§ 1. Становление политической психологии как науки

1. Истоки политической психологии

Политическая психология — одна из новейших политических наук. Она возникла на стыке политологии с рядом «поведенческих» дисциплин, среди которых особую роль сыграли психология и социология. Правда, парадокс заключался в том, что до самого последнего времени психологи и социологи не очень-то интересовались самой политикой как объектом изучения и у нас в стране, и за рубежом. Точно так же отечественные историки не слышали до последнего времени о таком разделе политической психологии, как психоистория[411]. Причиной подобного дистанцирования от политики в нашей стране была… сама политика, а точнее, страх перед официальной политической машиной, вполне понятный в недавнем историческом контексте.

Ситуация в политологии складывалась несколько иначе. Политическая психология признана как перспективная область исследования в мировой политической науке достаточно давно. Да и в отечественной литературе, несмотря на идеологическое табу, первые разработки появились еще в годы хрущевской «оттепели», хотя лишь в годы «перестройки» произошло ее официальное признание как составной части политической науки.

Возникновение и развитие политической психологии имели свои особенности в разных политических системах. Попробуем проследить наиболее важные вехи этого процесса за рубежом и в нашей стране.

Еще не написана подробная история политической психологии от Платона до наших дней: эта история пока довольно коротка. Но очевидно, что предыстория этой науки богата выдающимися именами политических мыслителей. Наиболее значительные идеи о соотношении личности и власти, о природе человека в политике, о воспитании хорошего гражданина, о том, каким надлежит быть правителю, — все эти размышления Аристотеля, Сенеки, Макиавелли, Руссо, Гоббса, Смита, Гегеля и других великих мыслителей в основание новой дисциплины.

Однако все они творили в иных теоретических рамках, и не нуждались в специальном психологическом подходе к политике. Впрочем, психологии как науки в современном смысле слова тоже не было во времена Руссо или Гоббса. Только во второй половине XIX в. стали появляться концепции, которые можно было бы назвать непосредственными предшественниками современных политико-психологических работ.

Историки и философы, социологи и политологи тогда обратили внимание на то, что в самой политике появилось совершенно новое явление. Помимо вождей, королей, президентов и прочих представителей политической элиты в политике заметное место стали играть массы. Одним из первых уделил внимание этой теме француз Г. Лебон, написавший «Психологию народов и масс», «Психологию толпы» и «Психологию социализма». В этот же период появились «Преступная толпа» итальянца С. Сигеле, «Социальная логика» француза Г. Тарда и ряд других работ, среди которых и «Герои и толпа» русского социолога Н.К. Михайловского[412].

Появление на политической авансцене массы как нового субъекта было вызвано развитием промышленности, ростом городов и сопровождалось серьезными социальными и политическими потрясениями, революциями, забастовками. По резко негативной оценке первых проявлений массовой политической активности можно представить себе, как напуганы были современники этих событий. И Лебон, и Михайловский видели в массе угрозу индивидуальности, силу, нивелирующую личность. Среди различных видов массы они в первую очередь исследовали толпу как наиболее спонтанное проявление неорганизованной активности. Вполне справедливы и сегодня те характеристики толпы, на которые они указывали: агрессивность, истеричность, безответственность, анархичность.

Однако если в работах конца XIX — начала XX в. отмечена лишь негативная сторона массового поведения, те опасности, которые оно влечет за собой, то исследователи XX в., напротив, уделяли внимание позитивным аспектам массовых форм политического участия в развитии демократии. Так, современные политические психологи много внимания уделяют конструктивным аспектам массовых движений (от движения за права женщин до экологических движений).

Другой темой, вызвавшей интерес у ранних политических психологов, была психология народов и рас, национальный характер. Опираясь на идеи антропологической школы Ф. Боаса и Б. Малиновского, психологи искали подходы к соединению знаний о личности с анализом более широких социальных и культурных феноменов, в частности политики. При этом сама культура трактовалась как «спроецированная крупным планом на экран психология индивида, имеющая гигантское измерение и длительно существующая»[413]. Таким экраном, на который отбрасывается слепок с психологии индивида, является, прежде всего, национальный характер.

