§ 10. Селекция

Если яровизация как агроприем была первым достижением Лысенко, принесшим ему большую известность и не встретившим, как было показано выше, никакой принципиальной оппозиции со стороны научных работников, то спор по поводу селекции и основы ее, генетики, привел к тому резкому расколу, который закончился полным осуждением так называемой формальной генетики, связанной с именами Менделя и Моргана, и канонизацией мичуринской генетики. Разбор теоретических споров я отношу в одну из следующих глав, где будет рассмотрен ряд теоретических нововведений Лысенко, сейчас же постараюсь коснуться вопроса с чисто практической стороны.

Лысенко и его сторонники не только утверждают, что новые методы селекции дают возможность гораздо быстрее выводить новые сорта растений и породы животных, но что оспариваемые ими менделистские методы не только совершенно бесплодны, но даже мешают в селекционной работе. Вот слова Лысенко[34]: «…никакого отношения к биологической науке Мендель не имеет. Положения менделизма, развитые не Менделем, а менделистами-морганистами, не дают никаких действенных указаний нашей практической семеноводческой работе. Мешают же, как я убедился на собственном опыте, они немало».

Из этих слов явствует, что в первый период своей работы (примерно до 1934 года) менделистские взгляды мешали Лысенко в его работе и, отделавшись от них, он стал работать гораздо быстрее. Что 1935 год был, видимо, таким переломным годом, можно судить по тому, что в работах, относящихся к этому году, есть критика классической генетики (называемой тогда просто генетика), но нет огульного ее отрицания. В той же книге указывается[35]:

«…Но генетика при всей значимости для селекции ряда ее достижений (способы вызывания мутаций, учение о чистой линии, о гомозиготном и гетерозиготном растениях, установление факта доминирования, установление факта расщепления свойств гибрида в ряде положений и т.д.) совершенно оторвалась от изучения закономерностей индивидуального развития растений. В результате этого генетика в разделе о закономерности наследственного развития признаков в значительной степени превратилась в учение о простом продвижении, соединении и разъединении зачатков признаков и самих признаков через ряды поколений» (курсив Лысенко).

Эту ограниченность менделизма-морганизма не оспаривает никто, даже сам Морган, указывающий, что менделизм касается только решения проблем наследственной традиции и совершенно не касается того, что нашим выдающимся биологом, лауреатом Сталинской премии А. Г. Гурвичем названо проблемой осуществления; эта проблема поставлена была еще в XIX веке, четко сформулирована Гурвичем в 1912 г.: им сделан ряд интересных работ, приведших его к понятию биологического поля. Ее иначе называли феногенетика, физиология развития и т.д.

Но ясно, что в цитированном месте ценности менделизма Лысенко не отрицает.

Цитированное место взято из работы Лысенко (совместно с И. И. Презентом: «Селекция и теория стадийного развития растений», 1935 г.). Но уже в докладе «О перестройке семеноводства», сделанном в Одессе 26 июня 1935 г., Лысенко говорит[36]:

«…Многие наши положения, на основе которых мы планово, в заданный небывало короткий срок выводили виденные вами вчера сорта яровой пшеницы, и изложенные недавно в вышедших наших работах «Теоретические основы яровизации» — Т. Д. Лысенко и «Селекция и теория стадийного развития» — Т. Д. Лысенко и И. И. Презент — на сегодня для нас уже пройденный этап».

Новая выдвинутая Лысенко методика по селекции не вызвала вовсе огульного отрицания со стороны менделистов. Лидер менделистов Н. И. Вавилов[37] «в своем выступлении заявил, что он на 90% согласен с нашими положениями и подписывается под выдвигаемой нами методикой селекции».

На какой же основе работал Лысенко как селекционер до 1935 года? Возьмем опять несколько выдержек из его работы, впервые опубликованной в 1934 году и перепечатанной в 1952 году[38]:

«…Еще Мендель показал, что наследственная основа не монолитна, а дробна. Путем скрещивания и дальнейшего расщепления гетерозиготы наследственная основа делится по-разному, получаются различные генотипы. Следовательно, генотипы комбинировать можно, все дело заключается в том, чтобы знать, какие генотипы друг с другом надо скрещивать. До сего времени любой генетик или селекционер, выбирая растения для скрещивания, исходил не из наследственной основы, а из их свойств и признаков. Известно, что различие генотипов не всегда дает ясное представление о генотипических различиях сравниваемых форм».

