§ 42. Наследство В. Р. Вильямса

Этого вопроса я не намерен коснуться во всей широте, но при оценке общего значения лысенковщины его затронуть необходимо, так как после сессии ВАСХНИЛ 1948 года учение Вильямса было канонизировано, и сам Вильямс при своей жизни активно поддерживал Лысенко. В этом заключается отличие В. Р. Вильямса от М. Ф. Иванова, деятельность которого шла совершенно вне всякой связи с Мичуриным И Лысенко, и которого Лысенко превратил в своего союзника после его смерти, когда, естественно, М. Ф. Иванов протестовать не имел возможности.

Мы знаем также, что разработанная Вильямсом травопольная система, проводимая повсюду, привела к большим убыткам, и в настоящее время ищут замены этой системы: знаем также, что на Совещании работников сельского хозяйства областей Юго-Востока 18 марта 1955 г. («Правда», 19 марта 1955). Н. С. Хрущев бросил ученым упрек: «Однако возникает вопрос: чем же заменить эту систему. На этот вопрос должна бы дать ответ наша сельскохозяйственная наука. Между тем ученые заняли в этом вопросе непонятную позицию выжидания. Такая позиция не к лицу деятелям нашей сельскохозяйственной науки». На совещании присутствовал и Лысенко, очевидно, и он, вопреки своему обыкновению, не смог дать ответа на этот вопрос.

Я не специалист по агротехнике и поэтому, конечно, я не смогу дать никаких конкретных указаний; задача настоящего параграфа несравненно более скромна: постараться выяснить, почему молчат ученые, а следовательно, наметить пути для прекращения этого, ненормального положения. Для этого и необходимо критически разобрать основы теоретического наследства Вильямса. Основы его изложены в книге В. Р. Вильямса «Травопольная система земледелия». Избранные труды, 1949, и в статье И. Н. Антипова-Каратаева «Теоретические основы учения В. Р. Вильямса» (сборник «Философские вопросы современной биологии», Институт философии Академии наук СССР, 1951, с. 69—95). Книга Вильямса была издана в 1949 году, в тот период, когда догматизация его учения достигла наивысшей точки, а статья Антипова-Каратаева — уже после статьи Лысенко, внесшего некоторые коррективы в учение Вильямса.

В своей статье Антипов-Каратаев противопоставляет два направления, возникшие как продолжатели основоположника учения о почве Докучаева: 1) учение о едином почвообразовательном процессе Вильямса, применившего марксистский диалектический метод к рассмотрению почвы как природного тела и основного средства сельскохозяйственного производства (с. 73); 2) так называемое «педологическое» направление, называемое самим Вильямсом «современной докучаевской школой» (с. 84), отрывающее науку от практики, тормозящее применение науки к практике (с. 87). Это направление, связанное с именем К. Д. Глинки и других почвоведов-педологов, господствует в мировой литературе по почвоведению, и даже после 1948 года потребовалось особое постановление Президиума Академии наук СССР 1949 г. о работе Почвенного института АН СССР, где, между прочим, говорится (Антипов-Каратаев, с. 88):

«1. В научной работе Института еще не изжиты недооценка и недостаточность развития учения академика В. Р. Вильямса о едином почвообразовательном процессе и травопольной системе земледелия, как основе повышения почвенного плодородия».

«2. Почвенный Институт по ряду разделов своей научной деятельности оторван от производственных задач почвоведения как науки, призванной теоретически обосновать практические способы повышения почвенного плодородия и на его основе создания высоких и устойчивых урожаев».

Другой школой, оспаривавшей взгляды Вильямса, была школа академика Прянишникова. Цитируем слова Вильямса из статьи Антипова-Каратаева: «Я стою на иной точке зрения, чем академик Прянишников, и поэтому его школа считает меня заклятым врагом удобрений и ставит мне это в большую вину. Это было бы действительно непростительной виной, если бы в этом утверждении (которое сильно распространено) была бы хоть тень истины» (с. 92—93). Антипов-Каратаев.указывает там же, что «Вильямс многократно доказывал, что только на структурной почве, создаваемой многолетними травами, эффективность минеральных удобрений повышается во много раз». «Для акад. Д. Н. Прянишникова, — писал он,, — совершенно не существует проблемы структуры почвы». Диалектическое учение Вильямса, по мнению Антипова-Каратаева, отточилось и окончательно оформилось в многолетней борьбе с педологами (не следует их смешивать, конечно, с педологами как определенным направлением в педагогике. — А. Л.), агрономами-антиструктурниками, сторонниками мелкой вспашки и сторонниками минеральной агрохимии.

Упоминая Глинку и Прянишникова как руководителей виднейших школ, противостоявших школе Вильямса, Антипов-Каратаев не упомянул имени профессора Дояренко, которого, конечно, нельзя отнести ни к одной из характеризованных Антиповым-Каратаевым школ. Дояренко был лидером школы в агротехнике, критиковавшей чрезмерные претензии Вильямса в конце 20-х годов, но в начале 30-х годов Дояренко бесследно исчез, как и многие другие деятели сельскохозяйственной науки, а что касается его учеников, то

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили

И продали шпагу свою…

Сообразно с этим имя Дояренко подверглось полному остракизму.

Конечно, приписывать Вильямсу особую заслужу в борьбе с «теорией» мелкой вспашки нет никаких оснований. Как известно, эта «теория» возникла на основе широкого обобщения старого заволжского способа пахоты «под ленивку», который в условиях засушливого юго-востока довольно широко практиковался плохо оснащенным дореволюционным крестьянином, и хотя давал неважный урожай на единицу площади, но при обилии свободных земель иногда давал наибольший урожай на единицу затраченного труда. В период коллективизации эта система была легкомысленно распространена на весь юг европейской территории СССР, где в условиях гораздо более сильного увлажнения привела к колоссальнейшему развитию сорняков и была одной из важнейших причин голода на Украине и Северном Кавказе в 1932—1933 гг. Сейчас ее называют тулайковщиной (см. Всесоюзное совещание в колхозе «Заветы Ленина» 7—10 августа 1954 г., с. 107).

