§ 1. Менталитет как социально-политическая категория

Процесс обновления российского обществоведения открывает дорогу к изучению новой проблематики, которая ранее либо вообще не считалась актуальной, либо отвергалась из-за несоответствия официальной идеологии и методологии. К этой проблематике и относится менталитет. Изучение менталитета позволяет лучше понять истоки российской государственности, духовности, что имеет огромное значение для процесса возрождения России. Менталитет помогает системному анализу российской действительности, поскольку относится к одному из значительных системообразующих факторов. Его изучение обязывает политиков и политологов больше учитывать в своей деятельности такие факторы, как внутренний мир человека и человеческих объединений, влияние на поведение людей окружающих условий, быта, климата, традиций, религии и других обстоятельств. Без учета менталитета не может быть современной науки управления, менеджмента, в том числе — политического, в основе которого лежат «человеческие отношения». Менталитет — одно из пересечений линий напряженности в поле политики, это одна из проблем современной политологии[381]. Трудно переоценить значение менталитета для политического воспитания молодежи и преподавания социально-политических наук в различных учебных заведениях страны.

В своей публицистической книге «Россия в обвале» один из самых крупных мыслителей и писателей современной России А. Солженицын, отвечая на им же поставленный главный вопрос о причинах столь быстрого падения России и нашей этому несопротивляемости, видит главное в потере «инстинкта государственного существования». Он пишет, что требовательная современность «диктует нам не просто задачу возрождения растерянных ценностей, но куда более сложную задачу построения новой России, еще никогда не бывавшей»[382].

Именно инстинкт государственности является определяющей чертой политического менталитета, приобретающей в современных условиях возрастающую актуальность.

Отечественные политологи и социологи пока еще по традиции проходят мимо целого ряда вопросов, которые отвергались советским обществоведением, таких, например, как влияние на социально-экономические, социально-политические и другие процессы, происходящие в России и в других странах, особенностей народов, коренящихся в глубинах исторической памяти, их самосознания, чувств, характеров, традиций, реакций простых людей, т. е. всего того, что и входит в понятие «менталитет».

Полагать, что у нас имеется хотя бы в зачаточном состоянии современная теория менталитета, тем более — политического, пока преждевременно. Налицо лишь некоторые идеи и подходы. О теории ментальности есть основание говорить лишь применительно к малоизвестным у нас трудам некоторых западноевропейских ученых, преимущественно историков. В их работах немало внимания уделяется понятию «менталитет», хотя четкое и однозначное определение его обнаружить трудно. Дается разное его толкование, однако все же позволяющее говорить о том, что менталитет имеет собственное содержание.

Что касается отечественного социально-политического лексикона, то в нем это понятие употребляется все чаще и чаще, хотя не всегда к месту. К сожалению, определение менталитета есть только в Политологическом словаре (под ред. В.Ф. Халипова) и Энциклопедическом словаре по политологии. Однако эти определения грешат абстрактностью и схематичностью и мало что дают политологии и общественно-политической практике.

Подобное отношение к проблеме менталитета имеет свои причины: менталитет как понятие и отражаемая им реальность не был востребован советским обществоведением, и нет ничего удивительного в том, что по этой проблеме литература отсутствует. Поэтому приходится обращаться к зарубежным источникам, авторы которых уже более трех десятилетий занимаются этой проблематикой.

Первыми во второй половине XX в. к менталитету обратились западноевропейские историки, видимо, ощутившие недостаточность традиционной методологии для более глубокого познания прошлого. В их работах показано отличие ментальности от исторической и политической антропологии, намечены подходы к определению ментальности, объясняются причины актуализации этой проблемы в свете развития современного обществоведения. Так, по мысли Арьеса, современный интерес к ментальности указывает на желание общества вывести на поверхность сознания чувства и представления, которые скрыты в глубинах коллективной памяти[383].

Другой исследователь, Раульф, утверждает, что историки ментальности имеют дело с тремя разными формами человеческого сознания и поведения — категориями мышления, нормами поведения и сферой чувств. Ментальность находится глубже этих форм — это некая предрасположенность, внутренняя готовность человека действовать определенным образом, область возможного для него[384]. С точки зрения английского ученого Берка, ментальности свойствен интерес к невысказанному и неосознанному, к практическому разуму и повседневному мышлению[385]. Некоторые авторы отмечают, что в Западной Европе в определенный период ее истории происходило нарастание «арифметической ментальности, склонности людей все читать и учитывать».

