрения этой методики у нас были Н. Ф. Деревицкий (давший краткое изложение ее в приложении к переводу книги Иоагансена), профессором В. Н. Романовский, изложивший ее как в своем большом труде «Математическая статистика», так и в более общедоступном изложении в ряде работ, например, в книге «Применение математической статистики в опытном деле» (1947). В 1948 году вышла книга, специально посвященная этой методике, В. П. Перегудова «Статистические методы обработки данных полевого опыта» с предисловием академика B. С. Немчинова. Я привел только книги, которые знаю, отнюдь не пытаясь исчерпать литературу на русском языке (на английском языке литература по этому вопросу грандиозная). И до 1948 года Лысенко, как президент ВАСХНИЛ а, чинил препятствия распространению этой методики, но, ввиду отсутствия монополии, его попытки не всегда были успешны; мне передавали, однако, что переведенная под редакцией Деревицкого и уже набранная книга Р. Фишера по организации полевого опыта была рассыпана как вредная.

После 1948 г., конечно, всякая попытка применить эти наиболее совершенные методы в биологии была полностью подавлена, и на само имя Фишера было наложено табу. Мной в 1947 г. для напечатания была представлена большая работа, посвященная количественному учету и колебаниям численности насекомых и основанная на обработке (при помощи дисперсионного анализа) 22-летних лично собранных материалов. Пожалуй, главным препятствием для ее напечатания выставлялось упоминание Р. Фишера; сейчас, правда, ведется переписка о напечатании.

Но так как монопольное владычество Лысенко, к счастью для русской науки, не распространилось за пределы биологии, то применительно к технике продолжали издаваться книги, посвященные дисперсионному анализу, и после 1948 г. Укажу для примера книгу К. А. Браунли «Статистические исследования в производстве», (1949, Изд. иностранной литературы). В предисловии к этой книге выдающийся авторитет в области теории вероятности академик А. Н. Колмогоров пишете…особенно сильное внимание Браунли уделяет дисперсионному анализу. К сожалению, на русском языке нет достаточно подробного изложения этой важной теории, а достаточно полного критического ее изложения вообще не существует» (курсив Колмогорова).

И, конечно, биологу не может не быть обидно и стыдно, что теория, разработанная на полях сельскохозяйственной опытной станции (первая работа по дисперсионному анализу, датированная 1923 г., в качестве примера брала результаты опытов по удобрению картофеля), с позором была выгнана из биологии и приютилась под защитой оснащенных математикой точных наук, куда невеждам пролезть не так-то легко.

Облегчили это позорное изгнание два обстоятельства: 1) консерватизм многих наших опытников, в том числе даже таких почтенных, как академик Константинов, еще не доверявших этому новому и достаточно сложному методу: по этому поводу мне (и независимо от меня Н. Ф. Деревицкому) пришлось выступить печатно с резкой критикой взглядов Константинова, изложенных в его книге о методике полевого опыта; 2) особенную же роль сыграло то, что Р. Фишер в одной книге защищал взгляды о гибели культуры и о биологическом обосновании классовых различий, ряд своих работ посвятил приложению математической статистики к менделевской наследственности и интенсивно работает в этой области, и в 1948 г. резко выступил против решения августовской сессии ВАСХНИЛа. Поэтому все, связанное с именем Р. Фишера, подверглось резкому осуждению и изгнанию.

Мне думается, что академик А. Н. Колмогоров, участвуя в редактировании книги, посвященной методике Р. Фишера, правильнее выполняет завет Ленина, чем те, называющие себя марксистами и ленинцами, лица, которые из-за ошибок Р. Фишера (и действительно, суждения его в социальных вопросах не выдерживают даже малейшей критики) отбрасывают его действительно выдающиеся достижения в области математической статистики. А ведь Ленин писал после критики попыток наших махистов дополнить Маркса Оствальдом, Махом, Пуанкаре:

«Задача марксистов и тут и там суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими «приказчиками» (вы не сделаете ни шагу, например, в области изучения новых экономических явлений, не пользуясь трудами этих приказчиков), — уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов»[88] (курсив Ленина. — А. Л.).

В предисловии к одной из своих работ Лысенко пишет (15 декабря 1937 г.): «Было бы большим упущением не отметить участия, которое проявили бывший директор станции Н. Ф. Деревицкий и специалист И. Ю. Старосельский и которое выразилось в помощи в математическом подходе»[89]. Значит, Лысенко имел полную возможность хорошо изучить научную методику полевых опытов. Но он все дальше отрывался от современной научной методики обработки данных опыта и в дальнейшем обратился уже главным образом к Дарвину: «…в этом помог мне сотрудник нашей лаборатории И. И. Презент. Он показал мне, что истоки той работы, которую я делаю, исходные корни ее дал еще Дарвин. А я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем, что, к моему стыду, Дарвина по-настоящему не изучал»[90].