Огромное большинство компетентных деятелей агрономической науки, а не один Вильямс, протестовали против этой гибельной «теории», и многие честные ученые вписали свои имена в мартиролог советской науки; Вильямс, как известно, нисколько не пострадал. Е

Позицию В. Р. Вильямса иногда склонны были рассматривать как единственно возможную, пример партийности в науке, тем более что Вильямс уже в преклонном 65-летнем возрасте (в 1928 г.) вступил в ряды Коммунистической партии. Лысенко в 1949 г. прямо характеризовал противников Вильямса и Мичурина как представителей старой идеалистической реакционной науки (см. Антипов-Каратаев, с. 85).

Правда, уже в 1950 г. тот же Лысенко выступил с критикой отдельных ошибок Вильямса и обвинил многих научных работников и агрономов (себя он, конечно, считал ни в чем не виноватым) в том, что они отождествили теорию Вильямса с разработанной им же схемой практических мероприятий. Эти ошибки перечислены в статьё Антипова-Каратаева (с. 94):

1) требование повсеместного применения схемы травопольной системы земледелия в неизменном виде, как она разработана В. Р. Вильямсом;

2) отрицательное отношение к посеву в травопольном севообороте важнейшей продовольственной культуры — озимой пшеницы и неправильная оценка ее как «мерила технического несовершенства хозяйства» (Вильямс);

3) отрицательное отношение к дренажу как якобы бесполезному мероприятию при освоении засоленных земель с высокими грунтовыми водами;

4) неправильное ограничение применения навоза только перепревшими его формами;

5) неправильное отношение к применению некоторых орудий обработки (борона, каток);

6) отрицание действия минеральных удобрений на бесструктурных почвах.

Антипов-Каратаев, следуя Лысенко, считает, что во всех этих ошибках виноваты «мнимые последователи Вильямса», догматики, но что все учение Вильямса, которое нельзя превращать в догму, имеет исключительно важное значение для прогресса агрономической науки.

Мы знаем, что призыв Лысенко и Антипова-Каратаева остался втуне, и ближайшие последователи Лысенко — Дмитриев и Демидов защищали догматически травопольную систему вплоть до выступления Н. С. Хрущева 23 февраля 1954 года. Правда, сейчас догматики впали в противоположную крайность, и, понимая под травопольной системой просто вхождение многолетних трав в севооборот, такие вертодоксы полностью распахивают клевера. На словах отречься от догматизма легко, трудно отречься на деле людям, воспитанным в догматическом духе.

Ясно, что вся теория Вильямса, допустившая такие ошибки, требует серьезного пересмотра. Уже пункт 6 указывает, что Вильямс в споре с Прянишниковым был не прав: упреки школы Прянишникова, что Вильямс недооценивал значение удобрений, очевидно, были совершенно справедливы.

Следовательно, надо постараться разобрать причину торжества Вильямса, причину его ошибок, а отсюда наметить и путь к плодотворному преобразованию его теории.

Успех всякого нового учения, как известно, объясняется или непосредственными практическими достижениями, или привлекательностью теоретических построений. Мне неизвестно, имеется ли настоящая научная сводка опытных данных по преимуществу травопольной системы земледелия. То, что приводилось в ее защиту, например на сессии ВАСХНИЛ, сводится к выхваченным изолированным примерам, иногда лишенным всякой убедительности. Возьмем, например, выступление агронома И. И. Хорошилова из Ростовского областного управления сельского хозяйства. Он приводит пример колхоза «Новая жизнь» Миллеровской МТС: «Если в 1934 г., в начальный период введения севооборотов, урожай зерновых культур в этом колхозе составил 4,4 центнера с гектара, то в 1935 г. он поднялся до 6,0 ц, в 1937 — до 8,9 ц, в 1939 — до 10,5 ц и в 1941 - до 11,4 ц с гектара. Таким образом, уже через 5—7 лет урожайность зерновых культур возросла более чем вдвое. Но это только начало благотворного влияния травопольной системы земледелия» (Стенография, отчет, с. 193). Хорошилов считает возможным приписать влияние травопольной системы на поднятие урожая от 4,2 ц до 11,4 ц с гектара. При этом он забывает, что средний урожай в начале XX века в царской России был около 36 пудов с десятины, т.е. около 5,5 центнера на гектар, а в настоящее время средний мировой урожай, как и средний урожай в СССР, колеблется около 10 центнеров. Рассчитывать от заведомо сниженного уровня значит вводить в заблуждение слушателей. Ну а если бы урожай в 1934 году был порядка одного центнера (в засушливой полосе это бывает), можно ли было бы говорить, что эффект травопольной системы — увеличение урожая в одиннадцать раз?

Дальше Хорошилов говорит о колхозах Сальского района и для колхоза им. Сталина приводит как будто гораздо более убедительные цифры: урожай зерновых культур за 1921—1933 гг. — 7,7 ц с гектара, после введения паропропашных севооборотов за 1934—1936 гг. урожай поднялся до 11,3 ц с га, при освоении травопольных севооборотов за последние четыре предвоенные годы достиг в среднем 20,5 ц. За время оккупации урожайность, естественно, упала, но дальше она стала из года в год повышаться, несмотря на неблагоприятные метеорологические условия некоторых лет. Однако Хорошилов указывает, что все колхозы района ввели травопольные севообороты, но, несмотря на это урожаи района в целом резко реагировали на погодные условия (с. 195), что иллюстрируется на приведенной таблице. Автор склонен объяснять эту разницу более последовательным освоением травопольной системы в колхозе им. Сталина, в частности большим развитием лесополос, например по сравнению со своим соседом — зерносовхозом «Гигант» (с. 199).