Теория ментальности помогает освободиться от вульгарного марксизма и прежде всего — от базисного подхода к человеку, от бледных, абстрактных и безличностных схем экономического детерминизма и классовой структуры общества, «потерявших» органическое единство народа и вместе с ним — реального человека с его историческими корнями, внутренней жизнью и проблемами. Видимо, не случайно Б. Курашвили пришел к мысли о необходимости видеть в обществе не только классические, но и другие классы: человеко-природные и социально-психологические[386].

Понятие «ментальность» исходит из латинского слова mens и из прилагательного mentalis, которое родилось в XIV в. в языке средневековой схоластики. Существительное же mentali возникает через триста лет в Англии. Оно — плод английской философии XVII в., где осталось философским термином. Во Франции (отчасти благодаря Вольтеру) оно проникает в обыденный язык. Правда, к началу XX в. это слово все еще воспринималась как неологизм. В словаре С.И. Ожегова слово «менталитет» называется «книжным» и определяется как «мировосприятие, умонастроение»[387].

Данное определение менталитета, хотя и иллюстрируется примером «менталитет русского народа», недостаточно. Дело здесь не столько в изначальном смысле слова, сколько в сути отражаемых сегодня в нем явлений. Менталитет, не имея четко выраженной логической формы, обладает определенной системностью, отличается как от правосознания, так и от верования. Это совокупность образов и представлений, которыми руководствуются человек или группа людей. Скорее всего, менталитет лежит между двумя формами познания: рациональным и эмоциональным, взаимодействуя как с первым, так и со вторым. Эмоциональное нередко проявляется в религиозной вере. Возможно, этим объясняется такой поражающий обычных людей феномен, когда крупный ученый или рационально мыслящий политик признает себя верующим и соблюдает религиозные обряды. Хорошо известно, что вера не всегда мешает рационально воспринимать действительность, а в ряде случаев помогает этому. Современное обществоведение, в том числе и политическая наука, не все может объяснить, опираясь только на законы общественного развития, игнорируя при этом такие факторы, как рефлексия, элементы иррациональности, то, что изучает феноменология, герменевтика и другие отрасли современных знаний. Как говорил один из героев Ф.М. Достоевского, объясняя свою любовь к жизни, «дороги мне клейкие, распустившиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек. Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь»[388].

В июне 1994 г. историками Российской Академии наук была проведена международная конференция с участием американских ученых. В результате был издан капитальный труд «Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.)». На его первых страницах констатируется, что вся мировая историография вслед за французской школой Анналов несколько десятилетий изучает менталитет различных общностей, и это считается исследовательской задачей первостепенной важности. В материалах конференции дан анализ истории изучения менталитета в зарубежной литературе, обоснован междисциплинарный характер этой категории, подчеркнуто, что исследования менталитета заставили политиков и менеджеров считаться с умственными и духовными факторами в управлении. Некоторые западные исследователи увидели в менталитете феномен, который проявляется в рамках большой временной протяженности и даже консервативно-инерционной силы, что совпадает с известной оценкой К. Маркса обстоятельств, в которых люди сами делают свою историю, и традиции, «которые как кошмар прошлого тяготеют над умами живых». Поскольку конференция проводилась под эгидой историков, в ходе ее работы основное внимание было уделено историческому аспекту исследования менталитета, но обнаруживались и другие подходы, в том числе политологический.

По мнению, высказанному на конференции американским ученым Д. Филдом, менталитет, коренясь в жизни общества, широко распространен в значительной части населения, оказывая непосредственно влияние на политические отношения. При этом «менталитет молчалив: он проявляется скорее в деятельности, чем в речи или в явном представлении»[389].

Известный французский ученый Ф. Бродель связывает менталитет с устойчивыми социальными структурами. Структура, писал он, — это организация, цельность довольно определенного рода отношений между реальностями и социальными массами. Некоторые структуры становятся устойчивыми элементами для бесчисленного количества поколений. Однако все они оказывают и поддержку, и помеху. Как помехи они являются пределами, через которые ни человек, ни человеческий опыт не может пройти. Представьте себе, как трудно вырваться из известных географических рамок, из известной биологической реальности, даже из известных духовных обуз. Ибо ментальные рамки, заключает автор, тоже могут быть тюрьмами времени большой протяженности[390].

