§ 24. Практическое значение менделизма

Б. «Бесплодность» менделизма.

Это, пожалуй, центральное возражение против менделизма. Ему посвящено и выступление Лысенко (стенографический отчет, с. 23— 26), и выступление философа академика М. Б. Митина (там же, с. 322). Митин говорит: «К каким отвратительным уродствам приводит это на-правление, здесь проиллюстрировал в своем докладе Т. Д. Лысенко, приведя в качестве примера исследования Дубинина относительно влияния Великой Отечественной войны на хромосомный аппарат плодовых мушек. Дубинин достоин того, чтобы стать нарицательным именем для характеристики отрыва науки от жизни, для характеристики антинаучных теоретических исследований, лженаучности менделевско-моргановской формальной генетики, которая толкает на подобного рода «исследования».

Негодование против Н. П. Дубинина было бы уместно в устах, скажем, Т. Д. Лысенко, вся деятельность которого имеет строгую целеустремленность в смысле работы по поднятию урожайности (что эта целеустремленность имела вовсе не тот эффект, который ожидали, это другой вопрос), но не в устах философа, деятельность которого решительно никакого отношения к поднятию урожайности ни в теории, ни в практике не имела, не имеет и иметь не может. А если принять, что философия и вообще теория имеет право на существование, то и работы Н. П. Дубинина надо рассматривать с той точки зрения, помогают ли они разрабатывать теоретические вопросы эволюции. И здесь Н. П. Дубинину (вместе с Ромашевым) принадлежит заслуга выдвижения так называемых генетико-автоматических процессов, т.е. такой эволюции, которая идет без всякого контроля естественного отбора. Несомненно, эта солидно обоснованная гипотеза (вместе с аналогичной гипотезой «дрейфа» В. Райта) дает много для объяснения частного, но весьма интересного процесса образования большого количества видов при пространственной изоляции. Работа по изменению хромосомного аппарата дрозофил под влиянием суровых условий Отечественной войны вносит также свой штрих в детальное изучение так называемой микроэволюции. Это направление может подвергаться осуждению только в том случае, если оно занимает непомерно много внимания генетиков и отвлекает их от непосредственно производственных вопросов, которые оказываются нерешенными. Не главная масса наших генетиков работала с растениями и животными, имеющими хозяйственное значение, и число «чистых» генетиков, подобных Н. П. Дубинину, было невелико. Изучение же общих генетических законов, конечно, проводить удобнее (и несравненно дешевле) на мелких, быстро размножающихся дрозофилах, чем, положим, на свиньях и коровах. Тогда возражают, что нельзя переносить законы, найденные на дрозофиле, на свинью или корову или тем более на человека. Возражение справедливо, если понимать такое перенесение без проверки опытом, и несправедливо, если оно обозначает запрещение искать общебиологические законы, приложимые ко всем организмам. Клеточная теория, справедливо считаемая Энгельсом одним из крупнейших достижений XIX века, приложима ведь и к растениям и животным, и в этом заключается ее величие, указывающее на наличие общебиологических закономерностей. Теория эволюции касается тоже всех организмов. И, в частности, теория ограниченной полом наследственности, в выработке которой и помогла дрозофила, прекрасно освещаёт загадочные случаи наследственности некоторых ненормальностей и болезней у человека, как дальтонизм и гемофилия (от деда к внуку через здоровую мать). Все дело в том, что найденные закономерности не распространять догматически, а постоянно контролировать опытными данными. По отношению же к неожиданным фактам, не укладывающимся в уже найденные законы, следует избегать обеих крайностей: отрицать факты как противоречащие установленным законам, по принципу «тем хуже для фактов»; сразу отбрасывать хорошо установленные положения только потому, что некоторые факты этим положениям противоречат: так поступают наши лысенковцы по отношению ко всякому менделизму.

И если мы посмотрим на столь ненавистную лысенковцам и поддерживающим их философам «дрозофилистику», то увидим там много данных и по теории определения пола, и по колебаниям доминирования, и по преодолению многих первоначальных заблуждений первого периода менделизма. Поэтому и работа с дрозофилами имеет законное место в общем плане науки, в особенности в наших университетах и других вузах, которые просто по педагогической нагрузке не могут непрерывно вести работу непосредственно с сельскохозяйственными животными и растениями. Впрочем, академик Митин в 1939 году думал совсем иначе, и перемена его мнения объясняется совсем не научными соображениями.