Приводится еще и ряд других данных.

Уже здесь мы имеем недостатки аргументации, свойственные людям, недостаточно знакомым с методикой подлинной научной обработки материалов. Берутся отдельные сопоставления, благоприятные для рассматриваемой гипотезы, остальные отбрасываются с указанием, что там, очевидно, испытуемая система была проведена плохо. О последовательности, непротиворечивости и знании работы предшественников особенно не заботятся. Это можно прекрасно проиллюстрировать на другом месте той же речи Хорошилова. Так, на с. 197 он возвращается к колхозу «Новая жизнь» и другим колхозам Мюллеровской МТС как особенно интересному для 1947 года, который был не совсем благоприятным для зерновых культур, а в отдельных районах Ростовской области оказался даже хуже засушливого 1946 года. И все же в колхозе «Новая жизнь» по пласту многолетних трав с площади 41 га получен урожай в 30,3 ц яровой пшеницы, а в колхозе «15 лет октября» той же МТС по обороту пласта с площади 40,5 га собрано по 30,1 ц пшеницы, а в колхозе «Политотделец» Зверевского района звеньевая Цуканова с 13 га яровой пшеницы, посеянной по пласту, собрала по 32 ц зерна с гектара. Хорошилов восклицает там же: «Таких урожаев яровой пшеницы в прошлом не знали жители Дона. Это небывалый урожай ценнейшей продовольственной культуры был обеспечен многолетними травами, восстановившими структуру и поднявшими плодородие почвы. Мелкокомковатая структура почвы позволила собрать и сохранить осадки, которые выпали на осеннее-зимний период, и, несмотря на малое количество осадков в вегетационный период, обеспечить такой высокий урожай».

Прежде всего отметим, что если бы Хорошилов читал Вильямса, то не стал бы говорить, что 30—32 ц с га — небывалый урожай, но об этом нам придется говорить дальше, сейчас же перевернем несколько страниц и прочтем следующие строки в речи того же Хорошилова: «…Ростовская область имеет свои особенности, которые зачастую не дают возможности полностью использовать все положительные свойства травяного пласта и на этой основе обеспечивать получение высокого и устойчивого урожая яровой пшеницы. Прежде всего, на эффективности пласта сильно сказывается общий недостаток влаги в почве. Как известно, многолетние травы, восстанавливая структуру почвы, в одно и то же время очень сильно и глубоко иссушают ее. Поэтому обилие питательных веществ, оставленных травами в почве, зачастую не может быть использовано из-за недостатка влаги. Вот почему урожай яровой пшеницы по пласту бывает то очень высоким в годы с обильными осадками в осеннее-зимний период, то низким, если запасы влаги в почве окажутся незначительными» (с. 201).

Дальше автор указывает, что повышение эффективности пласта является важнейшей проблемой для колхозов и совхозов Дона и наиболее перспективным приемом для этого предлагает снегозадержание, кстати сказать, давно известное.

Выходит таким образом, что без снегозадержания травопольная система тоже не обеспечивает устойчивости урожаев, и урожай по пласту менее устойчив, чем урожай по обороту пласта. Но приведенные для 1947 года цифры показывают, что урожай по пласту не ниже, а немного выше, чем по обороту пласта.

Таким образом, самое подробное выступление в обоснование травопольной системы на сессии ВАСХНИЛ 1948 года оставляет много сомнений. А выступление Хорошилова — единственное документированное. Академик И. В. Якушкин, от которого, по роду его деятельности, можно было бы ожидать обоснованных данных, в своем выступлении вовсе не коснулся этого вопроса, а академик П. П. Лобанов ограничился только ссылкой на совхоз «Гигант», который добился благодаря травопольной системе высоких урожаев даже в засушливые годы в крайне неблагоприятных условиях Сальских степей (с. 460).

Со времени сессии 1948 года прошло достаточно времени, и к началу 1954 года уже выяснилось, что травопольная система в ряде районов (в частности, Украины и степной зоны Северного Кавказа) не дает хозяйственного эффекта, приводит к значительному сокращению посева зерновых и к уменьшению сборов зерна (доклад Н. С. Хрущева 23 февраля 1954 г.). Значит, те радужные перспективы, которые открывались на сессии, были необоснованными. Иначе говоря, метод доказательства теми опытными данными, которые приводил Хорошилов, в корне порочен. А этот метод заключается в приведении лишь небольшого числа цифр, благоприятных защищаемой гипотезе, из огромного числа данных, большая часть которых вовсе не является поддержкой рассматриваемой гипотезы.

Слабость опытного обоснования травопольной системы на юге СССР и провал ее в широкой практике колхозов и совхозов уже заставляют думать, что привлекательность ее покоится прежде всего на теоретической обоснованности. Это, несомненно, так. Приведу из речи А. В. Михалевича на сессии ВАСХНИЛ 1948 года слова тракториста Д. Пальченко о книге Вильямса: «…читая эту книгу, я каждый раз чувствовал, будто у меня кто-то с глаз повязку снимает. Когда я начал применять лущевку, а потом пахоту с предплужником, мне казалось, будто в мозгу моем наука В. Р. Вильямса зажгла какие-то особые фары знания и силы, и они дали мне возможность ясно видеть нутро обрабатываемой мной земли — этой великой кладовой высоких урожаев» (с. 355).

