§ 2. Связь политики, права и демократии в истории

Анализ соотношения политики, права, демократии не на понятийном, а на исторически конкретном уровне невозможен без обращения к «экономико-историческому типу общества». Это тем более необходимо сделать, если не претендовать на окончательные и надвременные истины. Даже при самом поверхностном взгляде видны специфика и своеобразие взаимосвязи политических и правовых институтов в государствах, скажем, тысячелетней давности и в современных нам общественных системах. Эти сравнительные отличия видны не только в структуре, организации, функционировании, идеологическом оформлении и объяснении, но и в характере (что более важно для прочерчивания историко-временного вектора) взаимодействия их с социально-экономическими образованиями.

Со сменой экономико-исторических типов общества прослеживается последовательная и увеличивающаяся отдифференцированность друг от друга (реальная, предметно-наглядная) базисных и надстроечных структур, растущая самостоятельность последних. Такие процессы во многом объясняются нарастанием общественного разделения и специализации труда, усложнением и разветвлением (в сторону самобытности) норм и институтов общественной и духовной жизни. Связи между базисными и надстроечными структурами не исчезают, но становятся иными по формам, интенсивности, степени открытости. Они уже не могут жестко определяться формулой «что чем определяется». Не спасет здесь и оговорка «в конечном счете». Однако если политико-правовая и демократическая надстройки определяются базисом, то все же исходя из данной теоретической формулы невозможно объяснить, почему эта надстройка может предопределять фактическую ликвидацию хозяйственных укладов, форм духовной и политической жизни в обществе. Например, известный опыт коллективизации в нашей стране, культурная революция в Китае, известные события в Кампучии, политическая и расовая практика германского фашизма вполне могут служить историческими иллюстрациями приведенного тезиса.

Для понимания упомянутой формулы можно проанализировать марксовое теоретическое положение об историческом прогрессе: общества различаются не тем, что (результаты общественного производства) они производят, но тем, как (орудия общественного труда) они производят. При сравнении же ныне существующих общественных систем заметно стираются оба (в том числе решающие для Маркса) различия.

Более того, происходит все более определенная универсализация в формах организации и управления общественным производством. В то же время сохраняются оригинальные и многообразные, самобытные по своим традициям и характеристикам национальные политико-правовые и демократические образования. Можно найти, к примеру, много различий в государственно-правовых и демократических системах Англии и Франции, хотя в обеих странах экономические структуры в основном одинаковы. Не всегда более развитые экономические системы предполагают более совершенную политическую систему (например, США и Франция, Италия и Япония). Нет, скажем, прямой и определяющей связи между способом установления новой политической власти, государственно-правовых форм и уровнем экономического развития страны. Иллюстрацией тому могут служить, в частности, революционные события в Англии (XVII в.) и Франции (XVIII в.). При довольно стабильном и успешном развитии западных стран их институты власти тем не менее, по оценке некоторых исследователей, переживают кризис, который приобрел международный характер.

Исследования проблемы в форме поиска ответов на вопросы о том, могут ли на уровне своего развития государство, право, демократия быть выше или ниже обусловливающих их экономики и культуры общества; что в итоге определяет взаимосвязь названных явлений; кому конкретно выгодна та или иная эволюция политико-юридических, государственных форм, — свидетельствуют об упрощенном подходе, ограничении механическим пониманием предмета анализа. Как, например, ответить на вопрос, кому выгодна была Октябрьская революция 1917 г. в России?

Если необходимо раскрыть и понять подлинную природу политики, права, демократии, то вряд ли можно ограничиться их рассмотрением в неподвижном, застывшем в пространстве и времени состоянии. Только при исследовании соответствующих всесторонних и живых связей раскроются свойства, особенности, природа политики, права, демократии.

В настоящее время большой теоретический интерес представляют радикальные и даже революционные (во всяком случае по масштабам, направленности, результативности, значимости) события, происходящие у нас в стране и в странах Восточной Европы. Их анализ, несмотря на определенные трудности, они позволяет прийти к некоторым однозначным выводам: всякая консервация объективно отживших политических идей, институтов, их культивирование даже с самыми благими намерениями могут привести к социальной катастрофе; политическая теория — при всей ценности ее содержания, социальной принадлежности и ориентации — может стать консервативной и самонадеянной (полностью или частично); прежде чем переделать мир (в том числе и мир политики, права, демократии), его необходимо критически и самокритически объяснить.

Отсюда не случайны и даже в чем-то естественны те разнообразные (вплоть до взаимоисключения) толкования существовавших до недавнего времени политико-государственных и правовых структур в этих странах. Так, применительно к социализму в нашей стране структуры определяются как «авторитарно-бюрократический строй», «авторитарно-бюрократическая система», «ведомственный феодализм», «номенклатурный капитализм» и т. п. Несомненно одно: современный политико-правовой и демократический мировой опыт, как и его многочисленные теоретические конструкции, нуждаются в глубоком и принципиально-критическом осмыслении. Это должна быть критика, поднимающая политологию до уровня науки.