Еще одним источником формирования современной политической психологии стали идеи психоанализа. Знаменитая книга Г. Лассвела «Психопатология и политика» открывается справедливым утверждением автора: «Политология без биографии подобна таксидермии — науке о набивании чучел»[414]. Действительно, описание политического процесса без его творцов — скучно, да и неверно. Жанр политического портрета использовали авторы самых разных ориентаций. Например, в России начала XX в. большой популярностью пользовалась книга психиатра П.И. Ковалевского «Психиатрические этюды из истории»[415], где представлена галерея портретов политических деятелей от царя Давида до Петра I, от Суворова до пророка Мухамедда, от Жанны д’Арк до Наполеона.

Однако именно психоаналитическое движение придало политическому портретированию широкую известность. Одно из первых исследований в этой области принадлежало перу З. Фрейда и У. Буллита и было посвящено президенту США Вудро Вильсону. Большой вклад в создание таких портретов внес исследователь Фрейда, политический психолог Г. Лассвел. Так, в качестве материала для анализа личности американских политиков он использовал их медицинские карты. При этом он исходил не из того, что политики, как и другие люди, могут иметь те или иные отклонения, которые и представляют интерес для биографа. Лассвел искал прежде всего скрытые бессознательные мотивы поступков политических деятелей и находил их в особенностях детского развития, в тех конфликтах, которые послужили причиной психологических травм и оставили в душе будущего политика шрамы. Власть является тем средством, которое залечивает указанные травмы, что и объясняет ее притягательность.

2. Современное состояние политической психологии как научной дисциплины

Фундаментальные и систематические разработки по психологии политики начались в 60-е годы XX в. в США под влиянием «поведенческого движения». Тогда при Американской психиатрической ассоциации была создана группа для изучения проблем международной политики, на базе которой в 1970 г. был создан Институт психиатрии и внешней политики. В 1968 г. в Американской ассоциации политических наук возник исследовательский комитет по политической психологии, а в 1979 г. на его основе было организовано Общество политических психологов, уже получившее статус международного (International Society of Political Psychology, или сокращенно ISPP). Это общество сразу начало издание своего журнала «Political Psychology». В настоящее время публикации по политико-психологической проблематике появляются во всех престижных изданиях по политологии и психологии. В ISPP сейчас более 1000 членов практически со всех континентов. Ежегодно они проводят собрания, посвященные наиболее актуальным теоретическим проблемам. Так, в 1994 г. собрание проводилось в Испании и рассматривало тему: «Психологические аспекты политики изменения», на собрании 1995 г. в Вашингтоне обсуждалась тема: «Национальное строительство и демократия в мультикультурных обществах».

Хотя политическая психология получила действительно международное признание, однако большая часть исследователей живет и работает все же в США и Канаде. Назовем имена таких крупных ученых, как М. Херманн, Р. Сигел, Д. Сирс, С. Реншон, Ф. Гринстайн, А. Джордж, Р. Такер, Дж. Пост, Б. Глэд, Р. Кристи.

В Европе существуют свои давние традиции анализа политико-психологических явлений. Успешно работают в области политико-психологических исследований в Германии (А. Ашкенази, П. Шмидт, Г. Ледерер, Х.-Д. Клингеман, Г. Мозер и др.), во Франции (А. Першерон, А. Дорна, С. Московией), в Великобритании (X. Хает, М. Биллиг, А. Сэмюэль), а также в Финляндии, Голландии, Чехии, Испании, Польше и других странах. Хотя следует отметить, что традиционные политологи испытывают в Европе определенные опасения перед иррационалистскими политическими концепциями (прежде всего, перед психоанализом), с которыми у них по преимуществу и ассоциируется политическая психология.

Следует отметить, что интерес к политической психологии наблюдается в таких регионах, где раньше и политическая наука, и психология не имели развитых традиций, либо традиционные школы находились в отрыве от современной методологии. Так, в последние десятилетия исследования в этой области проводятся в Латинской Америке, в Африке, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в частности, в таких странах, как Китай, Индия, Пакистан, не говоря уже об Австралии и Новой Зеландии, где ведется большая исследовательская работа, издаются десятки монографий.