Должен сказать, что я, не будучи специалистом по агротехнике, от чтения Вильямса получил приблизительно те же впечатления, что и тракторист Д. Пальченко: открываются какие-то новые перспективы, груды фактов освещаются новым, ярким светом. Как известно, взгляды Вильямса отличаются большой широтой и они включают и идеи о чередовании растительных сообществ, причем я слыхал от одного образованного и очень строгого биолога, что по широте и убедительности своих рассуждений Вильямс стоит значительно выше американского ученого, работающего по смене сообществ, Клементса. Поэтому для меня вполне понятно, что Вильямс оказывал огромное влияние на своих учеников, видевших в его противниках в лучшем случае ползучих эмпириков и упрямых консерваторов, а в худшем — безусловных вредителей.

Сейчас, когда взгляды Вильямса во многом оказались ошибочными, необходимо вкратце ознакомиться с ними и постараться выяснить степень их убедительности. Если мы возьмем предисловие профессора М. Г. Чижевского к книге Вильямса (с. 4), то увидим, что травопольная система земледелия включает осуществление, следующих мероприятий:

а) посадку защитных лесных полос, облесение и закрепление песков;

б) правильную организацию территории с введением травопольных полевых и кормовых севооборотов и рациональным использованием земельных условий;

в) правильную систему обработки почвы, ухода за посевами и, прежде всего, широкое применение черных паров, зяби и лущения стерни;

г) правильную систему применения органических и минеральных удобрений;

д) посев отборными семенами приспособленных к местным условиям высокоурожайных сортов;

е) развитие орошения на базе использования вод местного стока путем строительства прудов и водоемов.

Что все указанные мероприятия входят в травопольную систему, совершенно справедливо, но не следует думать, что все они специфичны для травопольной системы. Попытки облесения степной полосы начались задолго до Вильямса, и крупные успехи были достигнуты в Каменной степи и других местах. Никому не приходило в голову возражать против степного лесоразведения в смысле его желательности: спор шел лишь о технических приемах решения этой задачи и о возможности или невозможности лесоразведения в тех или иных районах. Пункты г—е (удобрения, высокоурожайные семена и орошение) тоже не представляют ничего специфического и, как видно из начала этого параграфа, в ряде случаев Вильямс неправильно разрешил проблему удобрений. Черные пары, лущение стерни — тоже не новость. Наконец, травопольные севообороты в смысле Вильямса вовсе не обозначали просто включение трав в севооборот. Клевер давно вошел в севообороты северных стран (см. Большая Советская Энциклопедия, 2-е изд., т. 21, с. 39). Люцерна, еще более древнее культурное растение, в Средней Азии возделывалась еще за 2500 лет, широко распространена в США, Австралии, Индии и других странах, в частности, в хлопководческих районах Средней Азии регулярно сменяют хлопчатник на полях (БСЭ, 2-е изд., т. 25, с. 572).

Таким образом, определение Чижевского не дает почти ничего для понимания травопольной системы и, видимо, сыграло немалую роль для той путаницы в понимании травопольной системы, которая сейчас господствует. Позволю себе, на основании данных самого Вильямса, выделить то специфическое, что свойственно травопольной системе.

Чем отличается введение сеяных трав в севообороте (травосеяние) от травопольной системы?

Прежде всего, целевой установкой. И на Западе, и у нас в Средней Азии на орошаемых землях главными целями травосеяния было:

1) получение кормовой массы; 2) удобрение почвы азотом от бобовых растений благодаря деятельности клубеньковых бактерий: в крайнем случае, как с люпином, последний использовался только как зеленое удобрение. Конечно, и при посеве с последующей запашкой люпина, и при посеве трав происходило и восстановление структуры почвы, но полное осознание этого последнего обстоятельства было основным достоинством травопольной системы земледелия.

Что вопросу о структуре почвы многие не придавали долгое время существенного значения, могу судить по тому, что в конце 20-х годов настоящего столетия некоторыми учеными на Западе усиленно рекламировалась фрезерная обработка почвы, и были даже построены фрезерные машины. Они превращали землю в пух и, говорят, в первые годы давали очень резкое повышение урожая, истребляя, кроме того, многих почвенных вредителей, как, например, личинок майского и особенно июльского хруща. Но работа фрезерных машин полностью разрушала структуру почвы, и вслед за резким повышением урожая получалось не менее резкое снижение. Сейчас об этих фрезерных машинах что-то не слышно. Этот пример очень поучителен для осуждения того Порочного метода, который практикуется у нас, особенно после 1948 года, когда не просто опровергается то или иное нововведение, но стараются позабыть о нем и тем самым не извлекают полезного урока из сделанной ошибки.

Вот то, что неясно изложено в пункте «б» у Чижевского (правильная организация территории) и является, по-моему, крупнейшим достижением Вильямса, причем, не будучи специалистом, я, конечно, лишен возможности судить о приоритете, т.е. о наличии предшественников у Вильямса по данному вопросу. Вильямс выдвинул положение, что для любого района не может быть одной схемы севооборота, а что вся территория должна быть разделена на три группы угодий: водоразделы, склоны и долины (с. 139). На водоразделах должно разводить только леса и сады. Травянистые же растения должны быть полностью исключены. Склону и долине соответствуют два различных севооборота — полевой и кормовой (заменивший понятие луговодства), причем, в зависимости от условий, может преобладать на площади полевой севооборот или, в случае преобладания луговых долинных почв, кормовой: в этом случае хозяйство должно приобрести животноводческое направление (с. 142). Культура леса, на водоразделах не только размещает необходимый для хозяйства лес там, где полевые культуры малоперспективны, но и регулирует таяние вешних вод и тем самым препятствует возникновение оврагов и обеспечивает влагой склоны.

