§ 55. Вегетативные гибриды. 1. Введение

Вегетативная гибридизация в мичуринской генетике играет такую выдающуюся роль, что этот вопрос следует осветить достаточно подробно (см. также § 33 этой работы). В совсем недавно появившейся (1955) статье «За дальнейшее развитие мичуринского учения» (в сборнике «Сто лет со дня рождения Мичурина) Лысенко пишет (с. 4): «После 1948 года экспериментальное получение вегетативных гибридов в нашей стране стало настолько обычным, что биологические журналы перестали давать о них информацию. У нас теперь уже никто не отрицает возможности получения вегетативных гибридов, вернее — вегетативных помесей, а это значит, что ни один мыслящий биолог в нашей стране не может теперь принять хромосомную теорию наследственности. Не так обстоит дело в ряде зарубежных стран, где эксперименты по вегетативной гибридизации еще не получили такого массового распространения. Поэтому здесь отдельные биологи-генетики, наиболее ярые противники мичуринской биологии, пользуются этим и продолжают вводить в заблуждение немалую часть научной общественности. Они объявляют, что вегетативные гибриды или, например, превращение путем соответствующего воздействия условий внешней среды наследственно яровых, не зимующих хлебных злаков в наследственно озимые, хорошо зимующие, — все это возможно, якобы, лишь в Советском Союзе. Иначе говоря, такие защитники метафизики и идеализма в биологии, или — что то же самое — вейсманизма в разных его вариациях, отказывают признать возможной вегетативную гибридизацию, а результаты опытов многочисленных исследователей-мичуринцев, получающих вегетативные гибриды, объявляют ложными. Подобного рода защита вейсманистских позиций в науке свидетельствует только о слабости вейсманизма».

Если верить Лысенко, то в нашей стране вопрос о вегетативных гибридах стоит настолько отчетливо и прочно, что мыслить — значит отрицать хромосомную теорию. Вегетативных гибридов оказалось так много, что о них перестали печатать в журналах. Даже за рубежом, наряду с «отдельными биологами-генетиками, наиболее ярыми противниками», очевидно, основная масса приемлет вегетативные гибриды и согласно новому закону мышления, установленному Лысенко, начисто отвергает хромосомную теорию.

Сознательной ложью является утверждение, что все мыслящие биологи в Советском Союзе отрицают хромосомную теорию наследственности и, конечно, еще большее искажение (совершенно сознательное) касается зарубежной науки. Об этом я уже говорил во второй главе, но из материалов того же самого сборника «Сто лет со дня рождения Мичурина», где помещена указанная статья Лысенко, ясно видна вздорность его утверждений. В сборнике в разделе «Зарубежные ученые о Мичурине и мичуринском учении» собрано 15 статей того же числа авторов из следующих стран: Чехословакия, Болгария, Румыния, Германская Демократическая Республика, Китай, Дания, Мексика, Иран, Бельгия, Англия, Италия, Индия, Япония — всего тринадцать стран. Из 15 статей шесть — короткие декларативные заметки, выражающие одобрение Мичурину, иногда заодно с Бербанком (который о вегетативных гибридах ничего не говорил). Совершенно отсутствуют ученые Франции и Соединенных Штатов, Швеции, Финляндии и др.; от Англии — короткая заметка Мортона, который, как было показано во второй главе (§ 22), отнюдь не начисто отрицает хромосомную теорию. Наиболее обстоятельными являются статьи индийского и японского ученых. Дж. Дж. Чиной (Делийский ун-т, Индия) например, в статье «Работы мичуринцев — биологов Индии» (с. 317—324) очень горячо защищает мичуринское учение, но ни слова не говорит о вегетативных гибридах. Статья касается влияния условий на процессы развития сельскохозяйственных растений. Пишет, что «создается впечатление, что влияние окружающих условий постепенно аккумулируется каждым из последующих поколений растений (с. 322)»; в конце статьи критикует «генную теорию», но критика эта чрезвычайно неотчетлива: ясно, что автор не смог осилить по-настоящему генетику, думает, что по-прежнему генетики принимают «гены признаков». Но является ли автор типичным индийским биологом? Автор сам пишет (с. 317): «Преподавание мичуринской науки, к сожалению, еще не проникло в наши университеты, и большинство индийских биологов совершенно не знакомо с нею и с ее применением в земледелии и садоводстве. Тем не менее в Индии изучают вопросы яровизации и стадийного развития хлебных злаков, ведутся исследования устойчивости их к засухе, засолению и затоплению».