Также неверно утверждение Митина, что менделизм является антиэволюционным учением (Стенографический отчет, с. 223). Верно, что и учение об изменчивости, и менделизм могут строиться и изучаться вне всякой связи с эволюцией, но это вовсе не означает, что они отрицают эволюцию. В механике статика изучает законы, касающиеся покоящихся систем; значит ли это, что статика отрицает динамику? Или заодно с менделизмом запретить всю статику? От философа можно было бы ожидать большей логической грамотности.

Любопытно, что Митин, проникнутый столь благородным негодованием относительно бесполезных работ Дубинина с дрозофилой, сохраняет (как и все философы) полное молчание относительно работ лысенковцев о превращении подсолнечника в заразиху, сосны в ель, граба в лещину и других превращений, очевидно, по его мнению, имеющих актуальнейшее практическое значение.

Перейдем теперь к другой стороне вопроса. Предположим, говорят лысенковцы, что менделизм даже кое-что и объясняет в явлениях наследственности, но задачей науки является не объяснение явлений природы, а преобразование природы в интересах человека. Для того, чтобы разобрать этот довод, полезно рассмотреть те методы, которыми человечество пользуется для селекции полезных животных и растений. Полный обзор всех методов селекции уместно сделать в конце четвертой главы после разбора достижений Мичурина и Лысенко (в качестве итога всего разбора чисто научной стороны вопроса) Сейчас же я остановлюсь только на двух наиболее распространенных методах выведения новых сортов: непосредственный отбор и отбор после скрещивания вполне плодовитых между собой сортов. Первый способ вполне уместно назвать дарвиновским, второй — менделевским. Дарвину хорошо было известно, что многие породы животных и растений получались путем скрещивания, но, в связи со всей системой своих взглядов, выдвинувших на первое место принцип отбора, он в эволюции как природных организмов, так и одомашненных скрещиванию отводил более чем скромную роль. Сообразно своему пониманию отбора, он принимал, что действие его более или менее одинаково во всех случаях, везде он более или менее могуществен В это воззрение Иоганнсен внес существенную поправку, показав, что в генетически разнородных популяциях отбор несравненно более могуществен, чем в чистых линиях. Иоганнсен, правда, утверждал, что отбор вообще бессилен в чистых линиях, и здесь он, несомненно, ошибался; этот вывод, как нетрудно показать, вовсе не вытекал ни из теоретических соображений, ни из фактических, но подробный разбор этого вопроса в настоящем издании не нужен. Но в огромной количественной разнице действия отбора в популяциях и чистых линиях сомневаться нет никаких оснований, и заслуга Иоганнсена, указавшего это различие, останется навсегда. А в связи с одновременным новооткрытием законов Менделя это и привело к тому, что путь селекции с гибридизацией стали считать основным, а не второстепенным, как думал Дарвин. И успехи дарвиновского метода селекции стали объяснять не непосредственным «творческим» действием отбора, а лишь выделением лучших образцов из гетерогенной смеси, возникшей первоначально в силу гибридизации немногих биотипов. Из двух давно известных методов селекции центр тяжести переместился на менделевский метод. Поэтому совершенно правы лысенковцы, когда они утверждают, что селекция после гибридизации применялась в незапамятные времена, задолго до Менделя. В параграфе 11 первой главы я привел указание М. Ф. Иванова о селекции английских свиней Йоркширов простым английским ткачом Иосифом Тулей, не знавшим, конечно, ни Менделя, ни Дарвина (свиньи были получены в 1851 году за восемь лет до выхода в свет трудов Ч. Дарвина и за 14 лет до появления в печати основного мемуара Менделя). Поэтому, если отрицать значение Менделя только потому, что менделевские методы применялись задолго до Менделя, то, как же надо отрицать значение Дарвина на том основании, что дарвиновские методы селекции применялись задолго до Дарвина? Думаю, что этот подход неправилен. В науке — обычное явление, что многие положения, ясно сформулированные тем или иным ученым, бессознательно используются предшественниками и народными массами, подготовляющими чисто стихийно нарождение научной теории. Древнейшие люди добывали трением огонь, цивилизованные люди этим искусством уже обычно не владеют: значит ли это, что механическая теория теплоты ничего нового не дала? В истории Геродота-в рассказе об избрании на царство персидского царя Дария ясно видно, что конюший царя Дария умел использовать условные рефлексы; да и вся дрессировка животных, основанная на условных рефлексах, уходит в глубокую древность. Умаляет ли это заслуги И. П. Павлова, который отчетливо сформулировал теорию явления, используемого человечеством с незапамятных времен? Таких примеров можно привести бесчисленное множество. И в данном случае, отдавая должное и Дарвину, указавшему на простой искусственный отбор, и Менделю, истолковавшему явления гибридизации, мы должны сказать, что менделистское толкование стоит много выше дарвиновского: во-первых, оно не исключает дарвиновского, а включает его, а во-вторых, оно дает математическую, количественную теорию расщепления, чему был совершенно чужд дарвиновский подход (попытки современных дарвинистов вроде Р. Фишера существенно дела не изменили). Все направление современной классической генетики, только первым этапом которого было новооткрытие законов Менделя, подымает биологию на значительно более высокий методический уровень, чем тот, на который ее поставил Дарвин. И между развитием теории теплоты и развитием теории селекции можно провести аналогию, иллюстрирующую диалектический характер развития научных теорий. Несмотря на издревле известные факты получения тепла трением, возникла теория теплорода, игнорируя эти факты, но имевшая историческое оправдание и давшая математическую теорию термодинамики, формулы которой в значительной степени (как первое приближение) сохранили силу до настоящего времени. А затем творцы механической теории теплоты использовали старые факты на повышенном основании. Так и с селекцией: она издревле широко применяла гибридизацию, но эти факты не были использованы Дарвином, который в основу положил простой отбор. Эти взгляды сыграли свою историческую роль, но теперь должны уступить место той теории селекции, которая возвращается к старой практике селекции сознательно и на повышенном основании. Игнорирование же менделизма Лысенко и его последователями не означает преодоления его на повышенном основании (это должно быть задачей настоящих ученых), а является простым возвратом к старым взглядам, чистой реакцией. Подробнее об этом будет сказано в четвертой главе настоящей работы.