Другой специалист по менталитету, Ф.Я. Гуревич, отмечает такую черту менталитета, как инерция, которая является исторической силой исключительного значения. Менталитета изменяются более медленно, чем что-нибудь другое, и их изучение учит, как медленно шествует история[391].

Менталитет, конечно, нельзя рассматривать только в политическом аспекте, относя его к числу политических категорий. Это понятие относится к более широким, интегральным категориям, отражающим взаимосвязь политической и социальной сферы общественной жизни. Исходя из этого, рассматривая менталитет с политологической точки зрения, можно сказать, что он является социально-политической категорией, показывающей, как влияют на политику исторически сложившиеся социально-политические характеристики людей и их традиционные взаимоотношения с политической властью.

Менталитет и ментальность в разнообразных проявлениях нельзя характеризовать, не учитывая естественно-географические, этнические, социально-экономические и культурные детерминанты, влияющие на повседневное поведение людей. Каждая из них по-своему взаимодействует с политической властью, накладывая на это взаимодействие свой особый отпечаток, который власть обязана учитывать, если не хочет крутиться вхолостую или, что того хуже, оторваться от народа и его интересов. А народ, по определению российской Конституции, является единственным источником власти.

Менталитет в современном понимании — это социально-политическая категория, отражение социально-психологического состояния субъекта (народа, нации, народности, социальной группы, человека), которое складывается в результате исторически длительного и достаточно устойчивого воздействия естественно-географических, этнических, социально-экономических и культурных условий проживания субъекта менталитета и проявляется в различных видах деятельности. Складываясь, формируясь, вырабатываясь исторически и генетически, менталитет представляет собой трудно поддающуюся изменениям устойчивую совокупность социально-психологических и духовно-нравственных качеств и черт, взятых в их органической целостности (менталитет россиян, немцев; «новых русских»; бюрократии и др.), определяющих все стороны жизнедеятельности данной общности и составляющих ее индивидов. Он косвенно проявляется в самых разных аспектах образа жизни, в специфике экономических, социальных, политических и других общественных отношений, процессов, в смене поколений и социальном наследовании.

Что касается ментальности, то под ней следует понимать частичное, аспектное проявление менталитета не столько в умонастроении субъекта, сколько в его деятельности, обусловленной менталитетом. Поэтому в обычной жизни чаще приходится иметь дело с ментальностью, нежели с менталитетом, хотя для теоретического анализа важнее последний.

Политический аспект ментальности проявляется в отношении людей к общественному строю, государству, идеологии. Так, видный западный социолог XX в. Л. фон Мизес, подвергая резкой критике американских интеллектуалов и интеллигенцию за их предубеждения против капитализма, говорит об их антикапиталистической ментальности, связывая ее чуть ли не с завистью интеллигенции к тем, кто богаче их. Если это так, то есть основание говорить о ментальности капиталистической, социалистической и др.[392] Применительно к современной России речь может идти о ментальности той и другой направленности.

Анализируя исторические корни российского менталитета в связи с общинностью и соборностью, нельзя не обратить внимание на такие грани русской ментальности, как равенство и социальная справедливость, а также на настороженное отношение к частной собственности и особенное отношение к деньгам и богатству вообще. Социальное неравенство и прежде, и теперь весьма болезненно воспринимается в русской народной ментальности. Известно, что критика социализма была во многом направлена на нарушения социальной справедливости, несовпадение провозглашаемых идеалов с равенством и справедливостью. Именно критика имевшихся в прошлом привилегий у партийно-государственной и другой номенклатуры открыла дорогу некоторым нынешним руководителям нашего государства к власти. И именно восстановленные и во многом приумноженные привилегии подрывают авторитет и уважение к власти. Еще нетерпимее относится народное самосознание к богатству «новых русских», созданному на явном ограблении народа. Российский менталитет никогда не мирился с социальной несправедливостью, не будет он мириться с ней и сейчас. С этим обстоятельством политики и политическая власть обязаны считаться.