Хотя единичные книги и статьи появлялись и ранее, отсчет современного этапа развития политической психологии, очевидно, следует вести с издания в 1973 г. коллективной монографии под редакцией Дж. Кнутсон, в которой подведены итоги развития этой науки и выделены важнейшие направления для дальнейшего исследования[416]. Другой крупной вехой было появление монографии под редакцией М. Херманн в 1986 г.[417] Эта книга дает представление о тех изменениях, которые произошли в политической психологии, и выделяет следующие позиции. Во-первых, большинство исследователей пришло к убеждению, что фокус изучения должен быть сосредоточен на взаимодействии политических и психологических феноменов. Во-вторых, объектом исследования должны стать наиболее значимые политические проблемы, к которым привлечено внимание общественности. В-третьих, следует уделять значительно больше внимания политическому и социальному контексту анализируемых психологических явлений. В-четвертых, необходимо не только изучать результат тех или иных психологических воздействий на политику, но и пытаться понять процесс формирования тех или иных политических убеждений. И, наконец, в-пятых, современные политические психологи стали гораздо более терпимыми в отношении методов сбора данных и исследовательских процедур, полагая, что методологический плюрализм — неизбежное явление на нынешнем этапе развития теории.

О состоянии науки во многом можно судить по тому, кому и как широко она преподается. В качестве примера можно привести практику университетов США и Канады. Так, в 90-е годы в 78 университетах читалось более 100 курсов политической психологии. Лекции и семинары по политической психологии слушало более 2300 студентов только на младших курсах. Преподавание велось как для студентов-политологов, так и для психологов (хотя и в меньшей степени)[418].

Важным параметром развития науки является ее прикладное использование. Так, политические психологи активно привлекаются для поиска решений в конфликтных ситуациях. Известна эффективная роль политических психологов во время Карибского кризиса, при заключении Кэмп-Девидской сделки между Израилем и Египтом. Специалисты по политической коммуникации в разных странах Европы и Америки вносят свой вклад в подготовку политических лидеров к парламентским и президентским выборам.

Ряд политических деятелей сами владеют психологическими методами, используя их для выработки стратегии на будущее и для анализа прошлого. Так, один из соперников Дж. Буша по президентским выборам 1988 г. М. Дукакис активно работает в области политико-психологической теории. Такие известные политические деятели, как Р. Никсон и Д. Локард, психологически осмысливают свой прежний политический опыт. Интерес к работам по политической психологии проявляют политики всех ориентаций. Они используют данные этой науки для налаживания отношений с общественностью, для мобилизации населения на выполнение реформ, для принятия решений по важнейшим стратегическим направлениям политики.

3. Отечественная психология политики

Современная отечественная политическая психология также имеет замечательных предшественников. Особенно богато наследие конца XIX — начала XX в., когда интерес к личности, к психологическому компоненту социальных процессов был широко представлен и в политической мысли, и в философии, и в нарождавшейся социологии. Мы уже упоминали имя народника Н.К. Михайловского. Развитие этих идей можно наблюдать и в полемике марксистов с народниками, в частности в работах Г.В. Плеханова и В.И. Ленина.

До сих пор не только представляют историческую ценность, но и имеют практическую значимость концепции целого ряда русских мыслителей того периода. Так, в «Очерках по истории русской культуры» П. Милюков прослеживал развитие российской политической культуры, в частности особенности русского политического сознания в его «идеологической» форме на протяжении всей русской истории[419].

В свой русский период П. Сорокин размышлял над проблемой социального равенства, свободы и прав человека[420]. Пережив ужасы гражданской войны, он попытался их осмыслить не только как социолог, но и как тонкий психолог[421]. В начале века выходят пять маленьких томиков «Психиатрических эскизов по истории» П.И. Ковалевского, представляющие собой вполне реальную альтернативу психоаналитическим подходам к психобиографиям политиков. Позже, уже в 20-е годы вышла книга Г. Чулкова о русских императорах, где даны блестящие психологические портреты русских правителей[422].

Отдельная страница истории политической психологии должна быть отведена психоанализу. Это направление стало очень быстро распространяться в России особенно после революции 1917 г. О необычайной судьбе тех, кто увлекся ставшей модной теорией З. Фрейда, можно прочесть в книге А. Эткинда[423]. Пожалуй, самое поразительное в истории расцвета, запрета и вновь проявившегося интереса к психоанализу уже в наши дни — это именно его связь с реальной политикой. Можно без всякого преувеличения сказать, что не будь среди увлеченных идеями психоанализа таких политиков, как Троцкий, Каменев, Радек, судьба этой психологической школы в России была бы иной.