Ясно, что тогда Лысенко в своей селекционной работе базировался на дробности генотипа (а эта дробность и привела, как известно, Иоганнсена к понятию гена) и на селекции путем комбинирования различных генов. Что же дал Лысенко в тот период? Кое-что чрезвычайно ценное: именно, ясно отделив две стадии, яровизации и световую, он показал, что если мы имеем два позднеспелых сорта пшеницы, но у одного стадия яровизации оказывается короткой, а у другого короткой является световая, то при комбинации в последующем расщеплении можно выделить сорт, у которого совместятся обе короткие стадии, и этот сорт может быть значительно более раннеспелым, чем любой из родительских сортов. А откуда брал Лысенко материал для селекции? И на этот вопрос мы имеем у Лысенко исчерпывающий ответ[39]:

«…Различие между генотипами как по стадии яровизации, так и по световой стадии чрезвычайно велико. Поэтому крайне необходимо иметь все мировое разнообразие данной культуры. Благодаря экспедициям Н. И. Вавилова селекционеры Советского Союза это мировое разнообразие имеют».

Следовательно, новым в селекции первого периода было только то, что он указал метод выделения сортов, быстро проходящих тужили иную стадию:

«…Те пары, из которых можно скомбинировать путем скрещивания желательный генотип по длине вегетационного периода в условиях данного района и которые, благодаря предпосевной яровизации или ускорению прохождения световой стадии (путем удлинения дня), еще до скрещивания дают наилучший урожай, и будут компонентами в условиях данного района для выведения необходимого нам сорта»[40].

Я не знаю урожайности и других качеств выведенных этим методом пшениц. Допустим, что эти сорта значительно выше всех сортов предшествующей селекции. Но даже тогда, по всей справедливости, мы можем сказать: «Велика заслуга Лысенко, но на эту высоту он смог подняться, лишь попользовав работу Н. И. Вавилова!»

Перейдем теперь ко второму периоду, когда Лысенко освободился от опутавших его за первый период оков менделизма. Для суждения о нем лучше всего обратиться к стенографическому отчету сессии ВАСХНИЛ в 1948 году[41] и цитированной уже программной статье Лысенко 1952—1953 гг.[42].

Так как прошел уже значительный срок, можно было ожидать, что обе стороны (менделисты и лысенковцы) в порядке соцсоревнования приведут площади сортов, выведенных менделистами и лысенковцами (я предпочитаю термин «лысенковцы», а не «мичуринцы» по причинам, которые будут разъяснены в главах, посвященных теории).

Менделист С. И.Алиханян[43] привел такие данные о площадях, выведенных лицами, сознательно использовавшими менделистские приемы (подобно Лысенко в его первом периоде) или, во всяком случае, не враждебные менделизму. Приведу этот перечень:

Шехурдин (сорта яровой пшеницы) … 10 млн га

Академик Константинов (15 сортов пшеницы, ячменя, кукурузы, проса) … свыше 5 млн га

Академик Лисицын … свыше 5 млн га

Я мог бы прибавить еще «миллионеров» (т.е. выведших сорта, занимающие не менее 1 млн га): покойного академика Сапегина, И. Н. Деревицкого; оба — совершенно сознательные менделисты.

Эти данные Алиханяна не были оспорены на сессии. Лысенковцы только пытались смягчить впечатление от этих цифр. Так, В. Н. Столетов говорит, (с. 483):

«…Современные морганисты изо всех сил тужатся записать себе в актив сорта Лисицына, Шехурдина, Юрьева и других известных селекционеров. Признаем на минутку, что менделизм-морганизм был причастен в прошлом к созданию ныне широко распространенных сортов. Тогда возникает вопрос: почему сегодня менделизм-морганизм стал бессилен, почему селекционеры сегодня не пользуются им для выведения новых сортов? Выходит, менделизм-морганизм был плодотворен в прошлом, будет плодотворен в будущем, а сегодня он бесплоден».

Столетову можно ответить: 1) в той же речи Алиханяна, (с. 368) приводятся чисто «морганистские» тетраплоидные сорта крупноплодной гречихи (селекции В. В. Сахарова) и кок-сагыза (селекции М. С. Навашина), так что говорить о бесплодии в настоящем не приходится; 2) . цитированные выше селекционеры и лица, идущие по их стопам, являются добросовестными работниками, сознающими трудность каждой конкретной задачи и не дающими необоснованных обещаний. И. И. Презент (с. 505) считает, что Шехурдин, Константинов, Лисицын работали методом старого дарвинизма, но так как академик Константинов присутствовал на сессии, хотя и не выступал, И. И. Презенту пришлось признать, что Константинов еще «не вооружился ненавистью к морганизму»:

«…Морганисты пытаются приобщить достижения работ наших селекционеров, ваши достижения, академик Константинов, благодаря тому, что вы временно не вооружились ненавистью к такой лженауке, какой является морганизм. Это еще придет к вам, академик Константинов, я верю в вас, вы — настоящий селекционер».