Конечно, Дарвин был великий ученый, но ведь со дня смерти Дарвина прошло уже 80 лет, и считать главным методическим источником Дарвина почти так же странно, как если бы современный физик базировался в основном на методике двух великих гениев, Ньютона и Фарадея.

Если бы, при примитивности своей современной методики, Лысенко прислушивался к голосу критики — дело было бы еще поправимо. Но, например, в одной из своих последних работ[91] Лысенко решительно отвергает как необоснованную и идеологически невыдержанную критику гнездовых посевов лесных полос со стороны работников Министерства лесного хозяйства и Академии наук, прежде всего академика В. Н. Сукачева.

Но этого мало. Прежние методические ошибки Лысенко можно было объяснить невежеством, зазнайством и нетерпимостью к критике своих взглядов. Эти свойства недопустимы, конечно, у любого ученого, а тем более у руководителя обширной научной организации. Но сейчас можно считать доказанным, что к ним примешивались деяния, чрезвычайно близкие к тому, что в Уголовном кодексе именуется подлогом документов с корыстной целью. На этот путь встал Л. Н. Гребень, фальсифицировавший произведения М. Ф. Иванова (см. § 11), но там, по крайней мере, оставались точки на месте исчезнувших «нежелательных» фраз. Сейчас пошли дальше. В пятом номере журнала «Агробиология» за 1952 г. появилась статья[92], где говорится о порождении ели сосной. Автор указывает, что этот случай был уже им истолкован раньше как результат самопрививки, но в свете трудов Лысенко о видообразовании этот же случай им толкуется как превращение сосны в ель. Конечно, каждый ученый вправе и даже обязан изменять свое толкование какого-нибудь явления, если новые или незамеченные ранее данные принуждают его это сделать, но, оказывается, в первой работе Авотиншь-Павлов ссылается на работу профессора Цупфера с показаниями лесника Вайзада, где прививочное происхождение этого сосново-елового образования было доказано документально. В рижской газете «Циня» от 31.03.1951 было опубликовано письмо «О честности ученого» группы преподавателей и студентов Латвийской сельскохозяйственной академии и Латвийского государственного университета. Авторы статьи в газете «Циня» спрашивают: «Где же искать причину того, что доцент Авотиншь-Павлов, который хорошо знал, что сосна-ель из Олайне образовалась в результате естественной самопрививки, сознательно подделал научные факты и опубликовал статью, обманывающую читателей, в научном журнале? Ответ может быть только один: доцент Авотиншь-Павлов подделал факты, чтобы создать дешевую сенсацию и удовлетворить свое честолюбие»[93].

Но тут дело серьезнее, чем простое удовлетворение честолюбия Авотиншь-Павлова. Ведь эта статья была помещена в журнале, редактируемом непосредственно Лысенко, и в конце статьи[94] помещено послесловие, где редакция решительно солидаризируется с автором, считает, что в пользу самопрививки нет никаких мало-мальски убедительных доводов, и данное автором толкование считает бесспорным. Ответственность за сознательный подлог несет, таким образом, и Лысенко.

Краткое заключение

Мне нет надобности подробно резюмировать выводы по каждому пункту в отдельности. Общее заключение можно свести к следующему:

1) Среди многочисленных практических предложений академика Т. Д. Лысенко трудно назвать такое, значение которого соответствовало бы высказываниям о нем автора предложений.

2) Ряд предложений не новы, мало эффективны и значение их чрезмерно раздуто; другие новы, но неверны; есть такие, которые, видимо, могут иметь известное значение в определенных условиях, но безоговорочное их применение приносит часто вред вместо пользы.

3) Все высказывания Лысенко проникнуты совершенно исключи-, тельным хвастовством, и по ряду вопросов уже можно утверждать, что данные им обещания выполнены не были; это, однако, Лысенко нигде и никогда не признает.

4) Многочисленные ошибки Лысенко не являются случайными ошибками продуктивного работника, а являются прямым следствием порочности всего стиля его работы, который можно кратко охарактеризовать как комбинацию невежества с вандализмом.

5) Достигнув в 1948 году монопольного положения в биологии, Лысенко продолжил идти по пути полной научной деградации, и этот период может быть охарактеризован наличием сознательной фальсификации данных Лысенко и некоторых работников его школы.

6) Указанные выше качества Лысенко: научно-методическое невежество, самовлюбленность, нетерпимость к какой бы то ни было критике и совершенная нечистоплотность в выборе средств борьбы приводят меня к абсолютному убеждению, что дальнейшее пребывание Лысенко на руководящих постах ничего, кроме вреда, науке и всему нашему народному хозяйству принести не может.

Сохранение же ценного в его прежних предложениях может быть достигнуто лишь в результате тщательнейшей проверки его данных значительной группой работников.

7) Все эти мои выводы основаны на анализе чисто практической деятельности Лысенко, имеющей наибольшее экономическое значение. Его теоретические достижения заслуживают также особого внимания, и анализ их составит предмет последующих глав.

Ульяновск, 21 октября 1953.