Как было уже указано выше, яровизацию и стадийную теорию могут принимать и защитники хромосомной теории, с которой она ни в каком противоречии не стоит.

Но, может быть, агрономическая наука в Индии вообще не развивается? То немногое, что мне известно, говорит обратное: без всякого влияния мичуринской биологии агрономия успешно развивается в Индии, как успешно развивается целый ряд наук и других отраслей культуры в этой замечательной стране. Упомяну хотя бы новое учение о «беспочвенной культуре» или гидропонике, дальнейшее, но производственное развитие старого метода водных культур, сулящее большие перспективы, в особенности там, где тепла много, а вода в дефиците (см. Sholto Douglas, J. W. E. H. Soillest cultivation of Crops in India. Nature 1955, № 4464, p. 884—885).

С полным сочувствием мичуринской биологии написана статья японца Токуда Митоси: «Мичуринцы Японии» (с. 325—332). Как полагается, говорится, что мичуринское учение есть единственно правильное, материалистическое; что мичуринское движение встречает препятствия, и что оно имеет прямую связь с борьбой в защиту демократии против феодализма. Оказывается, однако, что в Японии есть Мичуринское общество, которое организовал в 1954 году Все-японский съезд (на котором присутствовало 700 делегатов), что издаются и книги и газеты, и из подписи видно, что автор статьи работает в Государственном университете в Киото. Дело, видимо, не в притеснении феодалов, а в том, что японские ученые тщательно разбирают чисто научную сторону вопроса вне всяких политических мотивов. Автор пишет, что после 1948 года, когда весть о дискуссии дошла до Японии, «Японские ученые, изучающие проблему наследственности, стали относиться сочувственно к новым идеям, но позже многие вернулись в старую скорлупу менделизма» (с. 325). Видимо, действительно многие крестьяне заинтересовались яровизацией, и этот вопрос занимал на съезде видное место, но указано, что (с. 327) не во всех опытах яровизации крестьяне получали увеличение урожая, что бывали случаи снижения урожая и что вообще были дебаты. Проверочные опыты, проведенные противниками яровизации на опытных государственных станциях, дали неопределенные результаты (с. 328). Автор считает, что это произошло потому, что на опытных станциях изменили методику крестьянских опытов, и указывает, что многие крестьяне достигли резкого увеличения урожая — на 20—30 %. Но общей обработки автор не дает, и при малых размерах опытных делянок на крестьянских участках и при отсутствии повторностей вполне можно ожидать «многих» случаев превышения на 20—30 % без всякого опыта. Очевидно, что при наличии большого интереса и в Японии результаты привели к тому, что большинство (видимо, подавляющее) ученых в научных обществах, университетах и научно-исследовательских институтах придерживается так называемой вейсмановской биологической теории (с. 329). Автор говорит и о вегетативных гибридах (с. 330), и о преимуществах гнездовой посадки (с. 331). Наиболее интересно указание на получение садоводом Тамура вегетативного гибрида, плоды которого по форме и вкусу оказались чем-то средним между грушей и яблоком (с. 330), но подробных данных не сообщается.

Совершенно ясно, что среди зарубежных ученых не «отдельные противники мичуринской генетики», а подавляющая масса придерживается хромосомной теории, а среди огромного количества научных работников сельского хозяйства в мировом масштабе нетрудно подобрать десятка два приверженцев самой сумасбродной теории.