Роль многолетних трав в полевом и кормовом севооборотах совершенно различна. «В полевом севообороте мы мирились с многолетними травами как с неизбежным злом. В полевом севообороте посев трав необходим для восстановления прочности структуры почвы. В кормовом севообороте, наоборот, центр тяжести в создании кормовых растений» (Вильямс, с. 209). Из различия целевой установки вытекают следующие радикальные отличия использования многолетних трав в полевом и кормовом севообороте. <

В полевом севообороте смесь многолетних трав занимает один год севооборота для поддержания прочности структуры (т. е. при уже установившемся севообороте) и два года, чтобы восстановить утраченную прочность (с. 149), в луговом (кормовом) севообороте те же 5—7 лет. Следовательно, так как в полевом севообороте многолетние травы возвращаются через 6—7 лет, то общая площадь многолетних трав составляет 14—17% всей занятой под севооборот площади. В луговом же севообороте луговой период, занимаемый обычно травами, длится, как и полевой период лугового севооборота, 4—7 лет (с. 323), и, следовательно, травы могут занимать до 50% площади.

Вильямс приводит совершенно отчетливые аргументы в пользу каждого из своих положений. Перечислим их вкратце.

1. Почему смесь трав, а не чистые посевы ? Роль многолетнего кустового злака — придание почве всего пахотного слоя комковатой структуры и пропитывание каждого комка перегноем, роль бобового — в снабжении перегноя каждого комка катионом кальция (с. 253 и 441) (курсив Вильямса. — А. Л.). Вильямс считает, что прочность структуры почвы не может быть восстановлена путем внесения в почву парового поля навоза, а только путем смеси многолетних трав (с. 252-253).

2. Почему многолетние травы в полевом севообороте держатся только год, самое большее два года ?

Почему сам Вильямс пишет, что в полевом севообороте приходится мириться с многолетними травами как с неизбежным злом? Потому что, как было указано раньше, полезные угодья занимают склоны, поля полевого севооборота не могут обеспечить необходимого количества воды, и этот момент — причина частых неудач культуры трав (выгорание посевов). Урожай кормовых растений в полевом севообороте всегда ниже тех же Урожаев тех же кормовых растений в севообороте кормовом. То, что трава в поле дает кормовую продукцию, то есть сено, только до известной степени может погашать расходы на травяное поле. Травяное поле в полевом севообороте есть абсолютная агрономическая необходимость, и этой необходимостью и определяется срок пребывания многолетних трав в полевом севообороте (Вильямс, с. 148). Примерно то же он пишет и на с. 254 и указывает, что средний урожай трав за первые два года, при правильных укосах около 40—50 центнеров сена на гектар, на третий год резко снижается до 17—18 ц (на с. 255 уточнение: первый год 50 ц, второй 35 ц, третий 18 ц, четвертый 13 ц на га). При правильной культуре лугов по Вильямсу получаем (с. 254) в среднем с 1 га 100—125 центнеров сена, и притом лучшего хозяйственного качества.

3. Почему же при однолетнем пользовании надо сеять многолетние травы, а не однолетние? Совершенно ясный ответ на это Вильямс дает, например, на с. 149—150. Однолетние травы обладают ограниченной способностью образовывать побеги, многолетние же — неограниченной. Масса корневых остатков, которую накопили однолетние травы, разлагается поэтому под влиянием бактерий, развивающихся при доступе воздуха. Это, как показывал Вильямс ранее, приводит к быстрому и полному разрушению органического вещества. Вводя однолетнюю траву, мы решаем только кормовую проблему и ничего не делаем для того, чтобы восстановить запас деятельного перегноя в почве.

А с решением этих вопросов связаны и следующие.

4. Почему вслед за травяным полем в полевом севообороте не может следовать озимая пшеница? Ответ дается на с. 157—159. Так как лучшим полем в травопольном севообороте будет поле, следующее за многолетними травами, то, по старой привычке, оставшейся от паровой системы земледелия, это поле часто отдают озимому хлебу. Но для этого его надо вспахать по крайней мере в июне, чтобы в августе или сентябре можно было засеять. Но при вспашке в июне органическое вещество будет поставлено в те же условия, как остатки любого однолетнего растения: иначе говоря, одним неудачно выбранным моментом вспашки пласта сводится на нет все агротехническое значение травяного поля в полевом севообороте. Кроме того, после трав озимое растение всегда дает пониженный урожай, благодаря одностороннему избытку азота в почве. Этот избыток вызывает усиленное кущение озимых растений, неустойчивый к полеганию хлеб и, кроме того, сильный перевес соломы за счет зерна.

Ввиду избытка азота сразу после многолетних трав стали перед посевом озими вводить так называемый клеверный пар, отчего получают хороший урожай озими. Но при этом приеме бесполезно разрушается выщелачиванием азот из почвы, накопленный за два года. Вот почему за травяным полем должно непременно следовать яровое. При этом вспашка будет глубокой осенью, когда в почве будет.много воды; весной тоже максимум влажности, разложение будет происходить в анаэробных условиях, т. е. будет происходить накопление перегноя, комки почвы будут пропитываться прочным перегноем. Создается прочная структура почвы, ради которой и вводятся многолетние травы в полевой севооборот и которая обеспечит высокий «[.устойчивый урожай всех культур севооборота до следующего (через 6—7 лет) возвращения на поле многолетних трав.