Вспомним, какими приемами критиковал Лысенко Константинова по вопросу об яровизации (см.§ 7), и мы поймем молчание Константинова: он уже старый человек, жизнь свою прожил не праздно, свое дело он сделал. А вот И. И. Презенту его ненависть к морганизму не помогла выполнить данное ему в 1948 году поручение (на что был дан годичный срок) написать учебник по дарвинизму для высшей школы. А прошло уже пять лет.

Прочитав всю стенограмму, я нигде не видел, чтобы лысенковцы могли привести площади «лысенковских» сортов, сколько-нибудь сравнимые с площадями «вавиловских» сортов (назовем так сорта, выработанные методами, признаваемыми Н. И. Вавиловым). Невольно приходят на ум передаваемые из уст в уста крылатые слова, приписываемые одному из крупных советских деятелей: «Едим мы пока вавиловскую пшеницу, а не лысенковскую».

Но, возможно, что эти замечательные лысенковские сорта еще не размножены, но качественно резко превосходят старые?

Академик С. О. Демидов в своей речи в перечне особенно важных достижений селекции приводит такие данные[44]:

«…Сорт озимой пшеницы Одесская-3, выведенный Одесским селекционно-генетическим институтом под руководством академика Лысенко, превышает по урожайности стандартные сорта на 3—4 центнера с гектара, он морозостойкий и одновременно засухоустойчивый. Яровой ячмень Одесский-9 занимает также значительные площади. Сорт хлопчатника Одесский-1 является, по существу, основным сортом для новых районов хлопководства».

Про озимую пшеницу Одесская-3 агроном Хорошилов даже сообщает (с. 198), по данным Госсортсети, она превосходит ранее районированные сорта на 4—7 ц с га. Какова площадь этого замечательного сорта — не указано.

С хлопком тоже как будто все благополучно. Это как будто и надо было ожидать, если принять во внимание прежние уверения Лысенко.

3 января 1936 года Лысенко говорил, что новый сорт хлопчатника, пригодный для Украины, лучший, чем сорт Шредер-1306, он вывел за срок в 2 года (против 10 лет обычного минимального срока селекции нового сорта). В октябре 1936 года он обещал дать этот новый сорт в количестве 5 т семян[45]. Надо полагать, что проблема выведения сорта хлопчатника, пригодного для Украины, уже окончательно решена за время, прошедшее с октября 1936 года? Не совсем, пожалуй, так.

В программной статье Лысенко конца 1952 года[46] есть особый раздел «О хлопчатнике в южных районах европейской части СССР».

В директивах XIX съезда партии указана необходимость внедрения в производство более продуктивных, раносозревающих сортов хлопчатника. Для южных районов европейской части СССР исполнение этого задания имеет особо важное значение: задача быстрейшего выведения хороших скороспелых сортов хлопчатника является одной из главнейших как для Академии сельскохозяйственных наук, ее академиков, научных работников Селекционно-генетического института, так и для институтов и станций Министерства хлопководства СССР. Умелое использование достижений мичуринской генетики может во многом помочь быстрейшему выведению сортов хлопчатника, приспособленных к климатическим условиям районов хлопководства.

Как же это так: в 1936 году, работая с небольшой группой сотрудников, Лысенко хвалился, что вывел хороший сорт за 2 года, а через 16 лет (скинем годы войны и послевоенный период — всего шесть лет, остается 10 лет) Лысенко, как ни в чем не бывало, даже не упоминая о своих прежних словах, организует авральную работу для решения задачи, которая, по его же словам, должна была быть давно решенной. Что это, издевательство над читателями или надо подумать о привлечении психиатра?

И прав был И. А. Раппопорт, когда на августовской сессии[47] бросил реплику Г. А. Набалджаняну: «А вы даете обещание выводить сорта в два года, но не выполняете этих обещаний и ошибок не признаете».

Реплика Раппопорта имела место 2 августа, и единственным ответом на нее я нашел следующее место в речи B. С. Дмитриева 4 августа[48]:

«В. С. ДМИТРИЕВ: Разве достойны ученого такие факты, которые здесь имели место вчера со стороны профессора Раппопорта?

ГОЛОС С МЕСТА: Это хулиганство!

B. С. ДМИТРИЕВ: Этого так оставлять не следует.

ГОЛОСА С МЕСТ: Правильно!

B. С. ДМИТРИЕВ: Это нужно резко осудить».

Поскольку говорится о «вчерашнем» событии, то, может быть, дело шло не о реплике (которая была 2 августа), но тогда зачем помещать этот диалог в стенограмме?

Вывод из селекционных достижений Лысенко и лысенковцев тот, что все это дело требует весьма тщательного рассмотрения, но, несомненно, что утверждение о каких-то особых скоростных методах селекции этого периода является ничем не оправданным хвастовством, а когда лысенковцев уличают в хвастовстве, у них не находится других аргументов, кроме угроз и ругательств. Нет, виноват, находятся и иные средства, но об этом придется сказать в следующем параграфе.