Таким образом, полезное значение менделизма в деле селекции заключается в том, что тот процесс, который ранее применялся стихийно, бессознательно, теперь применяется сознательно. Конечно, дарвиновский метод сейчас применяется, но основным методом являются гибридизация вполне плодовитых между собой сортов растений и животных, где именно и приложимы законы Менделя. Дело, конечно, касается преимущественно однолетних растений. Полезно было бы пересмотреть списки сортов, выработанных за последние годы этим путем. Я ограничусь ссылкой на нашего выдающегося ученого, притом использующего и мичуринскую методику, академика Н. В. Цицина. В статье «Отдаленная гибридизация растений» («Природа», 1954, № 1, с. 21—34) он пишет: «За последние десятилетия во многих странах основным методом создания новых сортов пшеницы стала гибридизация. Методом скрещивания выведены лучшие современные сорта. Так, например, яровая пшеница Маркиз, занимающая почти 3/4 всей посевной площади Северной Америки, представляет собой гибрид, значительную долю участия в образовании которого приняли наши сибирские яровые сорта». Слушая радиопередачи всесоюзных совещаний работников сельского хозяйства этого года, я неоднократно слышал, что лучшим по урожайности сортом на Алтае является другой сорт канадской селекции Китченер. И что-то.я не слыхал, чтобы эти сорта (а также ряд других, полученных гибридизацией) «терялись» или требовали для своего сохранения внутрисортового скрещивания.

Таким образом, разговор о бесплодии менделизма является совершенным искажением действительности, но сейчас можно указать на новое, исключительно плодотворное направление селекции, хотя и не использующее законы Менделя, но целиком построенное на базе хромосомной теории, как известно, после Т. Моргана тесно увязанной с менделизмом. Я имею в виду искусственное получение полиплоидии.