5. Обозначает ли это, что Вильямс не давал места озимым хлебам в полевом севообороте? Это считается главной ошибкой Вильямса, и в своей статье «Об агрономическом учении В. Р. Вильямса» (1950) Т. Д. Лысенко цитирует место из книги Вильямса «Общее земледелие с основами почвоведения», изданной в 1927 году, где Вильямс считает наличие озимых посевов в севообороте мерилом технического несовершенства хозяйства. Лысенко указывает, что Вильямс под давлением критики в последующих сочинениях несколько смягчил, но не исправил своего отношения к озимым. В «Почвоведений» (1939 г., год смерти Вильямса) он протестует против того, чтобы немедленно сократить площади озимых культур в СССР, и указывает, что только тогда, когда научатся получать на основе внедрения травопольных севооборотов и новых сортов высокие и устойчивые урожаи яровых, вопрос о пересмотре соотношения площадей яровых и озимых в хозяйстве встанет сам собой.

Как же примирить два как будто противоречивых требования: недопущение озимых после травяного поля и сохранение озимых? Очень просто: озимые предшествуют травяному полю, а не идут за ним. «В правильном травопольном севообороте главное удобрение применяется в пару, предшествующем озимому хлебу, под который будут подсеваться многолетние травы» (Вильямс, с. 242). В указанном издании избранных трудов Вильямса нет речи об озимых как о мериле технического несовершенства хозяйства, а только о недопустимости их после травяного поля. Вильямс вовсе не дал единой жесткой схемы севооборотов и, варьируя число полей, различие культур в севооборотах, можно было бы значительно увеличить площадь озимых в севообороте, не нарушая основных принципов травопольной системы земледелия.

Какие же коррективы вносит Лысенко во взгляды Вильямса? Ведь ни он, ни кто другой из выступивших в печати критиков Вильямса не отрицают вообще учения Вильямса, все считают его прогрессивным. Следовательно, они полагают, что общая теория Вильямса остается незатронутой.

Возьмем же некоторые из утверждений Лысенко и сопоставим со взглядами Вильямса.

1. В статье Лысенко читаем: «Наука и практика безупречно показали полезность посева многолетних трав в полевом севообороте для поднятия урожайности всех культур и для обеспечения животноводства хорошими кормами». Как совершенно ясно из ранее приведенных слов, травопольная система не возлагает на многолетние травы в полевом (а не в кормовом) севообороте задачу обеспечения хорошими кормами. Основная их задача — восстановление плодородия почвы, что должно сказаться на всех полях севооборота.

2. У Лысенко: «Как мы отмечали, в тех случаях, когда урожаи многолетних трав низкие, необходимо в первый год Пользования после первого укоса производить вспашку таких травяных полей под пар посева озимых. В этих случаях многолетние травы не должны занимать в севообороте самостоятельного поля, т.е. должны не уменьшать площади, занимаемой фуражными зерновыми или однолетними кормовыми культурами. И, наоборот, как уже говорилось, при хорошем урожае кормовых трав — их часто хозяйственно невыгодно распахивать летом, так как первый и второй укос трав по кормовым эквивалентам полностью компенсируют урожай зерновых фуражных или однолетних кормовых культур, который можно было бы вырастить на площади, занимаемой многолетними травами. Этим самым хозяйственно оправдывается отведение под многолетние травы самостоятельного поля. Немаловажное значение имеет и то, что при осенней культурной вспашке хорошо выращенных многолетних трав, как правило, создаются, нежели при летней вспашке, условия для микробиологических процессов, которые закрепляют, цементируют комочки почвы, чем создаются лучшие условия плодородия почвы для повышения урожайности всех последующих в севообороте культур». То, что Вильямс выдвигал как основную задачу введения многолетних культур — повышение плодородия, поставлено на конец, остается непонятным, какой смысл сеять многолетние травы, дающие низкие урожаи и не занимающие самостоятельного поля, т.е. скашиваемые летом. Низкий урожай лишает их самостоятельной ценности, а летнее скашивание, как показано выше, лишает их, по Вильямсу, того значения, которое они должны иметь для увеличения плодородия почвы. Кроме того, из слов Лысенко ясно, что он урожай травяных полей севооборота оценивает не столько в системе всего севооборота, сколько сам по себе. Этим утрачивается именно то, что ценно у Вильямса — систематичность его воззрений: его сменяет голый эмпиризм.

3. У Лысенко: «В засушливых и полузасушливых районах нередко пласт многолетних трав не является лучшим предшественником для посева озимой пшеницы. Причем обычно чем лучше выращена многолетняя трава, чем больший она дала урожай сена и чем дольше занимала поля, тем больше ее корни иссушают почву, и не только пахотный слой, но и подпахотный… В засушливых районах для посева озимых пшениц под черный пар в 10—12-польных севооборотах необходимо отводить два поля. Тогда легко будет на трех-четырех полях разместить озимую пшеницу. Озимая пшеница займет два поля черного пара и одно или два поля займет по другим предшественникам». Здесь Лысенко выдвигает совсем иную причину неудачи озимых пшениц после многолетних трав: иссушение почвы. Но Вильямс предлагает для многолетних трав 1—2 года в полевом севообороте, рекомендует озимую пшеницу как раз на полях черного пара: это не поправка Вильямса, а следование прямым указаниям Вильямса.

4. У Лысенко: «Травы могут быть и одногодичного использования, т.е. занимать в севообороте одно поле, особенно когда севооборот имеет меньше десяти полей. Думаю, что последнее, т.е. введение трав одногодичного пользования, в практике найдет большое применение». Как ясно из предыдущего, под видом исправления ошибок Вильямса Лысенко рекомендует именно то, на чем настаивал Вильямс.

5. Наконец, Лысенко в этой статье рекомендует для районов степи и лесостепи Сибири и Центрального и Северного Казахстана стерневые посевы озимой пшеницы: в этом «достижении» теория Вильямса решительно не виновата.