Еще предстоит осмыслить влияние марксизма на политическую психологию. Но, очевидно, это можно будет сделать не раньше, чем осядет пыль после политических и идеологических баталий Новейшего времени. Сейчас ясно лишь, что тот вариант марксизма, который развивался в Советском Союзе, не слишком способствовал проявлению интереса к этой проблематике. В нашем обществоведении преобладали тенденции, которые подчеркивали определяющую роль масс в политическом процессе и одновременно недооценивали значение личностного фактора, деятельность отдельных политических групп. При этом трактовка масс была весьма упрощенной. Они понимались как некая безликая сумма индивидов, приводимая в движение волей политического авангарда. Такие методологические посылки делали ненужным учет психологического фактора. Добавим к этому, что реального знания о политическом сознании и поведении отдельных представителей этой массы не было вообще.

В этом отношении политическая психология находилась еще в худшем положении, чем социальная психология и социология. Дважды в послевоенный период представители этих наук приступали к изучению человеческой составляющей общества в целом и политики в частности. Оба раза эти попытки были вызваны реформой системы: в годы хрущевской «оттепели» и в годы «перестройки». Первый этап возникновения серии работ, касающихся политико-психологической проблематики, относится к началу — середине 60-х годов XX в. Работы Б.Ф. Поршнева, Ю.Н. Давыдова, В.Д. Парыгина, Ю.Ф. Замошкина и других социологов, историков и психологов ввели в научный оборот проблематику политической деятельности в ее человеческом измерении. В эти годы происходит первое знакомство с трудами западных ученых и их критическое переосмысление в советском контексте.

В 70—80-е XX в. годы проблематика перемещается на периферию научных дискуссий и общественного интереса. В то же время, оставаясь невостребованной, она не перестает развиваться в рамках отдельных отраслей знания. Так, в рамках страноведения, под защитой рубрики «критика буржуазной социологии», политологии и иных теорий были опубликованы результаты отечественных исследований специалистов по развивающимся странам (Б. Брасова, Б. Старостина, М. Пешкова, Г. Мирского и др.), американистов (Ю. Замошкина, В. Гантмана, Э. Баталова), европеистов (А. Галкина, Г. Дилигенского, И. Бунина, В. Иерусалимского).

Политологи-страноведы обсуждали такие проблемы, как политическое сознание и поведение, политическая культура, политическое участие и другие политико-психологические сюжеты, оставаясь в рамках зарубежного материала, так как проводить непосредственное исследование своей собственной политической жизни не рекомендовалось. Книга А. Галкина, Ф. Бурлацкого, А. Федосеева, Д. Дмитриева, Э. Кузьмина, Г. Шахназарова и других советских политологов заложили основу современной политологии в целом и политической психологии в частности. Создание советской ассоциации политических наук способствовало поискам отечественных политологов в указанном направлении, помогало их приобщению к зарубежному опыту исследований.

Второй период обостренного общественного интереса к психологическим аспектам политики начался в середине 80-х годов с началом процесса демократизации и гласности, получившего название «перестройки». Первыми на запрос реальной политической практики откликнулись те ученые, которые уже имели определенный исследовательский опыт и интерес к политико-психологической проблематике: А. Асмолов, Э. Баталов, Г. Дилигенский, Е. Егорова-Гантман, И. Кон, Д. Ольшанский, А. Петровский, С. Рощин, Ю. Шерковин и другие известные политологи, психологи, социологи. За ними последовали их ученики, исследователи более молодого поколения.

В 90-е годы сама политика дала мощный толчок к развитию политической психологии. Начал формироваться социальный заказ на исследования по электоральному поведению, восприятию образов власти и политиков, лидерству, психологическим факторам становления многопартийности, политической социализации и многим другим.

Сейчас в стране работают десятки исследователей, ведущих как фундаментальные, так и прикладные исследования, занимающиеся одновременно аналитической и консультативной работой. Особенно востребованы немногочисленные специалисты в этой области в период выборов, где они способны просчитать ситуацию не на глазок, а с использованием специального научного инструментария.

Созданы научные подразделения и кафедры в области политической психологии в Москве и Санкт-Петербурге. Курсы лекций читаются во многих отечественных университетах. Вышли первые учебные пособия по политической психологии[424]. В 1993 г. была образована Российская ассоциация политических психологов, которая является коллективным членом ISPP.