Положение с вопросом о полиплоидии было прекрасно изложено в брошюре В. В. Сахарова «Пути создания новых форм растений (полиплоидия в эволюции и селекции)», изданной Всесоюзным обществом по распространению политических и научных знаний перед самой августовской сессией ВАСХНИЛ в 1948 г. Эта брошюра и все направление подверглись резкой критике на сессии со стороны лысенковцев (см., например, выступление Н. И. Фейгинсона, — стенографический отчет, с. 319), а после сессии ВАСХНИЛ лица, работающие в этом направлении (Сахаров, Жебрак, Навашин и другие) были отстранены от работы и все достижения были свернуты (см. прекрасную статью В. В. Баранова: «Полиплоидия — на службу советскому сельскому хозяйству» — Ботанический журнал, т. 39, 1954, № 2, с. 157—179). И достижения были немалые: крупнозерная гречиха В. В. Сахарова, кок-сагыз М. Навашина, пшеница Жебрака, конопля Рыбина и Сахарова, искусственное получение Рыбиным от скрещивания алычи и терна гибрида, ботанически идентичного культурной сливе, и т.д. Работы этого направления широко идут в мировом масштабе, и индусский ученый Парткасаратхи считает 1937 год пограничным столбом в истории селекции, так как в этот год благодаря действию колхицина на делящиеся клетки началось массовое получение полиплоидов. Опять и здесь полиплоиды использовались раньше: крупноплодные земляники, клубники и проч. получены от диких родичей удвоением хромосомного набора, что часто сопровождается увеличением размеров тела и отдельных частей. Но раньше такие сорта получались, используя выражение Н. В. Мичурина, в порядке «кладоискательства», «милостей природы», а с 1937 года использование колхицина и других веществ позволило получать удвоение хромосом по воле селекционера. Этот же метод путем удвоения хромосомного набора бесплодных гибридов при отдаленной гибридизации позволил преодолеть это бесплодие и тем самым открыл широкую дорогу для этого метода. Только используя явление полиплоидии, академику Цицину удалось преодолеть стерильность ржано-пырейных гибридов первого поколения (см. Цицин, 1954 г., с. 30).

Полезность и перспективность этого направления стоит в настоящее время вне всякого сомнения, и поэтому чудовищным является не то (Фейгинсон, см. с. 319 Стенографического отчета), что Сахаров называет этот метод методом направленного получения наследственных изменений, а то, что это направление было растоптано в 1948 году, и только благодаря самоотверженной работе Сахарова, Жебрака, Цицина и других удалось не только сохранить от гибели уже достигнутые результаты, но и усовершенствовать первые, конечно, требовавшие значительной доработки гибриды. Совершенно несправедлив упрек Баранова авторам полиплоидных сортов, что они слишком поспешно вводили сорта, еще не подвергнув их настоящей селекции. Ведь над селекционерами висели организации, планирующие науку, которые требовали результата за короткий срок, основываясь на заявлениях Лысенко, что он новые сорта выводит в два-три года. А по свойственной лысенковцам беспринципности, они склонны были обвинять в задержке работы Раппопорта, сражавшегося в рядах нашей доблестной Советской Армии, и Алиханяна, потерявшего ногу и здоровье на фронте (см. Стеногр. отчет, с. 369), и были очень снисходительны к И. Е. Глущенко, спокойно работавшему во время войны в глубоком тылу, в Киргизии. Лысенковцы очень любят напирать на политическую сторону вопроса; пока ограничимся этим политическим намеком, а подробно разберем вопрос, если потребуется, в последних главах настоящей работы.

Можно подвести итог настоящей главы. Окончательную сравнительную оценку разных методов селекции постараемся сделать в четвертой главе, после разбора достижений Мичурина и Лысенко, пока же можно совершенно точно установить следующее. Хромосомная теория и связанная с ней генетика, кратко называемая менделизмом — морганизмом, действительно должна войти в золотой фонд биологии. Конечно, это только первое приближение, как плоская тригонометрия только первое приближение в той геометрии, которая применяется при измерении поверхности земной коры. Ее нужно критиковать, развивать, усовершенствовать, заменять даже новой,. но отбрасывать ее достижения могут только обскуранты. Защитники ее, по свойственной всякому человеку слабости, впадали в преувеличения, недопустимые аналогии и т.д., но в практическом деле селекций пород животных и растений вред, причиненный ее адептами, ничтожен, польза же огромна. Но совершенно несомненен огромный вред, причиненный Лысенко, его сторонниками и поддерживающими их до сего времени философами в деле насильственного задержания развития плодотворных направлений селекции.

В следующих главах разберем направления в селекции, конкурирующие с направлениями, основанными на хромосомной теории наследственности.

Ульяновск 6 сентября 1954 г.