6. Все острие статьи Лысенко при правильном рассмотрении направлено против него самого. В вытеснении озимой пшеницы яровой Вильямс не виноват, так как из цитированных самим Лысенко слов Вильямса и приведенного мной места совершенно явствует, что Вильямс оставлял озимой пшенице место в травопольном севообороте и прежде коренной ломки установившихся отношений требовал научить получать в травопольном севообороте высокие урожаи яровых. Вместо этого, осторожного отношения после 1948 г. сторонники Лысенко (а все руководящие посты в сельском хозяйстве были заняты ими, занимают они их в большинстве случаев и сейчас) стали грубо вытеснять озимую пшеницу, а когда их стали законно в этом упрекать, свалили свою вину на Вильямса, вытащив устаревшее для самого Вильямса выражение 1927 года. Поддержал это, как мы видели, и Антипов-Каратаев.

В критике Вильямса совсем забыли основные положения его травопольной системы, и ошибки такого рода повторяются и в настоящее время. Например, в совсем свежем выступлении заместителя председателя Совета Министров СССР П. П. Лобанова «О мероприятиях по увеличению производства и сдачи государству сельскохозяйственной продукции колхозами и совхозами Юго-Востока» на совещании работников сельского хозяйства областей Юго-Востока (см. «Сельское хозяйство», 26 марта 1955 г. и «Ульяновская правда», 30 марта 1955 г.) он, критикуя отдел экономики Института земледелия Юго-Востока, указывает, что отдел попытался внести изменения в размещение сельскохозяйственных культур на Юго-Востоке. «Но все дело свелось к тому, что в своих предложениях министерству в январе этого года он рекомендует вводить в полевых севооборотах Заволжья не три поля многолетних трав, как это было раньше, а два. И это выдается за борьбу против шаблонного внедрения травопольной системы земледелия на Юго-Востоке! Между тем каждому ясно, что многолетние травы должны высеваться только там, где они экономически выгодны, дают высокие урожаи и не уступают по кормовым достоинствам другим кормовым культурам».

Если раньше в полевом севообороте рекомендовалось три поля многолетних трав, то это не «шаблонное применение» травопольной системы, а прямое нарушение взглядов Вильямса, который в полевом севообороте допускал не более двух лет многолетние травы. То, что ясно Лобанову, было неясно Вильямсу, так как, как видно из предыдущего, он считал? задачей многолетних трав прежде всего создание плодородия почв для будущих полей, а не .получение урожаев, не уступающих по кормовым достоинствам другим кормовым культурам.

В заключительном слове на Всесоюзном совещании в колхозе «Заветы Ленина» 7—10 августа 1954 года заместитель министра сельского хозяйства СССР В. В. Мацкевич говорит: «Я не знаю, чем руководствовался Василий Робертович Вильямс, когда механически делил растения на созидателей и разрушителей плодородия. Может быть, это был просто полемический прием, но я уверен-, что в этом вопросе бесспорно прав тов. Мальцев, который создание или разрушение плодородия почвы связывает не с растениями, а с методами обработки почвы» (с. 333). Но Т. С. Мальцев на том же совещании, где В. В. Мацкевич председательствовал, прекрасно изложил взгляды В. Р. Вильямса, что при существовавшей до сего времени вспашке однолетние растения, как правило, действительно не способны повышать плодородие почвы, так как летом в почве идут аэробные процессы. Т. С. Мальцев действительно творчески развивает теорию Вильямса, считая, что при отсутствии ежегодной вспашки получается плотная почва и создаются анаэробные условия, при которых и однолетние растения могут повышать плодородие. Это действительно новая идея, высказанная с полным пониманием теории Вильямса. Это понимание теории травопольной системы ясно и из слов Мальцева, почему он стал искать замены травопольной системы Вильямса: потому что для Зауралья травопольные севообороты не оправдали возложенных на них надежд и не способствовали прогрессивному повышению плодородия почвы из-за непостоянства урожаев самих многолетних трав — основы травопольного севооборота. В то же время положительное действие многолетних трав на почвенное плодородие не могло распространяться на всю ротацию севооборота. Относительно воздействия многолетних трав мы заметили, что через два, максимум через три года последействие многолетних трав на урожайность сельскохозяйственных культур не проявляется» (с. 19). Вот это и есть серьезная критика теории Вильямса: по теории Вильямса влияние многолетних трав должно быть на всю ротацию севооборота, а тут оказывается всего на два года.

Не могу не присоединиться по этому случаю к словам секретаря Курганского обкома КПСС тов. Г. А. Денисова (Стенограмма, с. 100), что ученый-самоучка Мальцев обладает большими агрономическими знаниями, чем некоторые сотрудники научно-исследовательских учреждений, и излагает мысли яснее и понятнее, чем многие профессора и академики. Вполне справедлив и упрек, обращенный Денисовым к Лысенко, что тот не поручил научно-исследовательским учреждениям поддержать инициативу Мальцева. О плохой поддержке Лысенко предложений Мальцева в 1983 году говорит и зам. министра совхозов СССР т. Кальченко (с. 173).

Но Мальцев вовсе не отрицает даже в Курганской области многолетних трав, так как во введенном им шестипольном лугопастбищном кормовом севообороте на солонцеватых землях четыре поля отведены под смесь люцерны с костром безостым (с. 26).

Мальцев, как известно, вовсе не претендует на универсальность предложенных им нововведений, интерес которых несомненен. Главное возражение, которое вызывает его система, заключается в том, что отказ от оборотной пахоты может способствовать развитию сорняков. Как видно из выступлений на совещании, Мальцевым проводится осеннее лущение и весеннее уничтожение всходов сорняков (главным образом овсюга, с. 255), но это вызывает некоторую затяжку посева (с. 225). Кроме того, из выступления т. Барсукова (с. 123) получается, что при общей чистоте посевов значительно увеличивается засоренность полей березкой, и Барсуков рекомендует специальные методы борьбы с этим сорняком. Ясно, что там, где особенное значение имеют наиболее ранние сроки посева (на юго-востоке) и где более влажный климат способствует особенному развитию сорняков (западная часть европейской территории Союза), отказ от оборотной пахоты вряд ли будет целесообразным: сообразно с этим в предложениях секций по разным зонам систему Мальцева рекомендуют испытывать с ограничениями. Но никак нельзя согласиться со словами Мальцева, который считает (в ответ на возражения академика Якушкина, что для полной убедительности требуются две ротации), что при широком заложении опытов достаточно одной ротации для решения вопроса (с. 216). Да и сам Мальцев устанавливает длительный опыт по изучению ряда вопросов, в частности, влияния многолетних трав на повышение плодородия почвы на разных фонах. Ясно, что, несмотря на очень обоснованную критику травопольной системы Вильямса, сам Мальцев вовсе не считает ее окончательно опровергнутой даже в условиях Шадринского района и, модифицируя ее, продолжает делать испытания. Такое критическое отношение и к себе, и к своим оппонентам можно только приветствовать. А мы знаем, как шарахаются из одной крайности в другую многие наши работники. Из статьи академика Н. В. Цицина «Против шаблона во внедрении травопольной системы земледелия» («Правда», 21 августа 1954 г.) видно, что после появления критики травопольной системы стали перепахивать клевера в Смоленской и Свердловской областях, где клевер вполне уместен. Но странными являются слова Цицина: «Мы уважали и уважаем Вильямса и его учение. Нельзя, например, забывать, что клевер в увлажненной Нечерноземной зоне дает высокие урожаи сена и является лучшим предшественником для льна.» Клевер начали сеять не позднее XVI столетия, а в XIX веке в его ценности никто не сомневался и решительно никакой заслуги в этом Вильямс иметь не мог. Здесь опять смешение травосеяния с травопольной системой.

Если, таким образом, даже у весьма авторитетных представителей сельскохозяйственной науки происходит смешение понятий, то у лиц, менее знакомых с делом, это уже является вполне естественным. Так, в статье В. Овечкина «Новатор Терентий Мальцев» («Литературная газета», 5 августа 1954 г.) мы встречаем аналогичные ошибки: 1) он упрекает таких ученых, которые, в угоду новым веяниям, начали распахивать клевера даже в Московской области, где они вполне оправдывали себя в травопольном севообороте; 2) он пишет: «Многолетние травы занимали монопольное положение единственных восстановителей структуры почвы лишь потому, что поле, на котором они росли, не возделывалось несколько лет». Оба утверждения показывают, что Овечкин не дал себе труда познакомиться со взглядами Вильямса, но почему он не проконсультировался с Т. С Мальцевым, который, несомненно, со взглядами Вильямса тщательно знакомился?

При такой путанице, если даже руководитель высшего научного учреждения по агрономии, академик Лысенко не разбирается как следует в травопольной системе, и получилось следствие: под травопольной системой стали подразумевать просто усиленное травосеяние: чем больше травы, тем полнее выполняется теория Вильямса по пословице: «Каши маслом не испортишь». Появились «травяные совхозы», но в появлении их Вильямс совершенно не виновен, а виноваты лица, спекулировавшие мнением Вильямса, прежде всего Лысенко. Но для Лысенко Вильямс, так же как и Мичурин, нужны были только как ширмы для захвата власти в сельскохозяйственной науке.

Резюмируя то, что изложено в настоящем параграфе, можно сказать, что единственной мне известной серьезной критикой травопольной системы является выступление Мальцева. Что же касается других критиков, в частности Лысенко, то их критика, в сущности, не касается травопольной системы Вильямса, так как:

1) по-настоящему травопольная система не испытывалась, а смешивались понятия травосеяния и травопольной системы;

2) сокращение озимой пшеницы шло вразрез с указаниями Вильямса, что такое сокращение допустимо лишь тогда, когда при правильно поставленной травопольной системе яровая пшеница будет давать не меньшие урожаи;

3) при критике-не различались строго полевой и кормовой севообороты, а также игнорировалось указание Вильямса на овощное поле в кормовом севообороте (Вильямс, с. 219);

4) в полевом севообороте многолетним травам отводили гораздо больше места, чем требовал Вильямс;

5) обвинение, что Вильямс дал жесткую схему травопольного севооборота, решительно ни на чем не основано, так как в пределах i;ex ограничений, которые Вильямс накладывал на севообороты, осталась очень большая свобода маневрирования;

6) нечего и говорить, что при критике воззрений Вильямса у приведенных авторов совершенно отсутствует широта взглядов и систематичность мышления, которые так выгодно отличают сочинения Вильямса от большинства сочинений по аналогичным вопросам. Достаточно упомянуть и его интереснейшие идеи о едином почвообразовательном процессе, и соображения об исчезновении первого горизонта грунтовой воды как следствия бесструктурности почвы (Вильямс, с. 396), и экономический подход к вводимым им усовершенствованиям (с. 289, 302), и многое другое. Получается резкое противоречие между высказываемым цитированными авторами уважением к Вильямсу и тем фактически полным отсутствием уважения, которое выражается в невнимательном отношении к его работам. Значит ли это, что система взглядов Вильямса очень прочно обосновала, и что, кроме тех ограничений, которые предложил Мальцев, мы Никакой критики высказать не можем? Нет, не значит, а потому приступим к критике.